Боюсь, мы расстальсь. А дважды расстаться
Нельзя, никого и ни в чем не виня.
Прощай… Только некому будет прощаться,
И эти вот строки прочесть за меня.
«Прощание с Севастополем»
Темные, пустые силуэты тополей за окном. Странно, дождь прошел еще утром, а горячее Крымское солнце к самому обеду не успело высушить город. На улице жарко, немного душно и по-летнему светло. Кто-то ходит внизу, не разглядишь. Не высоко, подоконник мешает. Кто-то знакомый зовет на море.Тихо, не слышно для других, только мне одной понятен его шепот. Может это само море? Нет, ему ведь не добраться до моего окна…
У бабушки послеобеденный сон, по квартире я иду тихо. Не дай бог разбужу,
никуда не пустит. Спускаюсь со ступенек подъезда и легкий ветер веет в лицо. Жарко.
До моря недалеко, но идти в такую жару настоящее испытание, а мелкие облака безмятежно смеются в вышине, уж им-то хорошо.
Море делает вид, что занято. Ну я-то знаю, что оно бездельничает летом! Какие там труды – плещи себе волнами, да пугай чаек. На дальнем пирсе мальчишки с криками прыгают в воду, а мне не до воды. Я знаю, что нужно поговорить с морем, что оно поймет,
вот только бы наедине остаться! И я иду в самое заветное место.
Солнце давно напекло голову мне и морской глади, горящей как золото на ярком свету. Херсонес приветливо улыбается старыми, рассохшимися губами руин. Знает зачем пришла, а потому глядит с иронией темными глазами склепов и взлетают вверх белесые старческие ресницы засохшей травы. Здесь тихо, как у мудреца на чердаке, только доносятся с пляжа редкие крики. Пляж молодой, а Херсонес старый, стена их разделяет, а связывает только море. Ото всех он отгорожен, этот отшельник, только люди бередят его древние раны, да чайки будят криками. Храм стоит не дремлет, как и всегда пытаясь сравняться со стариком, как ученик с учителем. Прихорашивается, мол когда старик помрет, я один останусь. А Херсонес скрипит снисходительно.
Спускаюсь по скале, а внизу море старается достать меня волнами.
- Эх, море, - говорю я ему. – старше Херсонеса будешь, а ведешь себя как сорванец!
- Да, старик совсем закис. – Прошелестели гладкие губы волн.
Я долго сижу, глядя как колышатся в прозрачной воде водоросли, да чайки делят добычу. Вот где лучше всего на свете!
- Знаешь, а ведь мне уезжать, - признаюсь наконец я морю.
Море ничего не ответило и ничего больше не сказало. Тогда я подумала – это к долгой разлуке. Золотая гладь блестела как самая прекрасная мечта. Разве море не мечта, думала я. Разве оно не манит, не зовет в холодные зимние месяцы? Как я могу не мечтать о нем, если оно понимает меня лучше всех? Если оно молчанием способно высказать все, что не могут люди словами. Да, все думают, я странная, только море видит насквозь, будто это я сплошь из воды, а не оно. Будто это я его отражаю, как зеркало, а не оно меня. И тогда я поднялась на ноги и начала во весь голос читать Пушкина «Прощай, свободная стихия», чувствуя, что прощаюсь не навсегда, но что такого моря больше со мной не будет.
А на следующий день поезд увез меня из Крыма. А Крым плакал проливным дождем и искал утешения у Бога.
Холодной русской зимой, в Москве, мне снова снились ленивые облака, чайки на скалах, соленые брызги и пыльные дороги Севастополя. Между домами снова пахло розами и виноградом, по покосившимся заборам стелилась ежевика, тополя-всечки пели о спокойствии, а кипарисы гордо вторили им, с достоинством склоняя кудрявые головы… А я давно не пишу о нем стихов. Что теперь толку, ведь никогда я их ему не прочту, никогда не расскажу, что меня тревожит. Никогда больше не буду я сидеть на берегу, у самого подножия скал и молча беседовать с морем, как с другом. Никогда родной город не заплачет мне вслед.
Иногда мне снится и Херсонес. Пустынные улицы больше не улыбаются мне и только белая неясная фигурка бредет, сгорбившись по тропе вдоль храма…
А еще мне снится миндаль. Он тихо качает горькими плодами вдоль дорог, на холмах, в садах и может быть на самом Братском кладбище. Северная безмолвствует и задумчиво смотрит в даль моря, куда-то за горизонт, наверное в Турцию.
Ну как, как мне объяснить тебе, Крым, что не бывает в жизни разлуки! Разве расстояние разлучает, разве способно оно заставит забыть и разлюбить? Я знаю, слова пусты, пообещаю тебе, Севастополь, молча, что буду разделять твои беды и радости и на расстоянии, скажу, что никогда не вернусь, но никогда и не уйду, потому что, чтобы разлучить меня с тобой, нужно вырвать мое сердце и изменить мою душу. А этого я никогда и никому не позволю!
Волны промолчали. А может быть сказали больше, чем я могла услышать, кто теперь знает?
12.2006 г.