Их было десять Кукушата

Алина Менькова
Их было десять.… Как десять пальцев на руках. Единство. Стая. Сплоченный клан. Десять жизней от разных матерей, но от одного времени – сурового, мрачного, жестокого, сурового. Времени,когда боялись соседей, когда пугал ночной звонок и «черный воронок» у ворот, когда предавали друзья, и даже мать легко отказывалась от своего ребенка…
 Кукушата – так звали их в «спеце», - оторванные от детства, от привычных игр и материнской ласки – самосев, взошли, никем не ожидаемые и не желанные, как память, как укор о том злодействе, о котором они сами помнить не могли. Это память о самом их происхождении.
 ИХ БЫЛО ДЕСЯТЬ, но фамилия на всех одна – «Кукушкины». Нет, они не братья и даже не родственники. Шахтер - мордастый, толстогубый; Мотя - длинный, худой; Сверчок - рыжий, как мухомор; а Бесик - чернявый… Их скрыли за другой фамилией, пометили, мол, «дети врагов народа». Вот и кукуют они, зашифрованные, в своей клетке, где свобода черного цвета.
 Напускная надменность и цинизм, показное хамство и распущенность, жаргон и язвительный юмор скрывают их беззащитность. Ангел, стеснительный, как девочка, боится темноты. Она изводит его до тошноты, до обморока. Сандра, онемевшая от испуга, становится белее снега при упоминании фамилии начальника станции Козлова, к которому в обмен на уголь посылают девочек для работы.
 Кипучий, нетерпеливый, вертлявый заводила и буян Бесик (отчего и получил буквоизменение своего имени Весик – от Виссариона); и справедливый и мирный Мотя, у которого «все люди хорошие», но предпочитающий все же ходить с ружьем, хотя он и «мухи не обидит»; и его друг Санька Корешок, золотушный и вечно больной; и 13 – летний Шахтер, харкающий чернотой (результат работы на шахте); и самый младший из кукушат Хвостик, у которого вообще не оказалось имени, не то, что отца или матери… Все они хотели иметь родственников, ну хоть каких-нибудь. Ах, как хотелось Хвостику хотя бы постоять около тети, совсем чуть-чуть! Но ещё ни один кукушонок в глаза их не видел, да и не увидит.
 Вот и держатся они вместе. Стая. Банда. Озлобленные и ни во что не верящие. У них нет надежды и нет будущего. «Мы - оторвы, отбросы общества, его дерьмо, экскременты по научному», - так они говорят о себе.
 Для них лучше там, под землей, чем здесь, снаружи. А как там, хорошо знал ухающий от кашля Шахтер, который уже дважды удирал из «спеца», и успел даже поработать полгода на шахте под Тулой.
 ИХ СТАЛО ДЕВЯТЬ. Христику, в отличие от Шахтера, все же удалось сбежать. Куда – неизвестно. Христик пересек незримую черту, отделявшую тутошних, голодных и бесправных, от настоящего тамошнего рая, как им казалось. Жизнь вне «спеца» кукушат чарует. Там все как в кино. Для них чудно, когда никто не «шарапает», не крадет, не сует в карман пузырьки с солью и с чем-то бесплатным. Настоящие белые тарелки, которые и разбить немудрено, приводят их в восторг, а запах пищи продирает до кишок. Их удивляет, что никто за столом "языком тарелок не лижет". А если им еды будут давать без конца, то они без конца будут есть. Они не знают, как растет самая обыкновенная капуста. Сенька, глупыш, прозванный Корешком, для еды выбрал именно эту несъедобную часть. А Хвостик, дурачок, обалдел от счастья, когда ему вместо конфеты достался фантик. Он сам польстился на пустую обертку. Ему не приходилось еще видеть наяву настоящую конфету в фантике! Хотя их и «выращивали по Сталину, как садовник плодовое дерево». А кукушата только и думали, как дожить до бесценных минут ужина.
 ИХ ОСТАЛОСЬ ВОСЕМЬ… Корешок умер в запертом холодном подвале. Все попытки ребят спасти его оказались тщетны. Никому не нужны их «драгоценные жизненки». Их считают «социально опасными», и особый режим изоляции от общества благоприятен для их развития, как считает руководство «спеца». А вот другие считают иначе. «Вы почки могучего дерева. Берегите себя. Постарайтесь уцелеть». Но не уцелели они…
 ИХ БЫЛО ВОСЕМЬ. И НЕ СТАЛО. Отмучились. Они были сильны, чтобы жаловаться. Они были озлоблены против всех за разбитые, разваленные, скомканные жизни. Как шумеры, чья генетическая связь не установлена, тосковали они в своем одиночестве, не зная, кому они нужны в этом мире. В предчувствии своего исчезновения они и сочинили жалобную песнь. «Жалость…» - было первое и последнее слово Сандры.
 ИХ БЫЛО ВОСЕМЬ. ВОСЕМЬ МОГИЛОК на Голятвинском кладбище.