Шуркина любовь

Зинаида Галингер
 
 
Шурка был рубаха-парень: весёлый, заводной, совершенно беззлобный, всегда готовый прийти на выручку любому, искренний всегда и во всём. Большой любитель похохмить в кругу друзей, побродить с ружьишком по тайге, посидеть с гармошкой на завалинке...
 
Каких только чудачеств не совершали они со своим закадычным другом Серёгой, охотясь, или собирая ягоду, или заготавливая кедровый орех в тайге; рыбача в заливах горной реки, «гоняя хорька» по деревенским садам, играя в самые различные игры с девчатами и парнями на родной деревенской улице!! Всегда и во всём были заодно.
 
Единственного, чего никак не мог понять Серёга, так это его отношения к Светке.
- Не понимаю: днём он говорит пацанам, что больше туда – ни ногой, а вечером – всё равно идёт, - делился Серега своими недоумениями с сестрой.
 
Светку парни недолюбывали. Смех её казался им неискренним, поведение в кругу сверстников – жеманным, даже кокетливым, отношение к парням... какое-то не товарищеское, а девчоничье, - это вечное: «ох!» да «ах!». Внешностью тоже особо не выделялась, - только если что... тёмно-карими глазами, да белозубой улыбкой.
 
Когда слухи о Шуркином трёпе доходили до Светки, она неизменно давала ему от ворот поворот, но он вымаливал у неё прощение, стоя....на коленях.
 
Будучи ещё школьницей, проводила она своего друга в Армию. И пока Шурка служил Родине три года в Морфлоте, Светка успела окончить школу и педагогическое училище. И....выйти замуж в той далекой деревне, где проходила практику, когда до конца службы парню остался всего лишь месяц…
 
Маршрутный автобус был полон до отказа. Но морячка всё же шофёр взял, понимая, что тот спешит домой со службы.
 
- Флотский! Иди сюда! – раздалось из глубины салона. Шурка еле пробрался по проходу к однокласснику. Обнялись, забрасывая друг друга вопросами. Когда до отхода автобуса оставалось несколько секунд, он увидел её: она стояла и смотрела в окно.
 
- Светка!!! – закричал Шурка, стараясь через головы сидящих протянуть руку к окну. Кто-то открыл его и он успел только увидеть её заплаканное лицо и услышать слова:
- Шурка, прости меня!
 
Автобус тронулся.
- Не плачь, приезжай завтра! Я буду тебя ждать!- он улыбался во весь рот, не обращая внимания на её слова, а только глядел ей в лицо.
 
- Шурка, прости меня! – вновь прорыдала она, но он уже не услышал: автобус набирал скорость...
 
С одноклассником они проговорили всю поездку, не замечая времени, и на лице моряка всё время блуждала блаженная улыбка. И у парня не хватило духу рассказать ему, что Cветка уже замужем. И только дома мать поведала сыну правду. Но он в ответ засмеялся, повторив несколько раз:
- Мам, неправда это, я ж её вчера видел!
 
Напрасно Шурка каждый вечер встречал автобус, не веря никому – она не приезжала. Напрасно друзья старались его развлечь – забывался он только с гармонью в руках.
 
Деревенские девчонки всех возрастов пялили глаза на парня в черных брюках клёш и черной бескозырке, когда он шел в кино или на автобусную остановку. А красив был, чертяка! Вся деревня переживала за Флотского,- как стали звать его в селе, осуждая неверную его подругу...
 
Что творилось в душе парня, односельчане только догадывались, т.к. на людях он оставался всё тем же Шуркой – всегда улыбающимся, отпускающим свои добродушные шутки в адрес парней, девчат, да и самого себя, очень приветливым со всеми старшими.
 
Все же продолжал он чего-то ждать, на что-то надеяться... до тех пор, пока она не появилась в селе с мужем. Если бы не друг Серёга, тоже пришедший в эту зиму из Армии, тяжко было бы Флотскому пережить свою беду. Позднее спасала его... работа в совхозе: пахал землю с рассвета до заката, приходил домой – и замертво падал в постель, мгновенно засыпая.
 
Но после того, как он увидел однажды её беременную, то пустился во все тяжкие: пил водку, менял подруг, не стесняясь после учительницы встречаться со школьницей, привечая даже девиц лёгкого поведения и женщин, годящихся ему в тёти, лихачил на мотоцикле по селу и его окрестностям.
 
И только мать знала, как ему плохо, как он плакал иногда, сидя с гармошкой в огороде, наигрывая полюбившиеся мелодии, услышанные по радио. А сестра Зойка однажды увидела его и... испугалась, что брат сходит с ума: он сидел во дворе, положа руки на гармонь и, устремив неподвижный взгляд в никуда, тихо произносил одно слово: Све-та..., Све-та...
Но больше всего Шурка удивил сестру следующим «заявлением»:
- У неё непременно родится сын, а глаза у него будут мои, вот увидишь…
 
То лето запомнилось Шуркиным родным надолго... Порой его амурные похождения приобретали привкус анекдота и, превратившись в веселые истории, ходили по деревне...
А Светка действительно родила мальчика... со светлыми глазами, хотя муж имел тёмные.
 
Долго дивилась деревня данному обстоятельству...., а вот чего никак не могла предположить, так это то, что в один прекрасный зимний день они оба (Светка в это время гостила с сыном у матери) исчезнут из деревни и... позднее поженятся, поселившись в далёком городе...
Сколько пересудов ходило по селу, сколько времени завистливые языки болтали всякое! Как многим хотелось совсем иного в их судьбе! Но все деревенские сплетни неизменно разбивались о стену, которую Шурка выстроил благодаря силе своей любви и широте своей души!
Он усыновил её сына, а она подарила ему ещё двух детей – девочку и маленького Шурика. И из Светки превратилась... в Светлану..., - только так стал называть её Шурка.
 
Пришлось таки всем родным и односельчанам поверить в их счастливую семейную жизнь, ведь каждое лето приезжали они семьёй к родителям, а в деревне, как известно, от людского глаза ничего не скроешь....
 
В тот день нам, ягодникам, не повезло. Ближе к вечеру, когда наши вёдра ещё не были наполнены лесной малиной, пошел мелкий дождь. Все быстро спустились к трактору – дорога из тайги была не близкой. Городские уже тоже были на месте. Стали скорее усаживаться в открытую тележку.
 
Шурка, нет, теперь он был Александром, немного постаревшим, но с прежней искринкой в глазах и лёгкой улыбкой на устах, снял со своей пополневшей жены Светланы мокрую куртку и надел на неё сухую кофту. Затем усадил её рядом с собой, накрыл плащом, обнял, прижав к себе, чтобы было теплее ехать. И так они просидели всю дорогу...
 
А я глядела на них и думала: есть любовь на свете! Есть! Но у каждого – своя, похожая только на самого человека. Вот у Шурки она такая – всепрощающая, бескорыстная, соразмерная с его доброй натурой и его человеческой сущностью и..., думается мне, единственная.