Мне снится снежная равнина. Абсолютно белая, девственно чистая снежная равнина. Я шагаю по ней. Снег под ногами хрум-хрум. Тишина. Нету неба, нету деревьев- один только теплый снег вокруг. Хрум-хрум. Я ложусь на него, как в детстве раскинув руки, и что-то напеваю себе под нос, что-то про старого пса и добрую хозяйку, и моя песня разливается по снегу и звучит как-то отрывками и хочется спать. Я засыпаю- теплый снег все больше укрывает меня, старый пес все бежит и бежит, а в висках- тук-тук. Проходит некоторое время- и во всей равнине только одно пятно. Это моё белое лицо с красными шевелящимися губами. Проходит ещё- и равнина вновь абсолютно белая, девственно чистая. Хорошо. Спокойно. Тук. Тук.
Я просыпаюсь, медленно опуская веки на глаза. Чашку кофе, конечно же сигарету. К чему бы всё это с равниной? Сны, мои чертовы сны, глубокие, блеклые, колкие. Уже почти докурил, как зазвонил телефон. Дрррын-дрррын-подними-дрррын-меня. Дрррын-ответь.
-Алло?
-Ой, Лёш, привет, эт теть Маш.
Всегда унизительно суетливая, уставшая, с чуть подрагивающими пальцами, тетя Маша занималась бизнесом. Странно? Ещё бы.
-Слушй-слушй, у мня тут важная встреч неожиданно появилась, а за младшеньким присмотреть некому. Слушй-слушй, ты бы не мог бы, а, не мог бы?
Сегодня собирался купить кукурузных хлопьев и посмотреть "Семь самураев" Акиры Куросавы. Не слышали? Если бы мы сражались настоящими мечами, то я бы уже Вас убил.
-Да-да, конечно, теть Маш, не вопрос.
Черт.
-Ну вот и хорошо, вот и ладненько всё, я те подкину его скоро. Ну все, жди.
Бип-бип-бип. Черт.
Мы гуляем с ним по осеннему парку, в котором на скамейках с ногами сидят девушки, где-то ездят машины, продают беляши грязные грузины, шипят собаки, тянут оборванную культю грязные оборванцы. Гуляем. Хорошо. Какой он все-таки необычный, не такой как все.
Мы сидим у шумного моря с чайками. Волны ласкают слух, и он возится с камнями, считая под нос: "Эники-беники ели вареники..." Я смотрю вперёд, на горизонт. Мы мало разговариваем, больше молчим. Но это молчание стоит многого. Знаешь, так редко смотрим на небо и не замечаем, что оно- оно ведь тоже живое. Ведь правда?
Пришла тетя Маша и сразу стало немного грустно.
-Ну, пока, что ли.
Он тихо кивает и уходит.
Я почему-то долго смотрю ему вслед. Потом на часы: 18:18. Знаешь, уже как-то по привычке, буднично: хочу, чтобы как раньше. Чтобы Вместе.
Смешно.
Правда.
Пришла сестра с ребенком трех лет. "Усю-пусю",- она треплет ребенка за пухлые щечки и свинячьи глазки доверительно хлопают ресницами. Усю-пусю.
Ребенок топает ножкой и громко произносит: "Пи-пи!". Сестра- "усю-пусю" и ведет его в туалет. Она просит меня снять ему штанишки. МЕНЯ - СНЯТЬ ШТАНИШКИ. Я говорю: "Что?". Она говорит: "Сними ему чертовы штанишки". Свинячьи глазки хлоп-хлоп. Я снимаю. Сестра, тужась, поднимает ребенка над унитазом: "Ну же, усю-пусю, пописай". Она говорит мне: "Подержи его пипиську, чтобы он не промахнулся". Я говорю: "Что?" Она- "Возьми его чертов член и держи его". Я беру в руки сморщенное розовое мясо. Ребенок начинает "писять", радостно гугукая. Усю-пусю. Меня вырывает на белоснежный унитаз, на снятые штанишки. Я блюю долго и безжалостно. Свинячьи глазки хлоп-хлоп. Сестра в глубоком а&%^.
Я вдруг представляю себе, как НАШ сын дискуссирует с взрослыми. Чуть хмуря лоб, немного стесняясь, но споря горячо, приводя в свою пользу убедительные аргументы и бурную жестикуляцию.
А Ты задумчиво смотришь на НАШЕГО сына и улыбаешься так тепло-тепло, что я понимаю: Люблю. Не смотря на то, что ты режешь мое мясо своими холодными незвонками.
Я засыпаю с этими мыслями. Да. Хорошо. Спокойно.