Из книги "Ранние мемуары"
...отец умер внезапно, несмотря на то, что все уже знали, что в любую минуту он может умереть. Это было странным и как- то не укладывалось в голове – прошла всего неделя, как мы забрали его из больницы и узнали, что он болен раком, но, однако, все равно это было неожиданным.
Наш мозг, оставшихся жить дальше, хоть и был подготовлен к известию о его скором конце, однако же, не мог это осмыслить и перестроиться на восприятие окружающего мира без него. Начинался день, в котором его не было. Проходил месяц за месяцем. И ещё долго сердце вздрагивало при виде вдалеке человека, очень похожего на отца. И, наверное, это было не странным, что чем дальше уходил тот его последний день, тем чаще происходили такие встречи. Видимо, со временем стирался в памяти его внешний облик...
Он очень много курил, в последнее время хватало лишь три пачки «Примы». Он все жаловался, что не может никак накуриться. Обычно, на его работе в автобусном парке все работники обязаны были проходить раз в год профилактический осмотр в поликлинике, в том числе и флюорографию. Он его никогда не проходил, уж не знаю почему, а все время подделывал справки, которые у него уже были. А тут его кашель, видимо, совсем достал, и он решил сам пойти провериться у врача. Сделали снимки, и его в этот же день положили в больницу. Туда он ушел с сумкой сам, а уже через неделю его, обследовав, отправили обратно домой. Передвигаться ему было уже тяжело, и нам дали машину скорой помощи. Он ехал в ней и удивлялся – ещё ни разу за свою жизнь его не возили вот так, с комфортом, домой. Мы с мамой сидели рядом с ним, на моих руках был самовар, который он брал, чтобы в больнице пить свой свежий чай, и который он так там и не включил ни разу. Было очень больно видеть, как он изменился за эту неделю.
Я не помню слов врачей или, их не слышал, возможно, они говорились без меня, но я тогда понял, что мой отец умирает. Умрет... В это не верилось, в это не хотелось верить – мозг просто не мог такое принять.
По дороге домой он шутил, что ему выделили не такси, а скорую машину – удобно нам всем так было ехать, недоумевал, что простуда, из-за которой его положили в больницу, так его корячит, что он, даже не может самостоятельно добраться до дома, говорил, что когда все пройдет, и он встанет вновь на ноги, как раз появятся в лесу грибы, и мы обязательно поедем их собирать...
Я плохо помню те дни и те часы. А что помню – трудно рассказать, потому что было только одно ощущение какой-то ненормальности, нереальности происходящего. Не помню, какая была тогда погода, что мы делали, как жили оставшуюся неделю. Все было тогда подчинено тому, что бы сделать ему легче, что бы ему было лучше...
Позвонили родственникам. Они попросили прислать телеграмму, что бы можно было с ней быстрее приехать. А какую в таких случаях нужно давать телеграмму? Мы и не знали. Но они приехали быстро – буквально часов через двенадцать. И тоже, судя по их виду, не верили в реальность происходящего. У них в семье все жили очень долго. У отца даже была жива ещё бабушка, и нам всегда было смешно слышать, когда он говорил, что нужно бы съездить к бабушке. Никто, и она сама, не знал, сколько ей было лет. А тут в сорок девять...
Он не удивился их приезду – лето же, отпуска! А он заболел, и чем - простудой!!
-А я что-то простыл вот, - сказал он, улыбнувшись, когда увидел своего младшего брата и сестру.
Все в доме старались быть веселыми. Старались шутить.
И занимались подготовкой к похоронам.
Это было для меня дико.
Это было ненормально – мой отец жив, а ему уже заказали гроб, определили участок земли, где его закопают ...
Он угасал на наших глазах. Врачи нам дали в больнице, когда мы уезжали домой, ампулы с сердечными и наркотическими препаратами. Наркотики мы кололи каждые несколько часов, а сердечные когда у него останавливалось сердце. Такое было по несколько раз в сутки – вдруг он, переставал дышать, и пульс его совсем не было слышен. Шприц с лекарством был всегда наготове, и я или мама кололи его и он оживал, удивляясь тому, что его сознание все время кружится и уходит куда-то, словно по спирали...
-Ты знаешь, - сказал он как-то ранним утром очень устало, когда мы сидели с ним на балконе, - у меня такое ощущение, что болит каждая клетка в моем организме, а клеток в нем, по всей видимости, ох как много....
Было видно, что он умирает, но хотелось, что бы это было не сейчас, не сегодня, хотелось, что бы он прожил дольше...
... До его болезни наши отношения с ним были не очень хорошие - я не мог его понять, он – меня. Только в чем я никогда не сомневался, так это в том, что он нас с братом всегда очень любил.
Но все обиды ушли на задний план сознания, думалось и надеялось, что, может, все-таки это ошибка врачей. Ведь через три дня после того, как его привезли домой из больницы, потребовалась какая-то справка оттуда, где он лежал. Когда я пришел в это отделение и попросил справку, врачи удивились: «Он ещё живой?» Эта фраза врезалась в память мне навсегда, она вселяла надежду, что может что-то изменится и произойдет чудо.
Но чуда не произошло.
Меня отправили куда-то за очередной дурацкой справкой, а когда я пришел домой, почувствовал сразу, что все кончилось. Мне никто ничего не сказал, но я понял, что отца у меня больше нет...
Зайдя в большую комнату, я увидел, как его перекладывали на пол, разрезали ножницами на нем одежду. Он лежал голый на полу и казалось, что просто глубоко спал. Моя тетя, его сестра, и кто-то ещё, стали обмывать тело, а я не знал, куда себя деть, и что мне теперь делать... Но как-то все само собой решалось, видимо, подготовка к этому случаю была небесполезной. Все было, как в тумане, воспринималось не остро, и все, вымученные неделей недосыпания и напряжения, делали все, что необходимо делать в таких случаях, чисто механически.
Единственное, что запало в душу тогда на всю жизнь, и то, что я вспоминаю почему-то часто непонятно зачем и почему, - это моя последняя ночь, проведенная с ним.
Уже мертвым.
Родня сказала, что всю ночь нужно будет нам сидеть по очереди у гроба, что бы он не был один в свои последние часы. Я вызвался быть первым и должен был через пару часов кого-то разбудить. Но так и просидел рядом с ним до утра. Все в доме были измучены и крепко спали, а я сидел и думал о том, что это мои последние часы, которые я провожу с моим отцом.
В углах комнаты тускло светили пара слабых лампочек, и горело несколько свечей у изголовья гроба. Их пламя колыхалось из-за небольшого сквозняка, меняя тени на его лице и казалось, что меняется и его мимика. Летняя жара не спадала и ночью. Несмотря на сквозняк, в комнате было душно и не хватало кислорода из-за горящих свечей. В мертвом теле что-то все время бурлило и клокотало, и иногда совсем пропадало ощущение, что лежит предо мною мертвый человек...
Я сидел рядом и прислушивался к этим звукам, следил за выражением его лица и думал, что вот сегодня, вот сейчас и есть та черта, после которой у меня изменится всё в моей жизни, и после которой я буду говорить: «Был у меня отец...». Я вспоминал последние дни, когда он ещё дышал, говорил, улыбался, и мне тогда, этой ночью, впервые в жизни захотелось, чтобы те истории, которые я встречал в книгах и рассказах про человеческие души, были правдой. И я понял тогда, что теперь, наверное, мы сможем понять и простить друг друга. Когда пришел рассвет, я
не помню. Не помню что делал, кто приходил в наш дом, где и с кем был тогда мой маленький сын.
Только помню когда гроб с телом тяжело вынесли из узкого подъезда, совсем не приспособленного для таких случаев, я поразился тому, как много приехало людей провожать моего отца. Вокруг нашего дома было заставлено все автобусами из его автоколонны, где он работал. Я знал, что его там любили и считали рубахой-парнем, но никак не ожидал, что вот столько машин сойдут с линий, чтобы проводить его в последний путь... Когда гроб понесли к катафалку, все машины в округе неожиданно загудели и, наверное, было этот гул очень далеко слышен...
К чему я это рассказал... Ведь, наверное, каждый человек прошел через подобное, у каждого есть свой опыт потери близких ему людей. И, наверное, каждый может об этом рассказать. Но я тогда впервые понял, что потеря человека, живущего рядом с тобой, будет невосполнимой утратой, которую, как правило, ты будешь ощущать всю свою оставшуюся жизнь...
Bielefeld,
20.08.02
© Copyright: Чешенов, 2002
Свидетельство о публикации №2209230030