Вера... в молоко

Марина Герасимова
 И зачем что-то творить,
 если это никому не нужно.
 Плевать на всех, если
 это нужно хотя бы одному.
 И ни к чему усилия, если лишь тот
 один, ради кого кладутся кирпичи,-
 в стенах не нуждается...
 кто-то ищет лёгких путей?
 Ни кто не обещал, что правильный
 путь - самый лёгкий...
 А храмы в одиночку возводить –
 верное одиночество.
 Если нет души, разделяющей твою веру.
 Вот как проверить веру!?.. на это...
 (Философ 21 века. Из частного письма)


Вот уже отжурчала мутными водами, отзеленела первыми побегами весна, но лето никак не могло угнездиться в сознании. Слишком выгнутое молочное небо, нездорово усмехающееся солнце и запылённые одуванчики не располагали к себе.
Кискин сидел на декоративном заборчике и безучастно окунал взор в гудящую рябую толпу, одержимую куплей-продажей. Прямо напротив стояли три базарных тётки, торгующие молоком. Эти горластые, нахальные продавщицы, похожие на свои жирные банки, с каждым часом всё больше заставляли Кискина усомниться в женских общепринятых красоте и обаянии. А стрелки (для тех, у кого были часы) приближались к обеду. «Всё такой же паршивый, паршивый город, где всем друг на друга плевать», - размышлял молодой человек, застывший в величественной позе на заборе. Случайно в людском водовороте скользнула давно утерянная узкая, светло-джинсовая тень. Кискин резко спорхнул с насиженного места, нарушив спокойствие базарного тока. Паренёк обогнал нескольких озабоченных рыночными отношениями зомби, и тень прияла человеческое обличье. Кискин осторожно коснулся её плеча:
- Вера?
Девушка, сощурившись, взглянула на него:
- Кис, зачем ты тут?
- Как зачем – тебя хотел увидеть, милое солнышко, - Кискин как-то по-детски улыбнулся, - зачем же ты отключила телефон, когда наш разговор прервался?
Вера подозрительно взглянула на собеседника, небрежно
 надела тонированные
красные очки, которые вертела до этого в руках.
-Ты неправильно всё понял, - побледневшие губы её судорожно, как-то непроизвольно усмехнулись, - Иди к чёрту! Не собираюсь объяснять и оправдываться! Вообще не хочу общаться с человеком, который устраивает мне допросы! Мне так надоело! Ты должен доверять мне, а у нас этого не было и пару часов!
Кискин растеряно пожал плечами (искренне жалея, что почти растворившаяся полуденная тень приняла чёткие очертания):
- Вер, при чём здесь оправдания? Не хочешь – не оправдывайся – твоё дело.
Вера чертила острым носком ботинка причудливые пылевые гектограммы. Голос её срывался:
- Одни допросы! Вспомни прошлый год! Ты мне нервы трепал, даже когда болела, в то время как я тебя поддерживала всегда!
Кискин не переносил женских слёз, даже спрятанных за стёклами очков, но явно сквозивших в голосе. Ему захотелось тоже побесить девушку. Но в то же время было хреново на душе.
- Верочка, ну успокойся, пожалуйста, солнышко. Скажи, ну разве трудно тебе было позвонить или сообщить по емайлу, что не по твоему желанию так получилось?
Вера, судорожно достала из кожаного рюкзачка длинную дамскую сигарету, тяжело дыша, попыталась прикурить от никак не зажигающейся спички. Кискин протянул ей длинный, заманчиво-тёплый язык зажигалки. С ненавистью брошенная сигарета погрузилась в пыль.
- Правильно, курить вре…
 Вера перебила юношу:
- Я не хотела тебе звонить! И писать тоже! Устала от истерик, пойми! И от недоверия тоже! Оставь меня!
- Вер, я тебе доверял и доверяю. Ты сама об этом знаешь, - Кискин наступил на беспомощный червячок сигареты, - И это не истерики. Тебе бы тоже не понравилось такое отношение.
- Не нравится что-то - не держу, - волнуясь, оторвала девушка.
- Да, не нравится, - спокойно произнёс молодой человек, созерцая с сожалением Веру, - И не что-то, а отношение ко мне, как к человеку, на которого можно всегда при случае наплевать!
- Повторяю: не держу! – в землю выкрикнула Вера и хотела уйти, но вместо этого почему-то присела на одно колено.
Кискин взглянул в раскалённое молоко, мысленно извиняясь перед Тем, Кто плавает там, наверху. «Бедная, как утомил её наверно этот бредовый разговор! Но ведь надо расставить все точки над палочками…»
- Вер, тебе решать. Но если бы ты любила меня, ты бы хотя бы нашла способ меня предупредить, чтобы я не волновался, если тебе всё равно… Естественно, тебе было просто наплевать – ну подумаешь, попросила позвонить и отключила телефон!
- Дело не в том, что ты волновался! Тебе это известно! Дело в том, что ты пошел на принцип!!!- Вера резанула парня застеклённым взглядом. На Кискина снова обрушилась лавина её слёз. Он присел на корточки рядом и крепко сжал узкую и холодную ладонь девушки. Вера произнесла несколько бессвязных слогов, но быстро справилась с новой мыслью, медленно выдавливая её, боясь упустить что-нибудь:
- Слушай, Лёш, извини, наверное, я и вправду не права…
- Вер, то, что я пошёл на принцип, я виноват, не скрою…
- …наверное, я и правда относилась к тебе не так, как должна относиться девушка, на которой ты жениться собираешься…
Кискин осторожно обнял подругу:
- Вер, это ведь твоя воля. Хочешь ты или нет.
- Ты хороший, замечательный, наверное, дело во мне, наверное, я подсознательно тебя отталкиваю. Наверное, просто хочу быть одна…
Кискин снова сжал руку девушки:
- Верочка, посмотри на меня! Я не могу ничего просить или заставлять, мне просто нужно было знать, что у нас за отношения. Я обиделся не из-за телефона – это копилось по крупицам. Телефон – только повод, последняя капля.
Вера подняла очки на лоб и отчаянно заглянула в сладко-голубые глаза Алексея:
- Нам лучше расстаться, ты так считаешь?
- Нет, Верочка, я так не считаю. Я же не могу залезть тебе в душу и узнать, что ты чувствуешь и что ты хочешь. Взор Веры переполнился вопросом. Кискин продолжил:
- Я считаю, что если мы любим друг друга, то нам надо относиться друг к другу бережнее.
- По-моему, я не способна на это, - девушка вытерла помутневшие глаза, - не получается! Мне плохо, когда кто-то рядом…
- Вер, что с тобой? Я тебя не узнаю даже…, - Кискин притронулся к её вскосматившимся косичкам, - Верочка, а что ты хочешь?
- Я люблю общение, но когда никто не давит... люблю общаться со знакомыми, но боюсь пускать в душу…
- А меня ты пустила, - Кискин мельком оглядел свои пыльные брюки. Отряхать их не хотелось.
- Сама не могу понять, что хочу, из-за этого всё кувырком... хочу замуж, семью... Но… проблема в том, что страх сильнее…
- Вер, слово «боюсь» не совсем то же самое, что «не хочу»!- с чувством близким к отчаянию произнёс молодой человек,- Вер, ну какой страх?
Девушка отвернулась и пробормотала что-то .
- Ты боишься от недоверия? Так, да? Вер, я не понял, что ты сказала,- Алексею стало необъяснимо жутко.
- Чёрт со страхом…не дави…- задыхаясь, начала Вера,- Я хочу тебе доверять, но как только начинаю - становится плохо... оставь меня на время…
- Солнышко, да не давлю я на тебя, что с тобой? Когда я на тебя давил? Ну… хоть потом если захочешь, ты сама вернёшься? - Кискин ощутил, что невозвратимо лишается чего-то.
- Я постараюсь, но сейчас не могу, и мне плохо оттого, что не могу. Я ведь не хочу делать тебе больно и врать.
- Верочка, спасибо тебе огромное, ты со мной и говорила-то откровенно два раза – в самом начале, да сейчас, - девушка как-то неестественно мигала, - Вер, а ты мне изменяла?- Кискин уповал на отрицательный ответ.
Вера провела мерцающим пальцем по густой тёплой пыли:
- Эт ещё чё за фишки?
Кискин насупился:
- Не груби. Ты не ответила.
- Ну и отвечу! Изменяла, если так хочешь знать! С Аленкой!- Вера мрачно улыбнулась.
- Хорошо, я не буду больше, - Кис закурил, - Верочка, ты меня любишь?
Подружка отвернулась, уставилась неведомо куда.
- И в Юлю ещё влюбилась!.. Не хочу общаться! Не хочу любить! - голос перешёл почти на крик, - Боюсь! Не хочу! Не буду!
- …а так нельзя… Так что не трогай меня! – в ушах Алексея таял голос Веры.
- Вер, ну что с тобой? Почему ты боишься? Я что, к тебе плохо относился разве?
- Нет, хорошо, - звуки голоса делались всё тише и невнятнее.
- Конечно, если ты меня не любишь и не хочешь любить, это всё объясняет… Но ведь ты вроде говорила, что любишь – я тебе верил.
Тень плавилась, становилась всё больше похожей на горизонтальные линии.
- Подожди немного, зачем поднимать эту тему ещё раз? Давай сейчас закончим, - испуганно взмолился Кис, - Подожди, солнышко, ну что ты убегаешь? Я же не насовсем тебя прошу остаться, просто договорить нужно, Вер, я же не обижаю тебя. Я просто не знаю, что делать. Скажи, как ты сама хочешь? Ну не пропадай же! Второй раз мне уже такое. Сейчас уже и по самолюбию не бьёт даже. Наверное, я просто не стою любви. Ничьей! Спасибо, солнышко, что хотя бы пыталась, огромное спасибо! Кто знает, вдруг полюбишь меня. Бывают же чудеса. Возвращайся тогда…
Фигуры на пыли вились дьявольским кружевом, уводили мысли вслед за Верой. Кискин почувствовал, что кто-то смотрит на него сверху. Он приподнял голову.
Чуть ниже неба заботливо улыбался дряблый лик, свойственный для типичной базарной бабки:
- Что, милок, плохо тебе?
- Нормально всё… тошнит немного…, - с трудом изрек Кискин.
Бабка крепко схватила его за плечи.
- Подымайся, давай, подымайся. Купишь у меня семечек, погрызёшь, глядь – и полегше станет… Во-о-от так…
Полными веснушчатыми руками она дёрнула листок из какого-то красочного журнала, умело свернула кулёк, который тотчас же наполнился чёрными лоснящимися семенами.
- Во-о-от, и всего-то пять рублей за удовольствие!
Кискин рассеяно порылся в карманах пиджака, и протянул торговке пятьдесят баксов:
- Нет мелочевки…
Бабка испуганно вытаращилась на заморские деньги:
- Что ты, что ты, милок… Господи Исусехристе, Спаситель, Батюшка, - старушка суеверно перекрестилась, - спрячь свою бумагу… семечки даром бери… и ступай, ступай…
Кис ухмыльнулся:
- Не веришь, бабуль, в халяву – и правильно делаешь! Спасибо.
С цветным кульком Кискин возвратился на свой металлический насест. Как ни странно, но даже сидя на заборе в грязных брюках и плюя семечки, Алексей смотрелся интеллигентно.
 Базар постепенно пустел. Пережаренный вкус возвращал к реальности. «Во дурак! – мысленно повторял Кискин, - Во дурак!»
Сосредоточенность и глубокомыслие прервали шуршанье метлы по тротуару и гневный голос:
- Вот хулиган! Люди тут горбатятся, а он – лузгает!!! А ну пшёл отсюда!- бузила сухая уборщица.
Кискин хотел её послать, только вот мочи не было собачиться. Он вручил дворнице свой нарядный и слегка похудевший кулёк.
- Молчишь, бессовестный? Всю дорогу загадил, а я-то думала: за кем это я весь мусор после базара выгребаю?! Ну теперь ты у меня попался! Убирайся, а то милицию вызову! И чтоб здесь больше не ошивался!!! – она что-то ещё орала вдогонку, но Кис уже не слышал – он плёлся во дворы и думал, что с её зарплатой не так бы ещё ругался.