В лифте

Нина Ганьшина
Ночью я проснулась в тоске. Мне было одиноко, бесприютно и страшно, словно я услышала в ночной темноте крик о помощи, - и словно это я сама и была тем человеком, который звал кого-нибудь помочь ему, звал, понимая, что он одинок, бесприютен, - и лишь страшный мир окружает его. Страшный мир, от которого некуда спрятаться.

Но потом я заставила себя успокоиться и заснуть. Мне приснились тушки ощипанных кур, симметрично висевшие по углам квадратного стола, а в окно заглядывали лица игрушечных медвежат, и их плюшевые лапки бесшумно скользи-ли по стеклу, не оставляя на нем следов.
Наверное, надо прислушиваться к ночным видениям. Наверное, в них заключен некий смысл. Однако, стряхнув с себя остатки ночных кошмаров, я умылась, оделась и вышла за дверь, отправляясь на работу. Я шагнула в лифт, - и вдруг в одно мгновение вспомнила свой сон и свою тоску среди ночи, и мне захотелось выбежать из лифта, дверцы которого уже шумно сомкнулись за моей спиной, чуть отскочив друг от друга в последний момент и опять сомкнувшись. Все это было, как всегда, - но вместе с тем не совсем так, как обычно. Мое подсознание уловило нечто такое, чего не должно было быть.

Но было поздно: дверцы захлопнулись крепко, и я оказалась в мерцающей темноте замкнутого пространства. Время словно остановилось, потому что лифт стоял на месте, и никакие звуки не доносились снаружи. И только теперь я поня-ла, что же подсознательно испугало меня, когда я машинально входила в лифт. На стальной панели, прикрепленной к стенке, не было кнопок. И вообще там ничего не было. Я даже провела пальцами по тому месту, где обычно располагался ряд кнопок с написанными на каждой из них цифрами. Я помнила, что цифра «один» совсем стерлась, и сама эта кнопка чуть провалилась внутрь, отчего приходилось с силой давить на нее. Теперь же – пустая панель. И на полу – груда золотистых проводков, разбросанных в беспорядке. Некоторые проводки были короче, другие – длиннее. От них исходило, казалось, теплое веяние воздуха, словно они долго были нагреты, но вот оплавились и упали, разорвавшись на длинные и короткие куски.

Вдруг на панели вспыхнуло число «15». Оно горело красным немигающим светом, но лифт не двигался. Да и не было в нашем девятиэтажном доме пятнадцатого этажа.

Но я все-таки протянула руку и робко коснулась указательным пальцем горящих цифр, словно боялась обжечься. И тут же мне показалось, что я несусь внутри туннеля. Нет, не того туннеля, в который улетают безвозвратно умершие души. Это было похоже на цветок. В детстве я иногда отрывала цветки от зеленых стеблей, вытаскивала пестик и тычинки и рассматривала открывшуюся маленькую дырочку, сквозь которую, если поднести цветок близко к глазам, - видно все вокруг. И вот теперь я как будто влетела в это крошечное отверстие с той стороны, где был прикреплен стебель, - а потом стремительно понеслась по расширяющемуся раструбу к концу изогнутых лепестков, - и вот я уже с другой стороны цветка, а подо мной, далеко внизу, – целое море распускающихся цветов такого странного, темно-фиолетового цвета. Они шевелятся, как от ветра, и нет им конца.

А вдалеке я вижу город. Он чем-то знаком мне, - но одновременно я понимаю, что никогда не видела его прежде, и не знаю его названия. Город, оставаясь вдалеке, - как будто в то же время наплывает на меня, словно крупный план в ки-но. Красноватые и зеленоватые крыши невысоких домов блестят на солнце. Небольшая часовня проплыла и скрылась вдали. Сверкающий белый дворец окружен с одной стороны темным силуэтом гор, а с другой – нежно-зеленой поляной с растущими на ней тополями и лиственницами. Завершает пейзаж протекающая через весь город синяя речка, теряющаяся вдали, словно удивительным образом впадающая в расселины далеких гор.

И весь этот неожиданно возникший образ призрачного города обрамлен абрисом ритмично пульсирующего сердца. И, словно, на полотнах Марка Шагала, - в облаках различимы фигурки невесты в белой фате и белом платье и жениха в строгом черном костюме. Лиц их я не вижу, да и сами силуэты неясны.

Мне хорошо, свободно и легко. Строки о любви рождаются в голове, хотя я никогда в жизни не писала стихов. «Все чувства ведут к любви», - безмятежно думаю я. И, ощущая любовь ко всему миру вокруг себя, - я чувствую ответную любовь мира ко мне. Мир одухотворен любовью.

Я на краю лепестка, который трепещет от тихого ветра. И в то же время я знаю, что нахожусь внутри лифта, где вдруг словно оживают брошенные в беспорядке проволочки. Из них формируется золотисто-сверкающий цилиндр, немного сужающийся кверху. Он медленно вращается вокруг собственной невидимой оси, и на его поверхностях вспыхивают цифры «3» и «1», что составляет день и месяц моего рождения. Цилиндр останавливается, и я протягиваю руку, чтобы коснуться цифр, потому что, хоть мне и безумно хорошо здесь, в виду сияющего города, - но я хочу выйти наконец из заколдованного лифта! Однако цилиндр вновь оживает, - и сияющая цифра «9» словно смеется надо мной. Вслед за этим дверцы лифта распахиваются – и я выхожу на свой девятый этаж, с которого так и не спустилась вниз.


И я бы навсегда забыла обо всем, как забываешь даже о самом хорошем сне, желая в то же время его продолжения. Я безусловно забыла бы обо всем, если бы не маленькая блестящая проволочка, приятное тепло от которой как будто проникает в тело. Я держу ее в руках и думаю: «Если все это неправда, если все это приснилось мне, - то почему мне так хочется держать в руках этот странный кусочек золотистой проволочки, и почему она не остывает, а продолжает быть чуть горячей, отчего пальцам даже немного больно?»

И я наверняка бы забыла обо всем, даже несмотря на проволочку, если бы однажды, перебирая старые фотографии, не натолкнулась на выцветшее изображение города. Снимок как будто был сделан немного сверху, и горы, обступившие увиденный мною город, и река, словно удивительным образом убегающая в отроги гор, и цветные крыши домов, - все это вдруг вернуло меня в то далекое утро. И в самое первое мгновение я ощутила страх, который овладел мною в ту далекую ночь, и невольным жестом едва не уничтожила картинку, едва не разорвала ее пополам. Но одновременно с чувством страха мною овладело и ощущение благодарности и безбрежности, также испытанное в тот пятнадцатый день февраля, в день Сретенья, в день необычных и странных встреч. Я испытала чувство благодарности, потому что вновь ощутила в сердце отклик на свои стихи о любви. Словно ритмично вздрагивающее сердце вдруг выросло, заслонив собою весь мир. И таинство венчания стало реальностью, потому что вот оно, золотистое колечко на правой руке. От него словно исходит слабое тепло, немного напоминающее то, что ощущала я, держа в руках странную проволочку. И потому я продолжаю хранить этот снимок. И город, запечатленный на нем, тревожит меня, но в то же время рождает во мне чувство любви. И, может быть, благодарность тоже ведет к любви? Может быть, ВСЕ чувства ведут к любви, - даже и благодарность?

И если все-таки этого никогда не было, - то почему мне снятся с тех пор только счастливые и радостные сны?