Я внутренне горжусь, что когда надо могу проявить характер и действовать жестко. Кто же про себя скажет, что он слюнтяй и тряпка? Когда я боролся в недавние юные годы, уложить меня на лопатки было непростым делом даже для ребят покрепче. Я дрался отчаянно. Каждый раз как последний раз в жизни.
Вчера (а это был день рождения сына) кто-то позвонил. Женский голос спросил :
- Вы не окажете мне услугу?
- Какую услугу?
- Надо перевести текст с английского. Сможете?
Странный вопрос! Я английским давно занимаюсь. Для меня это не работа. Для меня это любовь.
- Извините, но я сегодня очень занят.
Потом после паузы (я всегда стараюсь быть откровенным с кем бы ни имел дело) я говорю:
- Сегодня сыну исполняется шестнадцать. Дома будет маленький праздник. В общем, я не хотел бы сегодня работать.
- Я Вас ОЧЕНЬ прошу. Я заплачУ.
Меня сражает первая часть фразы, не вторая. Когда кто-то о чем-то меня ПРОСИТ (но не приказывает, приказывать мне бесполезно), я не могу отказать. Просьбы? Да. Приказы? К черту!
Вчера утром перво-наперво я сходил поздравить с днем рождения свою преподавательницу английского. Она родилась в один день с моим сыном. Ей далеко за семьдесят и она совсем плоха. Я переступаю порог.
- Входи, Сергей! - зовет она неслышно с дивана и пытается сделать жест рукой. Парализованная болезнью, она давно уже почти не движется….
Что это была за женщина! Она не ходила, она летала как большая птица. Попавшемуся на пути не очень расторопному студенту она кинет на лету: «Посторонись, дружок!» и полетит дальше. Это был блестящий специалист по английскому языку, не слышавший ни разу в жизни живого англичанина. Железный занавес делал свое дело.
А теперь она … Я смотрю на нее и думаю… Прости меня, Господи, за то, ЧТО я думаю… Я был ее любимым учеником. Когда ее не станет, не станет и части меня…
…Я снова дома. Вот и задание. Это Голсуорси. Принесли, пока я отсутствовал. Я включаю компьютер и начинаю работать. Собираются гости. Их немного, это близкие люди. Отец и мать. Сестра с дочерью.
Они садятся за так называемый «праздничный» стол. На столе немудреная снедь, собранная женой в результате некоторых экономических ухищрений. Соленая рыба. Какие-то салаты. По куску курицы каждому. Дешевые поставки от доброго дяди Сэма. Бутылка водки. У русских по-другому не бывает.
Гости пьют и говорят. Клянут президента Ельцина и все американское.
- Все зло приходит к нам с Запада – заявляет отец.
- Особенно из Америки – уточняет теща.. - Они там все такие наглые”. Она не видела в своей жизни ни одного американца. Только по телевизору.
Я не вмешиваюсь и не возражаю. Это бесполезно. У них своя правда. Они вспоминают добрые старые времена и железный порядок при товарище Сталине. Я тюкаю по клавиатуре…
Звонит телефон.
- Сергей? Как дела с моим переводом?
- Нормально. А может ваш перевод подождет до завтра? К чему такая спешка?
- Нет-нет! Надо закончить непременно сегодня. Желательно к вечеру. Я заплачУ.
К черту этот текст! Хочу выпить и закусить! Или не заслужил? Ровно 16 лет назад родился мой первенец. Я живу лишь раз. Имею я право на свою порцию радости?
- ПОЖАЛУЙСТА.
«Пожалуйста» решает исход дела.
- Ладно, сделаю. Приходите к девяти. Будет готово.
- Хорошо, я приду.
Нет, я не должен упускать эту возможность. При том мизере, который мне платят на работе было бы преступлением против семьи обжираться сейчас американской курятиной вместо того чтобы немного подработать. Я должен проявить характер. Я должен работать.
Я работаю. Гости уходят. Я продолжаю работать. Снова звонок. «Готово?» «Да. Можно забирать».
Вскоре прибывает молодая женщина в сопровождении молодого человека суровой наружности. Улицы родного города по вечерам небезопасны. Девушка очень миловидна. Сопровождающий – воплощение решимости.
- Вот ваш перевод.
- Ой спасибо. Сколько я вам должна?
Я называю сумму.
- А можно я деньги принесу завтра?
- Можно.
Следующий день рабочий. Вонючий и аморальный. Подходит «начальница» группы (ох, вы, начальники, фольклором воспетые).
«Переведи это». «Что перевести?» «Отсюда досюда». «Покажи, пожалуйста». «Ёб твою мать (это любимая фраза начальницы). Ты что – пьяный?» Я вспыхиваю мгновенно «А ты меня поила, мать твою туда же!?» «Ты как разговариваешь? Премии расхотел получать?» «А я не получаю». «И не будешь, уверяю тебя». Зеленая от злобы, начальница семенит из комнаты. Саша, парень из правого дальнего угла кричит мне: «Сергей, посоветуй ей СВОЮ мать трахать. Дешевле обойдется». Вокруг нас женщины. Глухие или какие?
«За деньгами, пожалуйста!» – подает голос из-за перегородки кассирша. Я иду. Получаю свои деньги. Вижу (хоть не хочу видеть) суммы, проставленные моим коллегам. День зарплаты для меня всегда день позора. Мне платят лишь малую долю того, что платят другим. Вообще-то нам платят не за работу. Нам платят за ауру, которую каждый себе приобрел. У меня очень плохая аура. Я огрызаюсь. Я не восклицаю как мои коллеги-женщины «За что вы меня оскорбляете?» При ударе по одной щеке я не подставляю другую. Начальство меня не любит.
А вдобавок ко всему, я - пораженный в правах отщепенец. Я - невыездной. Есть такое понятие, привнесенное из времен «развитого социализма». Я готов поклясться хоть на Библии, хоть на Коране, что я не совершал никаких преступлений, никого не предавал, никому не передавал никаких секретных материалов. Мои познания в области технологий, над которыми работает родное КБ, не идут дальше рекламного ролика. Но даже это я не хочу знать и помнить. Моя голова другим забита. Наваленные в кучу слова из шести языков прожигает одна мысль – за что? Преступник имеет право на приговор. Именем закона ему объявят, за что и сколько. Я не имею такого права. Я – вне закона.
Но я – нужен. Я – материал для «оперативно-розыскной деятельности». Я – оправдание солидного оклада и хорошей пенсии .
Каждый день смотрю я с болью как коллеги истязают язык Шекспира и Мильтона. Мои попытки исправить хотя бы самые ярые нелепости отвергаются с негодованием. «Откуда ты взялся?» – таращит на меня глаза начальница. «Из Гарварда или Оксфорда? Окончил занюханный педик, и думает, что он что-то знает». Истязание продолжается. Прости их господи, ибо не ведают они что творят.
Ошарашенный полученной суммой, я тороплюсь в туалет. Опираясь о стену, жадно вдыхаю горький дым. Еще неделю или две мы как-нибудь протянем. А что дальше? На что я буду жить и кормить двух детей, жену и большую собаку? Черт побери, как всё надоело!
Рабочий день кончился. Я схожу со служебного автобуса. Иду проведать тетку, что живет неподалеку. Я бываю у нее очень редко.
- Хочешь выпить, Сергей?
- Что за вопрос? Хочу, конечно!» Тем более после вчерашнего воздержания.
Водка. Разговоры. Дураки и воры начальники. Рабочие знают свое дело, но не могут ничего добиться. Я хмелею и становлюсь откровеннее обычного. «Смотрите, - говорю я и достаю свой тормозок. Пакет кефира и кусок хлеба. «Сегодня получил такую зарплату, что кусок в горло не лезет».
- То так, - говорит дядя. – Честной работой ничего не заработаешь. Не страна, а дурдом. Надо сволочью быть, чтобы хоть чего-нибудь в жизни добиться.
Еще разговоры. Еще водка. Дядя перебирает свои болячки. Металлургический завод, на котором он работает, поражен кризисом и выпускает минеральную воду.
- Ты представляешь, - говорит дядя – рабочим денег нет на зарплату, а начальство себе дворцы строит.
Представляю. И дворцы видел.
Наконец-то я дома. Включаю компьютер. Я всегда с легким замиранием сердца подключаюсь к своему ящику электронной почты. Это то, что связывает меня с внешним миром. Я очень любопытен. Я хочу знать как живут другие люди.
Лает Грэй. Это пришла вчерашняя дама. С ней друг-телохранитель. Какая же все-таки, красивая девушка! И как слаба в английском. В ее годы я читал Диккенса в оригинале.
Доставлены деньги. Я тронут.
- Может, я еще что-нибудь могу для вас сделать? Написать сочинение или проверить контрольную работу?
- Нет, спасибо. Вы хорошо перевели. Вот вам деньги.
Мне вручается договоренная сумма. В Москве и вообще в России взяли бы как минимум в три раза больше. Особенно если работают в день рождения сына.
Что-то со мной происходит. Из тоненькой стопочки банкнот я вынимаю одну бумажку и передаю женщине. Нет, я совсем не крутой парень. И никогда им не был.