ГЛАВА 14 "СНОВА АМСТЕРДАМ. 1702 г." из книги Валерия Таирова "Крюйс". (Главы 1 - 13 см. на авторской странице "Валерий Таиров")
****************************************************
Удивительно знакомой показались Крюйсу очертания береговой линии, видневшиеся невдалеке. Попутный ветер помогал ходу парусного корабля, и вскоре Корнелиус уже мог поклясться, что видит родные берега Норвегии. Вот она, родная ставангерская гавань! Больше четырёх лет он не был в Амстердаме, а в Ставенгере – и не помнил, когда был до отъезда в Россию. Время не прибавляет памяти, отдаляет и так далёкие события…
Встать на якорь! – скомандовал Крюйс, стараясь не показать нетерпения, - спустить шлюпку!
Через час он входил в родной дом, дом своего детства, где сейчас жила его семидесятипятилетняя мать Апелуне. Знала ли она о его приходе из далёкой России? Конечно, нет, откуда? Но какие-то внутренние предчувствия ещё с утра стискивали ей грудь, заставляли волноваться… Поэтому она не очень удивилась, когда увидела в проёме двери высокого человека в форме военного иностранного моряка, вице-адмирала, которого сопровождала целая свита слуг, теснившихся сзади с большими свёртками и корзинами в руках.
- Мама! – воскликнул моряк, бросаясь к ней, это я…
- Нильс! Сынок… Я знала, что ты вернёшься, что успеешь… Ты стал старше, ты стал…настоящим адмиралом… Ты будешь знаменит на весь Ставенгер, на всю Норвегию. А вчера я читала все твои письма. Знаю, что тебе трудно и непривычно в такой от нас далёкой стране…
Через три дня Крюйса встречала вся его семья в Амстердаме – вести о прибытии русского вице-адмирала в Амстердам долетели до его дома с попутным кораблём и опередили не на много…
Крюйс второй год выполнял поручения русского царя в Амстердаме: размещал приехавших русских на нидерландские военные корабли для обучению морскому ремеслу и искусству. Некоторые из юношей были слишком молоды для службы на кораблях, да и не для всех место моряка можно было найти на кораблях. Крюйс понимал, что легче можно было бы устроить взрослых людей, но Петру-то нужно было учить молодых – чтобы успевали больше пользы принести России. Из ста пятидесяти приехавших с ним юношей Крюйсу в 1702 году удалось устроить около сотни, а для остальных получить разрешение в 1703 году на отправку в школу. «Думаю, что великий государь никогда лучше дело не сотворил, ниже сие, что ребят дал во учение. Если в воле мой было и я бы ребят ещё год в немецкой школе подержал и тогда бы их отдал докторскому, медицинскому и философскому учению.» - писал Крюйс в Россию в одном из писем адмиралу Ф. Головину.
Посол российский в Голландии Матвеев докладывал, что хорошо проходит обучение будущих моряков флота российского в Амстердаме. Крюйс с Матвеевым пытались добиться разрешения Генеральных Штатов Голландии принять тысячу матросов… А Пётр хотел через Голландию заключить мир с Карлом Двенадцатым, но Карл отказывался от этого мира…
Вице-адмирал, навестив в родном Ставенгере мать и окунувшись в семейную жизнь в Амстердаме, очень медленно приходил в себя после тяжёлых переживаний и борьбы с чиновниками Воронежа и Архангельска. Что ж, Крюйс никогда ни с кем не лукавил и говорил – по-норвежски, и всё чаще – по-русски, прямо - без лести и лукавства. Он чувствовал поддержку царя, да и просто не привык уходить в сторону или вилять, видя доверие и поддержку Петра, дипломатичностью же отличался не всегда.
Россия поразила Корнелия Ивановича своей громадностью, красотой лесов, полей, громадным количеством озёр, рек, доверчивостью и добротой русских и красотой женщин. Но ещё - отсутствием быстрого сообщения между городами, неважными дорогами, чиновничьей твердолобостью… Впрочем и амстердамские чиновники были не лучше.
Ещё в Воронеже Крюйс начал понимать, почему молодой царь решил изменить жизнь страны, и зачем флот нужен России, и зачем царь иностранцев приглашает, и почему над иностранцами начальниками ставит русских людей. Сравнивал Корнелий Иванович и то, как люди живут у них, и в России… А народ-то в России - талантливый и умный, - думал вице-адмирал, - свободы маловато, конечно, не всё здесь так, как в Амстердаме, народ часто бедствует, а земли сколько! Богатая земля… Церкви по всей стране. Лютеран нет, правда, но христианские порядки на севере, да и по всей стране преобладают. Народ богу молится часто.
Плохо ещё Корнелий язык русский понимал, но Петру старался помочь во всех начинаниях – его царскую правоту понял так, как сам это разумел. Тем более и долг заставлял. А чувство долга и преданность была у вице-адмирала превыше всего. Да и вице-адмиральский оклад в девять тысяч гульденов, получаемый в России, был раза в три больше жалованья вице-адмирала нидерландского флота и укреплял веру в правильность действий и решений Петра. Поэтому Крюйс решил продолжить службу России, продлить контракт – его всё пока устраивало.
А каналы и сады Амстердама, казалось, звали его остаться, не ехать снова в Россию, такую далёкую и опасную. Но Крюйс не собирался расставаться ни с морем, ни с русским флотом, ни с Петром, так его приблизившим. Конечно, здесь, в Амстердаме, жила его жена Катарина, здесь был его дом и выростали дочь Жаннетье-Юханна и два сына – пятнадцатилетний Ян и тринадцатилетний Рудольф. Они почти не видели отца – он то в море, то в России. Напрашивалась мысль – везти семью в Россию, а Ян скоро ему и помощником может стать: он хорошо знает морское дело.
Крюйсу удалось в 1703 году отправить в Архангельск ещё шестьдесят четыре нанятых им морских офицеров – голландцев, норвежцев – с жёнами и детьми. А через своего друга бургомистра Витсена удалось закупить и заказать в Амстердаме различные материалы для Российской Армии. Не забывал Крюйс и старых друзей, с которыми ему довелось служить на кораблях и голландском Адмиралтействе ещё до уезда в Россию.
В одном из трактиров Амстердама Крюйса расспрашивал его старый знакомый Андерсон о Петре1:
- А правда ли, Корнелий, что царь русский всё своими руками умеет делать и многим ремёслам обучен?
- Рассказывали мне в России байку, - ответил Крюйс, - что Пётр владеет четырнадцатью ремёслами. А переодевается он часто в костюмы ремесленников, чтобы его своим вниманием бояре и их служки не мучили. Говорят, что как-то спросил его один голландец в России - «Герр Питер, в Голландии Вы были плотник, в море Белом – шкипер, в Москве я видел, что Вы были – токарь, а сегодня Вы есть ремесленник. Но Вы есть Царь!
Так кто же больше?» на это Пётр прошептал голландцу на ухо: «Я и сам не знаю. Но лучше всех больше зубы умею рвать… Когда царские дела все сделаны!...».
- А чего ещё в России про Петра рассказывают? Как царя в Архангельске встречали?
- Двина Северная больно царю понравилась… И будто говорил он, что вечно на Балтике и в Российском Поморье стояли русские крепости, что из Архангельска могущество бескрайней России исходить будет! А потом, будто, спросил Пётр – откуда название такое – «Северная Двина»? И ему местные жители рассказали, что из двух рек – Сухони и Юга сливается Северная Двина. Спервоначалу, вроде, река называлась «Двойна», а посля – переиначили – стала Двиной зваться! Сам-то город назван по имени монастыря, сказывали мне – апостола и архистратига Михаила Архангела. Жители его, поморы, стало быть – тоже вроде архангелы. Что и есть архангелогородцы…
- Шведы здорово мешают торговцам, что в Архангельск и в Холмогоры прибывают?
- Да, шведа купцы морские бояться – те всё норовят пограбить! Царь-то Пётр, как узнал об этом у воеводы архангельского, так и посоветовал: «А вы на купеческие корабли пушки поставьте! Пусть тогда швед попробует что…».
Воевода тут стал объяснять, что, чем больше пушек на корабле, тем меньше товара взять можно. Только Пётр это и сам понимал прекрасно и говорит: – «Лучше часть товара дома оставить, нежели весь ворогу в море отдать! Сам за себя не постоишь – кто за тебя порадеет!?». Так-то вот!
Осенью 1702 года весть о взятии 12 октября русскими войсками Нотебурга достигла всех столиц Европы. Из уст в уста передавали, что осада две недели продолжалась, что по крепости было выпущено пятнадцать тысяч ядер и бомб, и что в осадных работах и высадке десанта участвовал и сам русский царь Пётр 1.
Вскоре Крюйс прослышал про победы Шереметьева над шведами при Ряпиной мызе и при мысе Эрестфере у Гумельсгофа в Лифляндии, где шесть тысяч шведов было перебито, а пленных было столько, что их продавали по гривне, ребят – по деньге, коров – по три алтына.
А в июле 1703 года до Амстердама дошли известия из России, что Пётр в мае основал новую столицу России, которую назвал – «Санкт – Петербург». Пётр написал об этом Крюйсу в письме от 1 июля.
Узнав об этом событии, Крюйс сразу же подготовил письмо Петру, в котором призвал того для безопасности новой столицы овладеть и приморскими городами Нарвой, Выборгом, Ревелем и приладожским городом Карела.
Однажды в доме у Крюйса появился гость – старый друг детства – музыкант и поэт Карл Тербрюгген, который много путешествовал и был в России. За столом он вспоминал, называя Корнелия Нильсом по старой дружбе:
- Посчастливилось мне, дорогой Нильс, и в Шлиссельбурге, который теперь Пётр повелел впредь так именовать Нотебург, побывать, и штурм его видеть в полных красках, хоть издалека, и на постройке и закладке новой столицы Сант-Петербурх тоже быть…
- Расскажи, Карл сначала про Шлиссельбург, а потом про столицу новую…
- Начну с того, Нильс, что поначалу русские левый берег захватили, чтобы батареи пушек установить напротив Орешка, корабли волоком из Ладоги в Неву притащили, просеку тайно рубили от Ладоги. Пётр трудился там сам, как простой лесоруб с топором в руках. А правый берег потом захватили и окружили Нотебург. И давай бомбить крепость с двух сторон: с южного берега – сорок орудий, с другого – цельная батарея! Целили – по башням. Три бреши пробили… Пожар внутри начался. Все деревянные постройки сожгло огнём сильнейшим. Шведы из своих пушек отстреливались. Только ничего сделать шведы не смогли. На второй день бомбардировки пощаду пришли просить только жёнам шведских офицеров – парламентёров прислали: «о позволении зело жалостно, дабы могли из крепости выпущены
быть ради великого беспокойства от огня и дыма». Но Пётр ответил, что «есть ли изволят выехать, изволили б любезных супружников своих с собою вывести купно…». Но «сей комплимент знатно осадным людям показался досаден»! И снова пошла пальба с двух сторон. Десять дней это продолжалось. Пушки раскалились, медные зубы запалов у многих пушек испортились от огня… А на штурм русские полезли – их под стенами шведы «дробом», гранатами и огненными ядрами расстреливали сверху! Добровольцами русскими, на помощь людям подполковника Голицына пришедшим, Александр Меньшиков командовал. Нильс, ты его знаешь…
Никак поначалу крепость взять не могли, и сотен пять русских там убило, и тысячу – ранило. Пётр послал приказ вернуться, но Голицын ответил из под стен крепости связному: «Скажи царю, что теперь я уже не его, божий…» и велел лодки, на которых они к крепости приплыли, оттолкнуть от берега! И снова отважно русские полезли на стены в три учинённые пролома… Тут шведы не выдержали шамад объявили, сдались то есть… Пётр по сему поводу сказал: «Зело жёсток сей орех, однако, слава богу, счастливо разгрызен…». Виктория русским полная вышла!
Был и я в крепости – сильно она разрушена была, ну да Пётр приказал всё восстановить и сам нарисовал проект укрепления – своей рукой. Велел зело стены поправить и башни. А потом в крепость две тысячи человек с пушками назначил, да несколько сот работных людей. Комендантом Меньшикова назначил, к тому ж Меньшиков стал и губернатором Ингерманландии, Карелии и Лифляндии…
А после Орешка Шереметев уже в этом году в мае Ниеншанц взял, а Пётр на тридцати лодках возле Ниеншанца напал на два шведских корабля из эскадры вице-адмирала Нуммана! И взял на абордаж шведские суда шняву «Астрильд» и бот «Гедан»! Шведы-то не ждали этого – не знали, что крепость их уже сдалась, два выстрела дали. И два выстрела в ответ получили как пароль, будто от своих. Ну и напоролись на Петра, а тот самолично с гранатой в руке десант возглавлял, на борт драться со шведами полез… Приказал Пётр медали изготовить в честь сего события – с надписью «Небываемое – бывает!»…
Крюйс слушал Карла с вниманием и каким-то сожалением: пока он тут в Амстердаме обучаемых готовит и распределяет, Пётр-то не сидит зря! Видать, царь не может время зря терять. Пётр к морю вышел спустя больше, чем восемь веков после Рюрика, пришедшего в Россию на княжение… И точно, с такими желаниями и усилиями разбудить дремлющую Россию – «несбываемое будет»! Вице-адмирал разлил остатки прекрасного испанского вина в бокалы. Выпили за успехи в России. Катарина принесла ещё вина, присела рядом с гостем, спросила, будет ли он свои стихи читать или песни петь?
- О, да, обязательно! Но сначала расскажу о том, как Пётр столицу в устье Невы заложил, а для начала основание – крепость Санкт Питер-Бурх! Царь на лодке осматривал острова в устье Невы, ему Заячий остров пригляделся. Эта издревле ижорская земля принадлежала Вотьской пятине Великого Новгорода, да в 1617 году шведы её отобрали.
Там много деревень и мыз по реке Неве и притокам, а против Канцев – село Спасское с православной церковью. А у острова Василия – Васильевского, у Парголово да Токсово – названия русские или финские. Вокруг - топи да болота, деревья, пни и кочки, наводнения частые, погода переменчива… Однако Пётр от замысла отказываться не стал: тут море рядом, и путь на Ладогу и дальше… Крепость заложена была, а себе Пётр на берегу небольшой домик построил… И знак Неба ли, Судьбы ли был явлен в тот день, когда Пётр, по прочтении молитвы, взяв в руки заступ, указывал место, где должна быть крепость: вдруг с ближайшей берёзы слетел орёл красивый и сел на плечо Петру, а потом поднялся в воздух и круг сделал, словно очерчивая место, где должна быть крепость и Санкт Питербурх! Кроме сего города Пётр 1 повелел построить посреди моря замок, именуемый Кроншлот, - на отмели к югу от Котлина.
Пётр и на остров Котлин осенью ходил на фрегате «Штандарт», осмотрел всё детально, сам промеры глубины сделал…
- Да, великие дела в России делаются, пока я здесь сижу, - печальным голосом произнёс Крюйс. - Давно пора мне в Россию! Вот только волонтёров устрою… Что ещё нового в России?
- Учебник арифметики в России издали первый, автор – Магницкий. А вот – привёз с собой из России – первый номер печатной русской газеты «Ведомости» о военных и иных делах, достойных знания и памяти, случившихся в Московском государстве и во иных окрестных странах … от 2 января 1703 года. Я научился читать на языке русских…Могу прочесть, вот пишут: «На Москве вновь ныне пушек медных гаубиц и мортиров вылито 400. Те пушки ядром – по 24, по 18 и по 12 фунтов.
… Повелением его величества московские школы умножаются, и 45 человек слушают философию, и уже диалектику закончили…
… Из Казани пишут: на реке Соку нашли много нефти и медной руды, медь выплавляют изрядну, от чего чают немалую быть прибыль московскому государству!».
- А про флот, пишут ли? – спросил Крюйс, залпом осушив кружку .
- Пишут вот что: «В математической штюрманской школе больше 300 человек учатся, и добре науку приемлют…»
- Это уж Пётр позаботился, точно, - заметил вице-адмирал. – А что из «иных окрестных стран» сообщают?
- «…В китайском государстве езуитов вельми не стали любить за их лукавство, а оные из них и смертью наказаны…»
- В Москве-то всё стрельцов гоняют?
- В Москве всё так же… Только лютеранский пастор Глюк основал гимназию, первую в России. А Пётр, как приехал в Москву, смастерил своими руками образец макет новой крепости Кроншлот (* - венец-замок, -прим.авт.) и приказал срубить в указанном им месте у Котлина крепость на льду на бревёнчатых ящиках с булыжником, а весной, когда вскроется вода, погрузить в море, начинить пушками и стрелять в любого, кто захочет прорваться к Неве.
А теперь, слушай мои стихи, про рождение Санкт-Петербурга – про седьмое мая 1703-го года:
Темнеет невская волна,
Когда висят над нею тучи,
Но на пологий брег весна
Взошла и солнца луч получит…
Здесь русской слышен плач земли,
Порабощённых стыд и горе,
Но русские найти смогли
И прорубили выход к морю!
Здесь - водный путь, известный встарь,
Пётр сам на лодке вёл разведку…
«Здесь будет крепость!» молвил царь
И, карту взяв, поставил метку:
«Ижору, русских и карел
Укроет крепость от угрозы!»
Вдруг на плечо Петру слетел
Орёл с береговой берёзы!
Что за Орёл? Орёл – пророк?!
Знак будущей российской славы?
Иль – ветра свежего глоток?
Тут Пётр взмахнул рукою правой,
Орёл взлетел и сделал круг,
Затем в момент исчез от взоров…
Знак неба – стало ясно вдруг:
На этом месте будет город!
Взят Ниеншанц, взят Град Орех,
Что был Неве, как псу – ошейник,
И пушки разнесли успех
На весь Карельский перешеек!
Пусть шведы ищут в море шанс
На бой в игре смертельных танцев -
Пройти Невою в Ниеншанц
У вражьих сил не хватит шансов!
- Пётр стоить будет быстро свой Петербург, - неторопливо рассказывал Карл, - согнали людей со всей России множество! Чтоб населить Ингрию – Ингерманландию, даже беглые крестьяне, приехавшие в Петербург, обратно прежним помещики, их хозяевам, обратно выдаваться не будут! Пётр хочет петербуржцев сделать приморскими жителями не только по названию, а на деле, поэтому мостов через Неву приказал не делать, а передвигаться по воде – на лодках! В новый город Петром указано переселять людей всех чинов, состояний и профессий: дворян, купцов, ремесленников, ямщиков – от одной Москвы – более 10000 семей! Пётр решил свой рай, «парадиз» сделать на берегах Невы. Я вот что написал ещё - про день рождения Петербурга:
Строить столицу непросто…
В небе плывут облака…
Крошечный заячий остров,
Толпы народа, река,
Светло-зелёные волны
Нежно ласкают ивняк,
Пушки, обозы, колонны,
Русский Андреевский стяг,
Войско, работные люди
Ждут оружейный сигнал,
Вот и раскаты орудий!
Так день рожденья настал.
Дивно кипела работа
Чудной весенней порой -
Крепость российского флота
Быстро росла над Невой -
Заячий остров, Весёлый,
Ямы, валы из земли…
Тяжко пришлось новосёлам -
Многие тут полегли.
Тяжек и труд, и затраты…
Здесь от утра до утра
Землю терзали лопаты,
Слышался стук топора.
Всем доставалось: холопу,
Барину – да, всё – одно:
Так прорубалось в Европу
Невское око – «ОКНО»!
Крюйс дослушал стихи друга и сказал, задумчиво разглядывая нахмурившееся сумрачное амстердамское небо за окном:
- Хочет царь построить русский Амстердам на болоте. Дай бог, удастся. А может, он Москву ненавидит и «Антимоскву» хочет возвести в дельте Невы? Тянет его Москва назад, а сам Пётр вперёд рвётся. Там в Санкт-Петербурге, думаю, он и российское Адмиралтейство удумает сделать! Весной надо мне в Россию – там моё место… Слышишь, Катарина? Готовься в дорогу неспешно, но и не тяни! Детей готовь – Яна, Юханну, Рудольфа…
Продолжение - глава 15 - http://www.proza.ru/2007/01/06-116