Витя Волк

Сергей Елисеев
ВИТЯ ВОЛК

Позвонила мать. Спросила как дела семейные. Поведала свежие новости: умер сосед дядя Володя, ещё не старый мужик, наш бывший участковый. Жена его тетя Соня плоха и лежит в больнице. Вышла замуж Олька Пирожок. Родилась двойня у Юрки Ершова. Убили Витьку Волкова.
 
Витька - мой бывший одноклассник. Товарищ по детским играм и подростковым забавам. Мы с ним сидели за одной партой, гоняли мяч по двору. Вместе рыскали по тёмным улицам города в поисках приключений. С ним прошло моё детство.
 
И вот его больше нет. Нет человека, которого я знал так давно и так хорошо, что порой хотелось убить его.
 
Мать Витьки звала его Витенькой, а Витенька, как приучила его мать, обращался к ней только на Вы. «Вы, мама, не правы». «Вас, мама, в школу вызывают». «Вы, мама, мне мешаете».
 
Конец лета. Последние тёплые дни мы, мальчики-дошколята, коротаем на плитах.
 
Плиты железобетонные. Посредством этих плит в начале шестидесятых претворяли в жизнь задумку Первого Секретаря ЦК КПСС - массовое переселение населения из бараков в многоквартирные корпуса, прозванные позднее «хрущобами». Потолки в домах из таких плит получались горбатые и с щелями, из которых сыпался высохший раствор. Но кто в те годы думал о неровностях потолка, переезжая из заклоповленной коммуналки в "отдельную квартиру". Я ездил на трехколесном велосипеде из одной комнаты в другую (их было аж две) - и напевал: «Мы едем-едем-едем в далёкие края! Весёлые соседи, счастливые друзья!»
 
Строители уехали, оставив после себя горы строительного мусора и плиты. Уложенные в не очень аккуратные штабели, они служили нам прекрасной игровой площадкой. По этим плитам мы прыгали как горные козы. Иногда на спор. Не всегда удачно. До сих пор помню ощущение от удара голенью о край плиты. И помню, как ребята несли Славку Казанского. Штанина задрана. Нога в голени неестественно согнута. Из раны течет совсем немного крови и торчит косточка. Славка белый как мел, но не издаёт ни звука.
 
На плитах мы собирались для разных мальчишеских дел. Менялись фантиками, пересказывали увиденные фильмы, узнавали азы жизни. Именно здесь умудренные жизненным опытом мальчики постарше объяснили мне, как и откуда появляются дети. А Бес, уже зрелый малый, слесарь патронного завода, в качестве наглядного примера спустил штаны и после некоторых манипуляций брызнул на плиты животворный фонтанчик.
 
В одну из посиделок на плитах к нам подсел новый мальчик. Был он круглоглазый, с большой круглой головой и толстыми губами. Всем своим видом он напоминал обезьянку. Это был Витенька. И это была моя первая встреча с ним.
- Я решил бандитом стать! - заявил он. – Буду теперь ругаться матом, курить и хулиганить. - В доказательство он вынул из кармана пачку сигарет (мы так и ахнули - настоящие, а не "бычки", которые мы собирали на улице и украдкой потягивали), закурил, затянулся, закашлялся, сплюнул и смачно по-взрослому выругался.
- Я теперь большой, завтра в школу пойду! - похвастал Витя.
- И я тоже! - сообщил я.
 
На следующий яркий первый день сентября мы пошли в школу. В свой портфель я уложил с полусотни тетрадок, учебники по всем предметам и счёты. Раздутый портфель не закрывался, но отец помог мне застегнуть его. Мать ещё больше увеличила мою нагрузку, принеся букет цветов с рынка. На площади возле школы, завидев Витину мать с сыном, который, как и я, держал портфель и букет цветов, мама сказала: «А вон наши друзья. Пойдём, присоединимся».
 
Мы встали рядом. Собравшихся учеников и родителей приветствовал Пал-Палыч, директор школы. Это был высокий видный мужчина, с зычным голосом и густой шевелюрой иссиня-чёрных волос. Он говорил об успехах советского народа в реализации решений партии, о достижениях советских учёных, запустивших спутник в космос и о том, что все учёные сначала были школьниками.
- Школа - это первый шаг в мир знаний. Она откроет вам путь в любую сферу человеческой деятельности, даже в космос. Вы хотите в космос?
- Да-да! - дружно закричали собравшиеся на площади школьники. Мы с Витенькой переглянулись и промолчали. Ни мне, ни ему в космос не хотелось.
 
Мы вошли в школьное здание. Учительница провела нас в класс. Чем-то я приглянулся учительнице, и она назначила меня в первый день учебы дежурным по классу.
- До звонка никого в класс не пускай, - сказала она мне.
 
Гордый столь ответственным поручением, я приступил к его исполнению с завидным рвением. Школьники повиновались. Кто-то с большей охотой, кто-то с меньшей. Не подчинился только Витенька.
- Нельзя? Почему нельзя? Это другим нельзя. А МНЕ можно! - И Витенька вошёл в класс.
 
Мы сцепились как два диких зверя. Два мальчишеских тела сплелись в одно, и покатились по школьному коридору. Я дрался за то, чтобы закон был один для всех. Витенька дрался за то, чтобы быть над законом. Мы били друг друга, рвали и кусали с остервенением волчат. Витенька разорвал на мне до пупка белую праздничную рубашку. В какой-то момент его рука оказалась возле моего носа. И я впился зубами в его палец. Истошный крик возвестил окончание битвы. Ещё немного и палец был бы отделён от ладони. Подоспевшая учительница, женщина ещё не старая и полная сил, растащила нас в стороны.

Так началась наша полувражда-полудружба.
 Мы вместе играли во дворе. Вместе делали уроки. Я был мальчик исполнительный, учился хорошо, меня хвалили учителя. Маме Витеньки казалось, что я составлю для него хорошую компанию, и она всячески содействовала нашей дружбе. Витенька приходил ко мне домой. Мы устраивались по разные стороны стола и приступали к урокам.

- Как ты думаешь, - спрашивал он - как лучше назвать корову - Бурёнкой или Чернушкой?
- Думаю, что Бурёнкой - говорил я.
- Тогда я назову Чернушкой, - говорил Витенька.
- Почему?
- Потому что у всех других Буренки будут. Я не хочу как у всех.
 
Но надолго Витеньки не хватало. Кое-как разделавшись с Чернушкой, Витенька вставал и обходил квартиру.
- А нет ли у вас чего-нибудь пожевать? – деловито осведомлялся он. И не дожидаясь ответа, открывал холодильник в поисках съестного. Обнаружив колбасу или котлету, он извлекал ее и с довольным видом спрашивал:
- Будешь?
 
Моей матери импонировала Витина смелость, уверенная мужская хватка. Но уничтожение колбасы без спроса ей явно не нравилось.
 
Как давно это было! Разве всё упомнишь! Разве всё расскажешь! Поди разбери теперь что было важным в те далекие детские годы, когда формировался наш характер.
 
В четвёртом классе подружился Витенька с Олегом. Олег сидел за нашими спинами. Он был большим малым, который уже пробовал бриться. Олег был второгодник. Каждый год он кончал за два. Про себя он говорил: «Я не второгодник. Я - ветеран».

Олег был из "трудной семьи". Родителей в семье не было. Жил он со старшим братом. Брат работал на заводе. Естественно, пил. Пил сам и наливал младшему брату. А заодно и приходящему к брату товарищу. Именно тогда я впервые увидел Витеньку пьяным. Был он безудержно весел. Смеялся, глядя на воробьёв, купавшихся в дорожной пыли. Падал в эту пыль и безудержно хохотал. Проходившая мимо тетя спросила сердобольно: «Что с тобой, мальчик? Тебе плохо?» А мальчику было очень хорошо.
 
Витенька хоть и сидел в школе рядом со мной, крепким «хорошистом», но учился из рук вон плохо. Для учёбы напрягаться надо. А Витенька напрягаться не любил. Мы ходили в спортивные секции, пыхтели на беговой дорожке, потели на борцовском ковре, корпели в кружках детского технического творчества, где мастерили радиоприемники и модели самолетов. Умиляя старших, пели в кружках хорового пения. Но всё это было Вите неинтересно.
 
Каждый следующий сентябрь мы переходили в следующий класс. Сидя за партой, я тоскливо смотрю в окно. Ещё вчера я мог вон там пойти в любую сторону улицы. А сегодня сижу, скованный партой. А что делать? Сидящий рядом Витенька поднимает руку.
- Что тебе, Витя? - спрашивает учительница.
- Гулять хочется!
- После уроков погуляешь.
- А я сейчас хочу!
- Сейчас нельзя. Сейчас урок.
- Ладно.
 
Витенька лезет в портфель. Достаёт тетрадь. Осторожно, чтобы не шуршать, вырывает несколько листов и, скомкав, отправляет в рот. Дождавшись, когда учительница повернётся к нему спиной, он вынимает жёваный мякиш изо рта и швыряет в классную доску.
Учительница оборачивается.
- Кто это сделал?
Витенька равнодушно смотрит в окно.

Скучно. Когда же уроки кончатся? И когда, наконец, они кончаются, мы с рёвом вылетаем на долгожданную улицу, на свободу.
 
Сентябрь мы проводим во дворе, гоняем мяч дотемна. Октябрь - в зависимости от погоды. В ненастный ноябрь заходим в подъезд поиграть и погреться. А иногда, если родителей нет дома, то в чью-нибудь квартиру.
 
Любимое занятие в квартире - игра в жмурки. Но жмурки особенные. Водящему одеваем светонепроницаепмую повязку из шарфа. Правилами разрешается ударять водящего мягкими предметами, например, подушкой, свёрнутым одеялом или ещё чем-нибудь, по всем частям тела, включая голову. Но прелесть игры заключается в том, что правила разрешают выдергивать из-под ног водящего ковровую дорожку. Звук от удара затылком о пол до сих пор свеж в моей памяти. Чем звонче был удар, тем громче смеялись мальчики. Особенно нравилась эта забава Витеньке. Он не смеялся. Он гоготал, испуская слюну, и очень походил при этом на гориллу в зоопарке.
 
Однажды выпало водить Витеньке. Вытянув руки, Витенька двинулся вперёд. Но только он ступил на дорожку, как Амфибия, ловкий малый, вратарь нашей дворовой сборной, рывком выдернул дорожку из-под ног Витеньки. Глухой стук кости о дерево возвестил удачное исполнение трюка.

Игнорируя все правила, Витенька срывает повязку.
 "Кто?" Перед Витенькой - только Амфибия. Всё ясно. Витенька исчезает, чтоб через несколько секунд вынырнуть из кухни. В руках у него длинный кухонный нож. Таким хлеб режут. Нож у горла Амфибии.
"Убить, сука? Отвечай!"
 
Амфибия мгновенно бледнеет. Он понимает, что Витенька не шутит и от мира иного его отделяют всего несколько миллиметров.
"Не надо "- испуганно лепечет Амфибия.
Витенька опускает руку с ножом. "Учти, падла, со мной такой номер не пройдёт!»
 
Ножи Витенька любил. Сам не делал (для изготовления ножей требуется умение и терпение), но с собой носил. Рукоятка ножа ласкала ладонь и звала к действию. Он казался себе значительным и мужественным. Хотелось дела. А дела не было. Тогда Витенька загонял кошку в деревянный стояк забора и начинал тыкать её. Несчастное животное визжало на всю улицу, а Витенька гоготал. Густая слюна стекала с его толстых губ.
 
Иногда в этих забавах ему помогал товарищ по кличке Чудо. Это был мальчишка года на два старше. Он очень гордился своей кличкой, которую получил после того как напал на вахтёра патронного завода чтобы отнять у него пистолет. Но вахтёр, молодой мужик, оказался для Чуды орешком не по зубам. Он не только отразил атаку, но и крепко побил налётчика. Чуду, посчитав малолетокой, к уголовной ответственности привлекать не стали. Чудо, кроме ножа, носил с собой рогатку. Он любил прикормить голубей, собрать их в стайку, а потом выстрелить в них из рогатки. Если попадал в какого-нибудь голубя, то хватал ещё живую окровавленную птицу за ноги и кричал:«Какой гад голубя убил? Зарежу собственными руками!»

В школе математику нам преподавала Зинаида Алексеевна. Толстенькая энергичная кубышка. Поначалу она нам показалась очень строгой. Тем более, что брат у неё - завуч по кличке Сыщик. Сыщика мы боялись. А Зинаиду Алексеевну - ни капли. Придя к нам, она заявила:
- Тут вот про Витю Волкова разные истории рассказывают. А я думаю, что это всё выдумки и мы с Витей прекрасно поладим. Правда, Витя?
- Правда, - ответил Витенька. И стал творить такие чудеса, от которых Зинаида Алексеевна схватилась за голову. То заблеет козлом на уроке, то костёр из тетрадок разожжёт. Бывало, выгонит, она Витеньку из класса, а он из коридора орёт дурным голосом: "Зинаида Алексевна! Подарите мне свои трусы - я в них в космос полечу."

Зинаида Алексеевна плакала от бессилия. Что ей делать? Брату жаловаться? В отчаянии бедная женщина обратилась к нам, ученикам.
"Сделайте хоть вы что-нибудь! Набейте ему морду".
На перемене мы подошли к нему.
- Ты очень плохо ведешь себя с Зинаидой Алексеевной, - сказал я ему.
- А вы кто такие чтобы мне указывать? - спросил он.
- Мы ученики. А Зинаида Алексеевна наша учительница. Она от тебя даже плачет, - сказал Костя.
- А шли бы вы все на ... ! Что хочу то и делаю.

Ах, так! Я бью Витеньку в скулу. В ответ Витенька бьёт меня по носу, но тут же получает удар от Кости.
- Кодлой бьёте?- Витенька убегает. Но не надолго. Вскоре появляется размахивая безопасным лезвием, которое вынул из карандашной точилки.
- Убью! - кричит Витенька. Но убить таким лезвием невозможно.
- Кого порешить - подходите! - Нет желающих.
 
Однажды Зинаида Алексеевна заболела. Её пришла временно заместить Надежда Ивановна. О её педагогическом искусстве ходили легенды. Говорили, что она может найти подход к любому ребёнку, и даже самый шаловливый становится у нее "шёлковым". Надежда Ивановна была женщиной крупной. В молодости - дискоболка с выдающимися результатами. Мастер спорта и призёр чемпионатов России. Где-то между спортивными сборами она закончила педагогический институт. По окончании спортивной карьеры пришла в школу. Большое лицо, крупный нос, огромные мужские руки. В тяжёлой ее походке, чувствовалась сила. На уроке, дав нам всем задание, она наклоняла голову набок, закрывала глаза и предавалась своим мыслям. О чём думала Надежда Ивановна, никому не известно. О бурной ли спортивной молодости, о рекордах, которые ей не дались или о мужчинах, которые ей не покорились? Мы знали, что мужа и детей у неё не было. Время от времени она приоткрывала глаза, осматривала класс, удостоверялась, что все идёт нормально и снова погружалась в полудрёму. Но при малейшем шорохе, она как рысь, настораживалась и была готова к моментальному наведению порядка.
 
Мы все работали. Но не в натуре Витеньки работать. Работать - скучно. Пусть работают другие. Он стал заниматься более важными делами. Сначала дёрнул девочку за косичку, потом отнял у соседа авторучку.

Надежда Ивановна приоткрыла один глаз.
- Витя, в чём дело? Ты задачу решил?
- Нет.
- У тебя не получается?
- Не хочу я её решать.
Надежда Ивановна открыла второй глаз.
- Это как «не хочу»? Надо решать.
- А я не хочу.
- Подойди, ко мне, Витя!
- Кому надо, тот пусть и подходит.

Благодушие моментально испарилось с сонного лица Надежды Ивановны. Сжались челюсти. Заиграли желваки. Мы замерли в ужасе ...
- Хорошо, милый, я сейчас подойду. Потерпи чуть-чуть.
 
Надежда Ивановна поднимает свое грузное тело бывшей спортсменки и как броненосец приближается к Витеньке. Вот они напротив друг друга. Их глаза встречаются. Ловким борцовским движением Надежда Ивановна перехватывает Витеньку за пояс и переворачивает вверх ногами. Потом приподнимает и держит в воздухе, как будто размышляя что делать дальше - стукнуть о пол или поставить аккуратно. После недолгих размышлений она плавно ставит Витеньку головой на пол.

Такое обращение оказало на Витеньку глубокое впечатление. Его словно подменили. Надежду Ивановну он зауважал, смотрел на неё влюбленными глазами, был готов выполнить любое её поручение и говорил с восхищением:"Надежда Ивановна - настоящий волкодав! Любого мужика в бараний рог скрутит!»
 
Биологию нам преподавал Михал Иваныч. С высоты прожитых лет становится видно, что это был хороший специалист и добрейшей души человек. Когда мы вели себя тихо, он с упоением рассказывал нам о пестиках и тычинках и о том, как человек научился выращивать пшеницу.
 
Однако, насидевшись тихо на уроках учителей жёстких и строгих, мы спускали пар на уроках учителей мягких и добродушных, каким и был в высшей степени Михал Иваныч. На его уроках царил бедлам. Тон задавал Витенька. Однажды во время перемены Витенька подкрался к Михал Иванычу сзади, одел ему на голову неизвестно откуда взявшийся примус и закричал: «Корона, корона!» Михаил Иванович повернулся. В его глазах была тоска и усталость. "Зачем ты это делаешь, Витя?" Витя в ответ только загоготал.
 
Вскоре Михаил Иванович заболел. Болел тяжело и долго. Витенька на перемене поделился своими мыслями.
 - Говорят, Михал Иваныч в больнице. Мне сказали, что он на фронте воевал. Ордена имеет. Его два раза ранили. Мужик он классный. В общем так, на его уроках я теперь буду сидеть смирно.
 
Но обещанию не суждено было сбыться. Михаил Иванович вскоре умер.
Умные, благородные, терпеливые учителя наши! Сколько выпало Вам претерпеть от витьков и саньков. За что Вам это? Как беспомощны Вы были перед лицом хамства и скотства. Как путали вас идеи Каменского и Песталоцци! Панцирь высшего гуманитарного образования обезоруживал Вас и не позволял ответить ударом на удар. Вы брали всё в себя. В Вас скапливались обиды и горести. И вы раньше срока уходили из жизни.
 
Учебных предметов становилось всё больше, а домашние задания по ним - всё труднее. Раньше я с уроками расправлялся легко и быстро. А теперь так трудно даётся физика! Какие-то шары, в них накопились кулоны электричества, которые надо подсчитать. Подсчитаешь, душа из тебя вон. А там ещё химию надо делать с её перекисями и закисями, тригонометрию с тангенсами и котангенсами. Кому это нужно? Сил нет! Уж лучше пойду я на улицу. На улице ребята. Перекись и котангенс их не интересуют. Витенька уже давно здесь. Терпение учителей иссякло, и он был исключён из школы.
 
Уличная наша компания разношёрстная. Вечер от вечера меняется, но шесть-семь человек в ней есть всегда. Старший и наиболее авторитетный - Вовчик. Отец его - большой милицейский начальник. Мать - артистка. Работает в театре. Мы даже видели её в одном фильме. Вовчик водил нас на сеанс, оплачивая вход. Когда её вызывают в школу в связи с плохим поведением сына, она понимающе кивает головой, платочком вытирает глаза, обещает принять меры и воздействовать на сына.
 
Вовчик - малый изобретательный. Как-то понадобились ему деньги. Откуда взять? Вовчик вошёл в школьную раздевалку, выбрал куртку подобротнее, одел её и ушёл. Продал по дешёвке на соседней улице прохожему. Сказал, что мать болеет и срочно нужны деньги. Пропажу куртки школа возместила пострадавшему из своих средств. А Пал-Палыч объявил выговор уборщице тёте Лене за потерю бдительности.
 
Мы идём по тёмной улице. Не попадайся, одинокий прохожий, на нашем пути! Нас много. Мы налетаем, как саранча. Коли парень молодой - изобьём вкровь. Если мужик в годах - карманы обчистим. А сопротивляться будешь - так завалим и ногами потопчем. Если бабка попадётся - не тронем великодушно, а коли девка молодая, так позабавимся. Завалим, в трусы залезем, общупаем где надо. Насиловать не станем: холодно и хлопотно. Да и робеем мы, юнцы, перед последним шагом. Шарику восемь лет дали за изнасилование продавщицы. Но Шарик на четыре года старше нас. Он из другой, из старшей группы. Это другое поколение.
 
В роли ударника в нашей компании выступает Чудо. Если прохожий непонятливый попадается, артачиться начинает, то Чудо приступает к делу.
 - Что в кармане у тебя, мужик? Ты чо? Не понял?
Бьёт Чудо сильно и без предупреждения. Хорошо, если у прохожего крепкие и быстрые ноги.
 
В одном из домов на первом этаже на подоконнике заприметил Вовчик палку копчёной колбасы. Кто-то подготовился к празднику Великой Октябрьской Социалистической революции. Решение принимается моментально: будем брать. Мы есть не хотим. Мы хотим приключений. Надо дождаться, когда из кухни выйдет мужик, разбить стекло и схватить колбасу с подоконника. Кому доверить столь ответственную часть операции? Добровольцем вызывается Витенька.
 
С боевым заданием Витя справился дерзко. Он не стал дожидаться, пока мужик выйдет из комнаты. Подошёл к окну, посмотрел на повернувшего к нему хозяина, резким ударом вышиб стекло, и, схватив колбасу, бросился бежать.

По окончании операции Вовчик хлопает Витеньку по плечу.
 - Витя у нас молодец. Смелый малый. Отлично работает.
И, отломив кусок колбасы, вручает Витеньке. Получаю свою долю и я.

- Ешь, - говорит Вовчик. - Заслужил.
Но очень не хочется есть эту колбасу. Всё представляю того мужика, у которого перед глазами окно вышибают. Наверное, здорово он перепугался.
 
Договариваемся на следующий день идти в кино и там в туалете проучить Коржика.
- А чем Коржик виноват? - спрашиваю я.
- Морда у него хреновая, - отвечает Витенька. - Я её подправлю.
 
Мне жалко Коржика. И подвиги нашей компании мне не нравятся. Я оставляю её и ухожу в спортивный зал тягать железки
 
А Витин авторитет растёт. Его уважает сам Вовчик. У Вовчика отец - полковник милиции. А кто был Витиным отцом - никто не знает. Известно только, что он пил и по пьянке попал под поезд.
 
Витенька играет во дворе в карты со взрослыми мужиками. Игра идёт под деньги, хоть и ставки невысокие. Этот, ещё не знавший женщин юнец, густо матерится и поучает отцов семейств. Мужики глотают горькие пилюли. Витенька - король двора и улицы. Очень ему эта должность нравится. И сам себе он нравится. Играет Витя слабо. Пытается шельмовать. Паша Баташов, карточный профессор, уличает Витеньку. Витенька свирепеет.
- А смазь, - кричит, - не хочешь?
- Какую ещё смазь - недоумевает Паша.
- А вот такую - Витя ладонью загребает со стола карты и этой же ладонью хватает Пашу за лицо.
- Это смазь называтся!
Паша Баташов, в два раза здоровее и в три раза старше Вити, нос утирает. Но знает Паша, что с Витенькой нельзя спорить.
 
И Витенька это знает. Он выработал себе особую походочку вперевалочку. Настало время, когда Вите стало казаться, что он - хозяин всему и каждому, что видят его глаза. Бывает, конечно, что некоторые не понимают его значимости, но об этом всегда можно напомнить. Шли мимо нашего дома двое ребят. Один высокий и жилистый. Второй невысокий и толстенький. Остановились, закурили, по сторонам посмотрели.
- Чего глазеете? - бросил им сидевший недалеко на скамейке Витенька. - Валите отсюда.

Такое приветствие ребятам не понравилось.
- Ты кто такой? - поинтересовался толстый.
- Я - Витя Волк. - Витенька поднялся, подошёл к ним.
- Что уставился? Смазь хочешь? - спросил он толстого.
- Какую смазь?
- Вот такую! - Витенька ухватил толстого растопыренной пятернёй за лицо.
 
Толстый откидывает руку Витеньки и бьёт его в челюсть. Витенька приседает. И тогда длинный бьёт его ногой в пах. Витенька гыкает и медленно опускается.
 
Двое неспешно продолжают свой путь. Но уйти далеко не успевают. Их нагоняет Витенька. Глаза его бешено блестят. В руке нож.
- Я - Витя Волк! - кричит он. Подскочив к толстому, он приставляет нож к его горлу.
- Зарезать? Отвечай!
- Отпусти - хрипит толстый. - Давай разберёмся.

Трое уходят за угол. Долго разбираются. Громче всех кричит Витенька. Поруганную честь он оценил очень высоко - десять бутылок водки.

Одно время у Витеньки появился интерес к экспериментальной физике. Кто-то поведал ему, что если перемешать в определенной пропорции марганцовку и нитроглицерин, то через некоторое время может произойти маленький взрыв. Витенька попробовал. Получилось. Тогда он решил пакетики со смесью вкладывать в хозяйственные сумки прохожих. Это так весело, когда вдруг вспыхивает хозяйственная сумка! И если испуганная тетка вскрикивала от страха, Витенька получал истинное наслаждение и гоготал коротким горилльим лаем. Вообще ему очень нравилось, когда другим было больно и тошно.
 
Закадычный приятель Чудо имел слабость к биохимии. Носил с собой пузырьки с таблетками, которые заставлял глотать мальчиков помоложе и послабее. Чуде очень хотелось свершить какое-нибудь чудо. Например, чтобы от его таблеток подопытный мальчик полез на стену. Это было бы так смешно! Если мальчик от таблетки отказывался, Чудо свирепел, и бил строптивца носком ноги по голени.
 
К определенному моменту в личном деле Чуда было зарегистрировано уже много подвигов: хулиганство различного калибра, воровство из ларьков и даже нападение на прохожих. Один прохожий оказал сопротивление. Возмущённый Чудо пустил в ход палку. Избитый человек скончался. По приговору суда Чудо был расстрелян.
 
Вскоре по местам «не столь отдалённым» отправился и Витенька. Первая ходка - за грабёж. Накануне суда, взяв напильник. Витенька царапает на стене подъезда «Пращай мама!» Так, прощаясь с Родиной, писали на стене герои осаждённой Брестской крепости. Витенька тоже хочет быть героем.
 
После первой отсидки пошла вторая, затем третья. Кража. Разбой. Нанесение тяжких телесных повреждений.

Шли годы. Я поступил в институт. Окончил его. Выезжал работать и жить в другие города и страны. В дом-хрущёвку, где прошло моё детство, и живут родители, приходил редко. О том, как сложилась судьба товарищей по двору, знаю немного. Но знаю, что Вовчик стал большим человеком, директором городского кладбища. Одно время крепко пил, но остановился. Отсёк старых самых отпетых дружков. Ездит на дорогой иномарке. Содержит шофёра. Недавно встретил я его на станции техобслуживания.

Поздоровались, как будто вчера расстались. Пока шофёр с машиной возился, мы за жизнь потолковали.

Я спросил - что он о ребятах знает. Славку Казанского призвали в армию. Оттуда его привезли в гробу. Тришку во время отсидки в Кировской области утопили в проруби сокамерники. Толик Юрков с похмелья махнул стеклоочиститель и скончался. Амфибию застрелили в городе свои же ребята.
- За что? - неосторожно полюбопытствовал я.
- Было дело, - ответил он уклончиво. – Скажем так, производственная травма. Ты памятник ему видел?
- Конечно! Разве такой не заметишь!
- Это я поставил. На свои.

Высоченный обелиск из чёрного мрамора виден с любого уголка кладбища. СтОит такой целое состояние. Эпитафия гласит, что здесь покоится благородный защитник слабых и обиженных. Амфибию Вовчик положил рядом с отцами города, ректором университета, конструктором стрелкового оружия и местным поэтом, воспевшим наш древний город. Место почётное, на центральной аллее. Похороны Амфибии были грандиозными. Даже из столицы приехали авторитетные ребята. На погребении выступил директор школы Пал-Палыч, когда-то исключивший Амфибию из школы за невыносимое хамство.
 
За день до похорон в кабинет Пал-Палыча зашли несколько молодых человек.
- Пал-Палыч! Вы, наверное, знаете - у нас горе. Наш товарищ погиб.
- Знаю, конечно. Сочувствую. Но, боюсь, помочь я ничем не могу.
- Можете.
- ?!
- Не удивляйтесь. Юрик ведь Ваш ученик был.
- Да, был.
- Вы не могли бы выступить с речью на его погребении. Сами понимаете что и как сказать надо.

Пал-Палыч на секунду задумался.
- А, может, у Вас проблемы какие есть, Пал-Палыч? Может, обижает кто? Или деньги нужны? Школу подремонтировать, парты новые купить. Разве мы не поможем?

На погребении Пал-Палыч, произнёс одну из лучших своих речей. Он говорил о том, что Юрик был очень бойкий мальчик, чрезвычайно непоседлив, но имел исключительно доброе сердце и отзывчивую душу. Ветер трепал густую белую шевелюру Пал-Палыча. Всплакнули даже самые крутые ребята.

Поминали на втором этаже ресторана. На подъездной площадке собрались Мерседесы, Хонды, Саабы. Выпив за упокой души и покурив на выходе, ребята садились за рули и разъезжались.
- Витька где? - спрашиваю я.
- Не переживай. Скоро придёт, - Вовчик усмехается. - Только долго ли гулять будет?
 
Он стоит передо мной большой и грузный. На бычьей шее золотая цепь толщиной с верёвку. Невозможно представить, что когда-то это был тощий юркий пацан, вычищавший мелочь из карманов оставленных в гардеробе курток и способный вынести любую приглянувшуюся.
- Ты скоро там? - кричит он шофёру.
- Ещё пять минут, Владимир Иванович!
- А ты, Володь, на жизнь не жалуешься, - говорю я ему.
- А чего на неё жаловаться. Надо просто жить и радоваться. Я вот сейчас круиз по Европе сделал. Прекрасно отдохнул, между прочим. Немножко поиздержался, но разве можно на себе экономить? Ты, кстати, тоже, говорят, по заграницам ездишь?
- Бывает. Но это всё командировки. И не в Европу, а в Африку. Или в Азию.
- А старики твои как?
- Слава Богу, живые ещё.
- Смотри, в случае чего обращайся. Похороню по высшему разряду и без наценки.
- Упаси бог от твоего сервиса.
- Это ты зря. Все под Богом ходим. - Он открыл дверь подъехавшей иномарки, посмотрел на меня большими печальными глазами и грузно сел на переднее сиденье рядом с шофёром. Машина бесшумно уехала.

Проведывая как-то мать, проходил я мимо скамейки у подъезда. На ней сидел недавно освободившийся Витенька. Завидев меня, он окликнул и протянул мне пачку «Примы».
- Садись, покурим.

Я сел рядом.
Нам под пятьдесят. Больше чем полжизни прожито. Я седой и лысый. У Витеньки четыре судимости, полное отсутствие зубов и туберкулёз. Он похож на измождённую голодом гориллу.
- Вот ты за границу ездишь, разные страны смотришь. Чувак ты образованный и общественно полезный элемент. (Витеньке не чуждо пофилософствовать). Но ведь и я, можно сказать, ценный кадр. Во-первых, скольким прокурорам я работу дал! И мой потенциал далеко не исчерпан. Разве нельзя меня в ту же Африку послать? Например, наёмником? Мне человека убить - как в стакан плюнуть. Тем более черномазого. Я бы в Африке негров мочил, а Родина бананы получала. Можно и в Финляндию послать. В магазинах финский сервелат появится.
- А мы что, свой не способны произвести? - спрашиваю я.
- Финский лучше, - авторитетно заявляет Витенька. - Пусть народ кушает хорошую колбаску. Ему к восьмидесятому году коммунизм обещали. Дали? Нет, обманули! Кругом жульё, ворьё - Он сокрушённо вздыхает. - А сколько сейчас новых богатеньких развелось! Вот кого потрошить надо!
- Кто потрошить будет?
- А хоть бы и я! Думаешь, рука дрогнет? – он закашлялся и сплюнул.

……………………………

Недавно к Витеньке на квартиру пришли двое. Один высокий и жилистый. Второй невысокий и толстый. Вошли без стука. Дверь Витиной квартиры не закрывалась. Красть в ней нечего. Да и кто посмеет сунуться в квартиру Вити Волка? Высокий остался в коридоре. Тот, что пониже несильно, но решительно, оттолкнул мать и вошёл в комнату.
- Здравствуй, дорогой! - сказал вошедший.
- Здорово, - ответил Витенька.
- Поговорить надо.
- Давай поговорим.
- Зажился ты на этом свете. Пора его очищать от тебе подобных.

С этими словами гость достал пистолет и выстрелил Витеньке в лоб. Затем подошёл к упавшему телу и, приложив ствол к затылку, сделал контрольный выстрел.

После этого гости удалились, оставив без чувств Витину мать и ничего не понявшего вечно пьяного старшего брата.

Витю похоронили через два дня. На похоронах никого не было. Просто приехал автобус и увёз тело. Его закопали близ городской свалки. Вовчик сказал, что наше кладбище переполнено и нужно осваивать новые территории. Над свалкой кружат и каркают тучи ворон, посылая на землю продукты своей жизнедеятельности. Иногда сюда забредают бездомные собаки. Но в основном они живут в городе. Собаки, в отличие от волков, существа социальные и тянутся к людям.