1.
Т. А. Нобель работал в психиатрической лечебнице уже тридцать лет. Из них около десяти – главврачом. Столь долгое пребывание в среде придурков не могло не оставить след в его мыслях, словах, поступках. Любил он поговорить, даже поспорить сам с собой, что-то доказывал или смеялся своим удачным шуткам. А в беседах с другими людьми часто отвечал невпопад, либо вообще не отвечал. Причем происходило это не по причине чувства неприязни к собеседнику, а потому что в голове главврача отсутствовал надлежащий порядок.
Как бы там ни было, Тарас Абрамович был не пациентом, а руководителем лечебницы. Поэтому отклонения в его поведении трактовались более молодыми (а потому менее испорченными атмосферой учреждения) сотрудниками не как отклонения, а как странности.
Нобель был коллекционером. В силу странности хозяина и коллекции были нетрадиционными. Например, он собирал высказывания придурков и собирался даже написать книгу. Еще была витрина с таблетками, тетради фамилиями, увеличительные стекла и газетные вырезки об извращенцах. Но больше всего главврач гордился коллекцией изобретений своих больных. О человеке, додумавшемся до такой идеи и оригинально обставившем ее, можно сказать, что в его голове тоже полазила веселая бацилла шизофрении. Можно, но не скажем.
Нобеля методично и самозабвенно допекали своими безумными «прожектами» заточенные в палаты с мягкими стенами узники разума. И этого нельзя было избежать – такова специфика работы. Справедливости ради следует сказать, что в отдельных изобретениях был легкий налет здравого смысла и здорового же оптимизма. А раз от бредовых идей нельзя было отгородиться, главврач решил придать этому явлению цивилизованный вид (пусть уж лучше изобретают, чем буйствуют). Перво-наперво он заинтересовал придурков, бросив по палатам клич о поощрении авторов особо ценных «прожектов». Затем прикрепил к двери кабинета табличку формата А4. На ней фломастером крупными печатными буквами была обозначена солидность и фундаментальность затеи: ЦК НПГГ. А ниже прописью: Центральный Комитет Народных Проектов и Глобальных Гипотез. Название кричало: за этими дверьми в бирюльки не играют, здесь занимаются серьезными делами. Табличка повыше сообщала, что это также и кабинет главного врача N-ской психиатрической лечебницы Нобеля Т.А. Информационный тандем на двери создавал впечатление, что ЦК – госструктура. Была у ЦК НПГГ и другая расшифровка, для служебного пользования: Цензурный Кабинет по Нейтрализации Придурков и Гребаных Гениев.
И вот в один из понедельников…
2.
– Тарас Абрамович, к вам некто Энштейн. Говорит, по глобальному вопросу. – скороговоркой проблеяла почти юная, до грациозности стройная и до ожогов рыжая секретарша Александра. И сразу. Не соблюдая пауз и знаков препинания, - Вам кофе или Энштейна? Шла Саша по шоссе и сосала…
– Стоп-игра. – остановил ее на полуслове Нобель.
«Интересно, почему она такая стройная? – отчего-то подумалось ему, – может родители у нее строители. А может, чего доброго, даже архитекторы. Надо ее как-нибудь в баню свозить – порасспросить поближе. Установить, так сказать визуально-мануальный контакт. В бане язык у всех развязывается и можно такого наворотить. Да-а, голая она, наверное, еще стройнее».
В глазах главврача Александре, хоть она и не любила читать, но пришлось прочесть баню, голую себя и пьяного его. «Старый козел. Старый похотливый козел!» - послала она ответ, который впрочем не дошел до адресата – тот уже телепортировался в баню.
– Ох уж эти гениталии и минеты, - вслух продолжал рассуждать о достоинствах парилки Нобель.
– Простите?
– Я говорю, ох уж эти гении и поэты: расплодилось их. В недалеком, но мудром будущем придется объявлять отстрел. Лучше бы хлеборобы и сталевары размножались. Кстати, я тут на днях данные в отделе кадров на тебя смотрел. Странное у тебя имя: Александра-Александра Александровна Александрова. Уж не католичка ли ты?
– О, Тарас Абрамович, вы спрашиваете о таких интимных вещах. Конфирмация, евхаристия только на пресном хлебе, обет безбрачия и божественная благодать, экзальтированное почитание богородицы и учение о ее телесном вознесении, процессы канонизации и беатификации – я в этом ровным счетом ничего не понимаю. Но раз крестики в ушах иногда ношу и бывает (когда вру), что пальцы на руках держу Андреевским крестом, значит я адепт православного вероучения. А с именем так родители пошутили. Они у меня большие оригиналы…
– Иди ты?! – удивился Нобель.
– Правда. Они в молодости в стройотряде были…
– Ага! Значит была все-таки стройка. – опять перебил Нобель.
– Да. – удивленно ответила совсем сбитая с толку секретарша. Говорить-то она говорила, но не понимала, для чего этот продолжительный и бессмысленный разговор. Она не понимала Нобеля. К чему склоняет – понятно, но куда клонит? И то, пятьдесят лет деду. Из них тридцать под одной крышей с придурками.
– Продолжай. – вернул Александру из цепких лап философских рассуждений Нобель.
– Так вот. Мои родители были стройотрядовцами и, как это водится, любили петь песни под гитару у костра во дворе их многоэтажки. Натаскают покрышек, подожгут и сидят, романтики, картошку пекут да песни орут. И среди прочих новиковых-розенбаумов пели Визбора.
3.
В это время дверь кабинета все-таки распахнулась и внутрь, запутавшись непонятно в чем, все-таки упал гений Энштейн. Во время гениального падения наблюдательный Нобель успел рассмотреть посетителя. Вопреки стереотипу, он был в очках, нелохматый и без высунутого языка. Очки-велосипеды нелепо смотрелись на огромной голове, уместно находящейся на пропорционально крупной теле. Некоторые детали выдавали в Энштейне бывшего бодибилдера. Это и натянутая улыбка, и блестящее смуглое тело, и стринги с номерком.
Действительно, в давние времена, когда родители Александры жгли покрышки и распевали песни, Энштейн был спортсменом: «мышицы» растил. Желание стать сильным и красивым было очень сильно, познания в фармакологии и диететике – малы, а эксперименты над собственным телом так смелы, что он добился своего. Побеждал даже на каких-то дворовых соревнованиях. Но здоровье свое молодой спортсмен подорвал. И первым пунктом пенсионерского списка было половое бессилие.
Лечился он, как и качался, на любительском уровне. Но это уже по причине гипертрофированной стеснительности. Поэтому болезни запускались, матерели и становились солидными хроническими заболеваниями. Дальше по маршруту – за границы обратимости.
По прошествии лет Энштейн стал задумываться о продолжении рода. Поняв, что не сможет оставить потомства, бывший спортсмен решил оставить след хотя бы в истории. Нет, сжигать город он не стал, хотя в топе вариантов такое действо стояло не на последнем месте и имело шансы. Но поджог казался Энштейну плагиатом и мелочью. Он решил действовать глобально.
Надо сказать, что поиск эффективных методов по оставлению следа увлек Энштейна. Постепенно он стал ученым и гением и приобрел характерные для гениальных (по-голливудски – маниакальных) ученых привычки и замашки. Он сделался бесцеремонным, нудным, рассеянным. Забросил внешний вид и стал одержим общей для людей такого типа идеей: спасти человечество. Правда, у голливудских маньяков цель несколько иная – погубить это самое человечество. Но тут уж возобладал наш российский менталитет.
Спасать людей Энштейн решил не борьбой за мир и даже не изготовлением панацеи от всех болезней. Нет. Он поставил другую, но не менее благую цель – продлить жизнь человечеству. Поскольку глубоких познаний ни в медицине, ни в биологии у него не наблюдалось, был выбран свой путь.
4.
– Здравствуйте, я Энштейн из восьмой лаборатории. Человечество в опасности, но оно спасено! Я гений! Давайте премию, мне некогда. Я меркантилен?
– Погоди-ите, не спеши-ите, я вас мигом проглочу. – Проявил недюжинное знание отечественной литературы Нобель. – Шутка. Теперь давайте медленно и подробно: я не могу поверить вам на слово. Средства, понимаете ли казенные, подотчетные. И потом, должен же я убедиться, что ваш бред действительно достоин.
– Вы меня убедили, - вздрогнул гений и заплакал, подсев к столу.
Нобель приличия ради последовал корпоративной традиции. Он достал из праздничной коробки, подписанной фломастером «Для буйных» одноразовые шприцы, сделал себе и придурку по уколу, пристегнул его наручниками, крикнул «Молчать, скотина!» и пару раз ударил по спине. Затем сел ему на колени и заинтересованно предложил:
– Рассказывайте.
– Я назвал свое открытие теорией относительности. На самом деле это не теория в смысле абстракция, а самое что ни на есть настоящее практическое руководство. Просто словосочетание умное. Такое, знаете ли, фундаментальное, научное.
Энштейн закатил глаза и на несколько минут погрузился в транс. Нобель съел бутерброд, выпил кофе, сделал несколько бессмысленных звонков.
– Так вот, сначала на основе уравнений, которые неизвестно почему знаю, я придумал следующие мысли. Любая физическая система, находящаяся в состоянии равномерного и прямолинейного движения, для наблюдателя, находящегося внутри системы, ничем не отличается от покоящейся системы. Для него процессы, происходящие внутри обоих систем ничем не отличаются друг от друга. Другими словами, если одна физическая система (пусть самолет) движется равномерно и прямолинейно относительно другой системы (Земли), то можно с тем же успехом сказать, что Земля движется вокруг самолета с той же скоростью и туда же.
– Очень свежие идеи. Вы меня заинтересовали, - прокомментировал Нобель откровения придурка. - Продолжайте.
– Рассуждая дальше я задался вопросом: что за хрень лезет мне в голову? И даже испугался – идеи не были похожи на мои прошлые эротические фантазии. А еще больше я испугался, когда понял, что мне понравилось думать умные мысли. Теперь о сути моего предложения. Не знаю как оно связано с теорией относительности, но идея извлечена из моего воспаленного мозга примерно в то же время. Как бы там ни было, но я изобрел простой и эффективный способ увеличения продолжительности жизни человека. Для этого нужно увеличить скорость вращения Земли. Смотрите, я тут на досуге посчитал.
Энштейн протянул Нобелю ворох туалетной бумаги с перемноженными в столбик числами.
– Человек в среднем живет 70 лет – 25 тыс. суток, 600 тыс. часов, 36 млн. мин. (с секундами я запутался). Если мы увеличим скорость вращения Земли вокруг Солнца всего в полтора раза, в году у нас получится всего 240 суток. А чтобы прожить среднестатистические 25 тыс. суток, таких годов потребуется 100. Вот вам элементарное увеличение продолжительности жизни на 30 лет. Дальше. Чтобы не нарушать привычную календарную систему, не травмировать людскую психику, нужно увеличить и скорость вращения Земли вокруг своей оси. Опять же в полтора раза. Тогда год снова станет 365 суток.
– Но тогда час станет короче на треть, - возразил Нобель.
– Ну это совсем просто. У всех часов есть коррекционные настройки: видели «+» и «–»? Ускоряем тиканье и всё. Теперь вторая сторона моего открытия. Вы замечали, что люди стали медлительны, ленивы, не ценят своего времени? Ускорение тиканья часов избавит их от этих вредных привычек. Фактически в сутках будет меньше времени, а задач надо будет решить столько же. Поэтому человеку, чтобы угнаться за новым темпом жизни, надо будет быстрее шевелиться. Человечество больше сделает за тот же отрезок времени. Потом они привыкнут к такому темпу.
– Ну а как, по-вашему, удастся разогнать Землю?
– А это пусть физики придумывают, а я – лирик. Назначение гения разработать общую концепцию, а детали уже пусть ученые доделывают. – подготовленно ответил Энштейн. И затем устало, - Ну вот собственно и все. Давайте премию – пойду я.
Нобель привычным движением вырезал из бумаги медальку, написал по кругу Чемпион. Зе бэст. I место». Затем вдел в нее нитку и повязал герою на шею.
Так еще один гений был обласкан властью. А говорят, что государство не помогает науке.