Люсенька

Елена Махнина
- Ты знаешь? где я вчера была?
Я знаю, но по традиции положено спросить.
- Где ,Люсенька?
- Я была одной ногой на том свете, - горестно вздыхает моя бабушка и её лицо принимает образ ,,Печёное яблочко,,

Бабушка - это слово любви и уважения. Я люблю бабушку(мамину маму),но называю Люсенька. Потому как с уважением к этой спорной личности - у меня мааааленькие сложности. Эти шатания начались у меня приблизительно в 4м классе, когда я поняла ,что моя бабушка уже 11 лет не разговаривает с моим отцом. Что она истерично и скандально противостояла браку моих родителей. Что она выперла маму из большой комфортной квартиры, когда та всё-таки ослушалась и вышла замуж за русского. Дала ей две подушки и ,,знать тебя не желаю,, Что помирилась бабушка со своей дочерью только по поводу моего рождения, но приходила смотреть на меня в те часы, когда отца не было дома.
Много лет папа доводил меня до угла улицы Варненской, а там меня перехватывала бабушка, высовывая из за угла одну только руку и один только глаз. Всего остального –мой отец был не достоен.

Люсенька не ограничилась маминым гоем. Её жажда кипучей деятельности распространилась и на весь коллектив Центральной городской аптеки (подчиненные захлёбывались горячим чаем ,когда она входила в высокие роскошные двери).И на пятиэтажную хрущёвку на Черёмушках (соседи перебежками крались по домам, лишь бы не попасться ей на глаза).И на трёх жён её младшего сына-моего дяди.И на родственников из разных городов. И на прохожих ,ничего не подозревающих одесситов.

- Люсенька, ты уверенна. что ты еврейка?
- А что? ЧТО? - на лицо надет образ ,,Испуганный младенец,,
- Поговаривают, что все греки - интригане…..может ты гречанка?
- Никакого уважения от любимой внучки, -срочно достаётся образ ,,Вся скорбь еврейского народа,,

Если Люсенька хотела меня видеть во внеурочное время, то она звонила по телефону, вздыхала судорожно несколько раз, как перед разрывом сердца и клала трубку. Разумеется, что мои попытки дозвонится ей в ответ - она игноррировала. Через пол часа ,запыхавшись и на распашку, я стояла в её дверях и подбирала наименее обидные эпитеты ,а она надев образ ,,Святой невинности ,, спрашивала:
-Хочешь штрудель? Ты же любишь…И домой возьми. Пусть ОН тоже попробует.
Затем шло какое-то бормотание на идиш, которое скорей всего означало: и хай ему наша еврейская еда станет поперек горла.

Но ей всё всегда сходило с рук. И румынский мой дедушка её боготворил, и родственники обожали ,и мама моя трэмтела, и русский зять прощал, и соседи уважали ,и сослуживцы помнили.
И в Израиле ,только очухавшись от инсульта ,она опять принялась за своё:
- Люся! Нельзя быть такой грымзой! Что ты прицепилась к этой марроканке?
- Она у меня тазик украла!!! Тазик для черешневого варения!!!
- Тазик плывёт багажом!
- Не имеет никакого значения…