- Олька, ты сочинение написала
Сашка поинтересовался просто так, ну конечно же, просто так, не мог же она всерьез думать, что она даст ему списать?!
- Ну, - отозвалась Викентьева. - В смысле, ага. Умучилась до невозможности! Терпеть не могу классику. Ага.
- А кто ж ее любит? - глубокомысленно изрек Александров. - То ли дело - Маринина...
- Не, - сказала Ольга. - Не катит. Ага.
Прозвенел звонок. Викентьева влетела в класс. За ней дергающейся под воображаемую музыку походкой вплыл Сашка.
Ольга быстро вынула из кармашка юбки зеркальце, глянула в него и облизнула губы. Откуда-то сбоку - кажется, от двери, раздался смех. Викентьева скосила правый глаз. Виктор Палыч зацепился полой пиджака за дверную ручку и теперь пытался освободиться. Юрка с Ленкой хохотали, с лица Сашки не сходила ухмылка. Остальные сидели молча.
Викентьева привстала. Виктор Палыч, которого все-таки отпустила дверная ручка, остановил взгляд на Ольге. Она подумала вдруг: «А ведь он никогда не смотрит рассеянно. Сам рассеянный, но никогда не...»
- Оля, ты что-то хотела?
Викентьева поднялась и почему-то посмотрела на все еще ухмыляющегося Сашку. Тот дернул головой в сторону учительского стола. Ольга ничего не поняла, но сказала:
- Нет, Виктор Палыч, я ничего не хочу.
- Прямо так ничего и не хочешь?
Он отставил стул. Сашка впился глазами в Виктора Павловича. Ухмылка будто приросла к Сашкиному лицу.
- К доске пойдет...
Александров уткнулся в учебник. Правая рука учителя почему-то мелко дрожала.
- Оля...
Он всегда называл ее Олей. Всех остальных - полным именем, а ее...
Викентьева поднялась. Посмотрела на Виктора Палыча. Жалкий он какой-то. Как мама говорит, несуразный. Правда, она говорит это не про него, но...
Сашка смотрит исподтишка. Нет, уже прямо смотрит. Ну да, гроза миновала. Отдуваться приходится ей, Ольге.
Учитель протискивается между столом и стулом, опускается медленно, и... Треск ножки, стук тела о пол и дикое ржание Юрки и Ленки.
«Я у твоих ног...» - почему-то звучит в Ольгиной голове. Безотчетно Викентьева протягивает руку, но тут же убирает: Виктор Павлович поднимается сам. Он молча обводит глазами класс, поворачивается к Ольге. В его взгляде сквозит благодарность. Или ей показалось?
- Оля, прочти, пожалуйста, стихотворение...
- Ка-акое? - недоуменно интересуется Викентьева.
- Любимое. Самое любимое.
- Я у... - неожиданно начинает она, потом зажмуривает глаза и трясет головой.
- «Есть в осени первоначальной...» - шепчет со второй парты Вика.
- Виктория, это твое любимое стихотворение. А у Оли любимое, может быть, другое.
Другое... Какое - другое? Викентьева лихорадочно перебирает все стихи, которые она помнит. Их не так уж и много.
- «Ты жива ль еще, моя старушка? Жив и я, привет тебе, привет...» - декламирует Викентьева, едва заметно косясь на учителя.
По морщинке скользит слеза и капает в журнал. Ольге слышится отчетливый стук этой неожиданной капли. Кажется, больше никто ничего не замечает и не слышит. Может, и не было ее, этой капли?
- Садись, Оля. Пятерка...
Виктор Павлович смотрит в журнал. Викентьева тоже смотрит. В пустой клетке рядом с ее фамилией - та самая предательская капля.
- ...Пятерку я тебе поставлю позже. Не бойся, не забуду.
И смотрит на Викентьеву. «Не выдавай меня», - кажется, говорят его глаза. Глупость какая! Ага. Примерещится же!
Молча идет Виктор Павлович в конец класса - за свободным стулом. Сашка ухмыляется. Опять. Ольге почему-то становится противно.
- Запишите тему сегодняшнего урока. «Печорин и его одиночество»...
«Господи, какое мне дело до одиночества какого-то там Печорина!» - думает Ольга.
...Звенит звонок. Виктор Палыч вытаскивает платок из кармана, испачканного мелом. За спиной учителя крутится Юрка. Рядом подхихикивает Ленка.
Учитель закрывает журнал. Поднимается и медленно идет к выходу. Вслед прыскает в кулачок Вика. К спине «ВэПэ» булавкой приколот клетчатый листок с аккуратно выведенным: « Я - грязный толстый свин». «Ленкин почерк, - почти меланхолично отмечает Ольга. - Даже не скрывается...»
Учитель уходит. Викентьева неожиданно срывается с места, бросает за спину: «Козлы!» и вылетает из класса.
- Чего это она? - недоуменно вопрошает Вика.
- Может, втрескалась? - осторожно подает реплику кто-то с задней парты.
- Офонарел, Рыжий? - будто жуя резинку, отвечает Александров.
- А чё? Жены у него, кажется, нет, - поддерживает Рыжего Ленка. - Дорога свободна.
Юрка ржет. Потом резко замолкает и пристально смотрит в глаза.
- Ты чё, сама намыливалась? Я т-тебе!..
- Юрик, ну ты чё, ты чё? - испуганно зачастила Ленка.
- А откуда про жену знаешь?
- Да это... эта... я слышала, географичка биологичке говорила... вот так и говорила... Дорога, мол, свободна...
Ольга шла за Виктором Павловичем, незаметно пытаясь вытащить булавку. Ей повезло - какой-то пятиклашка, пробегая, толкнул ее, Ольга вписалась в учителя, но успела выдернуть стальной стерженек. Правда, листок упал на пол, кто-нибудь прочтет, но мало ли о ком на нем написано?
- И...извините, Виктор Палыч, я... меня...
Он оборачивается, смотрит на нее, изучает взглядом лицо. Так изучают человека после долгой разлуки, пытаясь отыскать, уловить прежние черты. Ольга смолкает, уже не понимая ничего. Сзади раздается Юркин хохот.
- ...Козлы вы! - повторяет Викентьева на следующий день, после того как Сашка аккуратно опустил в карман Виктора Павловича зажженную сигарету. - Козлы. Ага. Чё он вам сделал?!
- Защища-а-аешь, - ухмыляется Александров. Он больше ничего не говорит, но ясно, что хочет сказать.
Юрка ржет. Ленка осторожно подхихикивает. Дверь кабинета биологии приоткрыта.
- А чё он такой нелепый? - подает голос Вика. - Зачем в карман мел складывает? Темы сочинений какие-то дурацкие... «Измена и ее последствия (по роману Льва Толстого «Анна Каренина»)»...
- Все равно вы козлы. Ага, - говорит Ольга.
Она сидит на парте возле двери. В коридоре - напротив - стоит Виктор Палыч. Стоит спиной и смотрит в окно - на школьный двор, полный гомона и смеха младшеклассников. Внезапно - будто почувствовав Ольгин взгляд, поворачивает голову. Они встречаются глазами - учитель и ученица. Снова читает в них Викентьева благодарность. Звенит звонок.
Ольга не чувствует к нему ничего, кроме жалости. Тоже придумали - влюблена! Она же Мишку любит. Из параллельного. Ага. А Виктор Палыч... Просто нельзя же так с человеком! Вдруг у него какие-то проблемы... беда какая-то... Кто-то говорил, что жена его куда-то девалась. Не то умерла, не то уехала... Тут вообще с ума сойдешь! Ага.
- Оля...
Он стоит напротив и всматривается в ее лицо - как после нескольких лет разлуки. Ольге становится страшно.
- Почему вы так не любите литературу? - вдруг спрашивает он.
Викентьева понимает: ему это важно, и отговариваться нельзя.
- Честно? - интересуется она и сама отвечает. - Честно. Ага. Неинтересно. Этот... там... Печорин. Какая мне разница, чего это ему вдруг одиноко?
- А тебе никогда не бывает одиноко?
- Мне? - удивленно спрашивает Ольга. - Но мне - другое дело. Сейчас не то время.
- Но ведь есть книги и о нашем времени. ...Почти о нашем, - поправляется Виктор Павлович.
Викентьева смотрит на него долгим взглядом.
- Пойдем выберем тебе интересные книги. Хочешь?
Ольга пожимает плечами. В принципе, почему бы и нет? Завтра - воскресенье, значит, не надо торопиться домой, чтобы учить уроки.
- Я только маме позвоню, - говорит она. И уточняет. - Что задержусь.
Потом они молча идут по красно-желтым листьям. «Есть в осени первоначальной...» - звучат в голове строчки Викиной подсказки.
- ...Обо всем уже написано, - вторгается в Ольгину голову хрипловатый голос. - Сюжеты одни и те же. Возьми «Ромео и Джульетту» или «Романа и Юльку» Щербаковой... Взаимоотношения почти те же, будто не прошли сотни лет. Любовь детей... вражда семейств... А фон, антураж... ерунда все это. Не на обстановку, не на время смотреть надо, а на людей... Люди-то во все времена одинаковы. ...Или взять того же Толстого... «Анну Каренину»...
Виктор Палыч внезапно смолкает. И еще минут десять до его дома идут они молча. Ольга чувствует: сейчас ничего нельзя говорить.
- Ну вот, Светланка, мы и пришли...
Викентьева сначала оглядывается в недоумении - нет, рядом нет никакой Светланки. Потом смотрит на Виктора Палыча и неуверенно отзывается:
- Ви-Виктор Палыч, я - Оля!
- Оля, - повторяет он. - Оля...
Проходит, наверное, с полминуты, прежде чем Викентьева снова слышит хрипловатый голос:
- Думаешь, я ошибся? Если я и погрешил против истины, то совсем чуть-чуть. Ольга, или Хельга по-скандинавски, - светлая...
Раскрывается дверь, пропуская Викентьеву в незнакомый ей мир. Вдоль трех стен - под потолок - полки с книгами. В углу - старенький диван. «Ага, - говорит себе Ольга. - Жены нет». Говорит, просто констатируя факт. Проводит рукой по корешкам книг - на одном уровне, через всю комнату. Выходит на балкон, глядит вниз с пятого этажа. Вдали дымит какая-то труба. Дым уходит почти резко вверх.
- Светланка... О-оля!..
Интересно, кто она, эта самая Светланка? Жена? Тогда при чем здесь она, Ольга?
- ...Мой руки, чай будем пить.
Он снова что-то говорил о литературе, о классике и современности, что классика на то и классика, что она - навсегда, по крайней мере, надолго, а Ольга все думала про Анну Каренину и какую-то непонятную Светланку, о которых спрашивать было нельзя.
Потом Виктор Павлович выбирал книги, а Ольга... а Ольга стояла, впившись взглядом в девичий портрет, висящий в изголовье дивана. Фотография была сделана, видимо, в ателье, и давно, - потому что краски уже поблекли, но все равно было видно, что у девчонки, Ольгиной ровесницы, точно такие же светлые волосы, ага, только прическа немного не та, сейчас уже так не стригутся; что у нее такие же серо-зеленые глаза, те же овал лица, подбородок, те же узкие брови, только... только вот щеки у Ольги полные. Но вот если их втянуть... вот так, ага, то Викентьева с этой девчонкой будут как две капли воды...
- К-кто это, Виктор Палыч?
- Дочь, - прозвучало глухо. - Светланка...
Старый учитель отвернулся. Плечи его заметно вздрагивали.
30.11.06 (идея), 2.01.07.