С.Л.
Если бы она не была так труслива,
она давно бы порезала себе вены.
1.
- Здравствуй, а как тебя зовут? – она была в сером платье с глуповатыми отворотами на руках и шее.
Её длинные волосы, выкрашенные в рыжий цвет, пахли дымом и пряностями. Её запястья были настолько тонки, что казалось, готовы были сломаться при любом касании, будь то перила, птичьи перья, тетрадные листы. Что-то манящее за самые далекие края играло в её глубоких до черноты глазах. И в то же время эта её неуклюжесть, некоторая чрезмерная тонкость, переходящая в острую -, да ещё и грубость в словах, принимаемая ей за шутки, милые шалости. Это все было заложено в ней кем-то Высшим. Все эти качества нещадно убивали библиотечные теории Дарвина, и кренились к самому прекрасному Создателю, которого только возможно почувствовать и нереально представить.
Такой её увидел и Я. А кто собственно есть Я? Что Я? Я – нечто мелькающее за кустами, прошедшее сквозь стену, коснувшееся её волос, упавшее в грязь, поднявшееся - снова упавшее. Я – есть. Я дышу так глубоко, как никто из вас. И я до безумия люблю её, но порезать нервные окончания не могу. Зачем? Но ведь именно так и выражаются самые сильные чувства. Наверное, у меня этих окончаний просто нет. А я – есть. Такой вот парадокс номер тысяча тринадцать.
- Как тебя зовут?
Я люблю прятаться от неё. Она ничего не должна заподозрить, поэтому я так скрытен. Прячусь в серых домах, залитых красным солнцем. Прячусь в ржавых банках и битых бутылках, не боясь порезать своё тело. Прячусь за углами домов, а потом неожиданно выбегаю навстречу, выбиваю у неё из рук пакет или шляпу и быстро бегу прочь. Так быстро, что сам задыхаюсь от этого.
Она живет на самом краю города, где мне дышится особенно холодно. Там все мерзнут от мала до велика. Какая-то аномалия.
- Почему ты молчишь?
Кто это с ней? Какая-то девчонка. Да еще и весьма глупая к тому же. Или немая? Стоит с открытым ртом, когда она её спрашивает.… Хоть бы на пальцах что ли что-нибудь ответила бы. Дура эта девчонка. Да не спррррашивай ты её, моя милая. Забудь. Идем лучше к остановке. Я провожу тебя до дома.
- Меня? – очухалась. – Я не помню…
2.
- Саша? – она так сладко пахнет сегодня. Какими-то цветами, пусть искусственными, из стеклянного пузырька с пуливизатором, но сладко. Тепленький такой запах. Хочется зарыться носом в её мягкие волосы, закрыть глаза и вдыхать-вдыхать…
- Да? – отозвалась та самая девчонка.
Девчонке на вид было лет 17, и она была похожа на стекло из разбитого зеркала. Такая же нелюдимая среди других зеркал и острая по краям. Еще и этот смолисто-черный цвет волос, и глаза непонятного оттенка. Я наблюдаю за её разговорами с моей королевой уже третий день. Перемещаюсь от дерева к дереву, чтобы не заметили. Хотя они и не хотят, кажется, ничего замечать.
- Ты очень сильно расстроишься, если я умру?
Я! Я очень сильно расстроюсь! Не надо! Я же исчезну, иссохну без тебя. Зачем так говорить? Зачем так хотя бы думать тебе? Моя милая, моя радость, моё счастье.… Только моя. Моя.
- Да!… Вы не должны так говорить. Вы будете жить очень долго. У Вас будет крепкая семья. Один или два ребенка. Муж Вас будет очень сильно любить. Обязательно будет! Я знаю…
- Я не создана для замужества. Я не могу стоять у плиты или бескомпромиссно мыть посуду. Знаешь…
Сел на траву за их лавкой. В этом парке так сыро. Мне кажется, я начинаю болеть. Мне так больно от её этих слов. А вдруг она и вправду умрет? Не зря же она так говорит. Ведь ничего не бывает просто так. Она предчувствует. Точно-точно.
- …я хотела бы побывать где-нибудь настолько далеко, чтобы там абсолютно все было иначе. Понимаешь?
- Может быть…
Ни черта ты не понимаешь. Ты же её едва знаешь, что ты вообще можешь понять? Я раньше никогда всерьез не задумывался над этим. Человеческая жизнь такая хрупкая, прямо как её запястья. Она ведь в любой момент может сломаться. Мое счастье может просто исчезнуть. Поскользнуться, перейти неправильно дорогу. Опасностей масса. А она такая маленькая, такая хрупкая…
- А давайте съездим туда вместе?
Какой же я дурак! Я плохо следил за ней.
- Давай, а ты хотя бы представляешь, где это может быть?
Она так красиво улыбается. Похожа на Весну, только что пришедшую в этот город. Моя милая, я буду следить за тобой днем и ночью. Пускай ты не пускаешь меня к себе, а я в окно залезу, в форточку протиснусь, заберусь через дверную скважину. Буду постоянно рядом с тобой. Буду за твоей спиной. Буду незаметнее твоей тени.
- Нет, но с Вами мне ничего не страшно…
3.
- Саша, ты любишь звезды? - небо сыпалось на землю прямо рядом с её тетрадкой, исписанной до середины.
Я разучился смотреть на звезды рядом с ней. Они отражаются у неё в глаза и становятся гораздо прекраснее и светлее. Ах, если бы ни эта девчонка, я бы вышел из своего убежища и коснулся её лица…
- Они холодные и колючие, как ежики намазанные фосфором.
Девчонка сидела прямо напротив неё, и смотрела ей в глаза, в то время как раньше это было позволено только мне.
Я прислонился к одной из берез, растущих в этом дворе. Было прохладно, и девчонка одолжила ей свою куртку. Она чуть зябла от недостатка солнца. Её рыжевато-медные волосы спрятались в коричневый воротник чужой одежды. Она вытащила их штопаных карманов этой куртки свои тонкие ладони и направила их в свою сумочку.
- Ты знаешь, я хочу порезать себе вены вот этими ножницами. Недавно я специально для этого положила их ночью к себе под подушку, но так и не решилась. Я такая трусиха.
Что с тобой, милая моя? Ты сошла с ума? Ты устала? Тебе одиноко? Неужели есть хоть что-то в этом мире, что способно заставить тебя так говорить?
- Если Вы хотите что-то порезать, то порежьте, пожалуйста, мне ладони.
- Зачем?
- Я не хочу чтобы Вам было больно.
Девчонка спрятала глаза, тупо уставившись куда-то вдаль. Но я-то видел все. Она обронила слезу? Она плачет? Ей тоже больно за мою девочку? Но ты ведь не жалеешь её. Я чувствую, это что-то другое.… Это боль. И мне тоже больно. До слез. Так много слез…
- Но и я не хочу делать больно тебе.
- Смотрите, дождь пошел…
4.
Стою на улице у окна в её комнату. Она такая тонкая в этой своей домашней несуразице. Такая разноцветная. Девчонка сидит за журнальным столиком и пьет чай. Она кажется выше без своей куртки и кроссовок. Наверное, спину выпрямила.
Она такая упрямая, моя маленькая глупенькая девочка. У неё опять в руках эти острые ножницы.
- Я хочу порезать себе вены этими ножницами.
Проходит по комнате, садится на пол. Девчонка ставит чашку и замирает. Такая тяжелая тишина. Я слышу собственное дыхание. Оно сливается с биением её сердца. Они вяжутся в узел…
- Ты не понимаешь. Я одинока. Меня никто не любит здесь.
Проводит лезвием по руке, оставляя за собой тонкую дорожку крови. Поднимает ножницы выше, чтобы глубже провести ими по венам.
Девчонка встает с места и хватается голой рукой за лезвие стригущего предмета в её тоненькой ручке. Из ладони девчонки нещадно хлыщет кровь.
- Что ты делаешь? – она удивлена. Она жива. Она цела и невредима. Отбери у неё эти ножницы!
- Я…
Девчонка садится на пол напротив неё и заглядывает ей прямо в глаза. Её губы заметно дрожат. В непонятного цвета глазах испуганно трясутся маленькие капельки зрачков.
- Я люблю Вас.
Девчонка нагибается к ней и целует её в губы. Медленно и неуверенно.
Что ты делаешь?! Какого черта!? Я убью тебя! Только выйди из этого дома, и я убью тебя!
Она, не в силах шевельнуться, пораженно вдыхает в себя воздух и закрывает глаза. Она отвечает девчонке на поцелуй.
Что вы делаете?… Я… Я… Я разобью это стекло!
Треск. Девчонка вскакивает и подбегает к окну.
- Что там? – она держит её за руку, боясь отпускать от себя.
- Там? – приходя в себя, переспрашивает Саша, мягко улыбаясь девушке. – Всего лишь ветер…
Конец бреду.
05.01.07