"А глумливое пророчество
Настоящим заверяется -
Все проверено, все сходится
Даже сказочка ........
Сослужила службу, слушали
И качали головами в такт,
И пускали светлый дым в потолок.
Только сказочка ........
И конец у ней не правильный:
Змей-Горыныч всех убил и съел!
Обманули дурачка... © Янка Дягилева
КРОВ`n`КРОВЬ
Прошло много лет, и лишь размытая надпись на старой, неровно обломанной по краям дощечке осталась в свидетельство об ушедшем навсегда времени.
Зачарованный Лес был тогда обыкновенной зарослью лебеды и коноплянника, а прадед отца Кристофера Робина Вильям – рыжий сирота и семнадцатилетний сорвиголова с веснушчатой физиономией – отрабатывал поденщину у владетельного сэра Уолтера Уолки, служа в Стэмфордишрском аббатстве за три шиллинга в месяц, еду и кров*.
(* - здесь игра слов. При всей своей добродетели и радикальных взглядах на жизнь великодушный сэр Уолки не оделял своих вассалов благоустроенным жильем, справедливо полагая, что постоянные набеги воинственных франков, привлеченных богатым урожаем и оставляющих за собой дымящиеся поля, не создают условий для процесса урбанизации его земельных угодий. Под словом «кров» подразумевается возможность проживания за крепостным рвом. «К» - крепостной, «ров» - ров (Здесь и далее примечания автора).
Служба была не обременительной, оставляя много свободного времени для образования и самосовершенствования. Еще в мальчишестве Вильям познакомился с семейством О`Ним, глава которого пастор Пигг пользовался заслуженным уважением среди паствы и та, вверенная заботам юноши, не доставляла ему особых хлопот.
Пастор О`Ним был видным мужчиной из знатной семьи. Получив в молодости хорошее образование, он принял сан, обзавелся красавицей-женой и был направлен в аббатство Стэмфордшира – края буйно разросшейся лебеды и коноплянника - где получил хороший*
(* - постоянный.)
приход*. Скоро жена родила ему двух сыновей – Гордона и Чарльза – с которыми и свел крепкую дружбу юный Вилли. Пастор не возражал зародившимся отношениям, но всячески поощрял их, привечая мальчика, как родного, относясь к нему по-отцовски и передавая все свои знания.
Прихожане**
(*,** - здесь обобщенное название, обозначающее воинское соединение, подчиняющееся непосредственно лорду. Вообще, термин «прихожанин» (от слова «приход») подразумевает подготовленную боевую единицу, находящуюся в соответствующем состоянии души и тела которое достигается благодаря употреблению продукта, изготовленному на основе растений, составляющих гордость Стэмфордшира. По образу и подобию прихожан впоследствии воспитывались янычары, самураи и шахиды.
В мирное время прихожане занимались сельскохозяйственными работами, а при объявлении войны мобилизовались и составляли основу экспедиционного корпуса сэра Уолки, чем объясняются его выдающиеся успехи в части колонизации плодородных земель Ближнего Востока и, в дальнейшем, Вест-Индии.
Благодаря уникальному воздействию природы родного края – а каждый, отправляясь в крестовые походы, брал с собой немалое количество этой природы – отличались бесстрашием, отсутствием дисциплины и полным равнодушием к бренному существованию.
Существовали кадровые прихожане и, так называемые, «прихожане в запасе»).
в разговорах называли паренька «мальчишка пастора О`Ним», но фонетическая несообразность сочетания двух гласных подряд привела к упрощению, и через некоторое время в метрике Вилли появилась запись, свидетельствующая, что «уроженец Стэмфордшира ребёнок мужского пола по имени Вильям носит фамилию «Пастороним».
Впоследствии громкая слава, приобретенная в зрелые года, и долгие его странствия в иноземье видоизменили созвучие – потомкам он известен как Вильям Посторонним.
Словом, юноша рос образованным, благовоспитанным и обласканным заботой со всех сторон. Такое привилегированное, по сравнению со сверстниками, положение Вильяма объяснялось просто – его троюродный дядюшка по материнской линии, честный*
(- *Игра слов. Частый, заслуженный. Честный прихожанин тот, кто неоднократно приводит себя в соответствующее состояние души и тела, находясь на службе)
прихожанин Робин Бэд трижды участвовал в походах сэра Уолки в сарацинские земли, где проявил чудеса героизма при овладении Аль-Хабб-Итунной.
Заслонив своего сюзерена могучим телом от пролетающих мимо осколков разорвавшегося вражеского ядра, Робин, очнувшись, обнаружил, что его мечты о наследнике развеялись словно дым. Поправившись и окрепнув, он посчитал возвращение к невесте в Англию постыдным и, получив благословление сэра Уолки, остался в Северной Африке, поступил в гарем султана Измир-Паши, где и сделал впоследствии головокружительную карьеру в должности старшего евнуха.
Вернувшись в родные края и женившись на Аль-Хабб-Итунне, сэр Уолки проявил заботу о многочисленном семействе бывшего лучника и по достижению Вильямом семилетнего возраста взял его под свою опеку. Десять лет прошло в обучении, а после мальчик был предоставлен облагораживающему сознание труду.
Итак, как мы видим, жизнь Вильяма складывалась удачно и счастливо: мудрый опекун, вторые родители, верные друзья, а главное – перспективы, ведь вернувшись из последнего похода, сэр Уолки не собирался засиживаться в стенах Стэмфордширского замка и уже который год разрабатывал*
(* - для перевода допустим термин «выращивал», также тесно связанный с перспективным планированием в отраслях сельскохозяйственного комплекса.)
план, делая ставку на давнишнюю дружбу с Измир-Пашой.
– Начнешь курьером, Вилли, - Говорил он, сидя после обеда с непременным кальяном на персидском ковре*.
(* - кальян на персидском ковре. Дань уважения обычаям леди Итунны, выросшей в роскоши и не сумевшей изменить своих привычек.)
– Я имею в виду твою карьеру, ты понимаешь меня?
- Да, сир. – Восторженно затаив дыхание, отвечал юноша.
- Я сделаю тебя курьером, Вилли. – Затягиваясь ароматным дымом, продолжал сэр Уолки. – Но сначала необходимо выиграть небольшую войну, намеченную мною на первый день сбора урожая.
- Я постараюсь оправдать ваши надежды, сир. Вы же знаете, мы с братьями усердно готовимся.
- Да, Вилли. Я знаю это и знаю также, что названые братья твои не конкуренты тебе. Кровь! – Сэр Уолки в задумчивости прищуривал левый глаз, вспоминая бравого евнуха. – Черт меня подери, это кровь! Не правда ли, леди Итунна?
- Клянусь Аллахом! – Томно откидывая на сторону чадру, подтверждала супруга, вкушающая шербет*
(* - шербет. Вопреки распространённому мнению не является безалкогольным напитком. Рецепт изготовления шербета не указан автором сознательно.)
через инкрустированный алмазами золотой мундштук.
Вилли рдел и, стесняясь, смотрел в потолок. Ему было лестно внимание лорда, но леди Итунна всегда волновала его судьбой дядюшки. Повторить ее казалось почетным и страшным одновременно - в молодом Посторонним бурлила упомянутая кровь. Жизнь только начиналась, суля невообразимые приключения!
ИСТОРИЯ О СЧАСТЬЕ, ПРИНЕСЕННОМ ВИЛЬЯМУ ПОСТОРОННИМ
Близилось время сбора урожая. Вода, наполнившая кров, цвела ряской и кувшинками, источая непередаваемый аромат. Жирные караси беззаботно резвились в сэрском*
(* - в описываемое время сэр Уолтер Уолки не был пожалован титулом графа, а потому называть пруд «графским» не представляется исторически обоснованным.)
пруду, выискивая корм, и не подозревая, что скоро пруд будет перегорожен сетями и процесс их жизнедеятельности будет прерван умелыми руками кухарки Дженни МакФиш.
Зеленела, наливаясь соком, лебеда с коноплею и заботливые руки прихожан тщательно рыхлили почву под древовидными стволами растений, удаляя сорняки и уничтожая насекомых.
Настала пора выставлять чучела*
(* - чучело. Термин, употребляемый кадровым прихожанином для обозначения новобранца в экспедиционном корпусе сэра Уолтера Уолки. В чучела набирали юношей, достигнувших 18-летнего возраста. По истечению определенного срока чучело становилось прихожанином или отпевалось в Стэмфордширдском аббатстве.
«Я из тебя, чучело, человека сделаю!» - идиоматическое выражение, не имеющее ничего общего к воспроизводству, но метко отображающее суть взаимоотношений в экспедиционном корпусе.)
для защиты границ от птиц, хищников и жестоких франков. По старой традиции охранять границы выставлялись только чучела – их молодой задор и надежда досрочно обрести статус прихожанина давали стопроцентную гарантию нерушимости.
Ранним утром при свете Солнца, получив тисовый лук и зачитав – на память - текст клятвы на верность сэру Уолки, Вилли и его братья были торжественно зачислены в экспедиционный корпус.
Поздней ночью при свете Луны, Веги и Альтаира, получив пеньковой тетивою и рассказав – на память - по занимательной истории прихожанам из старослужащих, молодые люди стали официально именоваться чучелами.
На следующий день – а это был первый день сбора урожая и многочисленные резервисты, дружно взявшись за руки, вышли на поля – Вилли с братьями отбыл к востоку от Стэмфордшира, на франкоопасный участок. Прощание было бурным, но кратким – слёзы матушки и молитвы пастора, наставительная речь сэра Уолки, соленые шутки прихожан – и вот уже пылится под ногами узкая тропка, да лук, неумело пристроенный за плечом, ощутимо бьет чуть ниже спины.
- Вилли, ты видел, как на тебя смотрела леди Итунна? – Спросил Чарльз, принюхиваясь к запаху, царящему в зарослях. В пойме реки коноплянник разросся особенно буйно, давая невиданной формы побеги и закрывая вершинами своими свет солнца. Под пологом кустарника было тихо, сумрачно, влажно и ароматно. – Впрочем, что удивительного? Ты с детства ходил в любимчиках у нее и сэра Уолли.
- Ты, Чарльз, не видел, как на него пялилась кухарка Дженни. А у нее в детстве он не был любимчиком. Нет, совсем не был! – Рассмеялся Гордон.
- В его детстве Дженни еще не было! – Возразил Чарльз.
Собственно говоря, Чарльз не отличался философским складом ума, соображал с трудом и если имел шанс стать прихожанином, то лишь благодаря своей удивительной природе, позволяющей с легкостью обретать то состояние души и тела, что многими достигалось только при условии длительных упражнений и тренировок. По отзывам опытных прихожан, именно из таких как Чарльз получались настоящие берсерки – неукротимые и страшные в схватке.
- Это ни о чем не говорит, Чарли. – Мягко ответил интеллигентный Гордон, задумчиво покручивая в руках сорванную веточку. – То чего не было, иногда становится реальным настолько, что порой то, что есть, кажется несущественным и мелким. Иногда, Чарли, то, что будет, не имеет ничего общего с уже существующим, а то, что не существует, роднится с несбывшимся.
- Это философия!
- Да.
- К чему она мне?
- Ты прав, Чарли. Философия тебе ни к чему. Ты и тебе подобные уверенны в том, что душа угасает с угасанием тела, Земля вертится вокруг Солнца, которое встаёт в краю сарацин и садится в землях, еще не открытых. Ты материалист, Чарли!
- Ну и что? А ты, Горди, мечтатель. Сколько помню, всюду тебе мерещатся эльфы и русалки, вечно ты мечтаешь о звездах, а со своей алхимией ты все отцово наследство превратил в груду дерь…
- Чарли! Хватит уже! – Вильям поднял примирительно руки. – В конце-концов, Гордон имеет полное право распоряжаться своей долей наследства как ему вздумается.
- А кота своего забыл? – Взвыл Чарльз. – Кота, который по праву должен был достаться тебе! А сапоги!? Кто как не твой старший братец оскопил несчастное животное, даже не усыпив его? А разве не он распотрошил завещанную тебе фамильную обувь? Ему, дескать, понадобилась кожа быка и яйца мартовского кота! Хорошо, что не наоборот! А ты спросил зачем?
- Нет. Я лишь удивился тому, что был февраль.
- Ты очень добр, Вилли. – Кротко улыбнулся Гордон. – Месяц я держал их в золе.
- Яйца? – Удивился Чарльз. – Зачем?
- И кожу тоже. Для чистоты эксперимента. В той книге сказано, что яйца мартовского кота, завернутые в бычью кожу и пролежавшие в золе принесут их хозяину счастье.
- Сомневаюсь, что ты осчастливил бедного Тома.
- Да при чем тут кот? Я говорю о Вилли!
- Как при чем? Хозяин яйц – Том!
- Но хозяин Тома – Вильям!
- Боги! – Испуганно пролепетал Чарльз. – Хорошо, что сэр Уолки не заражён бреднями, изложенными в книгах леди Итунны!
- Поясни. – Попросил Гордон.
- Он наш хозяин… - И Чарльз нервно поправил кильт.
Стайка коноплянок, потревоженных громким смехом Вильяма, сорвалась с ветвей и унеслась прочь, солнечный луч пробился сквозь заросли и затрепетал на лицах молодых людей, словно разделяя их радость и хорошее настроение. Близился полдень и конец пути.
- Здесь и остановимся. – Скидывая лук на землю, сказал Вильям. – Лучшего места для засады*
(* - засада. В обязанности чучел помимо охраны границ входило также высеивание элитных семян в местах наиболее подверженных систематическому разорению. Стратегический ум сэра Уолки в этом вопросе позволял сохранять природный баланс между товаром в производстве и товаром, находящемся на складе. Кроме того, тем самым осуществлялась политика сдерживания, нашедшая применение позднее в программе СОИ.)
просто не найди. Ты, Чарли, рыхли землю. Гордон, готовь семена.
- А ты?
- Я пройдусь. Устал немного. – Ответил Вильям и, кивнув братьям, исчез в чаще кустарника.
- Он прирожденный руководитель! – Сказал восхищенно Гордон, открывая холщовый мешок с семенами.
- А я – прирожденный копатель! Смотри! – И Чарльз с гордым видом принялся готовить почву.
Отдалившись от увлеченных работой братьев на приличное расстояние, Вильям облегченно вздохнул – дорога была утомительной – и, расстелив на подстилке из сопревших листьев плащ, прилег. Сон не заставил себя долго ждать, юноша перевернулся с одного бока на другой и, смежив глаза, уснул.
Разбудило его мягкое касание.
– Кто здесь? – Хрипло спросил Вильям.
- Не пугайтесь, хозяин.
Писклявый голос с мурлыкающими интонациями успокоил юношу, и он решился приоткрыть один глаз. Увиденное настолько удивило Вильяма, что второй глаз раскрылся сам собою. На расстоянии полуметра от него по-турецки восседало странное существо – усатое, лысое и безволосое, в бесформенном африканском бурнусе, с физиономией в которой было что-то определенно кошачье.
- Ты кто? – Сглотнув, спросил Вилли. – Сарацин? Что ты тут делаешь, на таком расстоянии от родных мест?
- Конечно, ты ни разу не видел сарацин, хозяин. – Ответил визитер. – Но, поверь, они выглядят несколько по-другому. Я – Том.
- Том?
- Да. В это сложно поверить. Это надо принять. Я знаю, что Гордон поверил бы сразу, а Чарльз никогда, поэтому готов подождать некоторое время, пока поверишь мне ты.
- Так значит то, что вычитал в книге леди Итунны мой брат не языческие бредни?
- Нет, хозяин. Надо признать, что трудности перевода не позволили Гордону правильно трактовать результат эксперимента, но в целом он прав – я принес тебе счастье.
- В книге было сказано, что…
- Нет, хозяин. В книге было сказано, что кот, яйца которого будут завернуты в бычью кожу и подвергнуты обработке золой, принесет счастье его обладателю. Ингредиенты использованы верно, но… Передай, пожалуйста, своему брату, что не было никакой необходимости отделять эти ингредиенты от их законного владельца.
- Прости, пожалуйста!
- Ничего, хозяин, я уже привык. – Том вздохнул и полез в складки бурнуса. – Так вот, о счастье…
На свет был извлечен доселе не виданный Вильяму предмет. Темно-коричневый, он напоминал сферу, закругленную в основании и заострённую вверху. От предмета незнакомо пахло, а взятый в руки он оставлял в них липкие разводы.
- Что это? – Спросил Вилли.
- Это сосновая шишка. С орешками внутри. – Просто ответил Том. – Это и есть твое счастье.
- Что мне с ней делать?
- Зимой шишка раскроется, и ты сможешь извлечь спрятанные в них орехи. Не вздумай их есть! Орехи нужно тщательно посадить в обработанную землю неподалеку от Стэмфордшира.
- И?
- Ждать. Хотя, уверен, ты не дождешься того времени, когда эти орехи вырастут в сосновую чащу.
- Разве это счастье? – Грустно улыбнулся Вильям.
- Счастье. Оно не всегда приходит вовремя но, тем не менее, оно существует. Сосны вырастут. Роща станет лесом, который когда-нибудь назовут Зачарованным и в этом лесу будут жить странные существа, и эту жизнь дашь им именно ты. Существа эти прославят твое имя, воскресив его из небытия. Память о тебе на века – это ли не счастье, хозяин?
- Наверное… Но ты куда?
- Мне пора, хозяин. – Сказал Том, плотнее закутываясь в бурнус. – У меня пока свои дороги. Многому предстоит научиться.
- Что ж, прощай. И спасибо!
- Благодари брата. И мы не прощаемся.
- Увидимся? Где, когда? – Вильям смотрел вслед уходящему Тому.
- Скоро. Франкам еще предстоит узнать маркиза де Карабаса! – Рассмеялся Том. – Тебе, кстати, тоже. Все только начинается, хозяин! До встречи!
- До встречи! – Вильям бережно зажал свое счастье в руках и суеверно сплюнул трижды. – Начинается, говоришь? Это здорово!
ИСТОРИЯ О ТОМ, КАК ВИЛЬЯМ ПОСТОРОННИМ СТАЛ МАРКИЗОМ ДЕ КАРАБАСОМ
Несколько дней спустя лагерь на берегу реки, где расположились братья, посетил сам сэр Уолки. Расседлав вороную кобылу, он, первым делом, подвел её к кормушке, куда щедрой рукой насыпал молодых побегов коноплянника. Жадно пофыркивая, кобыла припала к корму, прядая ушами от голода. Побеги сочно хрустели на крепких зубах животного, а с морды стекали капли тягучего зеленоватого сока.
- Напрасно, сэр Уолли. – Заметил встретивший сюзерена Чарльз. Все свое детство он провел в конюшне преподобного Пигга и потому считался непревзойденным знатоком-лошадником. – Бэйлис к вечеру домой, а такая порция запросто свалит с копыт даже отцовского Праттера.
- Ну-ну, Чарли. Во-первых, я у вас заночую и у Бейлис будет возможность как следует выспаться, а во-вторых, Праттер твоего досточтимого батюшки обыкновенный деревенский конь, который ни разу не нюхал пороха. Бе-ээйлис, - Сэр Уолки нежно потрепал вороную по холке. – Ты помнишь тот чудесный порох, что мы с тобой нюхали на коронации наследного принца Амстердамского?
Лошадь скосила лиловый затуманившийся глаз и согласно махнула хвостом. – Помнит, конечно. Моя девочка! Ах, Чарли! Какой это был праздник!
- Уверен, ваша свадьба с леди Итунной не уступала ему пышностью*, сир.
(* -пышность. Церемониальный обряд. Неотъемлемая процедура, обычная для дворянского сословия того времени при проведении празднеств. Пышность при королевских домах Европы оценивалась качеством пыха – состава, изготовляемого из лучших селекционных сортов окультивированного коноплянника, который сжигался в специальных курильнях.
Существовала гильдия, так называемых, «пышек» - прошедших обучение девушек из благородных семейств – в полномочия которой входила организация церемонии пышности. Пышка переходила в разряд прихожанок по достижению определенного возраста либо с утратой физических кондиций, также обуславливающих качество обряда.
Следует заметить, что пышки, являясь наиболее прогрессивным слоем общества, активно поддерживали инициативы о достижении мирных договоренностей между воюющими державами. Гильдия пышек была организацией, открыто пропагандирующей принципы любви и мира, что привело к конфронтации с официальной церковью, ориентированной в то время на распространение своего влияния посредством религиозных войн.
Символом гильдии служил замкнутый круг – начало женское, олицетворяющее начало всего сущего - и заключенное в нем схематическое изображение мужчины, олицетворяющее конец всему сущему – «пацифик»
Последователи учения гильдии живут и в наше время.)
- Само собой, Чарли. Пых Стэмфордшира не знает себе равных.
- Я слышал, что среди пышек при дворе короля Нидерландского много юношей. Правда ли это, сир?
- Увы, мой друг, это правда.
- Но пышками могут быть только девушки!
- Если молодой человек прошел обряд посвящения в девушки, то никто не может ему запретить стать пышкой. Это официальная позиция нидерландского двора.
- Что может сподвигнуть молодого, здорового мужчину на прохождение такого обряда, сэр Уолли? Простите меня, но я действительно не понимаю?
- Видишь ли, Чарли, - Сэр Уолки сам живо интересовался этой проблемой, а потому был готов к ответу. – Существует множество объяснений этому непостижимому для нас явлению. Все они в достаточной степени противоречивы и надуманы. Сами молодые люди утверждают, что были рождены таковыми.
- А вы как считаете, сир?
- Я считаю, что все это следствие использования некачественного пыха. Нидерланды извек грешили неразборчивостью в поставках.
- Вы совершенно правы, сир! В Стэмфордшире подобное невозможно!
- Именно, Чарли! И мы должны благодарить Бога за климат, позволяющий нашему пыху быть лучшим в мире! Пыху, не отравляющему умы и души наших молодых людей!
Чарли немедленно преклонил колена и, повернувшись лицом к заходящему солнцу, трижды перекрестился. – Теперь мне понятны стремления франков, раз за разом объявляющих нам войну.
- Верно, мальчик мой. Их генофонд под угрозой, как и нидерландский, но во Франции много светлых голов, которые правильно оценили истоки и последствия назревшей проблемы.
- Но ведь это означает непрекращающуюся войну, сэр Уолли?
- Именно поэтому я и приехал. Где Вильям? Мне необходимо поговорить с ним.
- Он и Гордон в засаде с самого утра, сир. Скоро явятся. Смотрите, Бэйлис уже спит.
И действительно, вороная сэра Уолки, наевшись, чуть слышно похрапывала, шевеля во сне липкими от сока губами. Грива кобылы разметалась по попоне, а левая задняя нога, полусогнутая в коленном суставе, едва заметно подрагивала.
- Спи, девочка, - Заботливо поправив на Бэйлис попону, сказал сэр Уолки. – Чем угостишь, Чарли? Я голоден, как три медведя*!
(* медведь. Культовое животное Стэмфордшира. Прообраз медведя широко использовался в фольклоре стэмфордширдцев, находя отображение в многочисленных устных сказаниях, а также в музыкальных произведениях и нахолстной живописи.
Известна легенда о злой колдунье Мэри и трех медведях, чьим гостеприимством и простодушием она воспользовалась, заблудившись в окрестностях Стэмфордшира.
Уничтожив зимние запасы провизии трудолюбивой семьи, колдунья навела порчу на их жилище. Изгнанные из дому, оказавшись в морозном заснеженном конопляннике, медведи были бы обречены на неминуемую смерть, если бы не вмешательство мифического короля Стэмфордшира Аллоиза Справедливого.
Узнав о постигшей медведей беде, он собрал дружину и в напряженном сражении одолел Мэри, сойдясь с ней лицом к лицу. Произошедшее так потрясло колдунью, что она тут же сняла свои чары, принесла извинения медвежьему семейству и до конца жизни обеспечивала его всем необходимым.
Король же Аллоиз, сойдясь с колдуньей, как порядочный человек женился на ней, и прожил в браке несколько счастливых лет, пока не умер, пережив свою супругу на несколько часов. Три медведя после смерти королевской четы голодали, ибо в завещаниях Аллоиза и Мэри не было сказано о них ни слова, а работать они разучились. Смерть их была мучительной.
Поговорка «Я голоден, как три медведя», вошедшая в обиход стэмфордширдцев, относится к заключительной части легенды.)
- Сегодня на ужин медвежий окорок, сир.
- Отлично! – Потер руки сэр Уолки. – Нет ничего лучше хорошо прожаренной медвежатины! Надеюсь, вы достаточно поморили дичь голодом?
- Конечно. Гордон лично не кормил пойманного неделю назад самца-трехлетку. Я забил его вчера на рассвете. Хорошее мясо, сэр Уолли!
Уже смеркалось, когда из засады пришли утомленные Вильям и Гордон. Яркий костёр освещал лагерь. Одеяло, служащее импровизированным столом, ломилось от выставленных яств, а главным блюдом на нем были, разумеется, аппетитные куски жареного медведя. Было, между прочим, и виски, настоянное на корнях коноплянника в неограниченном количестве*.
(* - ограниченное количество корней коноплянника, используемое при дистилляции первичного продукта висковарения, сказывается, как правило, негативно на вкусовых и прочих немаловажных качествах продукта конечного.)
Обрадовавшиеся приезду сэра Уолки братья не отставали от него, усердно налегая на мясо и виски, так что через каких то полчаса одеяло опустело. Слетевшиеся на призывный посвист Гордона кустарниковые коноплянки, быстро склевали оставшиеся крошки и, громко чирикая, сытые, разлетелись по гнездам. Наступила долгожданная тишина.
- Ну что ж, Вильям, настала пора поговорить. – Сэр Уолки задумчиво вспушил бороду.
- Я весь внимание, сир.
- Помнится, я обещал сделать тебя своим курьером?
- Да, сир. – Вильям напряженно приподнялся на локте. Красный отблеск костра золотил мужественные черты его лица. – Вы считаете, что настала пора?
- Да, Вилли. Не далее как вчера в замок прибыл курьер Измир-Паши – кстати, тебе привет от твоего дядюшки – он привез мне то, что поможет положить конец давним распрям с франками.
Теперь уже и Гордон и Чарльз поддались охватившему Вильяма волнению. – Сир! – В один голос воскликнули они.
- Да, ребята. – Сэр Уолки достал из кармана жилета коробок черного цвета и продемонстрировал его братьям. - Это образцы опытных семян*
(* - неопытные семена либо не давали всходов вовсе, либо произрастали в некачественные растения. Агрохимия Европы в то время находилась в зачаточном состоянии, и передовые позиции Стэмфордшира в этом вопросе объяснялись крепкой дружбой сэра Уолтера Уолки и Измир-Паши, который на тот период был самым выдающимся среди всех селекционеров Северной Африки.
Молодые семена, тщательно отобранные Измир-Пашой в беднейших кварталах Агриббы, помещались в закрытые учреждения, где год за годом набирались опыта, столь необходимого для приживания в условиях континентального климата.
Непримиримая позиция Измир-Паши в этом вопросе давала положительные результаты, несмотря на острую критику, которой подвергали его лишившиеся неокрепших семян жители Агриббских кварталов.)
которые я хочу предложить королю Людовику. При дворе Его Величества найдутся те, кто оценит этот дар, сулящий Франции небывалое доселе развитие. После того, как первые всходы заколосятся на плодородных землях Нормандии и Бретани, франкам больше не станет нужды совершать набеги на Стэмфордшир.
- Хороший план! – Одобрительно склонил голову Вильям.
- Измир-Паша другого не производит, мой друг. Но есть одна трудность.
- Сир?
- Добиться аудиенции Людовика подчас невозможно даже коренному родовитому шампанцу. Попасть к нему на прием безродному стэмфордширдцу еще труднее.
- Но…
- Нет. Я сам не могу. Слово, данное мной леди Итунне, не позволяет пускаться в подобного рода аферы. К тому же я далеко не молод.
- А пастор О`Ним? – Вильям лихорадочно перебирал в памяти знать Стэмфордшира.
- Преподобный лицо духовное. Это раз. А во-вторых, его возраст ненамного меньше моего. Вильям, неужели ты думаешь, что я не учел всего?
- Прошу прощения, сир.
- Я продолжаю. – Сэр Уолки встал и подбросил в костер пищи для угасающего огня. Пламень воспрянул и, затрещав, охватил сухие ветви. – Трудности существуют для того, чтобы их преодолевать, дети мои. Во Францию ты поедешь по подложным документам.
- Я поеду во Францию? – Вскочил Вильям.
- Мы только что выяснили, что кроме тебя туда ехать некому. Итак, отныне ты у нас не Вильям, и уж тем более не Посторонним. Думаю, титул маркиза придаст тебе уверенности. Хоть титул и липовый, но Людовику это знать необязательно. Теперь нужно придумать настоящее французское имя. Варианты?
- Жан-Жак? – Предложил несмело Гордон.
- Ив-Клод? – Подхватил Чарльз.
- Пьер-Жюль? – Добавил новоявленный маркиз.
- Ребята! – Рассердился сэр Уолки. – Это имена простолюдинов! Нужно что-то очень благородное. Даже необычное. Запоминающееся сразу и вызывающее уважение собеседника.
Вильяму вспомнился разговор с бывшим котом. Прощаясь, тот упомянул какого-то маркиза, имя которого чем-то неуловимо было связано с показанным сэром Уолки черным коробком. – Сэр Уолли… Скажите, как по-французски «коробок»?
- Так же, как и по-английски.
- Меня интересует написание, сир.
- Я не силен во французской грамматике, помню лишь, что в этом языке часть согласных в конце слова непостижимым образом смешивается, а часть отбрасывается. Но, что у нас box, что у них – это, Вилли, совершенно точно.
- А «черный» на арабском «кара»?
- Да. Я вижу, что уроки леди Итунны не прошли для тебя даром.
Вильям слегка покраснел, вспомнив уроки арабского но, справившись с предательской дрожью продолжил, – Ваш коробок, сир. Он черный. Значит, «кара»-«box». Как вам имя Карабокс?
- Карабакс! – Восторженно крикнул Чарльз.
- Что-то напоминает, Чарли. – Вставил Гордон. – Какое то звучание… Режет слух для европейца. Лучше будет, если убрать одну букву. Скажем – Карабас!
- Маркиз Карабас. – Попробовал новое имя на слух Вильям. – Неплохо, вроде бы. Что скажете, сэр Уолли?
- Принимается. Но с одной поправкой. Маркиз де Карабас! – Расцвел в улыбке лорд Стэмфордшира, а Вильям снова вспомнил своего бывшего кота. Именно это имя было названо им при расставании. – Итак, во Францию отправляется маркиз де Карабас. И отправляется он на встречу с…
- Королем Людовиком?
Сэр Уолки фыркнул так громко, что на мгновение проснулась крепко спящая Бэйлис. – Не думаю, что король Франции одарит своим вниманием безвестного маркиза. Нет, Вилли, для начала ты встретишься с моим старым знакомым генералом де ля Руж. По рекомендательному письму, которое изготовят мои умельцы, ты поступишь на службу в его отряд, совершишь ряд громких подвигов и, может быть, будешь удостоен аудиенции Его Величества.
- Подвигов? Но каких, сир?
- Это мне неизвестно, Вилли. Все в твоих руках. Но помни – промедление может пагубно отразиться на положении всего Стэмфордшира. Наши силы небезграничны, а франки не оставляют попыток превратить свои набеги в полномасштабную войну.
- Я поеду один? Когда?
- Завтра на закате. И, да – ты поедешь один. Так будет лучше. С утра мы отправимся в замок, где подготовят все необходимое для твоего путешествия. А сейчас пора спать. Я устал, как волк*.
(* - волк. Культовое животное Стэмфордшира. Считается прародителем рода Уолки. В фольклоре представлен как благородный, не знающий страха и упрека зверь, способный на подвиг и самопожертвование.
Широкое распространение имеют легенды о молодом волке, спасшем жизни семерых детей беспечной вдовы старого рогоносца и о волке, который помог трем неблагодарным братьям пережить суровую Стэмфордширскую зиму.
Инструментальная баллада «Питер и Волк» о маленьком мальчике и его зубастом друге, не раз выручающем ребенка из жизненных передряг, известна далеко за пределами Великобритании и неизменно затрагивает сердца ценителей фольклорной музыки.
Картина неизвестного художника «Мальчик и овцы», сюжетом которой послужила история о нескольких отважных волках, вступивших в неравную борьбу с обезумевшим стадом диких животных, помещена в Лувре, а копии ее куплены с аукциона представителями Эрмитажа и Третьяковской галереи.
Фраза «Я устал, как волк!», вошедшая в обиход стэмфордширдцев, говорит о большом объеме интеллектуальной работы, проделанной употребившим это выражение и утомившей его до последней степени морального истощения. Употребивший фразу «Я устал как волк!» может рассчитывать на глубокое уважение собеседника, который предпримет все возможное для предоставления ему спокойствия и возможности полноценного отдыха.)
Через минуту все крепко спали, кроме сэра Уолки. Большая Медведица наклонила свой ковш над нашими героями, рассыпая мириады мерцающих звезд по всему небосклону. Догорал в костре, мирно потрескивая, огонь. Тишина объяла все вокруг, лишь беспокойно всхрапывала во сне, предчувствуя дальнюю дорогу, вороная кобыла сэра Уолки Бэйлис, мешая ему заснуть.
СНОВА КРОВЬ
Добравшись до Дуврского порта, Вильям горячо попрощался с двумя провожавшими его от самого Стэмфордшира дородными прихожанами средних лет, специально отряженными для этой цели сэром Уолки.
- Удачи, Вилли! – Сказал тот, что повыше, слегка приобняв юношу.
- Не забывай нас. Не забывай свой дом. - Вторил ему тот, что потолще. - И помни, мы ждем тебя на этом самом месте. Когда бы ты ни вернулся.
- Конечно, парни! – Растроганно отвечал Вильям. - Стэмфордшир славен своими традициями, и одна из них – вы*!
(* - Одна из традиций Стэмфордшира заключалась в торжественных встречах и проводах путешественника. Первым, что видел вступивший на землю графства, были туманы – два человека мужского пола, одетых в праздничные белые одежды (от английского «to mans»). Последним, что видел путешественник, покидая Стэмфордшир, были они же. Традиция уходит корнями в глубину веков, но причины её происхождения неизвестны. Впоследствии распространилась на всю Британию. Особенно известны туманы Лондонские.)
Отсалютовав землякам поднятой шляпой, Вильям пришпорил Бэйлис и стал спускаться с крутого берега к пристани. Вдоль неширокой дороги стояли цветущие яблони – тысячи трудолюбивых пчел пролетали над головою, и в воздухе царил сладостный аромат весны. Середина мая вступила в свои права, было тепло, солнечно и безветренно.
Посреди гавани стоял небольшой корабль со свернутыми парусами, а к пристани причаливал шестивесельный баркас, среди пассажиров которого выделялась представительного вида старая леди в дорожном костюме.
- Вы не знаете кто это, сэр? – Вежливо поинтересовался Вильям, коснувшись плеча равнодушно глазеющего на водную гладь зеваки.
- Это? Ну, как же. Мадемуазель Дадаян – доверенное лицо виконта Корделиуса де Жюлье. В этом году третий её визит. Неофициальный, конечно.
- Простите, сэр. А кто такой виконт Корделиус де Жюлье?
- Государственный казначей Франции, юноша. Человек, без которого король Людовик не ступит ни шагу. Очень влиятелен. В его руках практически вся денежная масса государства – недаром некоторые называют его Корди Нал!
- Странно, что такую знатную особу не встречают туманы, сэр. Вы не находите?
- Я же говорю – визит неофициальный. Поговаривают, что мадемуазель Дадаян особа со странностями и не любит ажиотажа.
Выбравшись на пристань, мадемуазель Дадаян подбоченилась, приняв горделивый вид и, облокотившись на перила, стала смотреть на панораму Дувра. Рядом с нею быстро высилась гора дорожной клади, которую, пыхтя от чрезмерных усилий, переносили с баркаса взмокшие матросы. Старуха держала в руке свиток – по всей видимости, опись имущества – и каждый раз загибала узловатые пальцы, чуть только возле нее оказывался тот или иной предмет багажа. Наконец, последний чемодан был уложен в основание горы, матросы попрыгали в баркас, а к старухе подошел капитан – высокий, худой мужчина с растрепанной шевелюрой.
- Готово, мадемуазель Дадаян. – Сказал он, щурясь на солнце. – С вас десять пистолей.
- Восэм. – Лаконично возразила старуха и принялась отцеплять от кушака висящее на нем допотопное оружие.
- Это грабеж, сударыня! – Опешил капитан. – Причем, среди белого дня*!
(* - считалось допустимым совершение противоправных действий в ненастье. Легальный – лицензированный – преступный мир того времени классифицировался органами правопорядка двумя категориями: «мокрушники» - действующие под покровом дождя и «отморозки» - предпочитающие снежную погоду.
Стоимость лицензии была относительно невелика, а ее оформление в магистратуре любого населенного пункта занимало немного времени. Лицензированная преступность служила постоянной статьей дохода в бюджете государства.)
- Камэрцыя, Самвэл. – Невозмутимо возразила m-me Дадаян, показав пальцем в небо. – Претензии?
- Вам чертовски везет, мадемуазель Дадаян. – Сплюнул, в сердцах, капитан, удостоверившись, что небосклон стремительно затягивается плотными кучевыми облаками.
Старуха басовито хохотнула в ответ. Заметно расстроенный Самвел пристроил оплату за пояс, расшаркался и, прикрываясь раскрытым зонтом – начался дождь – забрался в баркас. Матросы дружно налегли на весла и, воспользовавшись паузой, уснули - обратный рейс в Па де Кале откладывался до установления ясной погоды.
- Немыслимая удача! – Пробормотал под нос себе Вильям. – Мне необходимо поближе познакомиться с этой m-me Дадаян!
(*На полях (далее, возможно, НП)* - мысли посетившие автора в процессе творчества, но не нашедшие применения в контексте данного произведения.
Скромный вклад в развитие эсперанто – «a la girl сomme a la girl»)
В голове юноши созрел чудесный план. К чему долгая эпопея – путешествие через всю Францию, поиски генерала де ля Руж, служба в его отряде, опасные подвиги, которые, может быть, помогут ему добиться аудиенции Людовика? Перед ним женщина, и это существенно упрощает дело, ибо, как гласит старая стэмфордширдская поговорка – «Ушам достаточно лапши, тогда как желудку необходима баранина».
- Позвольте представиться. - Учтиво обратился к старухе Вильям. – Маркиз де Карабас. Младший. Проездом из Эдинбурга в Париж.
- Как мило! Из самого Эдинбурга? Вы не похожи на кельта. – Акцент у m-me Дадаян был ужасен, но Вильям решил не обращать на это внимания. – Ваши рыжие волосы, веснушки?
- Что вы, сударыня. Я не кельт. Я, - Вильям покраснел, что случалось с ним всегда, когда возникала необходимость говорить неправду, - … немецкий студент с французскими корнями.
- Де Карабас, говорите? Позвольте-позвольте… Кажется, я имела честь знать вашего батюшку. Ну, конечно! Вы как две капли воды схожи с Фридрихом Карлсбадским!
- Внебрачный сын. – Покраснев пуще прежнего, подтвердил Вильям.
- Милый Фриц! Он был моим пятым мужем. – Старуха расчувствовалась и, уткнувшись вислым носом в плечо юноши, разрыдалась. – Как поживает его высочество? Здоров ли?
- Папенька умер два дня тому. – Продолжал самозабвенно краснеть Вильям. – Вот, еду на похороны в Париж.
М-me Дадаян горестно всхлипнула. - Какое несчастье!
- Oui, сударыня. Но этого мало! Судьбе было угодно послать проливной ливень вчера утром. Остался без средств к существованию.
- Мокрушники?
- Oui. – Вильям решил, что одного французского слова достаточно и продолжал выжимать слезу из сердобольной старухи на родном английском. – Не представляю, как добраться до Франции. К тому же утеряно письмо к Государственному казначею Франции.
- Рекомендательное?
- Oui. Очень!
(*НП*
Если у вас нету тети – значит, ваши родители были единственными детьми в своих семьях)
- Не беспокойся, мой мальчик. – Сказала m-me Дадаян, вытерев слезы. – Тетушка Бэлла не оставит тебя в беде. Бедный Фриц оставил сиротами трех… нет, со мною, четырех Дадаянов. И я, и три моих сына – мы все скорбим вместе с тобой.
- Три сына?
- Да. Ашот, Петрос и Арарат. Некоторым образом, они твои братья. По отцу, разумеется. Служат виконту де Жюлье, как и твоя тетушка Бэлла..
- Как бы я хотел повидать их, ma tante! – Блеснул познаниями Вильям. – Они, вероятно, в гвардии?
- Нет, малыш. Нет. Мы – сыщики.
- И что же вы ищете, ma tante?
- Бежавших из Бастилии государственных преступников. Пропавшие подвески*.
(* - подвески. Приговоренные к смертной казни через повешение. После падения абсолютизма, когда на смену традиционной виселице пришла прогрессивная гильотина, профессиональный термин изменился на «обрубки». В некоторых штатах США, с учетом специфики постпеницитарной системы, термин трансформирован в «поджарки».)
- Интересная, должно быть, работа? – Поинтересовался вежливо Вильям.
- Весьма, малыш. В поисках пропавшего подвеска иногда можно объездить весь мир.
- Я слышал, вы часто бываете в Англии, ma tante?
- Да. Переплыть Ла-Манш довольно просто, а потому многих мы отыскиваем именно здесь. Но как же нам быть с тобой? Скажи, что было в том письме для виконта Жюлье?
- Рекомендации.
- Это я поняла. Кем именно тебя рекомендовали виконту?
- Маркизом, ma tante.
- Подумай… Я могу отрекомендовать своего племянника получше. – Старуха оценивающе оглядела юношу.
- Спасибо, тетушка, достаточно будет и маркиза.
- Ты прав, малыш. – Одобряюще похлопала юношу по плечу m-me Дадаян. – Лучшее – враг хорошего! Ну, обожди меня в баркасе, я сейчас. Самвел! Капитан Свифт! Принимай пассажира!
Вильям благодарно поклонился и по веревочной лестнице спустился в баркас, где и уселся рядом с любезно подвинувшимся капитаном. Дождь, еще недавно хлеставший как из ведра, утих – рваные тучи, гонимые ветром, исчезали с неба. Волнение на море постепенно стихало. Погода начинала благоприятствовать вновь и удача, не покидавшая Вильяма с детства, все еще продолжала гостить за его плечом.
Как много сказано о счастье, которое выковано собственными руками. Как правильно звучат советы родных и друзей. Как замечательно все выглядит в теории. Но так ли оно - это счастье - безоблачно, как пытаются убедить нас в этом профессиональные кузнецы? Взять заготовку счастья и собственноручно положить ее в раскаленное горнило жизни? Раскалить до бесформенного, слезою плачущего, состояния, а затем кинуть на наковальню судьбы и что силы молотить по ней, придавая нужную форму? Ошалевшее и ничего не понимающее бросить в ледяную купель испытаний, закрепив и закалив его нежно-хрупкое естество?
Да полноте! Счастье, над которым вы собственноручно издевались, пропустив через такие испытания, будет пугливым и робким. Счастье злопамятно и всегда найдет возможность отомстить вам своим внезапным исчезновением. Счастье, как и все живое на свете, тянется к теплу и свету – к тому, что ничем не напоминает ему о вас, таких умелых, жестоких и корыстных кузнецах.
Другое дело счастье, пришедшее к вам случайно. Вы просыпаетесь на рассвете, пьете на кухне утренний кофе, и, повернувшись к окну, вдруг замечаете смущенное счастье, которое несмело скребется к вам в душу. Оно – выкованное кем-то – еще не доверяет вам полной мерой, но видит что вы совсем-совсем другой. Не тот садист и изверг, от которого оно в ужасе бежало, схватив первое, что попалось под руку – нет, говорит оно само себе, здесь мне будет хорошо и тепло. Это мой дом, решает оно, и улыбается вам полными надежды глазами. Впустите это случайное счастье. И не выпускайте из рук.
(*НП*
«Случай» и «халява» - понятия тождественные)
- Я вижу, вы уже познакомились? – Прервала тетушка Дадаян увлекательный рассказ капитана Свифта о некоем докторе из Ливерпуля, который, в силу своей профессии, постоянно сталкивался с различными физиологическими отклонениями человеческого организма. По словам капитана, доктор Hoolliwer не столь давно провел около полугода в известной лондонской клинике, наблюдая за семьей карликов и проводя необходимые для составления анатомических атласов смелые опыты. – Самвел, прекрати пудрить мальчику мозги. Они ему еще пригодятся.
- Что вы, ma tante! Мне было очень интересно слушать этот…
- Бред! – Категорически заявила m-me Дадаян, протягивая Вильяму незапечатанный конверт. – Здесь письмо виконту де Жюлье. Найдешь его в Париже. Это несложно.
- Спасибо! Огромное спасибо! – Благодарно улыбнулся Вильям. – Но как я доберусь до Парижа?
- Действительно. Чуть не забыла! Вот, - Старуха вручила юноше два старинных пистолета. – Должно хватить. Я, помнится, въехала в Париж с восемнадцатью пистолями. Но, не будем забывать, что я – дама.
- Восемнадцать? – Спросил Вильям.
- Да.
- То-то грохоту, наверное, было!
- Не без того! – Кокетливо подмигнула m-me Дадаян и оттолкнула баркас. – Отчаливай, капитан Самвел. Попутного ветра, малыш! До встречи в Париже! Передавай привет Ашоту, Петросу и Арарату! Ты с ними одной крови!