В канун своего тысячелетия в Доме Мёртвых
проходит по нему человек
Р. Желязны
Съёжилось небо в крене.
Пали живые сосны.
Стоя дрожали тени.
Три наших тени.
Ф. Гарсиа Лорка
По хрустальному мосту шёл человек.
А может, и не шёл. Важно, что мост и фигура на нём были реальностью. А возможно, и не были. Кто знает, вдруг это плод моего больного воображения? Хотя тогда и вселенная тоже существует лишь в моём мозгу. Где же в таком случае существую я? И есть ли у меня «я»? Или… вдруг моё эго и вселенная тождественны?
Тогда кто я?
Бог?
Или дьявол?
* * *
Цитадель Тысячи Дверей осталась по правую руку. Человек, шагающий по дороге, этому событию не обрадовался, но и не опечалился. Он просто где-то в глубине подсознания отметил его. Въевшаяся за годы странствий привычка. Прошёл мимо.
Если бы и удалось тебе взглянуть на того человека, был он высок, но не великан, худ, но не сухощав, силён, но не перекачан. Шёл он уверенно, хоть с опущенной головой. Глаза у него были серые, как и одежда. Но детали, право, несущественны.
И вообще мало было существенного и осмысленного в этой картине. Тусклое небо, пустая дорога, пыльная обочина. Человек шагал механически и без желания. И тишина была вокруг. И казалось, что нет больше ничего, кроме тишины, и не будет, ныне, присно и во веки веков. Аминь.
Гротеск наполнял всё существование мира, распирал его, рвался наружу, но оседал, притянутый своими рабами обратно. Кто понял весь смысл? Нет, даже не жизни, но хоть её части? Откройте мне тайну, и прострусь ниц, попирая лицом грязь, ибо будет явлено говорящему и слушающему божественное откровение. Ибо вдвойне воздастся не смотрящему, но – видящему, не слушающему, но – слышащему. Но велика разница между ними, а потому и откровение далеко от откровенности.
Не ведомо было человеку, что наполненным может быть мир, ибо пустота была его стихией, покой был его религией, а идолом – тишина.
Сила не бывает плохой, её всего-навсего не к тому прилагают. Прописная истина.
А ему не к чему было приложить то, что когда-то было силой. Всё, что имел, потратил на уход к покою. И ничего не осталось. Да если б и осталось, то толку-то от неё в пространстве сумасшедшего гротеска. Только быстрее с ума сойдёшь. Единственный оставшийся вектор приложения. Последний оставшийся. Последний выход. Грань над гранью. Падение в пропасть отменяется, господа присяжные заседатели.
Потому что мы все уже давно лежим на дне…
Но возникло нечто из ничто.
И исчезла пустота.
И поднял человек взгляд свой на горизонт.
И увидел.
Парила над горизонтом чёрная точка. Хоть знал точно человек, что некому и нечему уже больше двигаться, кроме него. Абсолютный покой. Покой абсолюта и возведенный в абсолют. Совершенный, хоть и не совершаемый.
Парила точка над горизонтом. Ступал по дороге человек. Свистел, забавляясь пылью, ветер. Умирало небо.
И замер на полушаге человек. Ибо понял он, что парит над горизонтом.
Пепельный Ворон. Предвестник Ухода. Ухода тихого. Умиротворяющего.
Лёг человек на дорогу. Раскинул руки. Нащупал взглядом точку над горизонтом. Почувствовал ответный взгляд серых глаз, таких же, как у него.
И умер.
И мир перестал быть.
И никто не заметил.
***
Дождь лился на Мегаполис, кажется, с начала дней. Не с самого, конечно, но от времён незнаемых. Эдакая шутка природы. Локальная погодная флуктуация.
По мокрой улице, подняв воротник длинного кожаного плаща, шёл горожанин. Несмотря на вечернее время, был он в тёмных очках, стрижка была… А не было стрижки. Лысым оказался человек. Но никто этого не замечал, просто потому, что некому уже было что-либо замечать. Все нормальные люди давно сидят дома, смотрят телевизор и пьют чай с вареньем. Или кофе с коньяком. Или водку с икрой. Тут уж как повезет.
А этот лысый всё ещё куда-то шёл. А может, и не шёл. Это несущественно. Главное, что была улица, по которой перемещался человек. Перемещался по направлению к цели.
Нёс он в руке чемоданчик, небольшой, но вместительный. Вторая рука лежала у него в кармане. Шагал торопливо, но не суетясь. Веяло от него силой, умением и дорогим одеколоном. А еще шёл запах мокрого железа и влажной меди. И свинца.
Вокруг было тихо, только отдавался эхом звук шагов да шуршал дождь. Оставив отделение № 421 Федеративного Банка справа, человек углубился в сплетение узеньких припортовых улочек. Тут он не бывал никогда, но это лысого, в общем, не смущало.
Ибо умение смущаться не относилось к числу его многочисленных талантов.
Талантов воина.
Последнего воина исчезнувшей империи.
Его долго учили, и из уроков своего наставника он вынес главное: полк жив, если осталось знамя, империя жива, если осталась армия. А армия жива, если остался хоть один солдат.
Вот один и остался.
А скоро погибнет. Со славой. Пусть даже посмертной.
Ибо гордыня – худшее качество для воина. Нет славы, нет и гордыни. Вот и вся премудрость.
Есть те, кто идёт на смерть, но рассчитывает вернуться. Он не из таких. Пускай даже у него боевых имплантатов в теле больше, чем костей, солдат, у которого не было даже имени, только порядковый номер, всё ещё остаётся человеком. Машины не сходят с ума.
Даже на время.
Но, тем не менее, лысый приблизился к пункту своего назначения – городскому центру энергоконтроля, пульту управления подземными ядерными реакторами, дающими Мегаполису электричество. Ухмыльнулся. Снял очки. Взвёл курок пистолета в кармане плаща. И шагнул внутрь.
…Те немногие выжившие свидетели потом рассказывали, что на крыше здания сидели три птицы, которых в Мегаполисе давным-давно не было.
Три ворона. И они говорили.
И каждый шаг или выстрел человека внутри здания был всего лишь ещё одним аргументом в извечном Споре Ухода.
Споре, который возник одновременно с миром.
А может, мир одновременно с ним.
Кто знает…
Последний охранник получил свои девять граммов свинца в лоб и распростерся на пластиковом полу. Лысый отбросил пустой ствол. Раскрыл чемодан.
…Хакером он был посредственным. Пока что ничего не сходилось, а время утекало сквозь пальцы, как вода…
Хрипло каркнул Стальной Ворон:
- Он должен успеть. Они не заслужили иного.
…Кажется, поддалась первая система защиты…
Блеснул глазами Белый Ворон:
- Нет. Ухода не будет.
…Недобитый страж в коридоре нажал из последних сил клавишу экстренной тревоги…
Бросил Пепельный Ворон:
- Или одно, или другое. Мне тут делать нечего. Покою рано здесь обосновываться.
…И ничего не изменилось…
Спорят Вороны. Закрой глаза, воин. Отдайся ощущениям. Пусть они несут тебя. Сделай то, зачем пришёл.
Убей их всех.
Сделай свои действия аргументами, а слова – движениями. Растворись в них. Предоставь им решать твою судьбу.
Тебе лишь останется немного её поправить. Так, как следует.
Умолкли Судьи. Замер вызванный спецназ в коридоре. Тягучим потоком движется время. Свистит ветер за окнами. Шуршит дождь.
Воин поднимает руку. И нажимает последнюю кнопку, подхватывая другой рукой пистолет. Осталось лишь не умереть до того момента, когда процесс перегрева станет неотвратимым. Вот тогда и вправду погибнет Империя.
Но разве стоит об этом жалеть?..
Стоит ли жалеть хоть о чем-то?
Ты вправе решать сам. Но помни о Судьях.
Никогда не забывай о них. Тогда они не нагрянут в самый неподходящий момент.
…Слетает с петель дверь, и спецназ бросается на штурм. Первым же падает командир с пулей между глаз, бойцы кидаются врассыпную. А воин стоит посреди комнаты и стреляет. Пули рвут его тело, но он продолжает стрелять. Падают нападающие, один за другим. Даже когда ему прямым попаданием разворачивает мозг, тело всё ещё рефлекторно нажимает на спуск.
Только когда обойма выходит, труп, покачнувшись, рушится вниз. Тишина. Никого не осталось.
И не останется.
И никто не заметит.
***
По хрустальному мосту идут двое. Невидимый ветер развевает полы плащей, напевает Песнь Прощания. Двое шагают.
Кто знает, что по ту сторону Ухода? Никому из них это неизвестно. Они смотрят друг на друга и идут дальше.
***
Человек сидел на поваленном взрывом стволе дерева. Просто сидел. Со стороны было незаметно, чтобы он что-то делал. Всего лишь устал за день. Не он один, впрочем.
Внешность у него была самая невзрачная: увидишь и тут же забудешь, что видел. Это, впрочем, неважно. Главное, что на нём была военная форма. Отсюда и начнём.
Эта война достала уже всех. Траншеи, блиндажи, землянки, вечно злобный фельдфебель… Все сидят и ждут чего-то.
Вчера подняли их в атаку... на первых пятистах метрах ничейной земли полбатальона выкосило, пока отступали – остальных добили. Один он остался.
Сидит. И никого кругом нет.
Уже больше никого нет.
И не будет никогда. Потому что про них забыли. Списали в безвозвратные потери.
В душе не осталось даже злости. Вообще ничего не осталось. Ни боли, ни даже отчаяния. Только опустошенность, всеобъемлющая и вечная. Как война.
Низкое тёмное небо было затянуто тучами, налетал порывами холодный северный ветер. Он, впрочем, даже не поднял воротника форменной шинели. Незачем.
На миг проглянуло солнце, но тут же скрылось за облаками. Ветер закружил пыль в маленькие вихри. Наступал вечер.
Ему часто говорили в детстве: не отчаивайся, всегда найдётся выход. Теперь выхода не было. Он был слишком удачлив. А судьба никогда не делает что-то просто так. Всегда потребует кусочек тебя взамен. Такой маленький кусочек. Жизнь, например.
Солдат очнулся от своих дум. Тряхнул головой. Встал на ноги. Поразмыслил, снова сел. Опустил голову низко-низко…
В себя его привёл шум крыльев над головой. Человек понял голову вверх. Там, в вышине, парил ворон. У него были серые перья, и он казался сотканным будто бы из кусочков пепла, но, тем не менее, солдат мог поклясться, что это был именно ворон.
И вдруг голова прояснилась. Он понял, что это нежданный гость говорит с ним. Открыл свой разум ему навстречу, словно бы впал в транс.
У ворона в трансе были серые глаза. Человеческие глаза.
- Этот мир уйдёт, - сказал он.
- Кто ты? – спросил солдат.
- Смерть дарующий, покой приносящий. Второй Судия. И суд уже свершился, - каркнул Пепельный Ворон. И пропал.
А солдат остался в трансе. Ему было хорошо. Он снова был дома, видел всех своих. Пил чай с бабушкиным вареньем. Курил на крылечке…
…И не почувствовал, когда умер.
И снова никто ничего не заметил.
Потому что некому стало замечать.
***
По хрустальному мосту идут трое. Невидимый ветер развевает полы плащей, напевает Песнь Прощания и Прощения. Трое шагают.
Идут они, а под ними плещутся звёзды. Впереди – только вечность и там – они точно знают - Врата. Где сидят три Ворона и чистят перья. И взвесят они дела их, и воздадут каждому по заслугам его. И пропустят. Туда, куда каждый из них стремился…
Трое шагают. У каждого из них своя правда, да одна, на всех, истина. А может, наоборот?..
Но это, право, несущественно.