Микола и черт.
Поп Афанасий, о котором я тебе рассказывал, мастер был нечистую силу из хат выкуривать. А у Миколы теща была из ведьм - ведьма. Чуть ночь звездная, лунная, теща на помело и в трубу. Это многие люди видали. Идут казаки из шинка мимо тещиного дома, обязательно перекрестятся, а который не перекрестится, того ведьма ночью оседлает. И не раз бывало, что под утро найдут казака в канаве: без рук, без ног и ничего вспомнить не может, пока не похмелится. Похмелится, такое расскажет, мороз по коже. Якима собачья матерь на грушу закинула, полдня слезть не мог. Остапа в хлеву со свиньями нашли, свиньи ему ухо отгрызли, так и звали с той поры: Остап Безухий. А уж сколько ведьма коров испортила, сколько молока заквасила, и не перечесть. Однако померла подлюка, уволок ее Сатана к себе.
Гарная хата после тещи осталась, просторная, светлая, золотой соломой крытая, но Микола с жинкой Параськой боялись там поселиться, дух в хате нечистый стоял. Прошло время, подкопил Микола грошей и пошел к отцу Афанасию на поклон. Кабанчика привел, яиц с десяток приволок. Поп кабанчика и яйца принял, а грошей не взял. “Деньги, - сказал, - от дьявола есть, в таком деле не подмога”. Налил отец Афанасий особой наливочки и Миколе поднес. Выпили, закусили. Поп облачился, взял кадило, Миколе кувшин со святою водою дал, пошли они в тещину хату.
Вошли, смердит, как в пекле. Стал отец Афанасий молитвы творить, кадилом курить, святой водой прыскать. Полезло, поперло изо всех щелей и в трубу. На селе сказывали, будто из трубы дым повалил, но не дым, заметно, что черти: то рожа мелькнет, то хвост, то копыто.
Микола стоит, рот раскрыл, глазами лупает, руки в стороны развел, нет, чтобы перекреститься. Отец Афанасий хорошо свое дело знал, всю нечисть повымел. Один только мелкий бесенок Миколе в карман жупана забрался, притаился рядом с тютюновым кисетом.
Стала ведьмина хата краше, чем была. Микола иконы протер, позвал отца Афанасия к столу. У тещи много запасов было, и горилка была, и закуску сыскали. Поп отдохнуть согласился, после трудов праведных. Сели за стол выпили, закусили, благословил отец Афанасий Миколу и пошел домой. А Микола послал соседского хлопчика за женой, сказать, чтобы в новую хату перебиралась. Сам же на крыльцо вышел люльку выкурить.
Только достал кисет, чертяка прыг ему на руку, потом на плечо: “Ну, Микола, - визжит, - теперь ты мой!” Да не на того напал. Микола хвать бесенка за хвост левой рукою, а правую поднял перекрестить.
Испугался черт, заплакал: “Не губи меня, Миколушка, я тебе пригожусь!”
“На кой ляд ты мне сдался, свинячье отродье, - Микола в ответ, - видал, как отец Афанасий ваших гонял, так и с тобой будет. Чи я не казак, чи в вере не тверд?!”
“Не губи, не губи, я тебе клад укажу, богатым станешь”, - молит бесенок.
“Клад? Ну, это другое дело, веди меня к кладу, да чтоб без подвоху! Полезай-ка пока в кисет, оно спокойней будет”.
Черт уменьшился, в кисет прыг, а Микола кисет крест накрест затянул, не выберется вражья детина. Черт от крепкого тютюна казачьего чихать принялся. “То-то, - смеется Микола, - не по нраву тебе, собака, наш табачок. Ну, веди к кладу!”
Ноги Миколы сами пошли, да так скоро, что казаку страшно сделалось: “Притормози, окаянный, - кричит, - а то сапоги мои загорятся!”
Так пробежали они через село, через поле, в лесу остановились. “Здесь твой клад, - говорит черт, - копай под тем деревом”.
“Не, - Микола отвечает, кисет развязал, бесенка за хвост вытащил, - копать ты будешь. Я же люльку курить стану. И не дай боже удрать попробуешь, или гроши обманные подсыпешь, враз перекрещу!”
Набил казак люльку, сел на дуб поваленный, прикурил. Черт землю лапами роет, на Миколу косится. Микола ему то дулю покажет, то пальцы перекрещенные, чертяку так и передергивает. Его, черта, если перекрестить человеку православному, считай, словно в пекло сослать на черную работу, сроком на год, а то и больше. Потому и боится нечисть крестного знамения.
Вырыл бесенок горшок с червонцами, принес Миколе. “Выполнил я твое пожелание, - говорит, - отпусти меня”.
“Там видно будет”, - отвечает Микола и перекрестил тот горшок. Горшок треснул, из него жабы попрыгали. Микола схватил черта, обломил ветку с дуба, да так отходил нечистого по бокам, что у того едва глаза на лоб не повыскакивали. “Я тебе покажу, кляча кривоногая, как казака дурить, а ну, ищи настоящий клад, не-то забью до смерти”.
Бес очухался, опять землю рыть принялся, Микола сидит люльку курит. Наконец несет чертяка маленькую железную коробочку, а в коробочке 100 рублей ассигнациями. Микола перекрестил рубли - нормально. Пощупал, на свет посмотрел. “Ладно, - говорит, - настоящие, не обманул, жабий прыщ! Отпускаю тебя в твое пекло, кланяйся там Сатане от меня”, - и крестом осенил. Черт хотел заикнутся о несправедливости, но пропал, только дымок завился, да паленым пахнуло.
Рассмеялся Микола, коробочку в карман сунул и пошел до дому. Идет, думает: ”Куплю корову, как раз денег хватит”. Вдруг видит - у дороги шинок: “Вот кстати, почитай часа четыре не ел, а то и больше”. Ноги сами повернули. В шинке выпил, закусил, дальше отправился.
“Куплю-ка я свинью, - размышляет, - к рождеству она мне поросят принесет. От свиньи больше пользы, чем от коровы, да и стоить будет меньше”. Тут перед ним опять шинок, хозяин еврей на пороге, заглянул.
Идет дальше чуть-чуть медленней. ”Не, - решил твердо, - гусей куплю. Гусь - птица плодущая, опять же перо, к рождеству свиньи не хуже, а шкварки заведомо лучше”. Глядь - шинок. Зашел. Вроде как шинок тот же самый, еврей-хозяин знакомый, впрочем, их жидовскую породу поди отличи друг от друга: пейсы, ермолка да жилетка, одно слово - христопродавцы. Выпил Микола горилки с досады, закусил и в путь.
“Пожалуй, курица с петухом гусей понадежней будет, яиц больше дает, сама вкусна, а петух в хорошем хозяйстве, у хорошего хозяина, что твой герб. А вот он где, жид треклятый, сховався! Ну, теперь отведаешь ты, пархатый, казацкого кулака, коли горилки у тебя нет!” - с этими словами ввалился Микола в следующий шинок.
По утру нашли Миколу как раз в той самой канаве, что у дороги от шинка нашего к хате Миколиной тещи. Жинке своей Параське Микола так сказал: “Вот, всегда слушай, глупая баба, что умные люди говорят! Отец Афанасий грошей моих не взял, деньги от дьявола говорит! Оно - истина! Что черт дал, то и взял! А как им, мордам собачьим, вчера от нас досталось! Ого-гой! Будут тютюн казацкий помнить! Жаль только, гроши у меня сперли, пока спал. Знал бы кто, на месте нехристя зашиб бы!”