– Пудель, ты попал, - сказал Белый Болон и интересом посмотрел на приближающуюся к помойке девушку. – Так-так! Вижу в руке бумажный пакет – значит, грызть моим зубам аппетитную косточку! До чего же мне нравится эта девица! Был бы человеком – женился на ней без раздумий. Жаль, пудель, что ты не отведаешь ее угощения, даже если бы я вдруг решил с тобой поделиться.
– Я тоже девица, - дернула сапой Черная Собачонка и заскулила, - у-у-у! Не зови меня пу-у-уделем! Хотя бы пу-у-удилихой!..
– Смотри-ка, - удивился Белый Болон, - скоро окочурится с голоду, а так переживает, что ее за мужика приняли.
Он вскочил навстречу своей женщине-мечте с косточками, завилял хвостом и стал неуклюже топтаться на задних лапах. Эх! Какой великолепный танец могла бы исполнить Черная Собачонка! Какие чудеса прыгучести она могла бы показать! Увы. После того, как ее выгнали из дома, никто, разумеется, не чесал пуделиные кудри железной щеткой, а потому, когда сегодня она решила почухать засвербевшее ухо, ее коготь безнадежно застрял в свалявшихся клочках шерсти. Лапа стала затекать, да и спина заныла, и вообще – так не хотелось расставаться с собачьей жизнью в такой нелепой позе! Пуделиха коротко всхлипнула и из ее прекрасных, огромных карих глаз (достойных кисти итальянских живописцев!) потекли горькие слезы. Еще какое-то время жила надежда, что, может быть, поможет выпутаться девушка с мусором, но та рассеянно бросила полиэтиленовый пакет в бачок, вытряхнула рядом куриные кости и медленно пошла прочь, невзирая на метания Белого Болона между костьми и Черной Собачонкой, и его уничижительное тявканье. Она ушла, но вместо нее на помоечной сцене появилось очень большое необычное существо: коротконогая гладкошерстная мадам с пышными песочными усами и хвостом-колечком. Видно, на выведением этой породы трудилось немало собачьих особей. Гордо неся все отметены родословной, он потрусила к косточкам, но Белый Болон сел на них и безучастно стал смотреть на облака.
– Эй, ты! – неожиданным басом зарычала Песочная Усачиха. – ну-ка, быстро слез с моего завтрака!
– Привет, Шарлотта, - миролюбиво зевнул Болон, - как дела?
– Будут прекрасными, если ты уберешь свой грязный, блохастый…
– Тише! – возмутился Болон. – Не будем ругаться и неприлично выражаться!
– Я еще ничего неприличного не выразила, - обнажила желтоватые клыки Шарлотта. – Но скоро выражу! Прям по морде тебе и выражу! Шею перекушу! Кошку из тебя сделаю!
– Ужас, - наигранно задрожал Болон, - нет ничего страшнее беснующейся дворняги. Кошмар!
– А вам не ставили прививка от бешенства? – забыв о затекшей ноге, поинтересовалась у Шарлотты Пуделиха. – Потому что, если вы просто злая, дело можно решить полюбовно: грызней и дракой, а если вы бешеная – приедут дядьки и выстрелят в череп. Так моя хозяйка говорила. И все лезла в рот – смотреть, не собирается ил течь бешеная слюна. Хозяйки бывают такими забавными!
– Это кто?! – Шарлотта обошла вокруг Черной Собачонки и повернулась к Болону. – О чем болтает этот клок старой шерсти?
– Почему это – старой? – обиженно пробормотала Черная Собачонка. – Пыльной – может быть, но старой…
– Так, - громко подал голос Болон и потянулся. – Шарлотта, не смотря на всю необоснованность твоих претензий на мои косточки, я готов с тобой ими поделиться, а то и отдать все, если ты поможешь мне освободить пуделиху.
– Еще чего! – аж подпрыгнула Песочная Усачиха. – Эта неженка колченогая меня бешеной назвала, а я еще за это ее и освобождать должна?
– А как же собачья дружба? – напомнил Болон. – Кодекс улицы и подворотни для тебя уже ничего не значит?
– Какой кодекс? Она же пришлая! Вон, у нее даже ошейник на холке телепается! Поди, весна на волю позвала? А мне твои конечности по барабану. Ишь, цаца! Из-за нее меня еще и завтраком шантажируют!
– Шарлотта, - сурово прервал ее Болон, - сейчас укушу тебя в бедро!
– Ой, держите меня, «в бедро»! – Песочная Усачиха упала на землю и, кривляясь, стала кататься по травке. – «В бедро»! «В ляжку» наш блохастый Болон уже сказать не в силах! Ну, как же, как же – тоже ведь, почти домашний!
– Шарлотта, - глухо зарычал Болон и стал медленно к ней приближаться, - не зли меня. Я тебя и помоложе, и покрупнее буду. Смотри, разбужу в себе дурные наклонности и начну тебя с помойки гонять! Увидим, много ли ты себе пропитания в других местах добудешь.
– Ладно, ладно… Лишь бы старушку обидеть, - Шарлотта попятилась от Болона и поцокала вокруг Пуделихи. – Что я могу тут сделать? Ну, пусть посильнее лапой дернет: или шерсть прорвет или коготь сломает, но всяко лучше будет – коготь отрастет, а жизнь-то – она как лопух не вырастает.
– Это я мог посоветовать и сам, - нетерпеливо переминулся с лапы на лапу Белый Болон, - а что-нибудь умнее ты придумать не можешь?
– Нет! – рявкнула Шарлотта. – Где уж нам?! Ты меня запугал совсем – ничего сообразить не могу! Да и голод тоже, знаешь ли, не сильно-то спасательные фантазии будит!
– Кот с тобой, махнул лапой Болон, - иди, грызи, что найдешь.
Он подошел к Пудилихе, левой передней лапой прижал ее длинное ухо к земле, затем осторожно зажал в зубах застрявшую лапу и начал тихонько ее раскачивать. Через минуту Пуделиха вскочила, взвизгнула от непривычного покалывания в кожаных подушечках ноги, потом отряхнулась и с признательностью посмотрела Болону в глаза.
– Вот, больше было разговоров, - смутился под ее пристально-восхитительным взглядом Болон, - но я почему-то понадеялся сперва на Шарлоту. Она, конечно, собака скандальная, но подкармливала меня, когда я был щенком, вот я и привык думать, что Шарлотта поможет в трудную минуту… Она любит хвастаться своим черным небом – дескать, это признак породы и важной агрессивности, но, видно, в ее случае чернота – это лишь чернота и ничего более. Хотя, агрессивность, конечно, присутствует… Хм…
Он замолчал и поскреб дерн.
– Прекрасное нынче лето, - метнув из-под челки взгляд на пуделиху, прокашлялся он. – Уже все расцвело и дождей немного: аккуратно для прибытия пыли и нормального роста кустов.
– Вы так красиво изъясняетесь! – зажмурилась от удовольствия Черная Собачонка. – Опять же меня спасли… И костей Шарлотте ради меня не пожалели… Вы – удивительный пес! Я таких еще не встречала… Впрочем, я вообще еще мало кого встречала…
Она печально вздохнула и посмотрела в сторону виднеющегося через дорогу парка.
– Меня к сосне привязали, - опустила остренькую мордочку пуделиха, - лишили любимого дивана и миски в углу кухни. Се ля ви.
– Понимаю, - сочувственно кивнул Болон, - прошлым летом здесь тоже стоял прекрасный диван, немного драный, но один угол вполне приличный. На нем так приятно было встречать рассвет! Впрочем, его быстро уволокли бомжи. Но все же я понимаю твою боль от расставания с диваном.
– А кто такие бомжи? – отвлеклась от черных дум Пуделиха.
– Это как мы с тобой, только люди, – понюхал воздух Болон. – Есть хочется… Так что там с твоей миской на кухне?
– Она была прекрасна! – Черная Собачонка села, выпрямив спинку и стала похожа на фарфоровую статуэтку. – Бока ее были расписаны цветами, а наполняли ее утром и вечером. Лучше всего хозяйке удавалось печенка с кашей. Старушка видела плохо, резала печенку крупно и ее легко было вылавливать. Каша тоже была иногда ничего, но от нее вся шерсть на морде слипалась. Фу. Правда, когда меня подстригли, слипаться стало нечему… А скоро – и не отчего…
Пуделиха отвернулась, но Болон заметил как предательски задрожала у нее хорошенькая нижняя челюсть.
– А… – он тактично разглядывал голубей, клюющих крошки у помойки, – все-таки, что случилось-то? Так ведь не бывает – сегодня печенка, а завтра – веревка в парке.
– Наверное, всякое бывает, – шмыгнула кожаным носом пуделиха, гадила я много.
– Что-то не так со здоровьем? – покосился Болон.
– Не знаю, – тряхнула ушами Пуделиха, – гадила дома и все.
– А зачем дома-то? – изумился Болон. – Я вот в своем подъезде никогда не гажу.
Он мотнул кудрявой головой в сторону одной из дверей огромного дома, похожего на белый корабль.
– Во-первых, вокруг много кустов, – рассудительно начал Болон, – во-вторых, самому не очень-то приятно лежать под батареей и нюхать воспоминания о том, что ел вчера. Опять же могут перешибить запахи еды из квартир и ты не окажешься вовремя из нижней двери, не сделаешь жалкие глазки и не получишь косточку!
– Ты делаешь глазки? – хмыкнула Пуделиха.
– Ну… – Болон раздраженно вскочил, пробежался до кустов, потом вернулся, плюхнулся на асфальт и яростно вгрызся в свой блохастый бок. – Так зачем ты гадила дома?
– Не знаю, – отрезала Пуделиха, – хотелось и все.
– Прямо странно, – отвлекся от бока Белый Болон, – лишиться миски с крупной печенью из-за нежелания делать свои дела на природе?! Не понимаю ни того, другого.
– Да я сама не понимаю, в отчаянии вдруг заскулила Черная Собачонка. – Может быть и поняла бы когда, да только здоровый мужик, которого моя старушка звала сыночком, подскользнулся на моей лужице, ударился головой (мерзкой, между прочем, головой!) об косяк, ужасно выручался и вот… Я в лесу, в мой ошейник продернулся веревка и конец ее обвивается вокруг маленькой сосны… Было так страшно. Особенно ночью. Вот от страха-то я веревку и перегрызла, побежала на запах людей и вышла к дороге. Выждала, пока металлические жуки-машины разбегается с дороги – и быстрей сюда! Надеялась поживиться, да познакомиться…
Пуделиха кокетливо глянула на Болона, тот ухмыльнулся и они одновременно почесали уши.
– Что ж, – деловито вскочил на крепкие лапки Болон, – знакомство состоялось, теперь пришла пара таки поживиться! Свежие кости ушли Шарлотте, все стоящее на помойке мы еще вчера выгребли с людьми, можно, конечно, обойти соседние двери, но там, сама понимаешь, своих таких ловцов удачи хватает… Остается пока один вариант, а потом прошвырнется к летним кафешкам.
– А что такое летние? – радостно отряхнулась Пуделиха.
– Это-то место, где люди едят на улице потом, а зимой – из-за холода – нет.
– А сейчас лето? – трусила рядом с Болоном к его родному подъезду Пуделиха.
– Почти. Скоро будет. Сейчас конец весны, – Болон вдруг остановился и внимательно посмотрел на Черную Собачонку. – А ты знаешь, что такое зима?
– Н-нет, – растерянно улыбнулась та. А надо?
– Так она была ведь относительно недавно, – прищурился Болон. – Разве ты не валялась в холодной вате, что пахнет арбузом?
– Нет, – совсем обеспокоенно тявкнула Пуделиха, – но я чувствовала вкусный, свежий запах из-за окна, когда с неба падала вата. Ее потом хозяйка еще накидала между стекол и на елку, которую приволок сыночек в дом. Только эта вата была теплая, как шерсть…
Карие глаза – виноградины Пуделихи опять затуманились, печаль пробежала по всем завиткам кудряшек и опустила хвост.
– И сколько ра ты видела вату за окном? – тихо спросил Болон.
– Много, – пожала плечами Пуделиха.
– Нет, – терпеливо наклонил голову Болон, – я имею в виду не снегопад, а зиму в целом
Он увидел, что Пуделиха непонимающе сморщилась и почесала ухо.
– Ну, – пошевелил он розовым в крапинку носом, – вот сейчас будет лето – долго тепло, даже ночами, вокруг красота и много еды. Потом будут дни, когда зарядит дождь, листья упадут и еды станет меньше. Зато грязи больше. А потом придет зима. Со снегом, холодом, спешащими людьми и редкими кусками колбасы у забегаловок. Потом весна, паршивое, надо сказать время – то холодно, то жарко, мутная вода и гниющие отбросы… Ладно, не будем о грустном. Вернется к зиме. Ты обжигала лапы холодной ватой?
– Болон, – застенчиво сказала Пуделиха, – ты меня спас, красиво говоришь и ведешь к еде, но все же очень бестолковый. Я же объясняла – видела холодную вату из окна, но в доме она была теплая! Я не была на улице зимой! Я вообще на улицу вышла в первый раз недавно и по весьма неприятному поводу – когда сыночек хозяйки отвез меня в парк!
– Конечно, – пошептал Болон, – я смутно чувствовал, что ты не виновата! Так тебя просто не выводили на улицу?
– Нет, – согласилась Пуделиха и с тоской посмотрела на дверь подъезда, у которой они с Болоном уже довольно долго сидели. – Болон, прости, ужасно есть хочется, давай поговорим о моей жизни потом.
Но Болон даже не шелохнулся – было видно, что он решает какой-то важный для него вопрос.
– Я, конечно, вижу, что ты очень молоденькая, – пробормотал он. – Но ведь не совсем щенок?
– Наверное, все-таки щенок, – Пуделиха недовольно зевнула и поскребла лапой ступеньки подъезда. – Помимо, старушка и ее сыночек все время друг другу твердили «щенок всюду гадит», только уж больно по-разному это говорили. Да и смотрели при этом на меня тоже не одинаково. Я уже тогда поняла – от сыночка жди чего угодно. Причем, далекого от печенки в миске. Но я надеялась на хозяйку! Не повезло… Ну, что?! Ты ведь меня куда-то приглашал? В чем загвоздка?
– Нет, – упрямо мотнул челкой Болон, – мне бы все-таки хотелось верить, что ты уже не щенок. Я не собираюсь быть папочкой!
– Да никто и не просит тебя быть папочкой! – Пуделиха уже явно злилась. – Ты что-то тявкал про вариант завтрака? Что ж это за завтрак такой, что щенку не переварить? Или ты просто придумывал предлог, чтобы заманить честную девушку в темный подъезд?!
– Собачий Бог! – взвизгнул Болон и чуть не сбил с ног женщину, выходящую из подъезда. – Для домашнего щенка ты слишком много знаешь о подъездах… Давай быстрее, пока дверь не захлопнулась: не все женщины в этом подъезде добрые!
О том, что это горькая правда (насчет того, что не все женщины – добрые) им пришлось убедиться очень-очень скоро. Все, что они успели – так это подняться на второй этаж, где в углу, под батареей лежала уютная тряпочка и рядом лоснилась промасленная рубашка.
– Мой дом! – гордо сказал Болон. – Соседи попались славные: не шумят, приносят всякие съедобные кусочки. Иногда сюда, конечно, забредают и непрошеные гости. Я пока к ним принюхиваюсь – присматриваюсь, прячусь вон за ту коробку у мусоропровода. Вообще, интересные тут текут разговоры, такие, бывало, истории услышишь, ух! Вот, например…
Но в это время тяжело застонала небрежно покрашенная железная дверь одной из квартир, появилась какая-то засаленная дама неопределенных, затрепанных лет. Пуделиха увидела, что Болону стало как-то не по себе, но тем не менее, она вслед за ним вскочила и заявила приветственно хвостом.
– Я почему-то не люблю эту женщину, – услышала Черная Собачонка невнятный шепот Белого Болона, – даже печенье у нее всегда скверно пахнет. Такие, как она, могут погладить и тут же пинов дать…
– Не паникуй, – от страха у Пуделихи начали дрожать лапки, но она из последних сил старалась понравиться женщине и трогательно высунула кончик розового язычка, – может, все обойдется…
Серая женщина двинулась к ним, и, хотя она молчала, от нее явственно расходились волны ярости и гнева. Болон перестал вилять хвостом, даже дыхание замерло, а глаза остекленели. Может, кого-то бы и напугал напряженный вид дворовой болонки, но не эту пропитанную каким-то торжествующим, удовлетворенным зловонием, фигуру.
– Ну, это уже наглость! – зашипела она и тут же перешла на оглушительный крик. – Дожили! Вот чем вся эта прикормка и закончилась? «Ах, жалко песика, он такой несчастный!» Ха! А он жену притащил! Такую же лахудру, как и сам! А скоро еще и щенки пойдут? А что, пусть ползают, гадят и пищат, мы же добрые, всех прокормим! Ну, уж нет!
Она рявкнула не хуже цепкой собаки, отчего Пуделиха тут же забыла о желании вцепиться фурии в жирную ногу. Болон глухо заворчал, но вот он уже катится, затравленно воя, кубарем по лестнице вниз, а Пуделиха летит рядом, потому что жирная нога в спущенном чулке оказалась очень меткой и очень сильной. Болон и Пуделиха растянулись на площадке первого этажа, но отдышаться им не пришлось: серая громада оказалась очень проворной, она быстро протопала восемь ступенек и пинками выгнала парочку на улицу. Впрочем, на улице ее гнев почему-то вспыхнул с удвоенным пылом, она схватила палку и, поочередно колотя собачьи спины, заставила их убраться за помойку. Потом она повернулась и ушла в подъезд. Болон тяжело дышал, Пуделихе очень хотелось поскулить – подвернула лапку, но она молча лизала сустав, где набухала боль. Наконец Болон перестал хрипеть, хмуро посмотрел на Пуделиху и что-то уже собрался сказать, как вновь распахнулась дверь когда-то родного его подъезда, вновь появилась женщина-кошмар. Собаки залегли за пышным кустом и не шевелились. Болон не шелохнулась даже тогда, когда в мусорный бачок, сопровождаемая грязными ругательствами, полетела теплая тряпочка, столько лет служившая ему постелью. Пуделиха не удержалась и украдкой взглянула в его глаза. Это было очень тяжелое, рвущее сердце зрелище – видеть, как закипают мужские слезы, слезы бессилия. Черная Собачонка отвернулась, положила мордочку на поджатые передние лапки и стала бессмысленно следить за движением мухи по травинкам и листикам.
– Ну, вот и все, – услышала она отрешенный голос Болона, – о жизни в подъезде теперь можно забыть.
– Можно попробовать вернуться, – Пуделихе вдруг захотелось откусить мухе голову: слишком уж самодовольно та потирала лапки. – Ведь не все твои соседи такие сумасшедшие. А еще, наверное, можно выбрать другой подъезд.
– Подъезды разные, а люди одинаковые, – философски заметил Болон и лег на спину. – Вот и облака остаются облаками, хоть и меняют свои формы: то подушки они, то горы осенних листьев, то мешки с мусором. Иногда даже бывают похожи на кошек. Но это не повод, чтобы лаять на них.
– Э, – покосилась на него Пуделиха и тоже подставила брюшко теплому солнцу, – скажи яснее – мы вернемся в подъезд или будем жить под облаками?
– Мои побитые бока заверяют меня, что в подъезд лучше не ходить, – зажмурился Болон и подергал лапой, – пока лето – проблем не будет, но вот потом…
– А скоро это будет – «потом»? – перевернулась на живот Пуделиха.
– Нет, не скоро…
– Что ж тогда переживать?
– Просто раньше я знал, что у меня есть место под батареей…
– Найдем еще!
Болон вздохнул и виновато улыбнулся:
– Так и не накормил тебя…
– Но ведь есть летние кафешки! – с энтузиастом, свойственным молодости, воскликнула Пуделиха.
– Пошли, - Болон потянулся, - должно же нам в конце концов повезти! Дохромаешь? Здесь недалеко.
– Дохромаю. Я ведь уже не щенок.
– Приятная новость. Леди, следуйте за мной…
***
Это лето было прекрасным: теплым и с приятными дневными ливнями. Пуделихе и Болону везло: они не попали ни под колеса бешеных машин, ни под горячую руку мальчишек, ни под клыки больших собак. Они даже отъели кое-какие бока и открыли много новых удивительных мест, где можно было спрятаться на случай неприятности. Еще одной радостью было принятие Шарлоттой Черной Собачонки за свою.
– Наконец ты обрела приличный вид! – довольно сказала Песочная Усачиха, разглядывая репьи в густой шерсти Пуделихи. – А когда ты еще научишься их вычесывать, не теряя достоинства, а преподнося как смену украшений, тебе вообще цены не будет.
Болон сиял, наблюдая, как дамы мирно обсуждают собачьи новости, не скалясь и не огрызаясь. Одним словом, все было хорошо, если не считать неугомонное делание Черной Собачонки обрести Хозяйку. То она мечтала разыскать свою давнюю старушку и, застывая на задних лапах, жадно нюхала воздух. Но Болон вовремя напоминал ей о «сыночке» и Пуделиха покорно соглашалась, что и хорошее-то прошлое не вернешь, а стремиться в сомнительное прошлое – вообще глупо. Зато ведь можно попытать счастья с новой хозяйкой! И Пуделиха начинала метаться от женщины к женщине, умиленно пританцовывая на кожаных подушечках и униженно заглядывая в глаза. Болон всегда был рядом, хотя ему было больно и тоскливо смотреть на эти ужимки.
– Не знаю, – признался он однажды Песочной Усачихе, – с одной стороны, хочу, чтобы она нашла Хозяйку, а с другой стороны – нет. Скоро будет осень, а потом зима… Как она перенесет холод и голод?
– У нее прекрасная шуба, – зевнула Шарлота, – а уж о еде тоже сможет сама позаботиться – вон какая дылда вымахала! Скоро выше тебя в холке будет!
– Не будет, – посупился Болон, – она средний пудель, весьма грациозная кость у нее тонкая.
– А ты что, на зуб ее, кость-то пробовал? – хихикала Шарлотта. – Откуда про тонкую-то знаешь?
– Шарлотта, - отмахивался Болон, - ты же прекрасно понимаешь, что это так говориться – кость тонкая. В смысле – изящная. Разве не видно?
– Много чего видно, - завершала разговор Песочная Усачиха. – Бывшие домашние всегда по хозяевам скулят. Нашел бы лучше нормальную дворовую девку, далась тебе кренделькастая…
– Шарлотта, - вяло протестовал Болон, - что за чепуха?..
– Ой, - бросала, уходя, Шарлотта, - только не надо говорить про обман моих глаз и категорически не надо ныть про то, как сердцу не прикажешь. я этой брехни столько за свою жизнь наслушалась! Разбирайся сам…
Болон разобраться не мог и потому частенько грустил. Пуделиха спрашивала его о причинах печали, он, разумеется, врал, что беспокоится о здоровье стареющей Шарлотты, тогда Пуделиха принималась прыгать вокруг него, соглашаясь, что здоровье Шарлотты – это, конечно, очень важно. А еще она делилась предчувствиями, что очень скоро встретит, наконец, свою Хозяйку и она обязательно будет доброй, красивой, щедрой и с чувством юмора.
– Последнее качество, конечно, самое ценное, – ворчал Болон. – Еда, положенная в миску без чувства юмора, теряет вкус и полезные свойства. А уж как пригодится хозяйке чувство юмора, если ты вновь решишь гадить дома!
– Не собираюсь я гадить дома, – обижалась Пуделиха, – тебе лишь бы настроение мне испортить. Еще скажи, что я уродка. Раз никто до сих пор меня не взял…
– Что ты! – торопливо кружил вокруг нее Болон, замечая, как на ресничках повисают капельки слез, - Какая же ты уродка? Так, немного колтунов и блох, но им не скрыть твоей красоты! Скоро ты обязательно встретишь свою Хозяйку. И она обязательно будет доброй, красивой (как ты!), щедрой и с чувством юмора!
– Отстань, – почему-то еще больше обижалась Пуделиха. – Ты такой же урод, как и я. Люди никогда нас не полюбят.
Они мрачно замолкали и не надолго расходились по разным кустам.
Помимо этих стычек волшебство лета нарушали вдруг участившиеся истерики Шарлотты, что она хочет выйти замуж. Она настойчиво плакалась, что хоть на старости лет мечтает пожить в законном браке. За ней волочилось немало бродяг и джентльменов, но никто не спешил заводить с ней совместное хозяйство (хотя бы в виде длительного проживания в одном подвале). Болону как-то удалось вызвать на откровенный разговор одного из ее избранников по кличке Пират и тот сказал:
– Понимаешь, Шарлотта – дивная собаченция, смелая, игривая, молодым сто очков даст вперед. Фигура у нее, опять же, не растекшаяся и хвост не покалечен, но… Но! Она ставит невыполнимое условие – никаких измен! При всем уважении к тебе, Белый Болон, при всем уважении к твоему уважению к ней, при всем уважении к Шарлотте непосредственно, это невозможно. Зов природы! Кстати, что это за хорошенькая цыганочка, что все время крутится рядом с тобой? Ну скажи мне, что она тебе сестра! Ведь так?
– Не так, – холодно ответил Болон, – и при всем моем уважении к тебе, к твоей кличке и к твоим уличным заслугам, я все же должен поставить тебя в известность, что тебе лучше думать об игривой Шарлотте. Но не о цыганочке. Это точно.
Странно, но хоть Пират и был крупнее Болона, но драки не произошло. Правда, Пират отомстил несколько изощреннее – он сказал Шарлотте, что уже почти готов был повести ее к алтарю, но это желание испарилось из-за наличия сумасшедшего почти что родственника – Болона. С таким психом жди беды! Пират умчался, а Шарлотта долго изводила Болона припадками демонической ненависти из-за того, что он лишился ее семейного счастья. Болон пытался откупиться косточками, но Песочная Усачиха умудрялась сгрызать их, не прекращая злобного ворчания и не идя на мировую. Черная Собачонка старалась в такие минуты держаться подальше и именно в один из таких моментов ее изловила одна особа, что мнила себя великой гадалкой всех времен и народов, и которая была уверена, что для внушительности ей не хватает символического Черного Пуделя – представителя Нечистой Силы.
Она подманила Пуделиху кусочком пирожного. Черная Собачонка слизывала крем с пухлой ладони и никак не могла решить: радоваться ей или нет? Вот, вроде бы и Хозяйка, может быть, нарисовалась… Но глаза у нее какие-то недобрые, колючие и приставучие, как тот репей, что все еще сидит на боках. Но, может, дома она совсем другая? И Пуделиха нерешительно пошла за зовущей ее женщиной. Уже у самого порога нового жилища Черная Собачонка вдруг занервничала, заподжимала хвост и даже заскулила: из квартиры доносились странные (сильные, острые, таинственные) запахи и неприятные звуки каких-то скребущих душу мелодий. Пуделиха задрала голову и завыла. За что получила по шее и была силком затащена внутрь квартиры. Помимо запахов и звуков, Пуделихе совершенно не приглянулись и тяжелые шторы, и массивная мебель, и масса бликующих предметов. Женщина пугала ее до такой степени, что Черная Собачонка отказалась есть. Даже нежное куриное мясо. Все также, скованная ужасом, она дала себя вымыть и подстричь. А потом та, которую назвать «Хозяйкой» язык не поворачивался, ушла. Пуделиха запрыгнула на широкий пустой подоконник и посмотрела вниз. Она увидела удаляющуюся коренастую фигуру ее заманившей злыдни, а по двору метался Белый Болон. Сердце Пуделихи сжалось, она попыталась сесть на задние лапы, чтобы поскрести стекло, одновременно лая, чтобы дать Болону знать о себе. Увы, сделать этого ей не удалось: она почему-то опрокинулась и навернулась с подоконника. Может, это случилось потому, что она никак не могла (даже на полу!) усесться на зад, который был практически выбрит и скользил по поверхности. После минутного отчаяния Пуделиха вновь запрыгнула на окно, но Болона уже во дворе не было. Это очень, очень расстроило Черную Собачонку. А потом вдруг пришло успокоение: она решила осмотреться, присмотреться и уж потом продумать варианты бегства.
Через два дня стало кое-что проясняться: во время прогулок сбежать было невозможно – ведьма крепко держала ее на крепком поводке. Вечерами, когда к ней (той, что считала себя гадалкой) приходили тетки, разные по запаху, но с одинаково заискивающим выражением лица, тогда Пуделиху сажали в старое, пахнувшее тленом, кресло и вокруг расставляли зажженные свечи. Пламя внушало страх и Пуделиха сидела неподвижно до тех пор, пока свечи не тушились. На третий день, когда Черную Собачонку уже тошнило от сладковатого привкуса горячего воска, она обрадовано увидела во дворе Белого Болона. Они рванули навстречу друг другу, но женщина так дернула поводок, что в глазах Черной Собачонки заплясали шаманские огоньки. В Болона же полетели камни и палки, поэтому он был вынужден отбежать. К счастью, люди еще не научились понимать собачий язык, и Болон смело протявкал Пуделихе:
– Когда думаешь вернуться?
– Да я сбежала бы хоть сейчас! – взвизгнула та, делая вид, что лает на Болона так, из демонстрации силы и превосходства. Держащей ее на поводке это понравилось и она не торопилась уводить Пуделиху домой.
– Значит, тебе не нужна больше хозяйка? – как можно безразличнее спросил Болон.
– Такая – точно не нужна: она тычет меня при гостях острой палочкой в бок, похоже, ей и ее ненормальным гостям нравится, когда я начинаю выть.
– Зато, наверное, ешь по пять раз в день и все свежатину!
– Кормят неплохо, но я хочу вернуться к тебе. Только не знаю – как!
– Может, мне вцепиться ей в ногу? – оскалился Болон.
– Нет! – испугалась Пуделиха. – Посмотри ей в глаза – она из тех, кто может покалечить. Знаешь, ты, главное, не бросай меня, будь поблизости, а я что-нибудь придумаю!
– Я буду рядом! Конечно, я буду рядом! Как иначе?!
Это была непростая неделя. Во-первых, во дворе появился бесхозный бульдог. Он бегал как-то криво, завалившись на один бок, как кренящийся корабль во время шторма. Из висячих щек паутиной тянулась слюна, а в глазах горело мрачное желание посчитаться со всем миром в целом и какой-нибудь живностью в частности. Надо сказать, Болон этого бульдога боялся. По ночам, все чаще на голодный желудок, ему снилось, как мощные короткие челюсти с клацаньем смыкаются на его порядком отощавшей шее. Он в ужасе просыпался, поскуливая и дрожа. Но у Болона и в мыслях не было менять территорию – ведь каждый день он ждал здесь Пуделиху. И надеялся не ее счастливое избавление от поводка. Тогда можно будет удрать и от бульдога. Но Пуделиха не сбегала и только подмигивала своему верному другу. Болон волновался – женщина с безумными глазами теперь швырялась, чем попало только в бродячих собак, но хлестала поводком и Пуделиху. Черная Собачонка ежилась, глупо тявкала и кидалась на прохожих.
– Что ты затеяла?! – крикнул однажды ей Болон.
– Вспомнила детство! – бесшабашно рыкнула Пуделиха. – Теперь или свобода, или участь Бульдога.
А участь Бульдога оказалась незавидная: он напугал малыша в песочнице, мама малыша ударила пса из всех сил палкой по голове и пока тот валялся без сознания на мирной лужайке под качелями, приехал фургон с запахом собачьей смерти, в него закинули Бульдога, тот очнулся и так завыл, что у Болона поникли все шерстинки на немытой шкурке. Он даже не мог толком радоваться исчезновению бульдожьей угрозы, потому что вывернувший потроха прощальный вой напомнил Болону, что перед фургоном – все четырехлапые равны.
К тому же наступили холода и это не прибавило веселья. Конечно, было бы забавно хрустеть первыми льдинками на лужах, только лапы стали отчаянно мерзнуть, а еды, как обычно, поубавилось. Весьма и весьма.
Солнечным осенним утром Болон с трудом выполз из-под сложенных шалашиком веток и потянулся. Лучи так пригревали, что не хотелось вспоминать о заботах. Болон сидел, прикрыв глаза, и даже сделал вид, что не замечает кошку, заигравшуюся с шуршащей листвой и теперь бестолково шипящую на главного врага. В конце концов, кошка, видимо, решила, что собачье существо ослепло, оглохло и потеряло нюх, потому что пару раз нагло прошла мимо Болона, топорща усы и показывая когти. Но потом ей это развлечение надоело и она ушла, шевеля худыми лопатками.
Болон лениво размышлял о совей судьбе, как дверь подъезда распахнулась и оттуда вывалилась Пуделиха, подгоняемая пинками бывшей (суля по всему!) владелицы. Черная Собачонка приземлилась в аккурат у лап Болона и еще несколько секунд являла собой картину несправедливой расправы над домашними животными, братьями меньшими, фактически членом семьи.
– Нечто подобное я уже где-то видел, – сказал Болон.
– Не только видел, но и участвовал, – хмыкнула Пуделиха.
– Ты получила отставку?
– Я ее заслужила напряженной работой кишок.
– Как это?
– Изгадила в доме каждый кусочек доступной территории.
– Тебя за это могли прибить.
– Но ведь обошлось!..
– Да уж… Хорошо выглядишь, хотя обросшая ты мне нравилась больше.
– Болоны предпочитают лохматых?
– Именно!
– Тогда пошли на поиски косточек… Меня сегодня почему-то не покормили. Буду хорошо питаться – кудри быстрее отрастут.
– Вот насчет хорошо питаться – это ты, пожалуй, загнула.
– Опять этот пессимизм! Как я по нему скучала!..
Незаметно подкралась зима и какое-то время все складывалось вполне удачно: был найден заброшенный дом, подвал которого отлично защищал от ветра. Недалеко открылся магазинчик, где торговали и печеньем, кусочки которых частенько перепадали Болону и Пуделихе. Больше всего Болон радовался, что к морозам у Пуделихи достаточно отросла шерсть, чтобы не мерзнуть. А та, как и положено жизнерадостным пуделям, прыгала в снегу, кувыркалась, каталась по льдинкам и, звонко лая, гонялась за воробьями.
Беда подкралась в феврале, когда днем могли течь ручьи, а ночью обрушивались метели. Пуделиха провалилась в глубокую ледяную лужу, а перед этим за ней еще долго гнались развеселые школьники, родной подвал оказался занят бомжами с огромной собакой – помесью каких-то сторожевых пород. Болон совсем извелся, куда пристроить продрогшую Пуделиху, но тут на Счастье появилась Шарлотта и привела их на стройку, где очень грозно лаяли псы, но они все-таки были на привязи. Болон и Шарлотта легли по бока Пуделихи, и та заснула, согретая их теплом.
– Ну что, – шепотом спросила Песочная Усачиха, – твоя черная завитушка все еще ищет хозяйку?
– Да вроде нет, – ответил тихо Болон, – так, вздохнет иногда, но ведь понимает – от судьбы не уйдешь. Одна хозяйка ей уготована – бродячая жизнь.
– Не самая худшая, между прочим, судьба…
– Да уж… Только нос мне ее не нравится…
– Чей? Судьбы?
– Да ладно тебе, Шарлотта… У Пуделихи нос плохой.
– А раньше нравился этот волосатый клюв.
– Перестань, Шарлотта, тут не до шуток…
И он озабоченно лизнул сухой и горячий нос Пуделихи.
Пуделиха проснулась днем, Болона и Песочной Усачихи рядом не было, есть не хотелось… Полежав еще немного, Пуделиха подумала – покидать ей убежище или нет, но ожившая стройка грохотом металла разрешила этот вопрос. Пуделиха довольно резво поднялась и потрусила на улицу. От яркого солнца заслезились глаза, а косточки как-то странно заныли, как будто их залили горячим киселем. И шум вокруг был сегодня какой-то необычный: он то нападал яростной волной сумасшествия, то пропадал коварным туманом в тишине. Пуделиха тряхнула ушами и побежала было на поиски Болона, но с вялым удивлением отметила, что лапы ее не очень-то слушаются, нос бесполезно тычется в землю, и вообще ей как-то все равно… Дышать вдруг стало трудно и Пуделиха улеглась рядом со скамейкой, но на почтительном расстоянии от женских ножек в изящных ботинках. Какой-то слабый сигнал пробивался сквозь дремоту Пуделихи или это был сон? Ей снилось, что у нее болит брюшко и грудь, что боль то обливает ее кипятком, то вонзает ледяные иглы… И от всей этой ломающей кутерьмы Пуделиха плачет человеческим голосом. Пуделиха вздрогнула, открыла глаза и насторожилась. Так и есть. Кто-то плакал. Очень близко. Наверное, рыдала обладательница восхитительно пахнувших кожей ботиночек. Запах! Чувствую запах! Пуделиха так обрадовалась, что даже вскочила и задрала мордочку. У девушки на скамейке были не только красивые ботиночки. Она вся была очень тонкая, красивая и нежная. Белая курточка казалась сотканной из снежинок, такими же трогательными были белоснежные шапочка и шарф. Вот только лица у девушки не было видно, потому что она закрывала его маленькими ладошками, а на коленях ее лежал сероватый листок с грубыми черными буквами. Внезапно ветер схватил эту записку и глумливо швырнув на асфальт, покатил ее прочь. Девушка вскрикнула, оторвала руки от лица, подалась телом к кривляющемуся письму, но бессильно откинулась назад и, сжавшись в комок, зарыдала еще горше. Пуделиха не могла оценить – красиво ли лицо девушки: уж слишком оно было искажено страданием. Зато Пуделиха поняла одно: девушка совсем расстроилась, потому что листик улетел. Вдруг весь мир Пуделихи сошелся в этом гонимом листке и, превозмогая боль в лапках, отчаянно кашляя и задыхаясь, она бросилась за ним, поймала и, крепко зажав его в остреньких зубах, вернулась. Судорога была плечи девушки и мешала взглянуть вперед. Тогда Пуделиха тихо заскулила, не выпуская письма из стиснутых челюстей.
Девушка медленно убрала руки с лица и увидела маленькую, тщедушную Черную Собачонку, чья тощая грудка в колтунах вздымалась и хрипела, а в огромных глазах плескалась преданность и любовь, каких девушка не видела нигде и никогда. Собачка положила ей на колено грязный листок, опустилась на землю и уронила голову на дрожащие лапы. Последнее, что увидела Пуделиха, перед тем, как провалится в черную дыру, это маленькие руки, берущие ее с безразличного асфальта и собственные грязные следы на белой курточке ангела.
***
– Дай лапу! Вот так, умница! Потрясающий пудель!
– Это она. Я же говорила, ее зовут Гортензия!
– Потрясающе! Дай лапу!
«Надоели», думала Пуделиха, тем не менее милостиво подавая лапу гостям Хозяйки. Во-первых, у Хозяйки был сегодня День Рождения, во-вторых, за каждую поданную лапу приходило вознаграждение в виде кусочков ветчины или яблока, в-третьих, лапами своими нынче Пуделиха гордилась: вымытые дорогим собачьим шампунем и с не менее дорогим собачьим маникюром, можно и подать такую красоту, особенно если людям так этого хочется.
Вот появился молодой человек, при виде которого глаза у Хозяйки становились похожими на звезды.
– Это очаровательной хозяйке, – сказал он, протягивая ароматный веник из роз, – а это ее верной пуделихе!
– Ее зовут Гортензия…
– Да-да, конечно… Держи, пудель!
Вы думаете Черная Собачонке обиделась на него за «Пуделя»? ничуть. Ведь этот милый джентльмен вручил ей замечательный букет из свежайших сосисок, причем, в натуральной оболочке.
– Ты балуешь ее, – услышала Пуделиха счастливый голос Хозяйки.
– Глупости, твоя собака заслуживает ложа из сарделек, подушки – окорока и ковра из конфет и печенья. Если бы не она, ты бы никогда не догадалась, что рядом с предательством всегда бродит преданность и бескорыстная любовь. А если бы Пуделиха не была бы больна в тот момент, ты бы не тормознула первую попавшуюся машину и я не повез бы вас к ветеринару, и мы не собирались бы теперь с тобой пожениться.
– Ну, не все принимают решение пожениться после посещения ветеринара…
– Мы с тобой уникальные, и этим я горжусь…
У Пуделихи больше не хватило терпения слушать эту бессвязную болтовню, к тому же от букета осталась уже всего одна сосиска и Черная Собачонка, подхватив эту сосиску, выбежала на балкон.
Болон сидел внизу, рядом со старым тополем и периодически озирался по сторонам, чтобы, в случае чего, дать достойный отпор или дать достойного деру.
– Привет! – радостно пролаяла Пуделиха и столкнула сосиску между прутьев балкона. – Лови!
Болон как бы нехотя подошел к сосиске, подчеркнуто спокойно ее съел, облизался и сказал:
– Я вообще-то зашел передать тебе привет от Шарлотты.
– Как она? Не вышла еще замуж?
– Да вертелся тут один полукровка, но потом исчез… Так что все, как обычно…
Они помолчали, почесали уши, погавкали на птиц.
– А ты, – Болон вдруг деловито стал обнюхивать куст, – ты не собираешься вернуться на улицу?
– Нет, – ласково ответила Пуделиха, – ты ведь знаешь: я не могу бросить Хозяйку, она без меня пропадет.
– А то, – как будто не расслышав тираду Черной Собачонки, продолжал Белый Болон, – рядом открыли целых два кафе, мы могли бы отлично лето продержаться.
– Болон, – прервала его Пуделиха, – я хочу уговорить Хозяйку, чтобы она взяла тебя к нам. Я хочу быть с тобой. И я что-нибудь придумаю.
Болон поднял мордочку и грустный свет отразился в его янтарных глазах.
– Болон, я что-нибудь придумаю, заволновалась Пуделиха. – Честное слово! Все будет чудесно!
Болон кивнул.
– Я забегу вечерком, – далеким голосом сказал он, – или встретимся на твоей прогулке. Надеюсь, ты не гадишь больше дома?
– Болон, – заплакала Пуделиха, – я верю, что можно что-нибудь придумать.
– Мы слишком зависим от людей, – махнул ей хвостиком Болон, – но с ними тоже иногда происходят чудеса! Ты права: давай поверим, что счастье коснется всех нас! Может, тогда и коснется?!