Случилась эта история летом 1973 года. По окончании «учебки» (полугодовой учебной роты), в туркменском городке Теджен (если читать наоборот, получится «не ждет»), меня направили для продолжения воинской службы в город Казанджик, котел ветров в переводе. Находился он между Ашхабадом и Красноводском, недалеко от места расстрела 26-ти бакинских комиссаров.
Сразу за военным городком справа начинались Каракумы – черные пески, в километре слева – предгорья Копет-Дага, которые вырастали тут же во вполне приличные горы, загораживая до трети небосвода.
Вдоль гор вилась дорога, которая заканчивалась километров через тридцать в небольшом селении – ауле. Приблизительно посередине той дороги шло ответвление в пустыню, где был оборудован танковый полигон, на котором по весне, или летом проводились полковые учения и стрельбы. На время учений дорога из города в аул и обратно перекрывалась оцеплением, дабы не пострадало ненароком мирное население.
Расставлялось оцепление в начале и в конце дороги по два человека. В помощь придавались старенькая рация, штык-нож от «калаша» каждому бойцу и полосатый жезл, точь-в-точь, как у гаишников, для остановки автомобилей.
Мне с напарником выпало дежурить у аула. Весь день мы, не смотря на нещадную жару, исправно несли службу. Незаметно опустился вечер, затем настала ночь. Ни обед, ни ужин нам не привезли. Попытался связаться со своими по рации, чтобы разузнать, в чем дело, но аккумулятор сдох после первых десяти минут безуспешных попыток.
Пришлось коротать ночь натощак. Пустыня, пустыня, а в одной гимнастерке стало довольно прохладно. Чтобы согреться принялись бегать вдоль дороги, однако быстро устали. Физическая зарядка тоже помогла ненадолго. На почву не присядешь, довольно прохладно, приклониться тоже, естественно, не к чему. Прижались друг к другу спинами, немного согрелись. Так, перемежая бег, с зарядкой и с опорой на спину скоротали ночь. Наутро потеплело. С проезжавшей со стороны города машины сообщили, что стрельбы закончились еще вчера и все военные вернулись в расположение части.
Часов в девять из аула выехала хлебовозка, ее водитель предложил нас подвезти. Но как же приказ, стоять до тех пор, пока не заберут свои? А приказ начальника, как гласит устав несения воинской службы – закон для подчиненного. Решил, как старший, отправить напарника, а сам остался для продолжения выполнения приказа.
На часах двенадцать дня, желудок свела голодная судорога и я решил добыть себе провианта. В полукилометре от поста заметил во дворе женщину, туркменку. Подошел к ней и, перемежая речь с жестами, попросил хлеба. Женщина, мало что поняв по-русски, но поглядев на мой изможденный вид, вынесла мне чурек (туркменскую лепешку) и кувшин воды. Напившись и залив фляжку, поблагодарил, сказав рахмет (спасибо). Немного воспрянув и повеселев, на ходу поглощая лепешку, вернулся на место.
Жара стояла нестерпимая и если бы не тень стоящего по близости электрического столба, за которой я постоянно прятался, не знаю, как бы выдержал. Так и стоял, довольно долго, выполняя свой воинский долг и приказ командира. Под глазами уже бегали красные круги, мозги плавились от дикого марева и всё понемногу становилось безразличным. В довершение всего, от излишнего тепла и усталости разум стал мутиться.
Я уже ощущал себя в какой-то прострации, как вдруг краем слабеющего сознания отметил приближение человека. Это оказалась уже знакомая туркменская женщина. Она принесла с собой чай в термосе и много свежей выпечки с самой разнообразной начинкой. Пирожки с мясом тут же исчезли, прямо растворились у меня во рту, а горячий зеленый чай вернул к жизни. Женщина участливо смотрела, как я поглощаю пищу и на ломаном русском пыталась что-то мне втолковать. Когда стал в состоянии что-либо соображать, до меня дошло, что ее сын тоже служит в армии в далекой России и может, какая-то русская женщина, так же, как и она, пожалеет туркмена и, в свою очередь накормит его, согреет своим материнским теплом, или просто хорошо отнесется. В тот момент я совершенно искренно в это поверил и даже был уверен, что именно так и случилось, причем, в одно и то же время. Ибо доброта человеческая и участие не могут быть не ответны.
Машина за мной приехала только вечером. Оказалось, про наш пост и про меня забыли. А когда добрался до части напарник, долго снаряжали транспорт, был выходной день, офицеры отдыхали и до одинокого часового, исполняющего свой долг где-то в пустыне, никому не было дела.