Тысячи зеркал.
«Отлично, девочки, отлично! Марина, спинку ровно, вот так, умница!» – девочки старательно занимаются, тянут носочек, разводят руками…
Такие маленькие еще, а уже свои проблемы. Кого-то мальчик не встретил, а так хотелось. Кто-то с родителями поссорился – этого, наоборот, не хотелось очень. Такие маленькие.
А ведь когда-то и я была такая. Пионерка, гордость класса и школы. Прилежная ученица и все такое. Нет, не это было. А была маленькая девочка – вот как они. И тоже хотела, чтобы именно Он, единственный, провожал до дома, чтобы в кино, и вообще, все как положено. А требовали: «…всегда будь готов!» И ведь была готова. И находила среди уроков, возни с малышами и завязыванием галстука время помечтать - как потом говорили? – о принце на белом коне. Пафосно, конечно…
«Спасибо, девочки, отлично поработали сегодня! Все, можете собираться, я жду вас во вторник,» - тысячи людей отражаются в тысячах зеркал. И не знают, где их собственное отражение, а где чужое. Зато точно знают, что этого никто не знает, поэтому смело берут то, которое понравилось.
Ученицы уходят, зеркала пустеют. Стать бы в этот круг света, да закружиться бы как раньше. И чтобы все тысячи зеркал ловили только меня, а я могла бы взять любое отражение и знать – мое.
Нет, возраст не позволит, солидность: а вдруг кто увидит. К тому же обувь не та, да и одежды лишней много…
И все, что я делаю – иду к окну, смотрю на осеннюю Москву, на желтые огни автомобилей, на темные стены зданий, на коричневые вечерние вихри опавшей листвы. Здесь ее почему-то не убирают, что сейчас, что много лет назад. Только дождика не хватает для более полного ощущения тоски.
Ты же сильная женщина! Хватит ныть! У тебя муж, дети. И все они на тебе висят. Да, не то, что хотелось бы. Да, даже сейчас – когда, вроде бы смирилась – хочется большего.
Много лет назад, кажется, будто в прошлой жизни, мы были юными и счастливыми. Я дарил ей цветы, она улыбалась. На нас лил дождь, а мы блаженно пили эти струи, струи первых весенних ливней. И потом она говорила: «Сними пальто, ты же простудишься!» А я отвечал: «Ничего страшного, ведь лечить меня будешь ты, вот этими своими руками.» И я брал ее узкие холодные с улицы ладошки в свои, и мы так стояли, ловя каждый момент нежности, той небывалой вселенской нежности, что способна заменить собой этот мир и унести нас прочь, навсегда.
Потом мы стали взрослыми, появились дети. И, попади они под грозу июля, мы вместе по-доброму ворчали на них, а потом, переодетые в сухое, дети бежали к нам, садились на колени и просили рассказать про Африку. И она читала им про доктора Айболита, делая страшные физиономии, когда описывала Бармалея, а я подыгрывал. И мы были довольны нашей семьей, детьми и уютным домом.
Ну кто, скажите мне, кто еще переживал подобное? Я знаю, что стало со всеми моими однокурсниками. Они неудачно женились, у них плохая работа. А у меня: работа так себе – да, но ведь есть чудесные детишки, любимая и любящая жена. Какой мужчина не мечтает об этом?
Звезды. Я люблю звезды. Они так же прекрасны и так же далеки от земли, как когда-то была далека и я. Сегодня на небе нет звезд: тучи скрывают и их, и луну. Дома меня уже ждут. Муж вернулся со службы, дети – наверное – из школы. Они уже совсем большие…
Входит наша уборщица тетя Маша. «Что это вы стоите, никого уж нету?» – «Да так, тетя Маша, грустно стало почему-то.» – «А это, наверное, потому что давление падает – по радио говорили сегодня. Я слышала.» - «Наверное, тетя Маша. Пойду я, вы правы.»
На улице душно – ну точно, ночью будет дождь. Даже листья не кружатся в своем вечном танце, лежат словно убитые или больные.
Зайду-ка я в парк по пути. Там очень красиво. Заодно и листьев наберу домой. Чугунные ограды, влажные скамейки, тихо и безлюдно. Почему-то хочется именно тишины и одиночества. Одиночество… Я не одна, но одинока. Какой-нибудь поэт написал бы и так. А что, ведь это правда. Чувствую себя иностранкой в стране равнодушных сердец. Они ходят прямо передо мной, они говорят со мной, но меня не слышат. Они что-то делают для меня, но мне не дают этого. Они словно по ту сторону зеркал. Тысяч зеркал.
Вообще, все это похоже на огромный танцевальный зал. Пустота, тишина и зеркала на стенах. И только одинокая балерина кружится в центре зала. И только тысячи ее подобий кружатся в зеркалах. Балерина уйдет, уйдут и подобия. У них там настоящая жизнь, любящие и любимые мужья, дети, все у них хорошо.
А сами они, отражения эти? Видят ли они мою жизнь такой, какая она на самом деле? Или они знают лишь, что я – их отражение, и у меня все хорошо? Ах, вот уж нашла, о чем подумать на сырой скамье в пустом парке!
Я знаю, что моя жена меня любит. Она меня любила и раньше, но по-другому. Тогда это чувство было молодо, горячо. А теперь это – спокойная и умиротворенная любовь. Она ближе к привычке, чем к страсти. Но неужто я сам уже не способен на страсть? Неужто все закончилось, едва лишь исполнилось нам по тридцать? Не может этого быть. Не должно этого быть. Я… Я должен что-то сделать.
Ну, вот я и дома. Дети где-то гуляют, мужа нет. Нет мужа. Так сказала, как будто я уже вдова какая-нибудь. Да, невеселая шутка.
А в доме неприбрано, валяется что-то. Поставлю-ка я листья в вазочку. Они яркие, веселые. Пусть украшают дом. Пока есть, что украшать…
Нет, не хочу так! Не хочу!
Почему же так грустно? Осень, что ли виновата? Или я совсем уж старая стала, только скорбеть так и могу?
Надо менять что-то, надо менять.
И придет мужчина, и увидит свою женщину грустной. И увидит женщина своего мужчину спокойным. И в спокойствии этом найдет она силы, чтобы встать, надеть пальто, пройти на улицу и сесть в такси.
И найдет мужчина возможность им побыть вдвоем. В каком-нибудь угасающем ресторанчике, под негромкую музыку, спрятавшую это место от всех глаз. Под треск поленьев в камине, под стук дождя, просящего у окон разрешения войти.
Под звуки его голоса она успокоится, в звуках ее голоса он найдет ответ на вопросы о том, что же случилось. В звуках огня, дождя, голоса они увидят друг друга как в зеркале. Увидят – и поймут, в чем были их собственные ошибки. Свое отражение расскажет, как быть дальше. Свое отражение покажет все.
А показав, оно рассыплется. Рассыплется на тысячи зеркал. И в каждом из них будет жизнь. Настоящая - ненастоящая, какая разница, ведь будет жизнь.
И пока она будет жить в зеркалах его души, пока он будет отражаться в ее зеркалах, они смогут быть вместе, смогут радоваться друг другу. Надо было только найти свои зеркала.