Странно, что со мной происходит? Непонятный комочек чувств бьется в груди. Какой-то хаос живет в сознании и теле и долгое время и не покидает меня. Что такое? Иду вечером по улице. Одна. Ловлю ресницами гигантские снежинки. Совершенно безрезультатно пытаюсь справиться с паникой. Скольжу по, еще не засыпанному снегом и песком, льду. Одна. Темно. И нарастающая с каждой минутой тревога. В кармане вибрирует сотовый, неторопливо достаю его, смотрю на дисплей. Митя. Сбрасываю звонок, засовываю телефон обратно и заворачиваю в какой-то дворик. Что я здесь делаю?
Пью чай на кухне у Мити, прихожу в недоумение, соображая, каким образом оказалась у него дома. Он что-то говорит, пытаюсь разобрать его слова, но ничего не выходит. Сердце колотится так, что, кажется, сейчас выскочит и запляшет на столе. Запляшет?
Просыпаюсь, чтобы попить воды. Случайно наступаю на острый предмет. Кажется, битое стекло. Больно. Шарю по стене рукой в поиске включателя, но не нахожу его. В стороне моей кровати кто-то тихонько посапывает. Черт возьми, где я? Некто, лежащий на моей постели заговорил. Опять не могу разобрать слов, но голос, вроде бы, Митин. Ужасно хочется есть. Митя включает ночник, я понимаю, что нахожусь в его комнате. Перевожу взгляд на пол. Острым предметом, на который я наступила, оказался тапок. Лениво, еле собрав силы в кулак, дошагала до кухни. Большая все-таки у Мити квартира! Попила. Возвратилась обратно.
Сижу на кухне, за окном – день. Митя напротив лопает кукурузные хлопья. Голова кружится, желудок сводит. Сколько я уже не ела? Неделю? Две? Интересуюсь у Мити. Он отвечает, что больше месяца, ругает за то, что я все еще голодаю. Мы ссоримся. Как он, дурной, не понимает, что все это делается лишь для него?
Прихожу в сознание. Где я? Еле подняв голову, озираюсь. В своей квартире. Вернее на полу своей квартиры. Какой сегодня день? Который час? Где родители?
Спустя пару часов приходит мама. Рассказывает, что беседовала с Митей. Тоже ругает за то, что извожу свой организм. Заставляет взвеситься. Я сопротивляюсь до последнего, но вскоре оказываюсь на весах и ужасаюсь, увидев цифру 39,1 кг при росте метр семьдесят. Мама плачет, начинает запихивать в меня еду. Я отказываюсь, бьюсь в истерике, подхожу к зеркалу. И когда смотрю на свое отражение, вижу не кого иного, как толстощекую девушку.
Падаю в обморок.
Мама заставляет съесть домашний мясной борщ. Через силу съедаю пять-десять ложек. Через несколько минут жуткая боль во всем животе, заставляет согнуться вдвое. Ощущение такое, будто все внутренности железными руками завязали в тугой узел. Мама звонит в скорую. Опять падаю в обморок.
Прихожу в себя. Я в белоснежной комнате, рядом со мной еще две койки. На них - истощенные девушки, один взор на которых вызывает ужас и ассоциацию с концлагерем. Впалые щеки и глаза. Каждая косточка их тела видна так отчетливо, будто обтянута лишь кожей. От их спящих туловищ ответвляется десяток трубочек, по которым течет что-то прозрачное, желтое и красное.
Аккуратно осматриваю себя. Оказывается, я нахожусь в том же состоянии. Ничего не помню.
Вновь прихожу в себя оттого, что слышу голоса. Открываю один глаз и вижу перед собой человека в белом халате и мамочку. Мама, со слезами на глазах сообщает, что у меня анорексия. Я не понимаю серьезность ситуации, пока доктор досконально не объясняет мне, что это и чем чревато. Смертью.
- Я не хочу умирать! Доктор, я хочу жить! – впервые за долгое время я услышала свой голос как никогда отчетливо. Мама забилась в истерике, ее вывели из палаты.
В течение многих дней в меня заливали и выливали какие-то жидкости и лекарства. Позднее начали понемногу кормить. На завтрак приносили легкий творожок. На обед – куриный бульон. На ужин – что-нибудь из фруктов. Как же это было много! Меня нередко тошнило даже от вида этого огромного количества еды. Спустя некоторое время от меня отсоединили несколько трубок и увеличили порции. Как говорил врач, я шла на поправку. Митя стал чаще радовать меня своими визитами. Как же он был доволен, когда я отдавала ему всю еду, которую приносила моя заботливая мамочка!
Спустя еще полтора месяца меня выписали. Придя домой, я немедленно встала на весы. 45,5. И это не предел! Я собираюсь набрать еще десяток килограммов и никогда не сбрасывать их. Пересмотрев свои фото, я пришла в дикий ужас. На них я – просто бежевый скелет, сверху которого лишь одежда детских размерчиков.
Стоило ли доводить себя до такого состояния? Стоило ли страдать, худея, чтобы потом страдать, вылечиваясь? Как же я была глупа!
Спустя еще месяц я основала свой клуб женщин, вылечившихся от анорексии и, так называемого, лечебного голодания. Сначала мы просто встречались, общались, вспоминали прошлое. Сейчас же мы проводим обучающие лекции в институтах и школах, ведь именно в юности нам свойственны предрассудки и навязаны стереотипы, которые впоследствии могут привести к непоправимому. Мы призываем молодежь, учиться на наших ошибках, любить себя и, если худеть, то с умом. Сегодня я благодарна Богу, за то, что он дал мне шанс выжить, осознать свои ошибки, пересмотреть отношение к миру и себе. Стать счастливой и здоровой.