Чрезмерная радость исторгает скорее слезы, нежели смех.
Жан Жак Руссо
Есть загадочный больной в доме умалишённых. Он полусгорбившись сидит у окошка и жадно поедает мир глубокими выцветшими глазами. Нечасто увидишь столь улыбчивого человека, он радуется каждому опавшему или раскрывшемуся листику, каждой капле дождя. За много лет он выучился не моргать, и тонкие струйки слёз порой стекали из-под нижнего века сами собой, чтобы глаз не высох окончательно, а спал он, не смыкая век. Во время сна его неугомонные зрачки переставали бегать по раскинувшемуся за окном двору, а шея неуклюже склонялась на бок под тяжестью крупной бородатой головы.
Проходили годы, вертелись перед его глазами вёсны, лета, зимы, но он любил более всего осень, следил за каждым опадающим листом, наблюдал, как ткут они пёстрый золотистый ковёр на влажных асфальтовых дорожках.
Вот и сейчас выдалась осень, но необычная – необыкновенно-огневая. Даже латуннолистный клён и тот немного заалелся. Осыпанные листьями тропинки словно стыдливо разрумянились.
«Чего они стыдятся? – думал человек. – Ах, может быть это из-за меня, может быть это я смотрю на них неприлично пристально? Или захворала на сей раз осень, вот и пробил её румянец, как давеча у моей чахоточной сестрицы, Царство ей Небесное?»
И глаза его плакали отчего-то сильнее.
А дворник во дворе сгребал листья в кучи, и они горели, выпуская столбики мутноватого дымка. Ветер гонял этот дым по всей округе вместе с горячими искорками от костров. Вот одна такая огнёвка и шмыгнула меж брёвен старого высохшего дома.
Минул час, наполнив суетой всю запылавшую больницу. Люди осаждали двери, окна на первом этаже…
Только один человек не двигался с места. Он по-прежнему вглядывался в дымный, ставший необыкновенно людным, дворик, думая:
« Глупый, глупый я. Ну чего же стыдиться красавице осени?! Нет, это кто-то прекрасный, добрый и великодушный признался в любви ей, и она, как порядочная барышня, зарделась от столь тёплых слов, адресованных ей. Не тревожиться надо мне, а ликовать, радоваться всею душою!..»
Человек широко-широко улыбнулся своим мыслям, тяжёлая слеза его спрыгнула звонко на пол, он вытер щёку жёстким рукавом, и продолжил, улыбаясь, глядеть в окошко, не замечая, что пламя уже жадно дышит в спину…