Находясь за границей долгое время, даже будучи чересчур занятым своими проблемами, новой жизнью, интересными встречами, в какие-то моменты человек все равно остается наедине с собой.. и со своими мыслями. И, даже здесь, переваривая сотни новых впечатлений, всегда остается место для воспоминаний и боли. Когда, перебирая, словно аккорды, струнные мелодии минувших событий, натыкаешься на такие комбинации, которые будоражат необъяснимую тоску, чувство одиночества, тянут в далекие края, оставленные позади.
Многое изменилось с тех пор. Разговоры за столом сменились с обсуждения политики и семейных проблем на беседы о выгодных сделках, больших деньгах. Традиционные чаепития - крепким кофе, дабы быть активным в течение проведенного в бешенном ритме дня. Азан по утрам - боем колоколов. Даже будучи человеком нерелигиозным, чувствуется хоть бы и спустя долгие годы привыкания к новой культуре, языку, пище, как что-то внутри схватывается, и обрывается, обрывается... Бесконечное количество раз. Тоска стала Прометеевским орлом. Невыносимой пыткой, не дающей старым ранам прекратить кровоточить.
Вспоминается Баку.
Квартира наша, помню, располагалась окнами на два противоположных полюса. В южной части был балкон, с которого открывался прекрасный вид на город, благо дом наш был единственной пятиэтажкой в районе и стоял на спуске, возвышаясь, словно утес на краю обрыва, над тысячами мелких осколков-одноэтажек, неуклюже приютившихся рядом. Старые фонари вдоль улицы придавали ей какой-то нелепый шарм, напоминая о тех далеких годах, когда люди еще платили деньги за то, чтобы прокатиться на арабе по улицам города, звеня бубенцами, заставляя десятки детей радостно выбегать на балконы и завороженно наблюдать. Чуть дальше виднелась мечеть с бирюзовыми куполами, вытягивающая свои длинные руки-минареты в истовой молитве к небесам.
Тогда Баку еще не покрылся наростами ультрасовременных высоток, и можно было прекрасно рассмотреть почти весь город, даже самые его отдаленные концы и, что самое главное, море. Чайки так далеко от побережья не залетали, и слышать их крики почти не доводилось, лишь ветер часто приносил этот невообразимый запах морской воды, и веяло беззаботной прохладой - избавлением от изматывающего зноя, раздувая невесомые тюли, в которых рисовались замысловатые сказочные узоры.
Слева и справа от балкона росли два высоких тополя, летом так убаюкивающе перешептывающиеся на своем древнем непонятном языке, зимой - старчески поскрипывая, сгибая верхушки под налетающими порывами сурового ветра или бесшумно напоминая о своем присутствии раскидистыми ветвями, покрытыми пушистым снегом. Сидя на балконе, можно было часами слушать, как дождь выстукивает свой неподражаемо неистовый марш, смывая пыль с погрязневших листьев.
Давно это было. И никто уже не помнит, как плакали два старых тополя, когда их спиливали. Как замертво падали некогда могучие деревья, шумно обрушиваясь на землю со всей яростью и безмолвной обидой. Ломая ветки. С тех пор остались только два безжизненных пня, и долгое время дети из домов напротив сидели на их выжженых стволах, весело смеясь и греясь у костра.
Только иногда кажется, просыпаясь теплым вечером на смятой постели, что слышу их голоса, что склоняются длинные ветви к моим рукам, шелестя листвой, и просят, просят... "Помни"...