Хмурым мартовским утром боги, скучая, плотнее кутались в тоги и паллии.
– Тоска, – сказал Меркурий, выплескивая остатки нектара на висящую рядом тучу.
– И не говори, – подтвердил Вулкан. – Чем бы заняться?
Беллона, начищая меч, предложила:
– А если повоевать?
– Нет уж, – ответил Марс. – С кем сейчас воевать? Разве что с варварами, а от этого увольте.
– Хоть бы один завалящий этрусский город! – простонала Беллона и вложила сверкающий, как луна, меч в ножны. – Хоть бы восстание рабов, в конце концов!
– Я бы посоветовал сочинить поэму, – встрял Аполлон. – Давайте сядем, как в старые добрые времена, и каждый напишет по строфе, потом еще по строфе…
– Чушь! Кому мы дадим ее в руки? Не Цицерону же! – фыркнула Юнона, безуспешно пытавшаяся защитить шарфом волосы от моросящего дождя.
– Действительно, некому…
– Посмотрите, вон идет наш самовлюбленный приятель, – перебил Меркурий.
– Какой конкретно? – спросил Вулкан.
– Гай Юлий, конечно, – прогудел Юпитер.
– Сегодня у них иды марта, кажется? – спросил Меркурий. – А давайте сделаем так, чтобы предсказание прорицателя о его гибели в этот день сбылось! – предложил он. У богов азартно заблестели глаза.
– Не надо! – взмолилась Венера. – Он же как-никак мой правнук.
– Не переживай, ему все равно прямая дорога в Элисий, – заметил бесчувственный Меркурий.
Юпитер велел Ганимеду намазать кусок пшеничного хлеба амброзией и заметил в свою густую бороду:
– Он чересчур много о себе вообразил, твой правнук. Кроме того, разве ты забыла, как он отказался быть моим жрецом? Воевать ему захотелось…
– Но он такой красивый! – вздохнула Веста.
Юлий Цезарь не верил гаданиям и пророчествам. Но, отправляясь в сенат утром пятнадцатого марта, он поднял голову и увидел – впервые в жизни – где-то в вышине силуэты скучающих богов.