Решил спиться. Так просто, немного алкоголя каждый день и - вот она, первая привычка (без рассмотрения причин под микроскопом, родители твердо решили – алкоголик). Я не поддавался, мол, поэт либо холодный – голодный – несчастный – одинокий, либо пьяный, либо под гером, либо закинутый травой. Но и там, и там - несчастный и одинокий. Хотя потом решил стать поэтом, это после того, как стал пить. Но пить - это сильно сказано. Мартини со льдом, вискарь с кока-колой - все элитно, все из хороших магазинов; если пил, то не на свои (своих не было, свои жалко). Не крал, не воровал, семейные столовые приборы не продавал ни алюминиевые (пункт приема за углом), ни серебряные (антиквариат чуть дальше).
Так вот, жил, дрыгался, стучал головой об стену. Строил мир от стакана до стакана. Травил знакомых разными сказками: о своем – нашем будущем, понимая, четко понимая, что никакого будущего нет. Пил водку на морозе и убеждал себя: «только для того, что бы согреться». То же самое повторялось летом, но жажда и холод как-то не убеждали, вот и пришлось сесть писать стихи. И даже стало что-то получаться: открылись двери литературных салонов, там на халяву можно было пить дешевое вино и обсуждать Евтушенко и Казанову. (О, как ужасно эти люди читают, но как замечательно пишут). Меня сразу полюбили поэтессы, юные, неокрепшие барышни, страдающие излишними формами, и субтильный мальчик, называющий себя Давидом. Мои замутненные глаза смотрели на все происходящее, и рот самопроизвольно улыбался, строил гримасы. Меня просили читать - отказывался. Спорили и еще раз спорили, мне дарили цветы и угощали шоколадом женщины, старше моей мамы. Несчастные, для каждой из вас я мог стать любовником, но стал сыном.
Родители покупали посуду все тяжелее и тяжелее, потом выяснил – дешевле. Экономили на мне, т.к. часто бил. Литературные салоны беднели, поэтессы становились старше, некоторые даже рожали. Я умудрился стать крестным, даже два раза. Субтильный юноша совершил попытку самоубийства, выжил. Я отправил ему привет и завязал с салонами. Бесплатное пиво кончалось, вино стали нереально разбавлять. Перебрался на квартиры к взрослым женщинам. Ходил то к одной, то к другой. Играл с их детьми, даже что-то ремонтировал дома: у кого-то менял смеситель, у кого-то прибивал гвозди. Был полезен в быту, потом стал нужен в постели. Быстро наскучивал в разговорах, удовлетворял в другом, меня же удовлетворяла текила. Для вида вернулся в институт, симулировал знания, вновь стал писать стихи. Верлибры, так даже проще, и в основном непонятно о чем. О себе наверно. Как красиво лед смотрится в пустом стакане.