Я проснулся рано, необычно рано. Полежал, поморгал и пошёл чистить зубы.
-Сколько раз за сегодня ты скажешь: "Нормально, хорошо, спасибо, нормально"? А? А?
-Не знаю. Заткнись.
-Как дела? Как дела? Как дела? Как дела-ла-ла?
-Заткнись, cука.
Зеркало захлебывается в визгливом хохоте. Нет, ведь я же могу разговаривать с людьми, жать их черствые руки, говорить "Нормально, спасибо, а у Вас?". Поэтому не думайте- не псих я. Нет-нет.
Побрился, почистил зубы, прыснул лосьона, спустил воду, поставил чайник, выпил воды. Съел вчерашний хлеб, выпил воды, встал, оделся. Открыл дверь в прихожей, потом на лестничной площадке, потом в лифте, потом в подъезде, потом на улице. Чувствую себя защищенным под этими многочисленными дверями. Почти как в Детстве под большим махровым одеялом. Двери, двери, у меня все нормально, спасибо. Прием. Хотя в Детстве, конечно, было безопасней.
Я гляжу на часы: 14:14. Подумалось вдруг почему-то: хочу, чтобы снова была рядом. Такое желание.
Смешно, правда?
Надо бы устроиться на работу. Хочется чего-нибудь незначительного, серого, где однообразная и рутинная работа капает изо дня в день и точит мозг. Работа, cука, классная.
Конторная женщина, по привычке она неловко убирает прядь волос за ухо. Усталые глаза, парфюм мам наших мам, на безымянном пальце- кричащая такая полоска.
-Хотите цветы?
Тихо. Женщина медленно поднимает на меня голубоватые глаза.
-Я хочу подарить Вам прекрасные цветы.
Молчит.
-Я сейчас.
Выбегаю на улицу и начинаю судорожно искать лоток с цветами. Фаст-фуд. Жирная обувная мастерская. Киоск. Бегаю, бегаю, бегаю. И какие-то мысли в голове в такт шагам: тук-тук. Тук-тук.
Вот бы случилось со мной сейчас что-нибудь такое, смертельно опасное. Такое, знаете, жирным красным "DANGER". Чтобы потерять сознание и найти себя только в длинном-длинном коридоре больницы с добрыми врачами. Меня бы везли, суетились и кто-то обязательно очень хороший сказал бы: «За этого парня теперь отвечаю я». А сам бы я лежал и мог, наконец, спокойно подумать и никуда не спешить, укрыться от всего этого под мягким светом прожектора в операционной. Закрыть глаза и чувствовать, как тело медленно заполняет теплый морфин. Так хорошо. Спокойно.
Давным-давно папа сидел на большом кресле в зале, папа читал газету.
-Подумать только- пять миллионов, -пробормотал он и снова углубился в чтение.
Пришла с работы мама в грязных сапогах и пальто, простучала в зал и влепила папе звонкую пощечину. Папа весь побагровел, открыл было рот, вскочил, рывками оделся и громко ушел. Мама тяжело осела на пол.
Мерно шуршат под ногами листья. Захотелось любви, как в песнях Бутусова: в мясо, вопреки себе. С протяжным звоном разбитых чашек. Где-то там, в большой стеклянной вазе, стоят цветы одинокой женщины. Она иногда смотрит на них и неловко поправляет челку. Поправляет и улыбается самой себе.
Я подхожу к ней и молча тяну букет красивых и неизвестных, а оттого еще более прекрасных цветов. Она медлено поднимает на меня голубоватые глаза и молчит. Я так и стою- в вытянутой руке цветы, на лице что-то стеснительно-чудесное. Она не отрываясь смотрит мне в глаза, и я чувствую в ней сильное, очень сильное напряжение. Воздух не выдерживает и лопается, со звоном рассыпается на тысячи секунд, она берет цветы, кладет их на стол и ровно спрашивает:
-Ваше имя, фамилия?
-Есть ли у вас опыт работы?
-Резюме?
-Какую должность хотели бы занять?
...
Я прихожу наконец домой и скидываю доспехи: аккуратно вешаю рубашку в шкаф, снимаю гладко выглаженные брюки, галстук, часы. Надеваю помятую футболку, спортивки, стоптанные шлепанцы. Выключаю в комнате свет, сажусь.
Хорошо. Спокойно как-то.