Памяти Великого Вольфганга Амадея Моцарта
Наконец дома. Притащилась, приплелась, как всегда, в десять вечера. Ну сколько можно?! Надо учиться. А я и учусь. Школа, курсы, курсы… Устала – жуть! Голова болит и выспаться надо. Нет. НАДО учить. Всего лишь прочитать один параграф! Но голова… Возможно ли в неё сейчас что-нибудь впихнуть? Надо расслабиться.
Музыка. В моей комнате всегда звучит музыка. Чего бы послушать… Рок? Нет, никакого рока сегодня! Настроения нет. Поняла: нужна лёгкая оперная музыка. Ну, не совсем лёгкая. Ну, не совсем оперная. Но нужна. Так… что тут у нас есть? Рок-оперы… опять рок! Да, кстати… как насчёт классики? Для этого состояния идеально подошли бы «Бранденбургские концерты» незабвенного Иоганна Себастьяна Баха. Лёгкие, ненавязчивые концерты для скрипки с оркестром. Но найти их сейчас - абсолютно нереально. Так… А это что? Старый добрый «Реквием» великого Моцарта? Ну, «Реквием», так «Реквием». Правда вот, нельзя его лёгкой музыкой назвать.
Звучат первые ноты, которые заставляют расслабиться и забыть обо всех проблемах перед лицом Смерти и Бога. Уже первая часть великой погребальной мессы уводит в «отдельную реальность» (но совсем не тем образом, что описал Карлос Кастанеда в своей книге). Закрываешь глаза – и сначала возникают совершенно абстрактные образы. Но, всё-таки направив разбегающиеся по разным углам мысли, ни капли не напрягая воображение, вспоминаешь окончание фильма «Амадей».
Вот Сальери в маске Моцарта-отца, вот он рассказывает священнику, каким образом собирается насмеяться над несправедливым и беспощадным Богом. Вот Вольфганг-Амадей больной, практически сходит с ума… Его убивает работа над «Реквиемом». Но за это произведение хорошо платят, а у композитора – множество долгов, жена и сын. И Гений продолжает работу над погребальной мессой на собственную смерть. Вот Сальери принёс его домой с незаконченного концерта, совсем больного и в жару. Предчувствуя скорую смерть, Амадей просит друга помочь ему дописать «Реквием». Сальери записывает за ним по слуху и только теперь понимает в полной мере, ЧТО решил убить. Но отступать уже некуда… Но вот вернулись Констанция с сыном, тоже в плохом предчувствии. Но – поздно: Великий Моцарт, «эта кривляющаяся и смеющаяся обезьяна», уже мёртв…
Он всё же не успел закончить «Реквием». Его кто-то дописал, вполне возможно, что сам Сальери, «самая большая в мире посредственность». Конечно, он понимал, что он никогда не будет писать, как великий Моцарт, поэтому после части «Lacrimosa» («В тот слёзный день») музыкальные темы повторяются.
Однако моей самой любимой частью уже давно, с первого просмотра «Амадея», остаётся «Confutatis maledictis» («Посрамив проклятых»), кульминация и попросту середина произведения. Может быть, это оттого, что часть действительно яркая, а может быть, оттого, что написание этой части ярче всего показано в любимом фильме.
Что самое удивительное, от «Реквиема» не остаётся ничего тяжёлого на душе, он расслабляет и в то же время слегка бодрит. И после него хочется жить. Как будто Великий Гений Вольфганг-Амадей Моцарт говорит: «Всё будет хорошо, нужно бороться!» - и смеётся своим странным, всегда как будто неуместным, громким смехом…