У телефона
«Когда мы будем знать то, что мы должны знать,
Когда мы будем верить только то, во что верить нельзя,
Мы станем интерконтинентальны,
Наши телефоны будут наши друзья.»
(Борис Гребенщиков «Серые камни на зеленой траве.»)
Я блуждал по этому светлому просторному дому с недавно произведенным евроремонтом, но обставленному старинной утварью. Плетеные из ивовых ветвей корзины, деревянные чашки на грубо сколоченных столах, такие же грубые лавки вместо стульев, рушники на стенах… Было солнечно и пусто. Под ногами – паркет, а на нем – старинные половики по-деревенски. И никого вокруг.
Через некоторое время из глубины дома послышались глухой голос. Кто-то резко бубнил, но ни единого слова разобрать не представлялось возможным. Между нами было несколько стен и дверей. Я пошел на голос, одну за другой минуя просторные, одинаково солнечные и пустые комнаты с рушниками и лавками. Попадались на пути, впрочем, и вовсе пустые. Будто у хозяев не хватило предметов для всех этих комнат, или просто не успели обставить.
Голос тем временем приближался. Я безошибочно шел на него. И это было два голоса – мужской (резкий, но густой бас, гневно что-то выговаривавший) и женский (будто оправдывавшийся). Я подошел совсем близко. В этом проеме, как и во многих здесь, двери не было, и я смог наблюдать картину: крепкий бородатый мужчина в голубой косоворотке и полосатых портах, заправленных в высокие сапоги, ругал свою жену в наряде «русских дев». Поодаль стояли дети – семи-восьми лет – мальчик и девочка – в одних рубашонках.
Жена невкусно сварила щи, и теперь супруг глумился над ней. Именно – глумился. Выговаривал обидные и несправедливые слова. По дрожащим на прикрытых ресницах слезам жены было видно, что – несправедливые.
Но во всем доме не ощущалось ни малейшего запаха щей. И вообще, никаких запахов не ощущалось, все было больше похоже на музей, чем на жилье. Кажется, вряд ли даже семья жила в этом доме. Какие-то чужие они были здесь…
Тут муж схватил женщину за руки и стал выталкивать вон – на улицу. Та и не сопротивлялась; тем не менее, муж ударил ее кулаком по голове. А дети в стороне стояли, смеялись, а потом запрыгали от радости. Им было весело.
Я бросился к окну. Женщина плача упала в теплую пыль во дворе и распласталась в безмолвном солнечном свете. Девочка бросилась следом и стала поднимать мать. Теперь она плакала. А у той из головы потекла кровь. Я подумал, что в руках у мужа был нож, которого я не заметил сразу.
Женщина была мертва – без сомнения. А муж – доволен. Я физически ощутил его необъятную радость облегчения, он тяготился своей женой, у него была любовница, и теперь ничто не мешало их любви соединиться. Он стоял у стены, одной рукой опершись себе в пояс, другой – на деревянное колесо от телеги, висевшее рядом.
Я снова перевел взгляд в окно. Девочка визжала, смотря на превращения матери. А та медленно и страшно поднималась из пыли. Позеленевшее лицо в черных трещинах и пятнах обезобразил немой крик. Изо рта показались остро отточенные клыки, зубы – как у акулы. В черной дыре рта языка не было вовсе, только эта дыра. Залитые желтыми бельмами глаза уперлись в висевшую над ними высоту неба, будто стремились что-то увидеть там… Когтистые лапы удлинялись, ужасно тянулись-змеились к двери…
И тут только я понял: все, пощады не будет. Ни тому мужу, что пока торжественно стоял в соседней комнате, ни мне, ни детям. Мертвая девочка уже сучила голыми пятками в пыли. Никому не будет пощады – ни в этом доме, ни в других. Она убьет всех. Воплощение женской мести, возвращение обид, отмщение всех обманутых жен, покинутых подруг, выброшенных и оскорбленных. Месть будет страшна и неизбежна.
Из женщины стали выползать трупные черви, копошились и тошнотворно кишели в кровавой пыли. А потом начали превращаться в ядовитых змей. Змеи поползли во все стороны, и часть их – в этот дом. В стенах были дыры и щели для вентиляции и еще не поставленных приборов кондиционирования, в них-то змеи и заползали. И никуда теперь нельзя было деться от них.
В последний раз взглянув на уродливую гадину во дворе, я бросился прочь – через двери, коридоры, комнаты – через весь дом… Но уже слышал позади долгий мужской вопль, а отовсюду – спереди, с боков, сзади – ужасное шипение и шелест чешуи. От змей было не уйти.
…
Жара жгла нестерпимая, и я давно пожалел, что надел этот зеленый пиджак. Маринка была в сине-белом платье, ей, похоже, жара была не страшна, она, бодро вышагивая чуть впереди, вела меня к автобусной остановке. Я двигался по раскаленному асфальту, и под ногами качалось, будто все еще ехал в поезде. Двое с половиной суток – и я у цели – приехал к ней. Только вот сразу же понял, что напрасно приперся.
- Постой, - Маринка притормозила на углу какого-то продуктового магазинчика, - сейчас муж пройдет. Он тоже сегодня ехать собирался.
Мы стояли и ждали, не известно, чего.
- И что он мне? – ждать вскоре надоело.
- Он тебя в лицо знает, фотографию видел.
- Ну и что? Мне положено бояться и прятаться?
Маринка пожала плечами. Конечно, ей не нужны были проблемы от какого-то приезжего гостя. Но звала же к себе, полгода звала. Как же так теперь?..
…
Я проснулся. Февральский день начинал клониться к раннему вечеру. Семь минут пятого. Солнце еще было ярким, снег белел и пухло лежал на крыше соседнего сарая. В горле очень неприятно першило и хотелось пить. Как и всегда после дневного сна, у меня побаливала голова, не до конца еще проснулись глаза. Превозмогая себя, я встал и подошел к столу. Как я ненавидел дневной сон! Теперь еще и ночью плохо засну. Дотянулся до сигареты, плюхнулся в стул, щелкнул зажигалкой. Одна долгая затяжка, другая… В голове постепенно перестало шуметь. Посмотрел на «мобильник» на столе. Он был черен и пуст. Только надоедливо мелькали цифры посекундного времени. Она не писала и не звонила и даже не пожелала «сбросить» звонок, чтобы напомнить о себе. Как же мучительно ждать хоть чего-нибудь от любимого человека! Вдвойне мучительнее, втройне, вдесятеро, если этот человек – замужем. Не за тобой. Между нами – несколько тысяч километров. Реки, Уральские горы, города, поселки, леса… И там, за ними, в небольшом Сибирском городке – она. С мужем и четырехлетним сыном у себя в доме. Обо мне сегодня не очень вспоминала, судя по пустому телефону. Если сейчас позвоню, то ответит?
Я вывел на дисплей знакомый до слез номер и нажал зеленую кнопку. Приложил телефон к уху. Через секунду-другую должны были послышаться гудки.
((30.10.05; 07.01.07.) Из цикла «12 пронзительных этюдов.»)