Дождь шел уже третьи сутки. Казалось, он никогда не кончится. Крупные капли били по крышам домов, не спеша ползли по оконным стеклам. Безлюдные улицы подавляли своей нерушимой тишиной, и лишь ветер дерзко разрывал ее протяжным воем. Даже мостовая, днем заменявшая собой рынок, а ночью собиравшая местную молодежь и просто маявшихся бессонницей жителей, теперь пустовала. Лишь редкие прохожие, спешащие по своим делам, появлялись в серебряном свете луны то там, то тут и быстрым шагом скрывались прочь, в темноту дворов, под спасительные навесы.
Эл’тар не мог заснуть. Он с тоской глядел в темноту, на мрачные очертания деревьев и соседских домов. Сквозь запотевшее окно все выглядело ирреальным, размытым, словно сон. Долгий… долгий, бессмысленный сон, имя которому – депрессия…
За эти три дня Новок словно вымер, не кричали уличные торговцы, не приходили бесконечные караваны, вокруг лишь хмурые лица мужчин и обеспокоенные – женщин, даже солнечный свет не мог пробиться сквозь толщу серых облаков. Как-будто что-то прокляло Новый город.
Но эта ночь выдалась на удивление ясной, облака ушли, и на трон торжественно взошла луна, мистическая, загадочная, манящая…
Вот только дождь никак не унимался, даже наоборот, стал еще сильнее. Холодный, злой, словно дикий зверь он нападал на все живое, заставляя прятаться и ждать.
Эл’тар лежал молча, безучастно провожая взглядом очередную, сползающую по стеклу каплю. Мысли бессмысленно и как-то бессвязно сменяли одна другую. Девятнадцать зим уже минуло со дня его рождения, и совсем скоро ему придется покинуть мать и сестру, единственных родных ему людей, и продать себя за сущие медяки. Эл’тар не хотел идти в наемники короля, но другого выхода прокормить семью не было. Хотя он мог бы стать ремесленником, пойти учеником в кузню, о чем всегда мечтал, о чем мечтал и его отец, пока был жив, но ученикам не выдают жалование, а семью нужно кормить. Мать уже слишком стара, раньше она плела корзины, делала шкатулки, но волосы покрылись сединой, а руки, когда-то кормившие ее и ее детей, теперь предательски дрожали, не в силах больше сгибать прутья и мять жесткую кору. Тал’не же, сестренке, не было и десяти зим, она и так делала все, что могла: смотрела за матерью и домом, готовила, пока Эл’тар искал хоть какую-то работу.
Новок был большим городом, но работы на всех не хватало. Эл’тар помогал грузчикам на пристани, за что получал два серебра в неделю. Но этого было мало.
Единственным шансом прокормить семью была армия короля Рудол’фа. И Эл’тар решил со следующим караваном отправиться в столицу, в Тарквут. По рассказам купцов армия Грока не славилась своей жалостью, каждый десятый погибал еще в учебке. Но у Эл’тара не было иного выхода.
От навязчивых мыслей юношу отвлек резкий удар грома, секундное затишье и удар повторился, сопровождаемый на этот раз хлесткой, словно кнут, молнией. На миг кромешная тьма неба озарилась каким-то бледным, мертвецки-бледным светом, и через долю секунды все опять погрузилось в темноту.
Гром продолжал бить, и каждый удар гулким эхом отдавался в самом сердце. Дождь, казалось, стал еще сильнее, еще злее. Остервенелой искосью он забил по окну, от которого Эл’тар никак не мог оторвать взгляда.
Сердце юноши трепетало от вида грубой, и в тоже время искренней, первозданной силы.
Стихия не унималась. То и дело белые трещины молний покрывали небо. Поднялся ветер, безжалостным смерчем он несся по опустевшему городу, вырывая с корнем редкие кусты, разметая хлипкие навесы. Деревья ужасающе кренились, грозя поддаться сумасшедшим порывам ветра, но все же держались.
Эл’тар невольно вздрогнул, когда гром вдарил над самым их домом, могучими раскатами он прошелся, казалось, над самой крышей и скрылся за покровом темноты. Юноша насторожился, средь воя ветра, ропота дождя и ударов грома, он разобрал чей-то крик. Эл’тар одним прыжком вскочил с кровати, стряхивая невольное оцепенение, и весь обратился в слух. Точно! Крик повторился, теперь его невозможно было не услышать. Вскоре крик перешел в вопль, и на его фоне теперь слышались еще чьи-то голоса, властные, мужские.
Эл’тар в спешке натянул свои потертые хлопковые штаны и со всех ног бросился к двери. Нащупав в темноте ручку, и щелкнув засовом, юноша распахнул крепкую дубовую дверь, и тут же кинулся обратно в дом, перед самым его носом просвистела горящая стрела, с хищным шипением она воткнулась в сухие доски пола. Не дав юноше опомниться, в проем проскользнула еще одна, а вслед за ней и еще несколько, пол быстро занялся. Пламя, жадно пожиравшее сухое дерево, вскоре перешло на стены, и поползло вверх, к потолку.
Эл’тар сорвал штору и, бросив на пол, стал по ней топтаться, пытаясь хоть как-то совладать с огнем, но тонкая ткань вскоре вспыхнула. Юноша еле успел отскочить, как штора уже пылала.
- Что за черт! – крикнув, Эл’тар как был – в одних штанах – бросился на улицу.
Город был похож на кровавую бойню, вернее бойня только начиналась. Местами уже пылал огонь, перед которым ливень оказался бессильным. Горели дома, деревья. Повсюду бегали люди: мужчины, женщины, дети. В воздухе повис запах гари и крови. Крики усиливались, слышались плачь и мольба, стоны умирающих и ржание лошадей.
Город на глазах наводнялся всадниками, это они сеяли смерть, жгли и разрушали все, что попадалось им на глаза.
Эл’тар застыл. Не в силах пошевелиться, он смотрел как мимо него пронесся один из всадников. В правой руке он держал чуть искривленный меч, а другой тащил за волосы залитую слезами женщину. Ее белая когда-то ночная рубашка, промокшая насквозь, была теперь покрыта слоем грязи и залита кровью, которая не останавливаясь била из рассеченного наискось лица.
Чуть поодаль мальчик, зим шести-восьми, плакал над окровавленным трупом мужчины, видимо отца. Миг и голова мальчишки скатилась по мостовой, под копыта отряда из нескольких наездников, а тело, заливая мокрую улицу сплошным потоком крови, упало поверх трупа отца.
Ноги Эл’тара предательски задрожали, к горлу подступила тошнота. Он никогда не представлял, и даже не смог бы представить смерть такой - безжалостной, страшной, ужасной... И не мог поверить, что такой ее делают люди, такие же как и он люди.
- Нее-эт!.. - Безумный вопль раздался где-то совсем рядом. Эл’тар оглянулся. Из соседнего дома, весь объятый пламенем, к нему бежал человек. Юноша узнал его, это был один из мелких торговцев, живший всего в доме от них. Старик бежал прямо на Эл’тара.
- Убей! – Старик упал, но все же продолжал из последних сил ползти к онемевшему от ужаса юноше, уже даже не пытаясь сбить пламя. – Убей меня! Прошу! Аааа… черт! Умоляю… Аа… прекрати… это…
Каждое слово давалось ему с огромным трудом. Торговец упал на мокрую дощаю дорогу, его тело сковали судороги. Как безумный он корчился по мостовой и кричал, выл от страданий и бессилия.
Юноша, наконец, пришел в себя. Превозмогая онемение, Эл’тар отвернулся от страшного зрелища и, пнув ногой горящую дверь, вбежал обратно в дом. Нужно было позаботиться о семье: спрятать, защитить. Юноша еще не представлял, как это сделать, но одно он знал наверняка – медлить нельзя, нужно действовать, делать что-нибудь, пока еще не поздно, пока еще есть время.
Внутри уже все полыхало. Лицо юноши обдало жаром, когда он вбежал обратно в комнату. Казалось, даже кожа затрещала, словно дерево под языками пламени. Прикрыв глаза рукой, Эл’тар побежал в комнату матери, едва уворачиваясь от падающих шкафов, полок и горящих балок.
Дверь была раскрыта настежь. Мать, обхватив Тал’ну и прижав ее к себе, сидела на кровати. Эта комната еще не поддалась огню, но пламя подобралось уже вплотную.
- Мама! Вставайте, нужно уходить, - Эл’тар в спешке оглянулся и, подбежав к окну, попытался его открыть. Щеколда никак не поддавалась. – Черт! - Эл’тар обернулся. Мать все так же сидела, проигнорировав его слова, словно и не слышала их. Голос юноши сорвался на крик, - Быстрее! У нас мало времени!
Мать подняла голову. По ее лицу катились слезы. Она слегка раскачивалась из стороны в сторону, словно пытаясь унять этим подступающую истерику, и одновременно успокоить судорожно всхлипывающую в ее объятиях дочь.
- Что происходит? Почему дом горит?
- Некогда объяснять, - Эл’тар схватил табурет и с размаху вдарил им по окну. Хрупкое стекло вылетело сотнями осколков. Некоторые упали на пол под ноги Эл’тару. Острое стекло с жадностью впивалось в босые ступни юноши.
- Аах, Пламя! - Эл’тар выдернул наиболее большие из осколков. Стараясь не замечать боли в подошвах ног, юноша торопливо выбил табуретом остатки стека, торчащие из оконных рам, и подбежал к матери и сестре.
- Мы должны идти.
Не дожидаясь ответа, Эл’тар взял Тал’ну на руки и спустил ее через окно на улицу. Потом вернулся к матери. Но женщина уже стала приходить в себя. Сама встала и, опершись на руку Эл’тара, подошла к окну. Вскоре она уже была снаружи.
Юноша оглянулся в последний раз. Было такое ощущение, что он что-то забыл, что-то очень важное… Но никак не мог вспомнить что именно.
Времени вспоминать не было, и юноша одним прыжком оказался на улице, около матери, держащей на руках Тал’ну.
Ливень стоял плотной стеной. В темноте, разрываемой кусками пылающих домов и деревьев, было почти ничего не видно. Лишь блики и отсветы, да и те смазывались под сплошным потоком воды, превращаясь в мелькающие светлые пятна. Разглядеть что-либо, кроме неясных очертаний всадников и их жертв, было практически невозможно. Но Эл’тар знал каждый переулок, каждый проход наизусть, и, верно, с закрытыми глазами смог бы найти нужный путь.
- В доки,- отрывисто бросил он, - Там есть где укрыться.
Схватив мать за руку, он уверенным шагом повел ее мимо улиц обреченного на опустошение города.
Эл’тар сам не понимал откуда в нем оказалось столько решительности и уверенности. Все получалось как-то неосознанно, само-сабой.
Да и всегда легче быть смелым, когда это кому-то нужно, когда кто-то это оценит. А мать и сестра итак были слишком напуганы, что бы он мог позволить себе показать им свой страх.
Но Эл’тар боялся, сердце колотилось так, как никогда в жизни, как-будто сейчас разорвется. Юноша пытался дышать носом, размеренно, он твердил себе, что нужно успокоиться, но лихорадочное возбуждение, плескавшееся в его глазах и душе, никак не хотело уняться.
Эл’тар вел семью самыми узкими и короткими переулками, надеясь, что здесь наездники не появятся.
Пристань была уже совсем рядом. Эл’тар уже чувствовал запах моря. Новок всегда был в первую очередь морским городом. И вся торговля в основном шла морем, хотя со столицей и городом-Отцом Старым, как его называли в Гроке, Новый город связывали лишь караванные пути.
Часто, когда есть было нечего и денег уже не оставалось, Эл’тар ходил к морю ловить рыбу, хотя это строго запрещалось городской властью, и нарушителя ждали розги, а иногда даже позорный столб. Рыбачить разрешалось лишь Городской Рыболовной Гильдии. Но эта гильдия всегда оставалась закрытой для таких как Эл’тар – для тех, у кого нет ни денег, чтобы это место купить, ни связей, чтобы получить его в подарок.
Но когда есть нечего, и видишь, как медленно засыхают с голода твои мать и сестра, про эти запреты уже не вспоминаешь и надеешься лишь на Удачу – Великую богиню Горна. И, сказать к чести Эл’тара, юношу эта славная богиня еще ни разу не подвела. Оставалось надеяться, что и в этот раз она останется к нему благосклонной.
Наконец показались первые барки.
Эл’тар решил оставить мать с Тал’ной в тени одного из навесов. Большинство из них уже сгорело, либо снесло ветром еще до появления всадников. Но эта пустошь, куда юноша привел свою семью, была так незаметна, и так плотно обступалась со всех сторон домами, что ветер сюда просто не мог проникнуть, а всадники наврятли найдут ее в ближайшее время, так как пройти сюда можно лишь одним путем – через дворы, и этот путь наездники точно не могли знать, они были чужаками, а о том, что сюда можно пройти со стороны доков не знали даже многие горожане. Но Эл’тар знал.
- Ждите меня здесь и не выходите из тени, я посмотрю, безопасно ли там.
Эл’тар уже собирался идти, когда вдруг мать схватила его за руку и с тревогой, дрогнувшим голосом сказала лишь:
- Будь осторожен, - она хотела сказать еще что-то, но голос отказал ей.
Эл’тар посмотрел на обеспокоенное лицо матери и все понял, понял без слов. Слова были не нужны, все было написано в ее глазах: и боль, и нежность, и страх за него…
- Я обещаю, - юноша попытался улыбнуться, но вышло как-то скомкано, и как-то неловко. Эл’тар опустил взгляд на Тал’ну. Девочку била мелкая дрожь, бледное личико казалось одновременно таким робким, и таким испуганным, что Эл’тар мысленно поклялся сделать все, лишь бы это личико, вновь, как еще вчера, озарила счастливая улыбка. Тал’на судорожно всхлипывала на руках матери. Юноша успокаивающе погладил сестренку по голове и улыбнулся на этот раз более уверенно, - Все будет хорошо.
И, не говоря больше ни слова, двинулся к баркам самой бесшумной поступью, на которую только был способен, не забывая все время держаться у стен, чтобы оставаться в тени.
Вроде все шло хорошо, но что-то грызло Эл’тара, что-то было не так, какое-то чувство безысходность душило и давило изнутри. Казалось, сердце вот-вот разорвется от этого ощущения неясной тоски и тревоги.
Так и порывало вернуться, но Эл’тар заставил себя успокоиться и сосредоточиться. Юноша старался подмечать каждый шорох, хотя было маловероятно, чтобы наездники, если они тут и были, пытались бы спрятаться. Выглядело бы это очень глупо. Эл’тар даже ухмыльнулся, представив себе такую картину, и чуть расслабился. Но, тем не менее, идти продолжал все так же бесшумно.
Вскоре он добрался до ближайшего барка. Барки представляют собой большое помещение на воде без пола и двух боковых стен, удерживаемое торчащими из воды брусьями. В барки с моря заплывали суда и лодки и крепились канатами к торчащим из стен крюкам.
Чтобы попасть с барков на лодку или судно, нужно было со стороны берега перекинуть одну из досок, а по этой доске уже идти к нужной посудине. Эл’тар не раз это проделывал, так как часто здесь подрабатывал. В любой из лодок можно было хорошо спрятаться, стоило лишь накинуть сверху плотный кусок судового сукна, и лежать, по возможности не двигаясь. Именно этим и хотел воспользоваться юноша.
В первом барке никого не было, но Эл’тар решил осмотреть те, что подальше – меньше вероятность, что там будут обыскивать, если только захватчики не решили сжечь здесь все…
Эл’тар прошел уже пять или шесть барков, как вдруг разобрал средь шума ливня лязг оружия и хриплую ругань.
Юноша замер, прислушиваясь. Да, ошибки быть не могло. Где-то здесь бьются наездники. Эл’тар осторожно подобрался к углу барка и выглянул на площадь.
В свете факелов вырисовывались три конных, в тяжелых грубых доспехах и с длинными, чуть изогнутыми мечами – захватчики. Они кружили на своих вороных вокруг пешей фигуры. По золотой звезде на шлеме, Эл’тар опознал в этой фигуре лейтенанта городской стражи. Он пытался что-то кричать сквозь намертво сжатые зубы, и, держа двуострый широкий меч на вытянутых руках, водил им от одного всадника до другого, одновременно поворачиваясь сам, пытаясь так прикрыть спину.
Но наездники и не думали нападать. Они медленно кружили вокруг бойца, играли с ним, наслаждались его беспомощностью, смеялись над его жалкими попытками спасти свою жизнь.
Внезапно один из всадников резко крутанулся в седле, и длинное узкое лезвие вошло точно в шею между шлемом и пластинами нагрудника. Лейтенант даже не успел среагировать, как уже медленно оседал на дощатое покрытие площади, похожей из-за непрекращающегося дождя скорее на огромную лужу. Друзья, нанесшего удар всадника, одобрительно засмеялись.
- Всемогущее Пламя, - выругался вслух Эл’тар, но тут же спохватился, и спрятался опять в тень. Но нет, наездники ничего не услышали, развернув лошадей, они легким галопом помчались обратно к центру города.
Юноша облегченно вздохнул. Нужно было вернуться к семье и искать другое место, здесь не безопасно.
Можно спрятаться в одном из сгоревших домов. Наврятли там станут искать, тем более что выбирать особо не из чего.
За стены города сейчас не пробраться, всадники повсюду. Можно лишь спрятаться и переждать, вдруг наездники до утра схлынут. Хотя это маловероятно, но кроме этого надеться больше не на что. Если же они останутся, то утром всех спрятавшихся скорее всего найдут, и тогда…
Эл’тар резко дернул головой, не нужно думать, что тогда! До этого тогда еще нужно дожить, и единственная возможность, единственный шанс на спасение – это развалины какого-нибудь сгоревшего дома – в них вполне можно укрыться.
С такими мыслями Эл’тар почти дошел до того навеса, под которым оставил мать и сестру. Юноша шел быстрым шагом по лодыжку в воде, не смотря по сторонам и не прислушиваясь, так как был уверен, что сюда наездники еще точно не добрались. И таиться сейчас бессмысленно, и ни к чему, кроме потери времени не приведет.
Эл’тар дошел до дома, за которым начиналась пустошь, там же был и навес, под которым спряталась его семья. Юноша проскользнул в едва заметный переулок. Но за миг до этого темноту пронзил резкий крик.
- Нее-эт! Нет! Оставьте нас! Убирайтесь прочь!
Мать Эл’тара стояла возле стены одного из домов, спрятав за спиной, бившуюся в истерике Тал’ну.
- Не трогайте нас! Убирайтесь! – Глаза матери сверкали гневом. Несмотря на седину и хрупкое тело, в это мгновение она выглядела разъяренной львицей, готовой вцепиться в глотку первому кто подойдет.
Всадники, не меньше десяти, гарцевали возле нее и Тал’ны.
Кто-то из них глумливо хихикал, кто-то откровенно ржал, кто-то ухмылялся. Но все они наслаждались. И чем больше была злость их жертвы, тем больше была их радость.
Эл’тар еще даже не успел осознать увиденное, как ноги его несли навстречу наездникам. Юноша абсолютно не понимал, что он делает, как-будто это был сон. Все казалось каким-то неестественным.
Вот он несется на всадников, хватает одного за укрытую черной кольчугой руку, и пытается стянуть его с седла. Вокруг все расплывается… звуки приглушенные, еле слышные… мелькают лица: шлемы в виде звериных рыл, мечи, кони, огонь… лицо матери… серые линии дождя…
И вдруг – вспышка! Все разом вернулось на свои места.
Эл’тар стоит на коленях, судорожно хватает ртом воздух, задыхаясь от удара в солнечное сплетение.
Вокруг него ухмыляющиеся лица в шлемах, в виде хищных зверей… они хищники, а он их жертва. Они знают это, но хотят, чтобы и он перед смертью это понял, понял, что обречен.
Эл’тар сумел поднять голову, прямо перед ним стояли его мать и сестра. И они умрут… И в этом лишь моя вина… эти мысли крепко засели в голове юноши. Я убил их… я…
- Мама! - Эл’тар вскочил на ноги и рванулся к матери, но не успел сделать и шагу, как древко копья уперлось в шею, прямо в кадык, а три или четыре острых как бритвы лезвия коротких, чуть изогнутых мечей, уткнулись в тело, не давая сдвинуться хоть на дюйм.
Голос больше не слушался, равно как и тело.
Эл’тар пытался идти вперед, но не мог, в отличие от матери, которая побежала ему навстречу. Она хотела обнять его. Обнять в последний раз… Ей не дали этого сделать…
Не веря в то, что видит, не веря глазам своим, просто не в силах поверить, Эл’тар смотрел, как голова его матери взметнулась в воздух от удара меча и упала ему под ноги.
Внутри все похолодело. Юноша почувствовал, как ноги его подкашиваются… Кто-то схватил его за волосы и поднял голову, так чтоб он видел сестру. Эл’тар даже не успел осознать, что происходит, как хищная полоска стали пронзила Тал’ну… в самое сердце… насквозь…
Впервые за эту ночь девочка не плакала, она была мертва…
Ее тело безвольно упало на землю.
Я убил их…
Эл’тар вдруг осознал, что не дававшие ему двигаться мечи и копье исчезли. Обессиленный он упал на колени…
Эл’тар не чувствовал ничего, даже слез, катившихся из его глаз, и падающих на холодные доски мостовой. Юноша пополз к телам матери и сестры… Но ему не дали проститься с ними в последний раз. Не дали даже дотронуться до единственных людей, которых он любил, до единственных, кто любил его…
Удар в живот перевернул Эл’тара на спину.
Последнее, что он видел, это черное небо, освещаемое горящим городом, и блеск стали, пронзившей его, уже сломленное, мертвое сердце.