ГОДОВЩИНА ВЕЛИКОГО ОКТЯБРЯ
Годовщина Великого Октября… Очередная. Меня с детства поучали – всё до октября 17-го было не так. Вообще человечество не туда шло. Но пришли большевики (их ещё коммунистами называют) и колесо истории закрутилось в нужном направлении.
Мне в школе говорили, что история человечества – это история эксплуатации человека человеком. Ещё рабы мечтали о равенстве, о счастье, о свободе. В древнем Риме Спартак поднял рабов на борьбу с эксплуататорами. Порубили Спартака. Печальная история… И много их потом было - борцов за народное счастье, но все плохо кончали. Кому расстрел, кому виселица. Тюрьма – в лучшем случае. Уолт Тайлер, Иван Болотников, Емельян Пугачев – несть им числа.
Но в октябре 17-го большевики под предводительством Ленина свершили революцию и после кровавой гражданской войны установили правильный и справедливый порядок. Они дали мир - народам, хлеб – голодным, фабрики - рабочим, землю - крестьянам. Началась хорошая жизнь. Но это в России. А за рубежом трудовой народ так и остался в нищете и бесправии. С завистью и надеждой глядел он на цветущий Советский Союз, страну, которая первая пришла к тому, что предначертано всему человечеству – коммунизму. Так меня учили.
Я жил. Жизнь преподавала мне свои уроки…
Каждый год меня на эту демонстрацию гнали. Накануне парторг собирал коллектив. «Товарищи! Нужно проявить сознательность и выйти на это политическое мероприятие».
Но выходить никому не хочется. Погода мерзопакостная (что может быть хуже начала ноября в центре России?) Либо дождь со снегом, либо снег с дождем. Но у парторга есть свои козыри. За выход в ноябрьскую слякоть – отгул. За пронос портрета члена ЦК или бородатого лидера мирового пролетариата – десятка в получку.
«Погода, конечно, отвратительная, - говорит парторг. - Пока своей очереди на прохождение дождёмся - насквозь промёрзнем. Но тут нас профсоюз подогреет маленько». Это значит, что где-то за углом будет импровизированный столик. Можно будет подойти и, не интересуясь за чей это счёт, махнуть рюмашку-другую. Кто-то сунет в руку плавленый сырок на закуску. Весёлой колонной мы двинемся к трибунам.
Но произошло, казалось бы, немыслимое. Не стало Советского Союза. «Великого и могучего» как в гимне пелось. А праздники его остались. Пока их ещё помнят, но отмечают всё тише и незаметнее. Самый важный из них, самый принципиальный – день 7-го ноября. Когда-то я старался не ходить на коммунистические праздники. Терпеть не могу принудиловки. Теперь меня никто не принуждает. И я иду.
Без труда добираюсь до центральной площади. Это раньше кордоны были – не пробиться. Переулки блокировали милиционеры и сотрудники в штатском. А сейчас – садись в трамвай и через 20 минут ты на месте. Я слегка опоздал (очень не хотелось вылезать из теплой постели). Митинг уже начался. Но только первый выступающий взял слово.
- Товарищи! Антинародный режим Ельцина загнал страну в тупик. Экономика разрушена, страна разграблена. Кучка олигархов установила в стране криминальную диктатуру. Мы стоим на коленях перед Западом и выпрашиваем жалкие подачки у американцев. Великие достижения Советской власти поруганы и растоптаны. Но наш народ, освободивший мир от фашизма, достоин лучшей жизни. Мы не рабы! Поднимемся с колен, товарищи! Прогоним кремлевскую клику! Вернём власть и достойную жизнь трудовому народу!
Аплодисменты. Крики «Правильно!» «Давно пора!»
Я стою. Слушаю. Думаю.
Какие нынче все смелые. Публично руководство страны кликой обзывают. И милиция (вот она – рядом) никого не хватает, в воронок не заталкивает. А сделай это во времена советской власти - и быть тебе пациентом психиатрической лечебницы.
К микрофону подходит следующий оратор. Молодой человек без шапки. Говорит горячо, взахлеб. Звонкий мальчишеский голос режет ноябрьскую стужу.
- Матросу Железняку, разогнавшему учредительное собрание, было 19 лет. Аркадий Гайдар, героический дед бывшего премьера-предателя, в шестнадцать лет командовал полком на фронтах гражданской войны. Мы, Российская молодёжь, не останемся в стороне от политической битвы. Мы готовы к самым решительным действиям и наш юный возраст – не помеха. Мы, не колеблясь, пойдём в бой вслед за старшими товарищами-коммунистами. Нам не нужны шприцы и наркотики. Нам не нужен похабный секс и насилие, захлестнувшие средства массовой информации. Нам нужны образование, работа, нормальная жизнь. Мы хотим жить счастливо и свободно. За свободу мы не пожалеем жизни.
Молодому человеку аплодируют. Я тоже хочу жить счастливо и свободно. Но как-то у меня не получается. Ни при тогдашнем режиме, ни при теперешнем. Интересно, а чью жизнь тот мальчик собирается не жалеть? Если свою – то это его личное дело. А на мою пусть не рассчитывает. Своей жизнью, пусть и несуразной, я хочу распоряжаться самостоятельно.
Оглядываю площадь. Огромный Белый Дом, бывший обком КПСС, а теперь здание местной администрации. Задом к зданию стоит многотонный Ленин, вождь мирового пролетариата. Руки – в брюки, взгляд устремлен в светлое будущее. Под фигурой вождя – трибуна для руководства и выступающих. Под трибуной - собравшийся народ. На краю площади установлен ряд палаток. Горячие пирожки, чай и кофе.
На удивление, народу сегодня много, несмотря на пронизывающий ветер. В основном это пожилой люд. Распахни им пальто, и засверкают боевые награды. Это они горели в танках под Курском, форсировали Днепр, брали Берлин. Миллионы их товарищей похоронены по всем уголкам Европы. Всю жизнь эти люди честно трудились и свято верили, что живут во имя самого благородного дела на земле – во имя свободы трудового человека. Но на склоне лет они вдруг обнаружили, что страна, за которую они проливали кровь, исчезла, государство, которому они доверяли, ограбило их, а идею, которой они верно служили, объявили химерой. Новые власти стали утверждать, что капитализм - вещь нормальная, даже хорошая, что весь цивилизованный мир живёт по законам капитала, и живёт, якобы, неплохо. А в октябре 17-го вышла, говорят, кровавая ошибка. Что же получается? 70 лет жили неправильно? Целое поколение одураченных? Даже мысли такой эти люди не допускают. Они возмущены. Они протестуют.
На трибуне очередной оратор.
- Товарищи! Сейчас находятся умники, которые хают прошлую жизнь. Упрекают советскую власть очередями и дефицитом. Говорят, что несчастную колбасу за 2.20 купить было невозможно. А возможно ли сейчас? Вот она, лежит иностранная колбаска, а попробуй купи. Цена кусается. Пятьдесят миллионов наших граждан живут за чертой бедности. Разве так было при советской власти?
Верно говорит. О нищете не понаслышке знаю. Я – один из тех миллионов. Я плохо питаюсь, хотя много работаю. У меня расшатаны зубы и треснуты ботинки. Утром перед уходом на работу, вливаю в себя кашу. Сверху поливаю чаем. Рядом дочка водит уныло ложкой по тарелке. «Пап, я хочу курочку!» Но «курочек» мы едим по праздникам.
Стоять на месте холодно. Я прохаживаюсь меж собравшихся. Встречаю знакомых. Вот Севка. Вместе кончали институт. Основная специальность - английский - был для него мукой адовой. Но администратор он прирожденный. Сейчас в Белом Доме на ответственной должности. Будучи безработным, я заходил к нему. Встречал он запросто. «Честное слово, Сергей, ничего нет! Два места – и те заняты. Не гнать же людей!» Конечно, не гнать. Севка - малый порядочный. Когда Алик, наш одногруппник, на последнем курсе влип в неприятную историю, к которой ещё и КГБ подключился, Севка грудью встал на защиту товарища. Даже декана не побоялся. А тогда Алику всё припомнили. И увлечение западной музыкой, и вольнодумство на семинарах по научному коммунизму, и рыжую бороду. То, что он еврей – на повестке дня не стояло, но витало в воздухе. Алика отстояли. Но декан всё-таки «срезал» его на гос.экзамене. Чувствовал в нем «чуждый элемент», равнодушный и даже ироничный к генеральной линии партии. Выпускать такого в жизнь с красным дипломом посчитал опасным. Алик обошелся синим. Покинул институт в неизвестном направлении.
…Однажды, накручивая ручку приемника, услышал я голос Алика на коротких вражеских волнах. Ушам своим не поверил.
А недавно у меня зазвонил телефон. Сняв трубку, я сразу узнал его.
- Алик? Откуда?
- Из Лондона.
- Ты что там делаешь?
- Работаю.
- Где?
- На Би Би Си.
- Какими ветрами?
- А… Долгая история.
- В России бываешь?
- Иногда. Буду в командировке через неделю.
- Заезжай. Можешь у меня остановиться. Места хватит.
У меня Алик не остановился. А с Севкой встречался.
Узнай декан как и где оказался Алик - в гробу бы перевернулся.
А вот ещё знакомое лицо. Володя Т. Мой бывший старший коллега. В свое время он был инструктором обкома партии. Когда партию аннулировали, он перешёл в коммерческую структуру и возглавил её филиал – казино на улице Карла Маркса. Казино прогорело. ВТ ушёл в Белый Дом. Не хочется мне с ним встречаться. Я его не вижу и прохожу мимо.
Ещё один старый знакомый. Молодой пенсионер, отставной подполковник КГБ. Очень не хочется его видеть, но надо воспользоваться случаем и спросить кое-что.
- Привет! С праздником! – говорю я и протягиваю руку.
- Привет! Как живём?
- Слава Богу, хлеб жуём.
После недолгого разговора ни о чём, задаю я вопрос жгущий меня давно и нестерпимо.
- Послушай, Николай. Я когда на работу устраивался – мне анкету дали заполнить. А там среди вопросов такая приписка есть. «Я не возражаю против проведения в отношении меня оперативно-розыскных мероприятий со стороны органов ГБ». Что это значит?
- Отчего тебя это вдруг заинтересовало?
- Странности за собой я стал замечать.
- Какие, например?
- Например, я лишён выезда за рубеж и дана команда не выдавать мне загранпаспорт. В связи с этим хотелось бы мне знать - прослушивается ли мой телефон. И смотрят ли мою почту некоторые товарищи.
- А ты как думаешь?
- Я думаю, что у нас есть закон и Конституция.
- Тебе сколько лет?
- Причём тут возраст?
- Взрослый ты мужик, а детские вопросы задаешь.
Поговорили, значит…
Митинг тем временем продолжается. К микрофону подходит красивый мужчина в милицейской форме. Генерал, судя по лампасам.
- Товарищи! Пришло время наводить в стране порядок. Органы внутренних дел полны решимости бороться с преступностью, казнокрадством, коррупцией. Нары готовы! Мы найдём, мы посадим, мы …
Давно ищут.… Никак найти не могут. Кто и за что разорвал на куски журналиста Холодова? Расстрелял депутата Госдумы Старовойтову? А двоих задержали с коробкой долларов при выходе из здания правительства. Что за деньги? Дядя дал поносить?
Несколько на отшибе от собравшихся стоит человечек в помятой шляпе. В руке плакатик «Сионизм – враг России». Ведёт свою агитацию. Подхожу ближе.
- Жиды Россию губят, жиды. Россия была нормальная Европейская держава. Сионисты спихнули её с пути истинного.
- Революция 17-го года- естественный исторический процесс – возражает кто-то по-учёному.
- Чушь! Сионистский заговор! Вы только посмотрите! Кто коммунизм придумал? Карл Маркс. А кто он? Еврей! А кто в России эту ересь воплощать начал? Ленин и Троцкий. Кто они? Евреи! Они по всему миру рассыпались и пьют кровь трудящихся.
- Ерунда всё это, - говорю я. – Они такие же люди. Я знаю вполне порядочных евреев.
- Порядочных не бывает. Они все хитрые паразиты. Вы можете мне назвать хоть одного еврея-металлурга или еврея-шахтёра? Нет таких! Адик правильно их истреблять начал. Но хорошее дело не успел докончить.
С этим гражданином все ясно. Можно отходить и не спорить.
…Митинг закончился. Группа товарищей во главе с губернатором двинулась в сопровождении охраны в Белый Дом. После часового бдения на леденящем ветру - не грех погреться у праздничного стола.
На трибуне появляется женщина и просит ещё немножко задержаться – будет небольшой праздничный концерт. Посмотреть, что ли?
К микрофону подходит мужчина в годах. Крупное лицо, седые отвислые усы. С такого, наверное, можно писать портрет Тараса Бульбы. Окидывает взглядом площадь. Указывая рукой на палатки с пирожками, брезгливо морщится. «Неужели нельзя без этого?»
Выдержав паузу, Бульба запел…
Я по свету немало хаживал:
Жил в окопах, землянке, тайге,
Похоронен был дважды заживо,
Знал разлуку, любил в тоске.
Я по свету тоже пошатался. Жарился в песках Сахары. В тридцатиградусный мороз замерзал на учениях в Белорусском лесу. Потягивая пиво, валялся на пляжах Персидского залива. Начало моей карьеры было головокружительным.…Ещё студентом меня отправили на стажировку за границу. Зелёному юнцу было разрешено выглянуть из-за «железного занавеса». Я увидел иностранцев. Больших начальников и рядовых работников. Они не были похожи, как мне внушали, на тягловую силу, замордованную капиталом. Они не хотели коммунизма. Им нравились русские люди и не нравились русские порядки. Они таращили глаза на женщину с кувалдой. И удивлялись, как много пьют русские мужики.
Потом что-то со мной случилось. А точнее, где-то вокруг меня. Мне был закрыт выезд за рубеж и предотвращены контакты с иностранцами. Лучшие годы своей жизни я отсидел в НИИ удобрений.
Бульба продолжает петь. Слова проникают в самое сердце.
Я люблю подмосковные рощи,
И мосты над твоею рекой.
Я люблю твою Красную площадь
И Кремлевских курантов бой.
Когда-то давно, оказавшись в диких Красноморских горах Судана, крепко затосковал я по дому. Сел на камень и пообещал себе – первым делом по возвращению приду на Красную площадь. Я не москвич, но как любому русскому мне дорого это место, откуда в годовщину Октября уходили на фронт наши отцы. Здесь же, за много лет до этого (и опять же в октябре!) одержимый реформатор царь Пётр Алексеевич не погнушался саморучно рубить головы взбунтовавшихся стрельцов. Великий самодержец самозабвенно любил Россию…*
А Бульба всё поет...
Люблю Украину,
Байкальские воды,
Кавказские горы в снегу…
Кавказ сегодня в крови…. Где ты, мой армейский товарищ и соперник на борцовском ковре Гаджи Гаджиев из Грозного? Наверняка воюешь, и если ещё не убит, то стреляешь и убиваешь русских солдат. Гаджи, я не хочу чтобы через год, когда мой сын, надев шинель, окажется на Кавказе, ты взял его на прицел своего автомата.
Народ слушает, стоя на пронизывающем ветру. И я слушаю. Что-то у меня из глаз капает. Злой ли ноябрьский ветер выдувает?
Концерт закончен. Бульба уходит в автобус неподалёку. Я хочу его видеть. Я хочу сказать ему, что он поёт замечательно…
Приоткрыв дверцу, захожу в салон автобуса. Бульба встречает меня потирая усы. Похоже, он только что выпил для согрева.
- Вы что-нибудь хотели, молодой человек?
- Да. Поблагодарить Вас. Уж очень хорошо Вы поёте.
- Умею-с… В Большом Театре сольные арии пел.
- Чувствуется, что Вы любите своё дело. Вы прекрасный певец. Замечательно у Вас получается.
- Правильно говорите, молодой человек. Надо любить своё дело, с душой работать, и тогда всё у нас получится.
Мне хочется сказать ему что-нибудь приятное, и я говорю, кажется, очень нелепо:
- С праздником Вас! Здоровья Вам и личного счастья.
Бульба нахмурился, махнул рукой.
- А на хер мне личное счастье, когда ТАКУЮ страну сгубили?
…Я тороплюсь домой. Ветер-злодей лезет за пазуху и, кажется, хочет вынуть душу. Всё-таки, ноябрь – не лучшее время года в центральной России. Но если ты идёшь в тёплый дом, где тебя ждут, на столе нежится горячая курица, а в холодильнике притомилась холодная водка, то жить, наверное, можно.
* На Красной площади казни не проводились. Автор допустил ту же ошибку, что и художник Суриков, написавший "Утро стрелецкой казни". (Примечание автора).