БРИТВА
- Дурочка…- седой судмедэксперт устало стягивал с рук резиновые перчатки. – И что им неймется?
Она лежала в горячей ванне. Вода обжигала кожу до жгучего покалывания, но озноб внутри не проходил. Было холодно. Она рассматривала свои руки: тонкие пальцы, увенчанные длинными ногтями, накрашенными ядовито-красным лаком – контраст с пузырящейся белой пеной для ванн. Кровь на снегу. Интересно, она такая же красная? – промелькнула шальная мысль. Нестерпимо хотелось согреться. Она открыла на полную мощность кран с горячей водой. Капельки пота стекали со лба, а холод острыми коготками все также сжимал что-то внутри. Сердце? Душу? Старый станок для бритья грязно-коричневого цвета не вписывался в идиллию красных ногтей и белой пены, как ржавая чугунная сковорода среди фирменной посуды «Gipfel». Тонкое стальное лезвие, вынутое из станка – рваная проталина оттепели, вдруг случившейся посреди зимы. Острый, жестокий и бесшумный предмет, уродливый по своей форме. Чеканное, звонкое, резко-колючее слово по своей сути – бритва.
Холодно. Кожа покраснела, дышать стало трудно. Ощущение отсутствия в этом мире. Ничего нет, лишь шум льющейся воды. Бесшумное «чик» - и совсем не больно. Острое «чик» - и пена приобрела розовый цвет. Идиллия исчезла. Звонкое «дзынь» - и проталина стала простой бритвой на черном кафеле.
Она лежала в остывшей ванной, некрасиво свесив руку с разинутой раной на запястье. Седой судмедэксперт монотонно диктовал для протокола:
- Смерть наступила 6-10 часов назад. Причина смерти: острая кровопотеря, геморрагический шок. Типичное самоубийство посредством вскрытия вен на обеих запястьях….
В другом конце города мощные ребята в темно-синих комбензонах вынули ее, упаковав в черный полиэтиленовый пакет, погрузили в «труповозку» и увезли туда, откуда не возвращаются.
Ее мать, затирала красной тряпкой бурые пятна на кафеле, плохо соображая, что произошло. Шок. Тоненький железный лязг: «звяк» - это тряпка встретилась с бритвой, и истошный вопль огласил квартиру. Дошло. Слава Богу, значит не сойдет с ума от потери единственной дочери. Люди в форме покидают квартиру, ежась от неприятного, непонятно откуда взявшегося холода, оставив женщину со своим горем и с ваткой нашатыря.
Она лежала в горячей ванне.
- Сколько можно мыться! – заныл мужской голос за дверью.
Глупость какая, Господи…
Она положила острый предмет на стеклянную полку, еще раз взглянув на безупречной формы красные ногти. Да. Наверное. Кровь на снегу.
- Выхожу уже! – она встала, и, не смывая белой пены, накинула на себя полотенце. – Помыться человеку не дают! Не дом, а коммунальная квартира!