Про Петра сироту да Ивана солдата.
Ну, вот, опять расскажи, да расскажи, отцепись от меня! Что я тебе циклопедия?! Последний раз, и не проси больше.
Жил да был Петро. Не рассказывал я тебе про Петра? Нет. Тогда слушай.
Родители у Петра померли, когда ему лет пять было, а то и меньше. Случилась у нас на селе какая-то холера-лихоманка, много народу унесла и родителей Петра забрала.
Петра малолетка взял себе пан наш в работники. Пас Петро гусей, потом овец, потом коров. Вымахал здоровый детина - косая сажень в плечах, а никакого дела, кроме пастушьего не знает, знать не хочет. Пан у нас был маленько не в себе, чудаковатый. Он Петра на лошадях гарцевать обучил, грамоте обучил, охоте обучил, а на кой ляд вся панская премудрость простому человеку. Пошел Петру восемнадцатый год, приходит он к пану и говорит: “Отпустите меня, пане, чумаковать”. Пан отпускать не хочет, больно хорош был Петро в охоте, любил пан охотиться. Но и силком удержать не может, Петро хоть сирота, а казацкого роду - вольный человек. “Добро, - говорит пан, - иди чумаковать, вернешься, расскажешь, что на земле творится”.
Поехал Петро с чумаками, повезли зерно на соль менять. Туда ехали без приключений. Зерно продали, соль купили, еще и каждый гроши заработал. Обратно поехали. Скучно в дороге. Вот решили чумаки друг другу загадки загадывать, кто не отгадает - плати. Петро все загадки разгадывал, много грошей набрал. “Ну, - говорят чумаки, - теперь ты, Петро, загадывай”. Петро им в ответ: “Хорошо, загадаю, до утра думайте, а как не отгадаете, все гроши мои будут. Что такое: днем белое, вечером серое, ночью голубое”.
Думали чумаки, гадали, затылки чесали, лбы у них трещали. Утром к Петру приходят, гроши приносят: ”Не отгадали мы твоей загадки”. Петро гроши сгреб в карман и песенку напевает, была у него любимая:
“Я б по шею в сале жил,
В сало одевался,
Сало ел, на сале спал,
Салом укрывался”.
“Годи петь, - говорят чумаки, - ты нам отгадку скажи". “А я не знаю, - усмехается Петро, - кабы знал, не загадывал”. Чумаки осерчали, бросились Петра бить, но Петро силен был, раскидал их и убег, напоследок часть грошей чумакам кинул: ”Лишнего мне не надобно, а вам, дурням, наука!”
Идет Петро по дороге, песни поет. Вдруг за поворотом шинок, пошел Петро в шинок. Жид-хозяин выскочил: ”Чего желаете?” “Давай горилки да закуски”, - отвечает Петро, а сам поогляделся. Шинок пуст, на то и утро, только за дальним столом москаль сидит служивый, усы крутит. Подошел Петро к москалю: “Здорово, человиче, хорошо ли поел?” “Поел, что имел, а имел два шиша, больно пища хороша”. Понравились Петру такие слова, он и говорит: “По москальски - шиш, по-нашему - дуля, крепко ли сидишь ты солдат на стуле?” “Не, - москаль в ответ, - сижу еле еле, живот, как барабан, пуст уж две недели”. “Ну, теперь не будет пуст, - рассмеялся Петро, - эй, шинкарь, неси горилки да закуски на двоих”. Познакомились они с москалем, звали того Иваном, выпили за знакомство, закусили.
- Куда путь, Иван, держишь? - спрашивает Петро.
- С войсковой службы до дому - Иван отвечает.
- А где твой дом? Далеко?
- Далеко, потому что дома-то нет.
- Так куда ж ты идешь?
- Куда глаза глядят.
- А куда они глядят?
- Куда ноги ведут.
- Так пошли вместе, - предложил Петро, - пока гроши есть, далеко уйдем.
- А как грошей не станет?
- Другие сыщем. Ну, по рукам?
- По рукам.
Вдарили они по рукам, допили, доели, пошли путем-дорогою.
- А почему у тебя дома нет? - спрашивает Петро москаля.
- Да я - сирота, меня барин в солдаты отдал, а дома и не было, - отвечает Иван.
- Так и я ж - сирота, - обрадовался Петро, - выходит мы с тобой как бы братья. Давай обнимемся, поцелуемся да побратаемся.
- Давай, - согласился Иван.
Обнялись, трижды поцеловались, побратались и дальше пошли.
Под вечер приходят в село. На селе, как москаля увидят, так ворота на запор, известно, как у нас москалей привечают. “Погоди, Иван, - говорит Петро, - ты в бурьяны спрячься, что у той канавы. Я сам пойду на ночлег проситься. За гроши меня любой пустит, а там я тебя кликну”. Так и сделали. Пошел Петро до первой хаты, там жила вдовая Хивря, ох и жадная была баба, не приведи господь. Петро сначала так попросился, Хивря не пустила, показал гроши - наилучший гость.
Провела Хивря Петра в хату, за стол посадила, вареников с сыром положила, даже горилки налила. Петро пригубил чуток, похвалил хозяйку: “До ста лет вам, Хивря Панасьевна, дожить и еще три годочка”. Хивря аж зарделась.
- Есть у меня к вам, Хивря Панасьевна, вопрос: нельзя ли нам с моим знакомым парубком у вас на сеновале переночевать?
- Так зачем же на сеновале, - отвечает Хивря, - ночуйте в хате, раз вы при деньгах. А где ваш парубок?
- Сейчас приведу, он дюже робкий, - и с этими словами Петро на улицу и бегом к бурьянам за москалем.
Огородами провел Ивана к Хивриной хате, чтоб никто, прежде всего хозяйка, раньше времени не приметили “парубка”. Входят в хату. Хивря так и встала, рот открывши. “Здравствуй, хозяюшка”, - говорит солдат. Тут Хивря очнулась, цоп бутыль с горилкой, цоп тарелку с варениками, только Петро попридержал ее немного и гроши на стол положил. Хивря вареники и горилку оставила, за гроши схватилась. Петру с Иваном того и надо, сели за стол и давай вареники уписывать.
Хивря гроши сосчитала: “Мало, - завопила, - и вареники, и горилка, и спать в хате. А этот москаль такой же парубок, как я макитра! Платите еще, а то людей позову ваши ребра считать!” “Что вы, Хивря Панасьевна, зачем людей тревожить, утром мы вам еще заплатим”, - успокаивает ее Петро, и деньгами побряцал. Хивря угомонилась, кинула им на пол кожух, что от покойного мужа остался: “Спите, добрые люди”. Петро с Иваном доели, допили и улеглись на полу, а перед тем, как уснуть, пошептались немного.
По утру, петухи прокричали, Хивря во двор вышла. Видит, сидит на колоде москаль и что-то, вроде черного зерна, из мешочка в круглую коробку пересыпает. Хивря до Петра:
- Что это он, вражий сын, делает?
Петро палец к губам приложил:
- Тише, Хивря Панасьевна, не дай бог услышит. То он москальскую икру проветривает.
- А что оно такое - москальская икра? - удивилась Хивря.
- Она, как рыбья, из нее москали вылупляются.
- Да ну?
- Вот тебе и ну! Он икру с собой носит, проветривает, баюкает, а как в воду пустит: пойдут из воды москали, один за другим, - объясняет Петро.
- Так он же и у нас в воду пустить их может, собака, - заволновалась Хивря, - слушай, казаче, забудь про вчерашнее, помоги от москальской икры избавиться.
Петро подумал маленько: “А вы ему, Хивря Панасьевна, денег предложите, может продаст, так вы ее изжарьте, и не будет москалей”.
Хивря побежала за деньгами, затем к солдату: “Продай икру, хлопче”. Иван ломается, не продает. Так торговались, пока сверх тех денег, что за постой давали, вдвое больше не стало. Забрал солдат гроши, отдал Хивре пороховницу полную пороха, и дали они с Петром деру от Хивриной хаты. А Хивря на сковороду порох высыпала и в печь. Как рванет: только кирпичи собирай. Хивря из хаты едва выскочить успела: “Ох, до чего ж те москали гадючий народ, сами еще в икринках, а сколько бед натворили, - запричитала, - и черт меня дернул того оборванца на порог пустить. Одна радость много я ихнего свинячьего племени извела”.
Петро же с Иваном дальше идут, а деньги звенят в их карманах.
Мимо следующего села проходили, на селе - ярмарка. Заприметил Петро, что один богатей корову купил, всем коровам царица. “Как бы ее заполучить?” - думает. И придумал.
Богач шагает, корову на веревке ведет, люльку курит, назад не оглядывается. Петро подкрался, снял с коровьего рога веревку, себе на шею накинул. Москаль корову в лесок оттащил, там привязал, сам забежал вперед богатея и пошел, словно тому навстречу. “Эй, - кричит, - добрый человек, где это ты такого бычка купил?” “Протри очи, - богач в ответ, - то такой бычок, как ты, солдатская портянка, принц заморский. Корову от быка отличить не можешь”. “Я то не принц, да и корова твоя не корова, - хохочет солдат, - оглянись, дурень”.
Богач обернулся и встал столбом: “Ты это кто такой? - спрашивает, - человек, чи бес?” “Сам ты бес, - Петро отвечает, - а я казак православный”, - и перекрестился. “Правда, казак, а как же я тебя купил как корову?” - удивился богач.
“То долгая история, - отмахнулся Петро, - зовут меня Микита, был я богат, как ты, да скуп сильно, никому и гроша ломаного не давал, нищих с паперти гонял, прокляла меня одна нищенка. Стал я коровою и был ею, пока меня тебе не продали. Так что забирай свою веревку, одно помни, мое проклятие теперь на тебя переходит. Быть тебе коровою, пока не продадут другому богатею”.
“Ой, боже ж, боже, - заголосил селянин, - Микита Батькович, не кидай ты меня со своим проклятьем, лучше подскажи, как мне спастись”. Петро призадумался: “Есть один способ, - говорит, - должен ты немедля догнать того человека, что узнал во мне казака, когда был я коровою, и отдать ему все гроши, что с тобою. Тогда простятся тебе твои грехи, и проклятье на мне останется. Только поспешай, а то солдата не догонишь, считай, все пропало”. “Так он же москаль, а я ему деньги давай?!” - возмутился богач. “Поступай, как знаешь, - Петро в ответ, - видать и ты такой же жадюга, каким был я, то-то гляжу, у тебя уже рога надо лбом маячат”.
Испугался богатей, бросился со всех ног вдогонку за солдатом. Отдал Ивану все свои гроши. Петро же в лесок за коровою пошел, дождался Ивана, и вернулись они в то село, где ярмарка была. Здесь в корчме переночевали, на другой день повели корову на продажу. По высокой цене торговали, видят - их вчерашний знакомец появился. Петро за повозку спрятался, а богач подошел к корове и на ухо ей шепчет: “Ну, что, Микита, опять тебя продают. Только теперь ты меня не надуешь, я то знаю, что ты не корова. Пойду куплю себе другую, пусть на вид и похуже, да настоящую”. С тем и ушел. Иван с Петром продали корову за хорошую цену и в путь-дорогу.
Идут они по тракту, нагоняет их пара волов с целым возом добра. Хозяин с воза кричит: “Эй, голодранцы, геть с дороги!” Петро с Иваном остановились, друг на друга посмотрели: и впрямь - голодранцы. На Петро свитка, которая какого цвета была и позабыла, на Иване мундир из дыр. Петро и говорит Ивану: “Надобно нам приодеться, скоро мое село, негоже в таком виде являться”. “Так, где ж мы приоденемся?” - спрашивает Иван. “А у хозяина волов одежду возьмем, видишь, он на ярмарке много накупил”.
Догнали они воз с волами:
- Добрый день, дядько, - кланяется Петро, - не подвезете ли нас?
- Ишь чего захотел, рвань бродяжья, пускай тебя с твоим москалем черти подвозят, - отвечает хозяин волов.
- А нет ли у вас на селе церкви, милый человек? - спрашивает Петро.
- Как не быть, почитай лучшая церковь в округе.
- Спорим же, что мы, голодранцы, у вашего попа приняты будем, накормлены и напоены, а вас он и на порог не пустит.
- Ты что, хлопче, рехнулся?! Отец Евстафий меня знает, детей моих крестил и на порог не пустит, а вас, перекати-поле, угощать станет. Не бывать тому! Спорим! Что даешь? - загорелся селянин.
Петро отвечает:
- Даю все гроши, что у нас есть, - и кошель показал, - а ты даешь своих волов и воз с поклажей. По рукам?
- По рукам, разбивай солдат, мне ваши гроши пригодятся, - радостный богатей с воза слез и руку Петра пожал.
Иван разбил. Поехали на село.
Вот и церковь, вот и дом отца Евстафия. Сам поп у дверей стоит, на приезжих поглядеть вышел. Петро к нему подбежал, на ухо шепчет: “Батюшка, нашли мы в лесу с солдатом клад, да больно уж велик - пуда три золота, не снести нам его. Хотим церкви вашей пожаловать. Просили вот этого человека, что с ярмарки ехал, помочь нам, но как про клад ему сказали, он над нами надсмеялся. Мол, вы, отец Евстафий, все золото себе заберете, на церковь и гроша не пойдет, потому надобно от вас клад сокрыть, а с ним поделиться. Но мы не согласились, ему же о том не сказали, попросили к вам проводить. Дайте нам, отче, повозку, мы вам клад привезем, вот только отдохнем с дороги”.
Поп Евстафий жаден был до золота, про себя думает: “Послал господь дурней, откуда им знать, что я и церковь моя - один карман. Хому же, негодного, проучить надо, ишь хотел мои гроши себе присвоить”. А вслух говорит: “Проходите, гости дорогие, в дом, что мое, то и ваше, поди, устали в дороге”. Иван с Петром проходят, кланяются попу, к руке прикладываются. Хома с воза слез, улыбается. “А ты, козаче, езжай до дому, - говорит поп, - нечего тебе у меня за столом делать”. Богач удивился: “Отче, то ж я, Хома, иль не признали?” “Признал, признал тебя, вражий сын, проваливай, кому говорят!” - осердился батюшка, и дверь за собой закрыл.
Пришлось Хоме обойти дом отца Евстафия кругом и поглядеть в окно, как поп потчует двух голодранцев горилкой да жареным поросенком. Через часок вышли Петро с Иваном, сели в попову повозку, а отец Евстафий благословил их с порога. Подъехали товарищи к Хоме. Тому деваться некуда, отдал им проспоренный воз с волами, домой пешком воротился. Казак с солдатом опять на ярмарку, да в той же корчме заночевали. С утра продали они и волов с поклажей и попову повозку с кобылой. Себе хорошей одежды купили, переоделись. Двух коней сторговали - красавцев, не даром обучал пан Петра верхом ездить.
Как на крыльях полетели названые братья на конях к нашему селу. Не дать, не взять: два лыцаря, а не москаль с панским пастухом. На селе Петра и не признал никто. Въехали они на панский двор, вышел старый пан, удивляется: “Кто такие? Откуда?” Петро с Иваном с коней соскочили, шапки сорвали, пану в ноги поклонились. “Да это мой Петро воротился, - узнал пан, - здорово, здорово. А кто это с тобой?”
- Это брат мой названый - Иван солдат, дозволь, пане, ему на селе нашем остаться, будет жить в моей хате.
- Ежли он солдат, то царев человек, бумаги при нем быть должны.
Достал Иван свои бумаги, пан прочел. Все чин чином. Разрешил Ивану на селе остаться.
- Приходите ко мне вечером, - говорит пан, - расскажете, что на земле творится, а то мне старому мало что ведомо.
Братья ему поклонились и пошли до Петровой хаты. Там им дела хватило.
Вечером к пану приходят. Пан их за стол сажает, наливочки подносит, закуску богатую: “Ну, рассказывайте, где бывали, что видали”.
Петро подумал, подумал и говорит: “Как уехал я с чумаками, то вы, пане, помните. Однако недолго я был с ними. Как заехали мы в синий лес, где и листва синяя и трава синяя, то я заблудился, а чумаки меня не нашли. Правил тем синим лесом зеленый заяц, зубы у него золотые, он ими любое дерево подрубить может. Лисиц и волков в том лесу нет, их заяц поел. Один медведь был, да и тот с тоски на вяз взобрался и улетел. В том лесу нашел я брата своего названого, сидел он на дубе, от зайца спасался. Я тоже на дуб залез. Прибежал заяц, стал дуб подгрызать, но под корой жук сидел в железо одетый, сломал о него заяц свой золотой зуб, да с горя так головой о дуб трахнул, что тут же и помер. Мы с дуба спустились, заячьи зубы повыламывали. Пошли из лесу дорогу искать. Вдруг огромадный овраг перед нами, только то не овраг, то тропа ежа. Тот еж, что два вола величиной, а иглы его, как копья. Всю свою жизнь стерег еж зайца, хотел его зубы золотые себе добыть, теперь за нами погнался. Бежит, земля дрожит, пришлось нам зайцевы зубы ему бросить. Он их сожрал и лопнул. Иглы в разные стороны полетели. Мы на землю упали, они над нами летят, в ворон превращаются, все небо закрыли. Думаем: помирать нам, заклюют поганые. Да, на наше счастье, ветер подул, подхватил ворон, пронес стороною. Вы, поди, их видели, да за тучи приняли. Мы же заячьи зубы сыскали и пошли себе. Зубы те продали, коней купили, одежду, сапоги да нагайки. На конях поскакали, до вас прискакали, вот и весь сказ”.
Пан выслушал, посмеялся и говорит: “Ладно, Петро, и ты, Иване, живите у меня на селе, дам я вам земли. Трудитесь, женитесь, детей рожайте, только чтоб у меня не плутовать, не бедовать. Захочется повеселиться, я сам старый с вами на охоту поеду, постреляем и в зайца зеленого, и в ежа огромадного, и в ворон, что небо собой закрывают. Но наказ мой твердо помните, и сейчас мне слово дайте нерушимое, что исполните”.
Петро с Иваном пану поклонились, и слово нерушимое дали. С тех пор так они и жили, и гроши ими добытые впрок пошли. Иван женился, и Петро женился, и были у них дети, а потом дочка Ивана Маруся за сына Петра Кузьму вышла. Так два брата названых породнились. Вот и весь сказ.
Май 1999 - ноябрь 2000 г.