МОРОЖЕНОЕ ПО-РУССКИ
(нашему интернационалу посвящается)
- Внимание! Совершил посадку самолёт авиакомпании «Американ эйрлайнз», номер рейса 507. Выход пассажиров через проход три.
Это не наш рейс. Наш самолет давно прибыл. Он привёз, а точнее, должен привезти гражданина Японии Акиру Мурату, выхода которого мы ожидаем вот уже битых два часа. Где же он застрял? Иван Петрович (которого я про себя зову дядей Ваней) волнуется не на шутку. То и дело трет платком вспотевшую лысину.
- Серега, где же он, мать его в лоб?!
- Представить не могу, Иван Петрович.
Уже дважды и за свои кровные он просил сделать объявление по аэропорту, что такого-то гражданина ждут на таком-то выходе. Безрезультатно! Я звонил в Японию. Милый женский голос на чудовищном английском поведал мне, что г-н Мурата давно уже покинул страну восходящего солнца.
- Постой, у меня же фирменная визитка есть! – спохватился дядя Ваня. Порывшись в бумажнике, он вынимает кусочек картона с иероглифами.
- Девушка, дорогая, разрешите с Вашего телефона на фирму позвонить. У нас товарищ пропал.
Он звонит. Я стою рядом и смотрю на входящих и выходящих через проход. Там граница. Туда нельзя. Там строгие пограничники и неулыбчивые девушки в униформе. Но время от времени туда снуют бойкие ребята в кожанках. Это таксисты. Один из них подходил ко мне около часа назад. Заговорщически наклонившись, прошептал на ухо: «В Москву не надо? За полсотни баксов отвезу. Дешевле не бывает». Сейчас он что-то доверительно говорит девушке в униформе. Девушка кивает головой и улыбается…..
- Всё ясно, Сергей! Он уже на фирме. Нас дожидается.
- Да где же он прошел, Иван Петрович? Я все глаза просмотрел?
- А черт его знает! Поехали!
Проехав пригороды и кажется пол-Москвы, мы приезжаем на фирму. Заходим в супер-современное здание. Стекло, бетон, ковровые дорожки. На дверях золочёные ручки-набалдашники и таблички с иностранными именами. Дядя Ваня заметно робеет. Для него, мастера с маленького заводика в российской глубинке, это первый иностранец в его жизни. У меня далеко не первый, но после длительной опалы и запрета на профессию мне вновь разрешили приблизиться к иностранцам. Спасибо Михаилу Сергеичу, Гласности и Перестройке. На дворе свобода и одна тысяча девятьсот восемьдесят такой-то год от рождества Христова.
В просторной комнате нас встречает улыбающийся японец. Приветствует на хорошем русском.
- Добро пожаловать! Меня зовут Танака. Как же Вы разминулись, друзья мои? Господин Мурата уже давно на месте. Знакомьтесь!
Из дальнего угла комнаты нам навстречу выходит невысокого роста крепко сбитый молодой господин. У него иссиня-чёрные волосы, узкие, чуть раскосые глаза. С японцами я ещё никогда не работал.
Не дойдя до меня пару метров, японец остановился и стал что-то с чувством говорить. Затем низко поклонился. Я понял, что надо реагировать соответственно. Тоже поклонился. Кажется ещё ниже, чем японец. Спиной почувствовал, что дядя Ваня последовал моему примеру. Откланявшись, японец протянул руку. Я пожал её и подумал, что японский бог этого парня силой не обидел.
- Скажите, как же он всё-таки до Москвы добрался? – спрашивает Иван Петрович у Танаки. – Мы замучались ждать его.
Танака говорит с Муратой. Последний энергично отвечает.
- Очень просто – поворачивается к нам к нам Танака. - Сошёл с самолёта. Прошёл формальности. Потом шёл-шёл какими-то коридорами. Вышел на улицу. Чемоданы тяжёлые. Встречающих нет. А тут таксист кстати объявился. Очень удобно довёз до самой фирмы.
- И сколько взял? – осмелился спросить дядя Ваня.
- 100 долларов.
Я внутренне содрогнулся. Моя двухмесячная зарплата! Хорошо, что хоть до места довёз. А то мог бы до ближайшего кювета… .
- Нам надо обсудить кое-какие технические моменты, - говорит дядя Ваня.
- Обсуждайте. Не буду мешать, - отвечает Танака.
Мы остаемся втроём. Иван Петрович берёт лист бумаги. Быстро рисует план цеха.
- Г-н Мурата, где станки ставить будем? Цех-то маленький.
Я перевожу на английский эту немудреную фразу. Акира Мурата улыбается.
Я повторяю. Улыбка ещё милей и шире.
- Eigo-wa wakarimasen.
На японском это означает «Я не понимаю по-английски».
Вот это номер! Меня долго уговаривали на этот проект, убеждали, что работать придется с английским. А японский, можно сказать, я не знаю. После нескольких лет истязающего самообучения я научился переводить японские патенты, научные статьи. Надёргал из разговорника десяток-другой расхожих фраз. Но я ни разу не слышал живого японского слова!
Дядя Ваня толкает меня в бок. Я открываю рот и впервые в жизни издаю что-то на языке самураев.
- Ватаси-тати-но коба-ва тиисай дэс. Сикан-га най.
Японец расцвёл, как ветка сакуры. Он всё понял, и выдал тираду, которая вызвала у меня легкое головокружение.
- Ладно! На месте разберемся! – говорит Иван Петрович. - Едем домой!
Едем. Гладкая, европейского типа автострада вскоре сменилась очень русской дорогой со всеми её прелестями. Время от времени нас кидает друг на друга. Акира устроился в углу и беспрерывно курит.
- Стой! – говорит дядя Ваня водителю Сашке. - Дай дух перевести.
Останавливаемся где-то в лесу. Сашка включает в нашем вездеходе неяркий внутренний свет. Дядя Ваня достаёт пластмассовую фляжку, полиэтиленовый пакет с закуской. Сашка, порывшись в бардачке, протягивает нам три вложенных друг в друга пластмассовых стаканчика. Дядя Ваня заботливо и до самых краев льёт в них из фляжки. Крепкий запах водки заполняет салон.
- Добро пожаловать на Русскую землю!
Он подает стаканчик Акире. Японец мычит. Он пить не хочет.
- Обижаешь, дорогой! – говорит дядя Ваня.
Поднатужившись, я перевожу эту фразу на японский. По-видимому, она прозвучала настолько убедительно, что японец поспешил выпить.
Я тоже вливаю в себя обжигающую жидкость, согретую где-то под боком у дяди Вани.
Стало веселей. Едем дальше…
Что за чертовщина?
Сашка резко тормозит. На дороге (условно назовём этим словом разухабистую просеку) пылает костёр. Горят сваленные в кучу автопокрышки. В кустах кто-то пронзительно свистит. Сжимается в своем в углу Акира. Он что-то шепчет.
- Nan des ka? (Что это?)
- Успокой его, Сергей. Скажи, что это просто шпана гуляет. Петров день нынче.
Моих знаний японского хватает лишь на то, чтобы объяснить, что это нехорошие люди вышли ночью погулять на дорогу. В темноте я вижу как бледнеет Акира.
К утру мы приехали. Спать!
…………………………………………………………….……
В полдень мы на заводе. Традиционный обход начальства. Я с трудом отыскиваю японские слова. Акира с ещё большим трудом находит английские.
Главный инженер – совсем молодой парень маленького росточка – энергичен и шутлив.
- Как устроились? Какие пожелания, г-н Мурата?
- Всё хорошо.
- А Вы тех. документацию привезли?
- Да.
- Наверное, в гостинице оставили?
- Нет.
- Где же она?
Я вспомнил, как несколько лет назад вез документацию для англичан из Шереметьево. Неподъёмные железные сундуки прогибали рессоры нашего микроавтобуса.
- Вот.
Акира достает из сумки обтянутый черной кожей портсигар.
- А! Знаю-знаю. Миникомпьютер, – говорит главный инженер.
- Это винчестер. Надо подключить к компьютеру. У вас есть компьютер?
Главный инженер чешет затылок.
- Поищем. На худой конец у соседей займём.
………………………………………………………………..
В цехе я взопрел. Англо-японская смесь доходит до Акиры Мураты с трудом и не всегда. Из каких-то тайников подсознания я выдергиваю то, что уже давно и намертво забыл. Иногда мы с Акирой смотрим друг на друга стеклянными глазами.
- Понятно? – спрашиваю я.
- Понятно! – отвечает он.
Я отхожу и с ужасом осознаю, что только что говорил по-арабски. Когда-то я работал в Египте…
………………………………………………………………….
Where there is a will, there is a way как говорят англичане. То есть, если по-настоящему хочешь, то способ достижения найдёшь. Постепенно и всё лучше мы понимаем друг друга. Тем более, что я не расстаюсь с ручкой и блокнотом, каждую свободную минуту учу японский, а перед сном просматриваю сделанные на работе записи. Умение переводить японские патенты тоже не оказалось лишним.
………………………………………………………..…..
В цехе его прозвали «роботом». Он весь день крутит гайки, сверлит дырки, соединяет провода. Изредка выбегает из цеха покурить. Наши рабочие смотрят на него, приговаривают: «Теперь понятно, почему японцы так далеко ушли. Вон как работают!» «А вам кто мешает?» – спрашиваю я. «Да если бы нам так платили, мы бы тоже работали». Мне трудно с этим согласиться.
Для Акиры Мураты фирма Кёку Кикай – родимый дом. Когда он говорит о ней, кажется, его глаза увлажняются. Спроси его – пойдешь в огонь за Кёку – ответит Акира : «А где огонь?»
Дома у него осталась трёхмесячная дочь. И у меня тоже. Он мне показывал плотную, залитую в прозрачную пластмассу цветную фотографию. Он с женой и ребенком. Я показал ему такую же свою. Чёрно-белую и слегка помятую.
……………………………………………………
Через неделю (ура-ура!) приехали Патрик и Жан. Первый – здоровенный детина за два метра. Воплощение жизнелюбия и радости. Второй – стройный парень с усиками.
Первое, о чем спросил меня Патрик, прибыв на место временной дислокации
- Как тут у вас с женщинами? Имеются?
- На любой вкус! – уверенно заявил я.
- Учти, я предпочитаю блондинок, - сообщил Патрик
До сих пор не знаю какой он был национальности и какой язык был для него родным. Родился он в Эльзасе, где кроме французского говорят по-немецки. Служил десантником в НАТОвских войсках в Германии. Последние годы жил в Лондоне с женой-англичанкой, жизнь с которой не задалась. Хотя в России он уже во второй раз, эта страна для него по-прежнему полна сюрпризов.
На трёх языках он говорил свободно. Еще два выучил из интереса. Его рабочая специальность – слесарь наладчик.
………………………………………………………………..….
Потом приехал немец Петер. Сосредоточенный неулыбчивый господин, годившийся нам в отцы. Весь рабочий день он молча перебирал электронные платы. Иногда тихонько напевал. Когда я спросил есть ли у него дети, он ответил: «Личные вопросы - после работы».
………………………………………………………………
Жан обтачивает валики на шлифовальном станке. Каждой проходящей девушке он улыбается. Иногда снимает защитные очки, что-то говорит. Если встречает непонимающий взгляд, вынимает из нагрудного кармана блокнот и что-то рисует. Потом уходит в бытовку, возвращается с маленьким сверточком. Девушка кивает головой. Оба довольны. Жан надевает очки и продолжает работать.
…………………………………………………………....
Патрик лежит под станком. Из-под станины торчат его длиннющие ноги. В руке гаечный ключ. На поясном ремне – аудио плеер. В ушах – микронаушники.
- Что у тебя за музыка? – спрашиваю я, когда он вылезает и садится на пол.
- Послушай.
По барабанным перепонкам бьёт оглушительный марш.
- Научная организация труда, - объясняет Патрик. – Повышение производительности. Снижение усталости.
- А начальство разрешает?
- Начальству от меня нужна работа. А мне это помогает работать. Слушай, а что это за картина на стене?
Он указывает на огромный портрет Ленина и аршинные буквы, утверждающие, что решения такого-то съезда партии будут выполнены.
- Это Ленин.
- Кто такой?
- Вождь международного пролетариата.
- Зачем он здесь?
- Научная организация труда. Повышение производительности. Снижение усталости.
- Глупость это, - говорит Патрик. – Надо людям деньги платить. Тогда работать будут.
- Люди работают.
- Тогда отчего в магазинах пусто?
- Не знаю.… У нас всегда так.
- Дармоедов много. Начальников – плюнь, не промахнёшься. И каждый норовит себе урвать.
- У вас не так?
- Считай, что так же. Себя никто не обижает. Но у нас, если ты лучше работаешь, ты лучше живёшь. А у вас стадо бездельников ходит по цеху и никого нельзя уволить. А как работают? Разве их сравнишь с Акирой?
- У нас есть хорошие работники.
- Есть, конечно. Но что они имеют? То, что начальник с барского стола бросит? Пойми, если у человека нет эгоистической заинтересованности в работе, то не будет и полной отдачи. Такова природа человека и на этом надо строить экономику, а не на портретах на стенке. Сколько ваши рабочие зарабатывают?
- По-разному.
- Но первый и самый жирный кусок берет себе начальник?
- Непременно.
- Почему? Он ценный работник? Умный руководитель?
- Как правило, дурак. Но хитрый.
- Так почему же он на этом месте?
- Не знаю. У нас всегда так….
Патрик пристально смотрит на меня. Он думает. Наконец, он произносит свою мысль вслух.
- Скажи, ты на меня «стучишь»?
- Что ты имеешь в виду?
- Именно то, что говорю. Только не надо врать. Не выношу лжи.
- А ты как полагаешь?
- Я не полагаю. Я уверен, что все вы – русские переводчики – подсадные утки. Вас к иностранцам близко не подпустят без предварительной обработки КГБ. Я же враг. Я приехал выведать, где тут у вас военные аэродромы и атомные подлодки. А вы знаете язык иностранцев и вам поручено разгадать их коварные замыслы и заглянуть в тёмную душу. А потом отчёт написать и офицеру госбезопасности сдать. Где Ваш ответ, Сэр?
Я указываю рукой на портрет Ленина и привожу его цитату, которую помню еще со школы:
- Жить в обществе и быть свободным от общества невозможно.
- Это правильно, - соглашается Патрик и исчезает под станком. Вынырнув оттуда через минуту, он почти серьезно добавляет:
- Про меня можешь ещё сообщить, что, любимая позиция при совокуплении – заход сзади. А из спиртного предпочитаю русскую водку с американской Кока-колой.
Патрик довольно хмыкает и лезет под станок.
……………………………………………………..……………..
Вечер. Гостиница (а точнее фабричное общежитие). Холл.
Наш интернационал играет в карты. Заходит девушка. Молча присаживается к нам за стол.
- Познакомьтесь, это Наташа, - говорит Жан.
Мы по очереди протягиваем руки. Акира встаёт и кланяется.
Жан откладывает карты.
- Простите господа, но мне с этой дамой надо уединиться.
Мы понимающе киваем головами.
Через некоторое время из-за стенки доносится скрип и слышны приглушённые вздохи.
- Какой дурак! – говорит Патрик. – Неужели не понимает, что она – подсадная.
- Подложная – уточняет Петер.
……………………………………………………………..
Утром Жан жалуется дяде Ване.
- У вас безобразно жесткие койки. Дайте второй матрац.
Иван Петрович обещает поговорить с комендантом общежития. В голосе его нет энтузиазма. Оставшись со мной наедине, он возмущается:
- Мать его в лоб! Бордель мне тут устроил, а я ему матрацы подтаскивать должен!? Вот она – перестройка и демократия! В добрые коммунистические времена я бы позвонил куда надо, и его бы вышвырнули как щенка в 24 часа.
В цехе первым делом Жан бежит в конторку. Звонит в Париж, кричит в трубку: Marie, Marie! Amour! Je taime!
Выйдя из конторки и поймав унылый взгляд дяди Вани, он хлопает его по плечу:
- Не переживайте! Я за всё заплачу.
Напевая песенку, Жан направляется к станкам.
……………………………………………………….………….
Улучив момент, спросил я Жана : как же так нелогично получается. В Париже жена и сын. А в Кукуеве любовница?
- Очень даже логично, - отвечает Жан. – Мы с Наташей прекрасно проводим время. Я куплю ей подарок. Мы расстанемся хорошими друзьями. Кому от этого плохо? Или мне – здоровому мужчине - в России онанизмом заниматься?
- Но разве нет у тебя моральных ориентиров, системы ценностей?
- Система ценностей? Есть!
Жан достает бумажник, вынимает несколько фотографий.
- Вот жена и сын – смысл моей жизни. Вот мой дом, вот машина. А вот кредитная карточка к моему счету в банке. Это и есть мои ценности. – Жан поглаживает себя по красивым усикам и улыбается.
– А разве я сам по себе не ценность? Или любить себя – это грех смертный?
……………………………………………………………………..
Вечер. Холл. Карты надоели. Мы сидим просто так, вспоминая разные разности.
- Она была как черный алмаз, - задумчиво говорит Патрик, о своей последней пассии в Африке. – А как трахалась! Когда я кончил, мне показалось, что у них в Камеруне свершилась социалистическая революция.
Он облачён в свои экзотические трусы. Это любимый предмет его гардероба. Трусы ядовито-зелёного цвета. На трусах изображены пары фигурок, совокупляющиеся в самых разных позах. Не трусы – а пособие для новобрачных.
Патрик чешет себя по голому животу. Руки спускаются все ниже и ниже. Вдруг он весь застывает и медленно подносит руки к глазам. Долго и очень внимательно изучает ногти больших пальцев. Затем сдавливает их друг против друга. Раздаётся еле слышный щелчок. Глаза Патрика округляются.
- Чёрт! Что это?
Петер равнодушно поворачивает к нему голову.
- Вошь лобковая, - объясняет он.
- Не может быть! Я соблюдаю гигиену половой жизни! Это от русских простыней!
- От русских ****ей, - уточняет Петер.
- Боже мой! Что за страна?! Хуже Камеруна! На черта я сюда приехал! Ведь босс предлагал мне Аргентину. А я, дурак, соблазнился на русскую экзотику… Что делать, Петер?
Не говоря ни слова, Петер уходит в свою комнату и вскоре возвращается. В руках у него плоский пузырек темно-синего цвета. Он протягивает пузырёк Патрику.
- Вот хорошее средство. Помажь где надо. Но сначала побрей это место. Пощиплет немножко …
Патрик удаляется в ванную комнату. Через несколько минут раздается истошный вопль и голый Патрик пулей вылетает из ванной. Он мечется от стенки к стенке. Детородный орган, большой и красный, направлен решительно вверх. Проклятья на пяти языках потрясают комнату.
- Акира, постереги дверь, - командует Петер. – Не дай Бог в общежитие вырвется. Скандала с русскими не оберёмся!
Патрик гарцует, как необъезженный мустанг. Акира сторожит дверь. Жан тихо смеется. Петер сидит молча, а я смотрю и думаю, что мы – русский, немец, японец, француз и англичанин – живём очень дружно и весело.
………………………………………………………………………..
Рабочий день кончается. Ко мне подходит дядя Ваня.
- Сергей, зайди в конторку. Тебя к телефону.
- Кто там?
- Зайди, тебе говорю.
Захожу. Беру трубку.
- Сергей Н.?
- Да, это я.
- С вами говорит опер. уполномоченный КГБ майор Орлов.
(Вот и началось, - подумал я).
- Нам необходимо встретиться.
Спросить – зачем – более чем глупо. Сказать, что не хочу – все равно что подписать заявление об увольнении.
- Где и когда встречаемся?
- У вас четверг свободен?
- Да.
- В десять выйдете из общежития на дорогу. Повернёте направо и пройдёте метров триста. У обочины будет стоять ГАЗ-69. Там вас будут ждать.
- Хорошо, договорились.
- Всего доброго.
- До свидания.
…………………………………………………
Четверг. Вечер. Выхожу один я на дорогу…
Пройдя метров триста, вижу съехавший с дороги ГАЗик. Дверь открывается, я залезаю вовнутрь. Водитель оборачивается ко мне, протягивает руку:
- Майор Орлов.
- Переводчик Н.
- За вами никого не было?
- А кто бы мог быть?
- Всякое случается. Надо быть начеку.
Майор оглядывается по сторонам.
- Как жизнь? Как работа? Как поживает ваш интернационал?
- Нормально поживает. Даже весело.
- Чем интересуются господа? С кем встречаются?
- Интересуются русскими женщинами. С ними же встречаются.
- Это понятно. А нет ли у них более специфических интересов?
- Каких, например? Где наши военные аэродромы и атомные подлодки?
- Не будем шутить над серьезными вещами. Мы отказались от стереотипов холодной войны, но не от фактов жизни. А факты таковы, что мы живём во враждебном окружении. Западные спецслужбы не оставили надежды уничтожить нашу страну. Не обязательно путем ядерной атаки, хотя империализм способен и на это.
Майор рассказывает мне о возможных происках империализма в нашем медвежьем углу. Я смотрю на его неглупое симпатичное лицо и думаю – как он на этом месте оказался? Кончил институт и отслужил армию. Это обязательно. Наверное, не хотел прозябать всю жизнь на заводе за мизерную зарплату. Вот и пошёл в органы. Это почетно и престижно. И хорошо оплачивается. В младые годы он выйдет на гарантированно высокую пенсию, в то время как сверстники будут еще долго-долго работать за крошечную зарплату. Правда, в любой момент его могут в такую дыру услать, откуда, дай Бог, только бы живым вернуться. Но за всё, как известно, надо платить. И лучше об этом не думать.
- Что за люди ваши подопечные? – спрашивает майор.
- Очень разные люди, - отвечаю я. – И совсем не такие как мы.
- Вот именно, что не такие. Поэтому мы должны знать о них всё. Будьте бдительны. В случае чего – дайте сигнал немедленно.
- Дам.
- Может, у вас какие просьбы есть? Пожелания?
Я заколебался.
- Не смущайтесь, - подбадривает майор. – Говорите что вам нужно.
- Водки хотелось бы. Кругом талоны, визитки, списки. Я из другого города, мне тут и сто грамм не продадут. А после работы с ребятами хотелось бы немного расслабиться.
- Нет проблем. Зайдите завтра в управление. Только так, чтобы никто не видел. Будет вам водка. Платить не надо. Под водочку хорошо язык расплетается. Только сами не напейтесь.
- Не напьюсь. Ученый уже.
- Тогда до свидания.
Я жму в темноте протянутую мне руку.
………………………………………………………………………
Жара. Этот маленький городок, конечно, не Каир, но вот уже который день солнце жжёт здесь нещадно и почти по-африкански. В центральной России такое иногда случается.
Мы идем с Акирой по улице. Пить хочется.
Перед нами киоск. От киоска вытянулась длиннющая очередь. Наверное, впервые за последние двести лет в этом провинциальном городке появилось мороженое.
- Хочу мороженое, – говорит Акира.
Мы становимся в очередь. Она движется страшно медленно. Люди потные и злые. От головы очереди отходят счастливчики с кулечками. Тут же начинают поглощать сладкую холодную массу.
Расталкивая очередников, к окошку пробивается рыжий верзила.
- Ты куда прёшь без очереди?
Верзила прищурился. Левой рукой сгрёб за ворот любознательного товарища. Кулак правой руки ткнул ему под нос.
- Ты что-то сказал? Или мне послышалось?
Очередь молчит.
- Мне - два, – говорит верзила.
Мы ждём дальше. По ноздрям бьёт запах человеческого тела.
Невдалеке останавливается большая и сильно побитая иномарка.
Выходит молодой человек. Через раскрытую рубашку виднеется толстая золотая цепь. Не спеша, направляется к окошку. Очередь почтенно расступается. Цепоносец сует в окошко купюру. На пальце кольцо-печатка величиной с куриное яйцо.
- Кто такой? – спрашиваю я соседа по очереди.
Сосед смотрит на меня удивленно? Не местный что ли?
- Это Аркадий!
Легендарного Аркадия я не знаю. Но, надо полагать, в этом городке эта фигура видная.
Аркадий берет целую коробку мороженого. Хлопает дверь машины. Подвоняв выхлопным газом и обдав нас пылью, побитый BMW удалился.
Господа хорошие! Так нам мороженого может не хватить! Я подхожу к голове очереди, выискиваю лицо, которое мне кажется наиболее симпатичным.
- Дорогой, прости Христа ради. Я тут с другом стою. С иностранцем. Он из Японии приехал. Можно я впереди тебя встану? Я только одну порцию возьму. Только для него. Можно, а?
Лицо на секунду задумалось.
- Валяй! Бери две.
И вот я у заветного окошка. Вынимаю из кармана скомканные деньги и слышу:
- Ты куда, сука, влез?
Я оборачиваюсь.
- Товарищи, я попросился. Меня пустили.
- Кто?
- А вот товарищ.
- Этот что ли?
Товарищ испуганно молчит.
- Гони его! - Кричит кто-то из очереди.
- Ребята! Граждане! Товарищи! Я не себе. Я для иностранного ГОСТЯ.
- А он чем лучше? Пускай постоит, пожарится. Закон для всех одинаковый.
- Ребята, давайте гостеприимство проявим. Он работник отличный. Он тут завод строит.
- Пускай проваливает! Понаехали тут. Россию разграбили. Проваливай! И китайца своего забирай.
- Он японец.
- Один хер.
И тут меня понесло.
- Мать вашу в лоб! Вы бы такими принципиальными на работе были. А то только водку жрать! Работать вас дубиной не заставишь!
- А ты кто такой? Ты что нас учишь? Петро, ёбни ему в глаз! Пусть заткнётся.
Кто-то исполняет просьбу трудящихся и наносит мне мощный удар прямо в нос. Я отлетаю в придорожную пыль. В глазах мутнеет от ярости. Руки инстинктивно ищут что-нибудь твёрдое, и, кажется, находят. Мать вашу.… Сейчас я способен на всё. Сейчас я вам покажу....
Но кто-то сзади перехватывает меня пополам и волочет в сторону. Это Акира. Я пытаюсь вырваться. Но японский бог этого парня силой не обидел…
- Я не хочу мороженое, - горячо дышит он мне в ухо. - Я ничего не хочу. Пойдём домой…
Мы идём в гостиницу. Я не могу сдержать слез. Акира хлопает меня по плечу, говорит что-то. Я часто слышу слово kokoro. По-японски это значит «душа, сердце» и «душевные переживания».
В гостинице нас встречает Патрик.
- Что случилось?
Я молчу и только вытираю кровь из носа. Акира объясняет. Желваки бегают по скулам Патрика.
- Пошли, разберёмся.
Поверх зеленых трусов он надевает джинсы. Выдергивает из них ремень и застёгивает поверху.
- Сколько их там?
- Не надо, Патрик. Их много.
- Сколько?
- Не знаю. Наверное, сто…Или больше.
Патрик садится.
- Да-а-а-а…. Сегодня не наш день…
Он направляется к холодильнику. Приносит бутылку водки (подарок майора) и баночки с Кока-колой.
- Тебе набили морду незнакомые люди? Неприятно, конечно, но жить можно. Хуже, когда тебя предают люди, которых ты считал друзьями. Пей и не сомневайся во мне и Акире.
……………………………………………………………………
Автовокзал. Я уезжаю и больше мы не увидимся. Патрик и Акира провожают меня. Акира держит мой чемодан, в который я вчера затолкал их подарки : какие-то платки, банки, коробки, японские газеты и журналы.
- Мои координаты у тебя есть, - говорит Патрик. – Приезжай ко мне в Лондон в любое время и оставайся сколько хочешь.
- И ко мне приезжай в Осака, - говорит Акира.
Я знаю, что это нереально. У меня никогда не будет своих денег на поездку. А самое главное – мой выезд из моей страны определяется не моим желанием, а неизвестными мне людьми в высоких кабинетах. Я себе не хозяин.
Патрик обнимает меня.
- Береги себя. Люби жену и детей. Всё остальное – ерунда.
- Sayonara! - прощается Акира.
Я захожу в салон. Автобус трогается. Я машу рукой и вытираю слезы.
………………………………………………………..
Дома встречает меня жена.
- Вернулся, путешественник!? Как работалось?
Я целую её и устало сажусь на чемодан. Да, я рад возвращению домой, но такое ощущение, будто клок души из меня вырвали.
- Что с тобой, - вопрошает жена. – Тебе нездоровится?
- Душа болит. У нас есть дома водка?