Что наша жизнь? ГРАНИЦА.
От автора: «Граница государства играет ту же роль, что и кожа для человека: если кожа грязная или, того хуже, повреждена, то худо тому человеку! Также печальна участь той страны, граница коей не содержится в надлежащем порядке!». Где слышал я это? Не припомню уже. Так же, как не помню и того, где и при каких обстоятельствах узнал то, о чём пойдёт речь дальше. Может, случилось это и не с одним человеком, а явилось результатом переосмысления множества различных обрывков? Но это, по - моему и неважно – главное, что что - либо подобное или произошло или могло случится. Заранее приношу извинение тем, кто заметит ляпы в повествовании – автор не профессионал и некоторые вещи мог попутать или неправильно интерпретировать. Итак…
…Поезд в столицу выбился из графика и сильно задерживался. Несколько часов простоял он на глухой лесной станции, пока там, где-то впереди, путейцы, переброшенные туда в авральном порядке, не привели в маломальскую норму «внезапно» «поплывшую» бальную насыпь.
Происходило так в последнее время всё чаще по причине того, что рабочих становилось всё меньше, поскольку руководство РАО ЖД безбожно сокращало низовое звено, мотивируя это «оптимизацией производства и уменьшением издержек». Возможно, так оно и было – реформы, проводимые с благими намерениями, иной раз приносят неплохие результаты! Только вот работники выбрасываются на улицу, полотно и подвижной состав ещё тот – Советских времён и ни чуточки не модернизируется, а поезда всё чаще, в лучшем случае, задерживаются, а то и в аварии попадают! Создаётся что-то уж очень стойкое ощущение, что ребятки из руководства компании всеми силами стремятся пошустрее как можно полнее набить карманы, да и сдуться под шумок громких заверений о переменах на железной дороге! Во всяком случае, до пассажиров им и дела никакого нет.
Обо всём этом с горечью размышлял Аркадий, который безбожно опаздывал и уже не надеялся поспеть вовремя на вступительные экзамены в университет… и это был неплохой повод для волнения, чего, однако он, с одной стороны, позволить себе не мог, а с другой давно научился управлять этим своим состоянием. Дело в том, что несколько – да лет пять назад – он, тогда ещё капитан Крюков, начальник погранзаставы в Дагестанских горах, получил распоряжение о преследовании банды террористов-наёмников, которым, согласно замыслов руководства, на его участке должен был организован контролируемый проход. На равнине их было взять проблематично, и потому было решено брать их в горах. Там, наверху, на перевале уже была высажена с вертолётов ММГ с миномётами и РПГ в заслон. В его же задачу входило гнать их тревожной группой по отведённому коридору. Собаку и инструктора-кинолога не брали – тропа-то одна, свернуть некуда, да и выбивают их обычно в случае заварухи в первую очередь. С той стороны боевики, согласно имеющейся развединформации, были опытные, что и подтвердилось в дальнейшем – шли ходко, умело ориентируясь и грамотно обходя завалы. Видно, воевали изрядно. у него же ребятки были обычные. Хотя и «фланги мерившие». А потому сам он шёл первым, чтобы не подвергать их ненужной опастности. Но как ни торопились бандиты, а отход свой привычно прикрывали.
Обходя одну из каменных осыпей – напрямую было быстрее, но открыто, хорошо простреливаемо, от бандитов можно ожидать всего, а рисковать напрасно солдатами Крюков не собирался. Тут, на границе лесистой зоны и каменистых осыпей, капитан остановил группу, чтобы сориентироваться и наметить наиболее безопасный маршрут. На пару минут. Разреженный воздух рвал лёгкие, едкий пот, плохо впитывающийся в рукава камуфляжа, которыми его пытались вытирать, только размазывался по разгорячённым погоней лицам и норовил забраться в глаза и за шиворот. Аркадий быстро сооброжал, одновременно уверенным взглядом нащупывая лучший путь. Краем глаза он увидел, что радист Изюмов, здоровяк из Тулы, полез на осыпь:
стой, Изюмов, мать твою. Ты куда?
- так, товарищ капитан, короче же так. Проскочим – и всё!
- дурилка ты картонная, Лёха: сверху, даже не из снайперки, дырок в тебе быстро насверлят! Что я матери твоей скажу потом?
- так ведь рация тяжёлая, - начал удручённо оправдываться тот.
- потерпи, дружище, немного уж осталось. А там отдохнём. Все вместе. Ясно?
- так точно!
Рации у них и, правда были нелёгкие: коротковолновые сто сорок третьи и ультракоротковолновые сто пятьдесят девятые машины, конечно, надёжные, но гробины! Килограммов по двадцать, а то и поболее! А на той стороне – портативные лёгонькие «кенвуды», потому и стремились ими при случае обзаводиться, трофейными, да не хватало на всех. Берегли их, как «зеницу ока». Но начальство из комендатуры при случае изымало их под любым благовидным предлогом. А потом снабжало ими прибывающих в девственную приграничную полосуй на охоту, рыбалку, по грибы или по ягоды «больших» людей. А солдатики вынуждены были таскать наши, отечественные «громатухи». Надо сказать, что любви это к «власть имущим» не прибавляло, поскольку происходило у всех на виду. И тут уж, что называется: «вскипала пролетарская ярость!».
…Всё это промелькнуло в мозгу, когда он, наметив дорогу, вновь повёл бойцов вперёд. В проходе среди заросших кустарником крупных валунов Аркадий боковым зрением усмотрел под одним из камней тускло блеснувший металл кустарного замыкателя. Ясно это стало несколько позже, когда эксперты, осматривавшие это место, извлекли самоделку. Тогда же установили, что, на его счастье, взрывчатки в тротиловом эквиваленте было не больше четверти кило, к тому же без оболочки и начинки. Видно, бандиты и в самом деле либо сильно спешили, либо ставил мину-ловушку непрофессионал, потому, что и условия местности учтены не были: взрывное устройство установлено было неграмотно, и взрывная волна сильно ослабилась в лабиринте меж валунов. К тому же Аркадий, заметив металл, всё же успел почувствовать опасность и немного сумел притормозить, как не впопыхах был. И всё же удар пришёлся в грудь, снизу вверх, так, что его приподняло и отбросило назад, ударив о камень. Страшного вроде ничего, только два ребра сломало, одно из которых повредило лёгкое, отчего у потерявшего от удара сознание Аркадия изо рта пошла кровавая пена. Его бойцы – молодчины! – не растерялись, вмиг организовали круговую оборону, вызвали «вертушку», сержант-сверхсрочник, оставив с ним двоих солдат, взял командование на себя и повёл дальнейшее преследование бандгруппы. Да только в бой ни им, ни ММГ вступить не пришлось: не доходя до засады, боевики, как чувствовали, решили, видимо, перегруппироваться перед окончательным броском, и устроили совещание, под прикрытием скалы. И то ли в их взрывчатке детонатор в опасной близости сработал, то ли ещё что произошло, а только, по словам бойцов ММГ, взметнулся оттуда столб камней, и хлобыстнуло так, что скалы задрожали! Может и приукрасили слегка, но потом оказалось, что бандитов разметало, чуть ли не на атомы! Еле посчитали потом, да и то в основном по покореженному, негодному к стрельбе оружию, что было их шестеро. Что ж – на войне всякое случается, и на старуху бывает проруха!
С физическими повреждениями врачи справились быстро, а вот последствия контузии и удара позвоночником, а может ещё и головой изредка проявлялись в минуты сильного волнения резкими скачками давления так, что он порой даже терял сознание. Доктора по госпиталям и частным клиникам – везде находились «зелёные фуражки», даже бывшие, считавшие своим долгом помочь ему – только разводили руками: «психо-соматтическое расстройство, науке неизвестное, современной медицине неподвластное!». Его перевели в отряд, в разведотдел – своих не бросают! Однако работа с бумажками его сильно утомляла – нет в них жизни – и он частенько, упросив начальство, на свой страх и риск – выбирался на полевую работу в приграничную полосу.
И вот однажды, отдыхая в окраинном домике одного из сёл близ границы, хозяином которого был вдовый старик-травник, с Аркадием случился очередной приступ, не оставшийся незамеченным знахарем. Тот, на удивление гостя, быстро приведя его в чувство, только головой покачал: « Вылечить себя ты можешь только сам. В минуты приступа твой организм начинает для чего-то собирать всю свою энергию в одном месте. Оттого там собирается и вся кровь. Отсюда и давление. В другой раз постарайся понаблюдать и отследить, где в твоём теле необычные ощущения происходят: сжатие, растяжение, давление, покалывание, озноб или жар, может ещё чего. Скорее всего, будет ощущаться это как цилиндр или шар вокруг этого участка тела. Как будешь, уверен в этом совсем, постарайся, раскручивая этот сгусток по часовой стрелке, как бы «размазать» его по всему телу. Главное – не торопись, не спеши. Вначале будет непросто. Но потом всё быстрее и легче». И дед оказался прав! Мало того, от занятий ли этих, от возраста ли или и от того и от другого вкупе, а только стал Аркадий и к различным жизненным неурядицам относиться более прагматично, философски, что ли. В самом деле – всё проходит, в конце концов, были бы мы живы и здоровы!
Чуть позже он, по согласованию с руководством, решил подучиться на прикладного психолога, благо специалисты подобного профиля на границе всегда требовались. И вот теперь он, пусть и не по своей воле, опаздывал…
Что, впрочем, никак не отражалось ни на его внешности, ни на поведении. Сейчас он просто стоял в коридоре купейного вагона и, как показалось бы постороннему, рассеяно и совершенно равнодушно смотрел в окно. Ещё вчера с утра там, у горизонта, сначала были горы, ближе к обеду уступившие место бескрайним степным просторам, обильно усеянные садами, полями с вкраплением мелких станиц, посёлков и, изредка, крупных городов. На другое утро пошли уже перелески, кое-где и довольно большие леса, в одном из которых поезд и застрял так надолго. Ночь почти простояли. Затем, в средней полосе уже, потянулась равнина, изъеденная оврагами, балками, руслами рек, речушек и просто ручейков. Поля здесь уже были меньше, часто удручающе заросшие бурьяном, лишь изредка на них попадалось нечто похожее на былое сельскохозяйственное изобилие. Ближе к столице, впрочем, всё чаще стали попадаться на глаза в разрывах придорожных посадок поля, нарезанные чёткими прямоугольниками больших и маленьких делянок, с прямыми, как струна, грядками. Что-то, напоминающее дачные участки. Но никаких строений поблизости. Значит, это именно здесь и выращивают овощи и корнеплоды для москвичей предприимчивые люди, чтобы далеко не возить. Что-то об этом Аркадий слышал раньше.
Из раздумий его вывел человек. Собственно, пока не он сам, а запах, вначале слабый и неясный, но при приближении всё больше отчётливый, но, увы, приятнее не ставший: вонючая какофония, состоящая из свежего перегара дешёвого коньяка, отдающего ацетоном, смрад политого недорогим одеколоном потного от вагонной духоты похмельного тела и, не успевший с ними как следует перемешаться, чуть более свежий запах крема для бритья – именно крема, не лосьона, здесь Аркадий ошибиться не мог никак! и не обратил бы он на подошедшего внимания – мало ли по вагону ходит! – но тот, приостановившись, спросил низким спросонья, хрипловатым голосом: «спичек не найдётся?». Быстро повернувшись к вопрошавшему – реакция за период службы выработалась отменная – Аркадий окинул того внимательным взглядом и с удовлетворением отметил, что первоначальное впечатление не сильно отличалось от действительности: помятое, но гладко выбритое одутловатое сейчас от излишеств лицо человека лет 38 – 45, точнее определить в таком его состоянии не представлялось возможным и в самом деле лоснилось от чрезмерного количества крема, так полностью и не впитавшегося в жирную кожу. Относился к себе, да и, по-видимому, к окружающим, подошедший неуважительно, потому, что всё в его облике вроде, на первый взгляд и было добротно, но без должного согласования между собой и с окружающей обстановкой. Стрижка нормальная, но волосы нечесаные. Лицо привычно брито, но на шее недостаточно тщательно – поленился снять или хотя бы завернуть ворот рубашки. Которая, кстати, будучи добротной, была не первой свежести и заправлена в тренировочные штаны, снизу из-под которых выглядывали туфли, хотя и чистые, но уже давненько не знавшие ни щётки, ни, тем более, крема. В общем, впечатление не самое благоприятное. Однако Аркадий прекрасно знал, и этому его тоже научила граница, что первое впечатление зачастую бывает обманчивым, хотя очень многие люди и склонны безоглядно на него полагаться. Поэтому, добродушно улыбаясь, он ответил: «нет, дорогой, не курю», - и отметил про себя, что тот нервно теребит пальцами сигарету так, что казалась она изжёванной и из неё с одной стороны вылез табак, крупинки коего падают на пол незамеченные хозяином. «Чёрт знает что! – буркнул тот и, спохватившись, добавил, - это я не Вам. Волнуюсь просто. Поезд-то опаздывает, а меня там должны встречать. А ну как не дождутся? – и, сменив тему, кивнул в окно, - и Вы заметили? Это кавказцы, что все рынки в Москве под себя подгребли. Теперь здесь землю у бабушек, паи колхозные, скупают. А где и у председателей арендуют за ящик коньяка. И заставляют наших мужичков за самогон на себя горбячить! И бабы наши – дуры – с ними шашни крутят за побрякушки да за рестораны! Гнать бы их отсюда поганой метлой, да некому – всё у них куплено!». И сказано это было с такой безысходностью и надрывом в голосе, что Аркадий только усмехнулся про себя. Возразить можно многое: и то, что если один покупает, то другой обязательно продаёт, а то, что мы падки на алкоголь, побрякушки да рестораны, то в том не кавказцы повинны, а воспитание наше. Вернее, отсутствие у нас традиций, утраченных когда-то. У них же, да и у многих других народов с чёткой клановой, тейповой, семейной структурой сильно развиты культы мужчины, который стремится везде к первенству и женщины, для которой порой немыслимо даже заговорить с посторонним! Оттого и помнят там родственников до седьмого колена, и старших почитают и уважают и нерушимы семьи. А мы? Иваны, не помнящие родства, близких родственников порой готовы продать или съесть!
Но, по опыту зная, что, не имея представления о системе ценностей собеседника, ввязываться в пререкания порой чревато – легко увязнуть во взаимных оскорблениях в конечном итоге, Аркадий только слушал гневные речи пассажира и кивал головой, будто соглашаясь. Кое - что, впрочем, в словах попутчика было правдой, и Аркадий с горечью вспомнил разговоры сослуживцев по отряду, ездивших иногда «расслабляться» в Хасавюрт к бандерше «маме Розе», в притоне которой «трудились» исключительно славянки: белоруски, украинки и русские, приехавшие туда за «лёгкими» деньгами. И дело тут, по убеждению Аркадия, не в национальностей или религиозной принадлежности, а в наличии или отсутствии традиций. Традиции – цемент общества. Без которого сколь бы привлекательный вид не имело оно, устоит лишь до первого мало-мальски серьёзного потрясения.
Попутчик назвался Анатолием, представился и Аркадий, после чего первый, сокрушённо вздохнув, ушёл искать «огонька». А поезд меж тем въехавший в пригород Москвы, медленно, погромыхивая своими сочленениями на бесчисленных стрелках, продвигался к конечному пункту своего неспокойного на сей раз маршрута.
И вот он, наконец, остановился у высокой, заполненной встречающим и провожающим людом, платформы. На выход майор Крюков не торопился – натолкаешься среди спешащих, пять минут выиграешь, а настроение на весь день утратишь. Потому, выждав некоторое время после того, как последний пассажир прошёл мимо его купе и, окинув внимательным по привычке взглядом его пространство – не забыл ли чего? – неторопливо двинулся к выходу. Переступив порог вагона, машинально про себя отметил, что это тоже своего рода граница – настолько разительно отличалась размеренная, устоявшаяся и ставшая немного уже привычной поездная жизнь от вокзальной кутерьмы и суматохи. У спуска в подземный переход стоял, нервно озираясь, Анатолий и, заметив вальяжно приближающегося Аркадия, заискивающе обратился к нему: «вот, как я и опасался, никто не встречает! Не дождались,… что и делать-то теперь ума не приложу…» - «что, и никаких координат нет? Ни адреса, ни телефона?» - тот аж даже засветился весь, будто ему какую великую истину открыли: « правда! И как это я сразу не догадался? – и, стукнув себя по лбу, стал благодарить, - спасибо! А то я совсем растерялся. Сейчас позвоню – великое дело сотовый! А потом на такси – спохватившись, предложил, - давайте, я и Вас, куда надо, подвезу. Платить я за всё буду!» - «да нет. Я на метро, так мне и быстрее и удобнее. А Вы возле вокзала такси не берите – здесь все они крышованные, значит таксисты блатные, а это не значит, что хорошие. Лучше, не поленитесь, выйдете на дорогу в нужном направлении. Там выбирайте машину посвежее да поухоженее, всё гарантия, что шофёр нормальный. Сразу расспросите, знает ли он дорогу. Так Вам будет и дешевле и надёжнее». Тот слушал и только согласно кивал, как на инструктаже. На всякий случай обменялись телефонами. На прощание Аркадий ещё посоветовал: «Московскую «симку» приобретите – так будет дешевле. А то никаких денег не хватит – звонить будете будто из дома». Самое интересное, что позже попутчик позвонил и ещё раз поблагодарил за науку – все предсказания Аркадия сбылись. Ему даже удалось доехать почти вчетверо дешевле, нежели с него запросили привокзальные водилы. В гости приглашал.
Немного погодя Аркадий уже шёл по пустым в это время года и поэтому гулким коридорам университетского корпуса, в котором – на третьем этаже – сейчас шли вступительные экзамены. Положение было серьёзным: длились они уже третий час и даже если не закончились уже, его могли не допустить к их сдаче, не обнаружив его перед началом среди абитуриентов. Однако жизнь и ГРАНИЦА приучили его всё делать обстоятельно и доводить до конца. И эта привычка часто позволяла ему успешно выполнять задачи, неподвластные многим другим. Потому он и брал билеты с учётом запаса времени по прибытию и всё же опоздал.
Ещё на лестнице он услышал голоса и понял, что экзамены ещё, скорее всего, не завершились. Вступив на этаж, понял, что в предположении не ошибся. Несколько несостоявшихся, по-видимому, студентов вто где занимались каждый своим делом. Возле окна, на единственном здесь стуле, сидела, всхлипывая уже, девушка. Раньше плакала, поскольку тушь с ресниц, хотя и тщательно теперь вытертая, оставила свои следы на её горестном лице. Маменькина дочка, не очень-то общительная. Рядом с нею, на подоконнике, со стопкой книг, сидел нервный юноша. Он то хватался за учебники и начинал их лихорадочно листать, что-то бормоча себе под нос, то порывался куда-то бежать. Чуть дальше щебетала стайка девушек, наверное, землячек и гул их голосов то усиливался от охвативших их эмоций, то переходил в шёпот, когда они, сблизившись и озираясь о чём-то спорили. Напротив них, у доски объявлений стоял, плотно сжав губы в решительной позе молодой человек. Этот не отступит перед неудачей! Осведомившись у словоохотливых подружек – у других сейчас было спрашивать что-либо бессмысленно – давно ли идут экзамены и много ли там ещё людей, Аркадий твёрдо направился к нужной аудитории, на дверях которой – он это заметил сразу, как вошёл – висело крупными буквами написанное объявление: «тихо! Идут экзамены»». Приблизившись, прислушался. Тишина. Уверенно постучал. Ответа из-за не вовремя усилившегося шума в коридоре всё от тех же барышень, не расслышал и, открыв дверь, решительно вошёл. Взоры присутствующих – любопытные абитуриентов, вопросительные членов приёмной комиссии – устремились к нему. Среди последних вошедший сразу безошибочно угадал в строгой, преклонных лет женщине, сидевшей почти посередине других, председателя и, обращаясь к ней, отрапортовал: «абитуриент Крюков. Прибыл для сдачи вступительных экзаменов». Все выжидающе смотрели на неё – значит, Аркадий не обознался. На её непроницаемом лице не отражалось никаких эмоций. Повисла бесконечно долгая, томительная пауза, в течение которой она, казалось, просветила его насквозь. Затем кивнула и, повернувшись к одному из своих коллег, сказала: «дайте-ка мне, пожалуйста, списки». По тому, что в этот миг присутствующих будто отпустило – этого нельзя было не почувствовать – Аркадий понял, что прощён и к сдаче допущен будет. Внимательно изучив поданную бумагу сквозь очки, поднесённые к глазам, а до того висевшие на цепочке, - «Кажется, серебряная, - отметил про себя наблюдательный пришелец», - она вновь кивнула чему-то своему удовлетворённо и провозгласила: « ну-с, молодой человек, извольте предъявить документы, чтобы соблюсти все формальности и берите билет».
Утвердительно, будто отдавая честь, резко бросив голову вниз, а затем столь же стремительно вернув её назад, кивнув, Аркадий пошёл. Вы видели, как ходит настоящий офицер – пограничник? Это не те вояки – а иначе их и не назовёшь! – которые порой встречаются в войсках. Обрюзгшие, одутловатые, косолапые, в мешковатой одежде – формой это величать просто язык не поворачивается. С вечно заплывшими бегающими глазками – где бы чего увести? Родина им интересна лишь с точки зрения упереть то, что она им поручила охранять. А честь у них существует лишь до той поры, пока это украденое не промотают или пропьют… нет, не из тех. Из других, коих, к счастью, больше. А на границе так и подавляющее количество. Настоящих, истинных, строевых. Про которых говорят: «слуга Отечеству, отец солдатам!». Поджарые, стремительные, со строгой офицерской выправкой, горделивой осанкой.
Почему именно среди пограничников велико число таких офицеров? Может, это традиции, ещё те, дореволюционные, из царской погранстражи? Пришедшие вместе с её офицерами и бережно, из поколения в поколение передаваемые, не смотря ни на какие гонения? А может, жесточайший отбор будущих пограничников? Ведь руководители Советского государства, а затем и Российского, прекрасно понимали, что значит надёжный заслон от внешнего врага. Или в том дело, что украсть на границе нечего, особых льгот и почестей нет, а обитать порой приходится в местах, мягко говоря, малонаселённых? И потому люди с меркантильными, собственническими интересами если и попадали туда, то любыми путями старались как можно быстрее убыть на более «тёплые места? И оказывались и приживались потому на границе нормальные, серьёзные мужики, прибывшие сюда не ради выгоды, а по велению сердца, как бы высокопарно сие не звучало! И выдавливается всякая шушера крепкими воинскими коллективами погранцов наружу!
Может происходит это по одной из названных причин. Может и по всем сразу. Не исключено, что есть и другие. Но только есть оно, это сито на границе! Оно очень эффективно отсеивает в отходы шелуху и негодный, с гнильцой, человеческий материал! Оставляя зёрна крепкие, крупные да ровные! Из него и урожай получается богатый и хлеб добрый!
Аркадию нравилась его профессия. Его охватывала законная гордость, когда ловил он на себе заинтересованные женские, завистливые мужские и восторженные и восхищённые ребячьи взгляды. Ибо шёл он, также как наверное ходили кадровые военные со старинных фотокарточек, одинаково ровно, с высоко поднятой головой, не сгибаясь ни под вражескими пулями, когда приходилось вести за собой в атаку солдат, ни уклоняясь от кокетливых женских взглядов на балах и приёмах. Также чётко, упруго, ювелирно точно, как балетные мастера, чеканя шаг и ставя ногу но, в то же время, и стрелительно-хищно!
Вот и сейчас он произвёл ожидаемое впечатление, по аудитории прошелестел одобрительный шопот. Чётко, опять же по военному – привычку не искоренишь – он остановился у стола с беспорядочно лежащими на нём билетами и взял первый попавшийся. Быстро взглянул и, удовлетворённо качнув головой, поинтересовался у председательницы: - разрешите отвечать?
вы что же, всё знаете? – иронично, отрываясь от каких-то бумаг, поинтеросовалась та.
- да нет, - честно отозвался такой непонятный, но всё более симпатичный ей абитуриент, - иногда путаю 9 и 11 века, если они записаны римскими цифрами! – и это вызвало всеощее одобрение.
- хорррошо. Ну что, товарищи, - обратилась она к своим коллегам, а Аркадий уважительно решил: «старой закалки – наш человек!», - может, поспрашиваем молодого человека без билетов? – вопрос был риторическим и явно ответа не требовал. Затем повернулась к нему: - а Вы что скажете? Не против?
- пожалуйста. Я готов, ответил он твёрдо, открыто глядя на неё.
И пошло, и поехало! Вопросы сыпались, как из рога изобилия. И чем дальше, тем с большим азартом. Видимо, преподавателям порядком поднадоели односложные, порой невнятные, зазубренные ответы поступающих, говоривших хоть и верно, но заученно. Этот же отвечал пусть и по военному коротко, но осмысленно и всегда внятно и доходчиво. Правда, как и обещал, пару раз ошибся с датами.какое-то оживление даже наступило в уставшей аудитории.
достаточно, - наконец властно произнесла Вера Петровна. Так, как оказалось, звали председательницу комиссии. Смотрела она теперь на него заинтересовано-изучающе. Что-то решила для себя и, улыбнувшись своим мыслям, поинтересовалась: - Вы очень неплохо отвечаете. Для студента же несколько, простите, староваты. Где готовились?
- Вы правы. Окончил военный ВУЗ. Офицер – пограничник.
- зачем же Вам ещё одно высшее образование? А-а! Понятно, хотите сменить специальность? Уйти с военной службы? Мало платят и опасно?
- где-то, может, и так. Только насчёт Границы у Вас неверное представление и люди с практическим знанием психологии там крайне востребованы! – с гордым достоинством ответствовал Аркадий, - Вы ведь себе даже вряд ли в полной мере можете представить, насколько сложна и многообразна пограничная служба! Насколько динамично она развивается и какие всё более сложные задачи решать порой приходится чуть ли не ежеминутно! Так что я совершенно официально, по разнарядке руководства здесь, у вас.
- интересно. А то я хотела взять Вас на заметку, как возможного кандидата на будущее на серьёзную научную работу. Не часто такие люди, как Вы, попадают в эти стены. Я имею в виду думающие, умеющие мыслить, а не просто тексты заучивать… и много у вас таких, - спросила вдруг она ревниво.
- почти все, коротко ответил Аркадий, - у нас служба такая – страна за нами! и отсидеться, спрятаться за чужую спину попросту невозможно. Негде! И потому жизненно важно, чтобы рядом были люди не только умные и сообразительные, но и решительные, ответственные! Как бы пафосно это не звучало, но это так. А иные попросту не приживаются!
- Да-а, задумчиво промолвила Вера Петровна, - теперь у меня стало на один повод больше любить свою Родную землю, коль скоро такие люди оберегают её покой!- и одобрительный гул аудитории свидетельствовал, что и все присутствовавшие также поддерживают её мнение. И было ясно, что не из желания угодить ей, как руководителю здесь, а по зову души, искренне, без притворства.