и Сын... 2

Яков Шауберт
Юность

Иошуа достиг расцвета юношеского возраста. Он менялся не только духом, но и телом, его божественный дух отражался и на его внешности. Он стал цветущим юношей с бездонными глазами, тёплым, излучающим любовь, взглядом, но это было обращено преимущественно к его меньшим братьям, к его стаду, с которым он так же ходил по долам и холмам. В его полностью сформировавшейся фигуре, в походке, жестах, движениях проступала сила и грация, стремительность и плавность, всё многообразие человеческих проявлений.

Его бесконечные хождения по тропам, то подымающимся на вершину, то спускающимся в долину, постоянная жизнь на свежем воздухе, сон под открытым звёздным небом, закалили его молодой организм, сделали выносливым и непритязательным, совершенно невосприимчивым ко всяким недугам.

Жители Нцэрета видели его в основном в отдалённых окрестностях, одетого в домотканый хитон, серый выцветший платок из шерсти, стянутый свитым шнуром так, что лежал вокруг темени и падал на спину прямыми длинными складками, ступавшего плетенными из пальмовых листьев сандалиями по горным лугам Галили и погонявшего скот посохом из акациевого дерева шиттим. Он водил стадо овец и коз к холмам Забулун и Наптали, или ещё дальше. Его все знали, к нему привыкли и не замечали ни силы, ни грации, ни выразительного облика. Кроме животных только дети тянулись к нему, чувствуя душевное тепло и любовь.

В то время как Иошуа взрослел, расцветал и укреплялся духом и телом, Йосэп старел и клонился к земле. Он достиг уже весьма преклонного возраста, однако не испытывал никакой телесной немощи, не утратил зрения, и ни один зуб не выпал из его рта, он сохранил здоровыми все органы, и разум его оставался ясным.

Но при всей своей праведности и святости он оставался простым смертным человеком. Когда ему исполнилось сто одиннадцать лет, он начал сдавать. Ему стали противны пища и питье, утратились навыки в плотничьем искусстве. Он уже лежал не вставая. Почуяв его скорую кончину, Мирьям созвала его детей и родных, соседи и некоторые жители Нцэрета, узнав о горе, тоже пришли к ним, его знали и глубоко уважали во всей округе.

Попрощавшись со всеми родными и детьми, он, обессиленный, прикрыл глаза и стал молиться. Так с молитвой он и перешёл в другой мир, в Царство Небесное. Мирьям, вся в слезах, провела рукой по его глазам, закрыв их окончательно и навеки.

Дочери и другие женщины оплакали его, помазали драгоценными ароматами, обернули полотнами. Тело праведника Йосэпа положили рядом с телом отца его Иакова в их гробнице.

Иошуа присутствовал при всём этом, видел его отходящую душу, и как сразу потускнели краски, опало его тело, плоть стала как сброшенное одеяние. Он ни во что не вмешивался – исполнялась воля Господа.

После этого они остались вдвоём с матерью до самого дня его призвания.

Крещение

Десять долгих лет ещё возрастал в духе Иошуа. Они не показались ему долгими, он никогда не испытывал скуки, томительного ожидания чего-то. Всё его время было насыщено. Если он не шёл куда-то, не занимался обычными земными делами, которых тоже было немало, а, например, сидел где-нибудь в тени около пасущегося стада, то сознание его и душа пребывали в высших мирах, в Царстве Небесном, а там всё было ещё ярче, живее, богаче. Этот земной мир был лишь бледной тенью, иллюзией, узкой клеткой в сравнении с тем, бесконечным, истинным и реальным.

Незаметно пришло время полного возмужания и духовного совершенства, его просветления, нового рождения в духе. Возраст Иошуа подходил к тридцати годам. Завершились все стадии его духовного взросления. Бог уже жил в нем, он чувствовал его в себе и брал из своего сердца то, что оно ему говорило об его Отце. Он находился в прямом духовном контакте с Богом и знал, что он Сын Божий. В нём всё было подготовлено к высшему познанию Бога, какое только возможно в смертном человеке. Он созрел для высшего рождения в духе.

Однажды, возвратясь из очередного блуждания со стадом по окрестностям, он застал дома мать и братьев. Они обсуждали ходивший по Палестине слух об Йоханане амтаббэле – Иоанне Крестителе. Иоанн Креститель призывал всех покаяться, очиститься от грехов, ибо – говорил он - приблизилось Царство Небесное, грядёт день явления Мессии. Мать предлагала пойти к нему по примеру многих иудеев. Со всей Палестины на Иордан, в водах которого он крестил, народ приходил толпами.

- Какой же грех я совершил, что должен креститься от него? – такова была первая реакция Иошуа, но он тут же понял - откуда этим добрым, но всё-таки несовершенным в своём суетном земном бытии людям знать, кто он в своей сущности и каков он. Его воспринимали как обычного, такого же, как все, человека из плоти и крови, нуждающегося в очищении от грехов. Даже мать, знавшая о его избранности, по доброте своей и любви к нему, в своём искреннем почитании Господа, считала, что и он должен очиститься.

Голос, живший в нём, решил его сомнения, подсказав, что Иоанн Креститель явился для того, чтобы предвосхитить приход Царства Небесного и Мессии. И он, Иошуа, как сын человеческий, тоже должен пройти этот обряд, чтобы «исполнить всякую правду».

Некоторое время спустя в нём зародилось и начало зреть чувство, чем-то напоминающее то, давнее, одно из самых первых, предшествующее его физическому рождению. Тогда оно было простейшим и могло быть выражено одним словом – «Пора». Сейчас оно было несравненно сложней, объёмней, даже многомерней, потому что призывало его к рождению в Духе Божьем.

Ясно ощутив момент его полного созревания, он, отложив все земные суетные дела, отправился в Иудейскую пустыню, туда, где она примыкала к Иордану. В тех местах река была многоводней, и там Иоанн Креститель совершал свой святой очистительный обряд.

Путь лежал в том же направлении, в котором они ходили к Храму в Ерушалаим. Иошуа испытывал те же чувства, которые владели им при первом паломничестве к Храму – приподнятость, ожидание новых духовных ощущений, священный трепет. Он чувствовал всем сердцем, что его ждёт новое возрастание, и это будет ни с чем не сравнимое возвышение, Бог благословит его на выполнение своей миссии, Он станет Мессией.

Волнение духа владело им. Сердцем он ощущал, какое колоссальное, мировых масштабов деяние выпало ему совершить. Он страшился его, боялся, что не сможет осилить, не хватит человеческих и духовных сил, но ни на секунду не возникало в нём мысли повернуть, убежать куда-нибудь, спрятаться в своей привычной и родной Галили.

Наоборот, он в течение всего пути готовил себя к самым тяжёлым испытаниям, уверенный, что их будет предостаточно. Он знал, что никто, кроме него, не сможет спасти и защитить весь этот блуждающий в потёмках, мучающийся в борьбе с самим собой, тщетно борющийся со своими грехами, отягчённый животной плотской сущностью, человеческий род. Как жалел и любил он своих овечек и козочек, так же жалел и любил он всё человечество, всех вместе и каждого в отдельности.

Весь настроенный на выполнение своей миссии, внутренне очистившийся, он прибыл в Вифанию, где недалеко от переправы Иоанн Креститель совершал крещения.

Это было явление!

Стоя на пригорке, он видел внизу, у воды, самый разнообразный люд – женщины, дети, мужчины, старики - все они желали очиститься, освятиться, чтобы безгрешными встретить явление Мессии и войти в Царство Небесное. Для этого они преодолели подчас долгий и тяжёлый путь, отложили все свои, дающие им хлеб насущный, дела. Он их всех любил – для них духовная пища, хлеб Божий, идущий с небес, был важней земной и тленной пищи.

Он стоял наверху, в сияющем ореоле, соперничая с Солнцем. Весь он, и каждая его частица, было само совершенство. Руки, свободно опущенные, чуть согнутые в изящном жесте, ноги, слегка расставленные, готовые к следующему грациозному шагу, взгляд, обращённый на всех, излучающий божественную Любовь – она переполняла его, лилась через край, чудесным образом преображая всё вокруг.

Взгляды всех людей, собравшихся у купели, были устремлены на него, видеть его было блаженством, весь его облик казался воплощённым чудом. Он сам и всё, что его окружало, что от него исходило и имело хоть какое-то малейшее отношение к нему – его тень, земля, на которой он стоял, воздух вокруг него, едва шевелящий складки свободно свисающего хитона и длинные вьющиеся волосы – всё было чудесным, неземным.

Иоанн Креститель, стоя в воде, негромко произнёс:

- Вот тот, о ком я вам проповедовал: идёт за мною Сильнейший меня, у которого я недостоин, наклонившись, развязать ремень обуви его. Я крестил вас водою, а он будет крестить вас Духом Святым.

Иошуа плавно спустился с пригорка, словно чудесный лебедь с небес, прошёл сквозь расступившийся народ, встал на берегу, напротив Иоанна Крестителя.

- Мне надо креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне? – остановил его Иоанн.

- Оставь – отвечал Иошуа. – Так надлежит нам исполнить всякую правду.

Иоанн не посмел соблюсти все тонкости и детали священного обряда – как мог он вопрошать Сына Божьего о его грехах?

Когда свершилось омовение, и Иошуа поднялся из воды, вода, стекавшая с него, его волос, согнутых рук, плеч и всего тела будто посветлела, сияющими струями потекла от него. Казалось, он освятил иорданскую воду, а не она его. Вся окружающая природа – вода, земля, растения, цветы, птицы тоже участвовали в рождении Духа Святого в Сыне Божьем, всё преобразилось, краски стали ярче, звуки мелодичней.

Белая голубка припорхнула с неба, покружила над головой, она чувствовала единение с ним, как и со всей природой, он был для неё частью природы, даже больше – частью её самой.

Иошуа ощущал ясный отчётливый призыв изнутри, из самой глубины своей сущности:

- Ты Мой Сын! Благословляю Тебя! Иди и спаси род человеческий!

Это было помазание иорданской водой - последнее, завершающее звено всей цепи воплощения Духа Божьего в Сыне Человеческом, заключительная точка, а точней – яркий восклицательный знак.

Отныне и далее, до самого Второго пришествия и Суда, для всего мира и для всех народов он будет Мессия-Освободитель – Иисус Христос.

В пустыне

Крестившись, Иошуа удалился в выжженную солнцем пустыню, лежащую к югу от Иордана, в окрестности Мертвого моря. Туда повело его непреодолимое желание побыть одному, восстановить равновесие в душе, собраться с духовными силами для выполнения своей великой миссии. Туда повёл его Голос.

В этой самой печальной в мире местности, среди голых безжизненных холмов, где молчание нарушалось лишь плачем шакалов и криками хищных птиц, проходила его закалка перед новым, главным этапом земной жизни, в котором его ожидали тяжёлые духовные и физические испытания. Он знал, что ему предстоит пройти великие страдания, хотел к ним подготовиться, чтобы выдержать, вынести всё сполна, не сломаться духом и не сдаться.

Главная трудность была в том, что он мог в любую секунду, в любое мгновение всё прекратить, и не просто устранить или уничтожить источник страдания, но вообще навсегда вознестись в мир счастья и свободы, где царствуют Любовь и блаженство. Всё было в его руках, в его власти. В том числе и свобода выбора. И этот выбор он уже сделал ещё до того, как вошёл в эту жизнь. Потому он в неё и спустился.

Испытание проходило в форме сорокадневного полного поста, но пост, физическая его часть, была едва ли не самым простым его элементом. В своих долгих блужданиях по Галили вдали от дома он привык к воздержанности в еде и питье, при необходимости он вообще мог обходиться без земной тленной пищи, его совершенной, чистой от грехов, плоти хватало энергии духа для поддержания жизни.

Тяжелей было вынести испытание духа, подвергавшегося непрерывным искушениям. В его долгих, круглосуточных размышлениях наедине с собой и окружающей мёртвой пустыней он рисовал перед собой картины из земной жизни, его богатейшее, сверхчеловеческое воображение делало эти картины реальными, он жил в них, действовал, говорил, принимал решения.

Он искушал себя пищей – уставленными яствами столами, напитками, холодными, в запотевших кувшинах, и это при нестерпимом зное, окружавшем его. Но свои желания и потребности он преодолевал легко, они ничего для него не значили.

Что было главным для него, что он должен был свершить? Думая над этим, он постоянно приходил к выводу – его главная, и самая сложная задача – научить людей быть свободными, научить их умению пользоваться данной им Богом свободой выбора, чтобы они всегда выбирали радость, счастье и свободу, а не горе, лишения и проблемы.

Творец, создав людей и поселив их в Эдеме, напутствовал их:

- Это всё – ваше, пользуйтесь всем, берите всё, что вам захочется, делайте всё, что приносит вам радость. Всё можно, и это, и это, всё-всё. Только вот это нельзя. Только тут не трожьте. А всё остальное можно… Да, и вот вам свобода воли, будете сами управлять своими поступками, сами выбирать, что делать, а чего не делать. И сами отвечать за свои поступки.

Всё Он им дал, только силы преодолеть себя немного не хватило, особенно Женщине – рёбрышко Адама было такое маленькое, и в нём, наверно, чего-то не хватало, какого-то первоэлемента - косточка, она и есть косточка. Может быть, так и было задумано, но кто его знает? Это же был эксперимент.

Долго кружила Ева вокруг запретного дерева, наверно много веков. Счастливые веков не замечают, а они имели полное счастье в своём Эдеме.

Только маленькое-маленькое пятнышко на весь бескрайний океан счастья омрачало существование Евы. Всегда ведь хочется именно того, что нельзя, особенно, когда всё другое можно.

«Ну зачем Он это сказал? Если бы не сказал, зачем бы оно мне понадобилось, это яблоко, я бы и не заметила его. Оно ничем не вкуснее любого другого плода, по нему и так видно».

Ну а вдруг!?

Как это трудно – преодолеть себя! Да ведь есть же свобода воли! Можно самому решать, что делать. И она сорвала яблоко.

Разочарование и сожаление пришло сразу. Но дело сделано. Придётся отвечать. Может быть свалить на кого-нибудь? А вон какая-то змейка ползёт. Как она сюда попала, что она здесь расползалась? Вот пусть и отвечает. Так родилась легенда. Я не виновата, змей, подлец, виноват.

И Адам туда же. Трудно признать – я слаб, не совладал с собой, не смог преодолеть себя, это же так стыдно! В общем, Ева виновата, она меня соблазнила.

Так и повелось.

Каин тоже оправдывался – это Авель виноват, что я его убил. Вон он лежит, мёртвый, ему хорошо, ничего ему не надо, его никто не ругает, а я теперь проклят всем человечеством на все времена.

Потом кто-то очень изобретательный, желая оправдать свою лень, боязнь ответственности, страх перед принятием решения, да и все прочие свои (и не только) грехи, привыкнув сваливать на кого-то вину, придумал Сатану. Это была настолько плодотворная идея, что её сразу подхватили, она завладела умами. Сатане сочинили родословную, множество имён, обеспечили легионом помощников, постоянно подпитывали энергией своей мысли и отрицательными эмоциями, а уж этого было в избытке. И объединёнными усилиями вырастили монстра, по силе почти равного Богу. Человек тоже стал Творцом, сотворил Великого Виноватого.

Это было очень удобно – всегда иметь под рукой виноватого в своих грехах, в нежелании работать, думать, отвечать за себя.

Сатане дали неограниченную власть и с удовольствием подчинились этой власти. Жить стало проще. Зачем стремиться к совершенству, преодолевать вершины, карабкаться вверх? Зачем лезть в гору, когда легче и приятней катиться вниз? Умный в гору не пойдёт!

А как человек попадает под власть Сатаны? Очень просто: маленький ребёнок не справился с координацией, расшиб лобик о табуреточку, не очень мудрая мама вместо того, чтобы позаниматься с ним, поучить ходить, подержать за ручки, да хотя бы просто убрать стул, освободить пространство, навести порядок в доме, шлёпает «виноватую» табуреточку ладонью и ругает, что она, такая нехорошая, встала на дороге. Всё, зёрнышко посеяно, ребёнок знает, кто виноват – ни он, ни мама.

Потом это преображается, совершенствуется, приспосабливается к ситуациям: я не виноват, что мне лень, не виноват, что мне хочется то, что нельзя, не виноват, что я такой слабый, глупый и ленивый.


Готовы ли люди выйти из этого заблуждения? Вот это он и должен выяснить. Открыть им глаза в доступной форме, научить их быть свободными в любви к Богу, свободными в любви человека к человеку, свободными от своих грехов и рабства смерти, свободными от страха жизни.

А для этого он должен иметь безграничную власть над ними, не обычную, земную – власть господина над рабами, а власть непререкаемого авторитета, власть положительного примера, власть духа. Власть, не ограничивающую их свободу, а ведущую к свободе.

Как её получить, такую власть?

Классический, традиционный способ привлечь массы - в обещании всех земных благ. Накормить их досыта, «сделать камни хлебами», и они пойдут за тобой куда угодно. Но Иешуа отказался прибегнуть к подобной приманке: «Не хлебом единым жив человек...».

А кто сейчас правит миром, повелевает народами, у кого самая большая власть? Римская империя, и повелитель её – кесарь. В его руках – сила золота, власть меча, стихия эгоизма, жестокости и насилия. Всё это держится на владычестве тёмных начал в человеке. Этот путь совершенно неприемлем. Он несовместим с верой в Любящего Бога. «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи» - сказано в Писании.

Есть ещё метод – чудотворный. Если броситься с высокой храмовой площадки вниз на камни перед всем народом и остаться невредимым, все сочтут тебя великим чародеем и пойдут за тобой. Но и этот путь кричащего чуда не мог быть принят. Свою силу Иошуа всегда будет стараться скрывать, избегая духовного насилия над людьми.

Долгие изнуряющие размышления, создание искусительных иллюзий и борьба с ними выматывали его больше, чем физические муки от дневного палящего зноя, ночного холода, голода и жажды. Все свои духовные силы пришлось ему собрать, чтобы преодолеть это испытание, которое он установил сам себе.

Но оно было полезно, оно ещё более закалило его дух, помогло разобраться в себе, в своих силах и возможностях. Теперь он чувствовал себя готовым к выполнению великой миссии, он стал осознавать себя Мессией.

Путь его лежал на север, домой, в родную, милую Галиль. Он шёл служить роду человеческому.

Служение в Галили

Ему уже приходилось читать Писание на субботних собраниях в Нцэрете. В дальних галильских синагогах не было учёных книжников, профессионально проповедующих Священное Писание, как в Ерушалаимском Храме, на них любой из присутствующих мог встать, прочитать места из Священного Писания, установленные для данного дня, и затем прибавить к прочитанному мидраш - свои комментарии, как он понимает прочитанное и что хотел бы добавить.

Иошуа считался знатоком Писания, его учитель почтительно относился к тому, что очень многое он знает наизусть и может пересказать дословно, и ему часто предлагали зачитать что-то перед людьми из Писания.

Эта форма вполне его устраивала, она как нельзя лучше соответствовала его миссии – нести людям Слово Божье, толковать его законы, учить жить по этим законам, готовить их к Царству Небесному. Полная свобода, предоставляемая всякому, взявшему на себя великую ответственность учить людей Истине, давала возможность для изложения своих взглядов и своего понимания священных книг.

Его уже ждали. Слух о явлении Мессии на Иордан к Иоанну Предтече и о его крещении Иоанном стремительно разошёлся по Иудее и другим областям Палестины. Очевидцы рассказывали об этом как о чуде, но, чем ярче они расписывали впечатляющее, божественное явление Христа, тем меньше им верили. Однако их было много, и все говорили примерно одно и то же, игнорировать эти рассказы не осмеливались.

Мессию уже давно ждали, и пропустить Его приход было бы большой, недопустимой ошибкой.

Его сразу узнавали – не узнать Его было нельзя. Люди с чистыми душами, с искренней верой и с добрыми любящими сердцами видели Его сияние, Его совершенство, Любовь, льющуюся из Его глаз. Приземлённые, злые, суетные, целиком погружённые в свои мелкие заботы ничего этого не замечали, для них он был простым прохожим, не заслуживающим их внимания.

Он легко распознавал людей. Ему даже не надо было для этого смотреть на них. Он ощущал их мысли и чувства издалека.

Приходя в селение или городок к началу собрания, Он обычно входил в синагогу, Его радушно принимали, хаззан подавал Ему свиток. Он развертывал его и, прочтя назначенные на этот день отрывки, параша или гафтара, переходил к своим толкованиям и разъяснениям, вставляя свои мысли, своё понимание и учение. В этом способе изложения заключался один из главных источников силы Его слова и, в то же время, такой способ был привычен и понятен прихожанам, он давал простую и доступную возможность заложить основание своего учения.

Он говорил прекрасно и убедительно, не просто пересказывая содержимое священных книг, как профессиональные проповедники и книжники, его слова призывали к действию, разъясняли, как надо жить, как готовиться к наступлению Царства Божьего. Слово Его было с властью.

Добрые галилеяне никогда не слышали слов и оборотов, более подходящих для их светлого настроения. Его хорошо понимали, дивились, видя, как Он с уверенностью разрешал самые трудные вопросы. Плавный, поэтический характер Его поучений завораживал их свежие умы, сформированные на открытой, прекрасной природе, еще не высушенные сухими и безжизненными нравоучениями ученых книжников.

Его авторитет возрастал, слухи о Нём расходились по Галилее и дальше. Его облик, исходящее от Него обаяние и притягательность создавали вокруг Него атмосферу любви, радости, веры. Но вместе с тем теснящихся рядом с Ним порой охватывал священный трепет, почти страх, как от близости к Непостижимому - от него веяло мощной духовной энергией. Находясь среди них, в гуще земной жизни, Он одновременно как бы пребывал в ином мире, в единении с Отцом.

Самые близкие к Нему, часто сопровождающие и хорошо понимающие Его, видели в Нем человека, который желает лишь одного: «творить волю Пославшего Его». Он Сам говорил - «Пища Моя - творить волю Пославшего Меня и совершать Его дело».

Так ходил Он по прекрасной Галили, по Генисаретской равнине вблизи озера, и распространял Своё учение. Наверно не случайно светлые идеи Его учения оказалась так тесно связаны с этой живописной божественной местностью. Весть о Царстве Божьем впервые прозвучала не в душном и пыльном Ерушалаиме, среди равнодушных, занятых своими делами, далёких от чистой природы, толп, а на лоне божественной природы, у берегов лазурного озера, среди зеленеющих рощ и холмов, подтверждая истину, что красота земли есть отражение вечной красоты Неба.

Дошёл Он и до родного Нцэрета. Мать Его была очень рада Ему, места не находили от счастья, но, вместе с тем, она понимала, что Он уже не принадлежит ей. Она его вывела в этот свет, вырастила, воспитала, научила первым шагам в земной жизни, и на этом роль её завершилась. Теперь Он принадлежит не ей. Она должна возвратить Его Отцу.

Здесь, в Нцэрете, Он так же пришёл в субботу на собрание, взял книгу пророка Йшайи, которую перечитывал здесь много раз, и стал читать: «Дух Господний на Мне, ибо Он помазал Меня благовествовать нищим и послал Меня исцелять сокрушённых сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедовать лето Господне благоприятное».

Закрыл книгу, оглядел всех. Глаза их были устремлены на Него. Все они знали его с детства, он вырос на их глазах. Но сейчас он стал Другим, совсем не таким, к которому они привыкли.

Все говорят, что Он – Мессия, Сын Давидов, но им трудно было в это поверить, несмотря на перемены, произошедшие с ним, ведь все они знали его как плотника и пастуха, знали, чей он сын, вот и братья его и сёстры сидят среди них. Им, его родным, самым близким ему, труднее всех было признать его Сыном Давида.

Он чувствовал их сомнение и неверие, им было пропитано всё их сознание, это читалось в их взглядах. И всё же следовало их испытать.

- Ныне исполнилось писание это – заговорил Он. – Дух Господний на Мне, и Я помазан Им.

Его плавную речь слушали так же заворожено, как и везде, но везде – верили, а здесь – нет. Это совершенно обессиливало его. Он чувствовал, что здесь, в тяжёлой атмосфере всеобщего неверия не способен совершить даже самое маленькое чудо исцеления.

«Никакой пророк не принимается в своём отечестве» - думал он.

Может быть и здесь от него ждали чуда, возможно, тогда бы кто-нибудь поверил ему, но он не хотел только ради этого совершать усилия, преодолевая колоссальную силу противодействия, вызванную их неверием, демонстрировать им своё могущество для того лишь, чтобы только преодолеть их сомнения.

Напряжённо завершил он свою речь и, встав, пройдя посреди них, удалился. Они укрепились в своём неверии.

Нет пророка в своём отечестве!

Одна лишь мать Его верила каждому Его слову, и без слов она знала, Кого вырастила, Кто Его Отец и во Имя Кого Он проповедует. Ей было тягостно оставаться среди людей, которые смотрели на её сына как на безумца. Она, оставшись одна после Его ухода, переселилась в Кану Галильскую, и жила у родственников.


А Он вернулся в Капернаум, колыбель своего учения, и продолжал проповедовать Евангелие, призывая покаяться и уверовать в предвестие об исполнении времени и приближении Царства Божьего.

Однажды на субботней проповеди внимание его привлёк один неприметный человек, внешне почти ничем не примечательный, если не замечать его блуждающего взгляда и некоторой судорожности в движениях. Заглянув в его душу, Иошуа ощутил, что тот одержим некой тёмной сущностью, целиком завладевшей его сознанием - таких было много в те ранние времена по всему миру. Сущность затаилась и боялась проявиться, чувствуя силу и энергию, несоизмеримо большую, чем у неё.

Но в середине проповеди, не выдержав мощного очищающего потока, идущего от Него, она проявилась. Несчастный одержимый затрясся, вскочил, вскричал громким неузнаваемым голосом:

- Оставь, что тебе до нас, Иисус Назарянин? Ты пришёл погубить нас, знаю Тебя, кто Ты, Святой Божий!

- Выйди вон! – повелительно, без тени уступки, произнёс Иисус.

Несчастный рухнул наземь без сил, освобождённый, но вскоре смог подняться и без чужой помощи вновь занял своё место. Душа его была чиста.

Всех охватил ужас от этой сцены. Многие присутствовали при исцелениях, это были впечатляющие зрелища, но то, свидетелями чему они оказались сейчас, выглядело по-другому. Что-то глубоко скрытое, тёмное и ужасное, словно дверь в преисподнюю, приоткрылось на мгновение, какие-то мощные адские силы показали свой лик из могильной глубины.

И Он осилил это! Он имеет власть над нечистым духом и повелевает им!

Слух об этом событии мгновенно разлетелся в народе, умножая славу Иисуса.


Иногда Он пользовался приютом в семье Симона-рыбака, сына Ионы. Однажды, придя в его дом, Он застал его тёщу в сильной горячке. Все были в удручённом состоянии, страшились за неё, не зная, поправится ли она? Его попросили, не может ли Он её исцелить? Он только взглянул на неё, оглядев скрытое плотью, нашёл слабость в её духе и намерениях, возложив руку, послал ей часть силы Своего неисчерпаемого Духа, прошептал – встань! - она тут же перестала метаться, ещё немного полежала, приходя в себя, через считанные минуты встала и пошла собирать вечернюю трапезу.

Обычно по субботам, дождавшись захода солнца, к Нему приводили больных и страждущих. Он уже не мог противиться этому установившемуся распорядку, не мог отправить их назад, отказать в помощи. На каждого Он возлагал руки или просто приказывал недугу исчезнуть, уйти, искренне желая им облегчения, любя их всех.

Его редко оставляли одного. Только ранними утрами, поднявшись до рассвета, уходил Он в пустынное место и там молился, общаясь с Отцом.

Но и там Его находили, звали, говоря: все ищут Тебя. Было ещё много мест, городов и селений, где Ему надо было побывать. Он ходил из города в город, проповедовал и исцелял. Везде его сопровождали ученики, исцелённые Им и полюбившие Его, многие уже не могли жить без Его Слова.

Однажды Он стоял на берегу Геннисаретского озера, как обычно беседовал с людьми, собравшимися из Галили и Десятиградия, Ерушалаима и Иудеи, Сирии и из-за Иордана. Народу было много, толпа теснила Его, Он стоял у самой воды. Обернувшись, увидел он две лодки вблизи берега. Одна из них принадлежала Симону-рыбаку.

Войдя в неё, Он попросил Симона отплыть и продолжил говорить с людьми, видя всех.

Когда народ притомился от долгих напряжённых духовных бесед, Он отпустил их и сказал Симону отплыть на глубину и закинуть сети.

- Рабби – ответил Симон. – Мы ловили рыбу всю ночь, но здесь нет рыбы, и мы ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть.

И только он закинул сеть, она наполнилась рыбой, Симону с помощником пришлось позвать товарищей с другой лодки, чтобы помогли им вытащить сети. И наполнили обе лодки так, что те едва держались на воде.

Ужас охватил Симона и брата его Андрея от такого чуда, а также Иакова и Иоанна, бывших в другой лодке с отцом своим Заведеем. Припал Симон к коленам Иисуса и взмолился:

- Выйди от меня, Господи! Я грешный человек и недостоин быть рядом с Тобой!

Не было в этом никакого чуда, Он всего только направил рыб в сеть, имея власть над косяком, как и над другими Тварями Божьими, и над всей природой, сотворённой Творцом.

Симон Пётр нравился Ему своей простотой и умом, сохранившим детскую непосредственность, и Он сказал ему:

- Не бойся, отныне будешь ловцом людей – и позвал его с Собой, а с ним и Андрея, брата его, и Иакова с Иоанном – сынов Заведеевых.

Тотчас вытащили они лодки на берег и, оставив все дела суетные, последовали за Ним.


Дошли они и до Каны Галильской. Мать Его, жившая там, услыхав о Его прибытии с учениками, была очень рада и приходила послушать Его вместе со всеми.

Была там свадьба, и пригласили на неё Иисуса и учеников Его. И среди гостей была мать Его. Она была родственницей хозяев и помогала им, разнося на столы, а когда освобождалась, садилась к Сыну.

Случилось так, что из-за множества приглашённых закончилось у хозяев вино раньше времени. Они были очень огорчены и не знали что делать. Мирьям, сильно озабоченная и грустная, подсела к Нему. Ему стало жаль Свою Мать, он спросил её, что случилось, хоть всё знал уже из её мыслей. Она сказала: вино у них кончилось.

- Ну что мне с тобой делать? – ответил Он, и она уже поняла, что Его добрая и любящая душа не сможет оставить их без помощи.

Она подозвала разносчиков.

- Что скажет Он вам, то сделайте.

Ещё не пришло время чудес, а Он знал – то, что Он сделает, все примут за чудо, и станут звать Его чудотворцем. Хотя на его взгляд именно то, как они делали вино, и было настоящим чудом, а Ему достаточно было вообразить, что все принимают воду за самое лучшее вино, и так исполнится. Но Он не смог отказать Матери.

Он попросил наполнить водой большие сосуды, в которых держали воду для очищения. Когда они были наполнены, предложил распорядителю пира отведать напитка. Тот был поражён качеством вина и, не зная о нём, удивился тому, что хозяева оставили лучшее вино на конец праздника.

Но разносчики не могли держать такое удивительное в тайне и всем рассказывали о превращении воды в вино, и скоро все уже знали о чуде.

Почему Он всё-таки сделал это? Чтобы умножить радость и убавить огорчений, чтобы день этот запомнился как день веселья, а не стыда и позора для хозяев, не сумевших запасти вина на всех. Он пришёл дать людям радость, и, где это было можно, давал им её.

Хозяева, желая отблагодарить Его, предоставили Ему дом в полное распоряжение на всё время пребывания в их городе, для собраний, приёма паломников и страждущих, и для всяких других надобностей.

Несколько дней пробыли они в Канне в атмосфере радости и веселья. Бесконечное обаяние, исходившее от Иисуса, притягивало к Нему Его учеников, неотступно следовавших за Ним, и привлекало новых слушателей, покорённых Его словами. Радость от близости с Ним и ожидание грядущих перемен переполняли их, и они спешили поделиться своими впечатлениями с близкими и друзьями.

Один из них, Филипп из Вифсаиды, из одного города с Симоном Петром и Андреем, братом его, нашёл друга своего, жившего в Канне Галильской. Нтанэль бар-Тальмай, что значит дар Божий, сын Тальмая - его стали звать Нафанаил Варфоломей – сидел в уединённом месте и предавался молитвам, когда его увидел Филипп. С радостью сообщил он ему новость:

- Мы нашли Того, о Котором предсказывали пророки. Это Иошуа из Нцэрета.

- Из Нцэрета может ли быть что доброе? – засомневался Нафанаил, хорошо знавший окрестные города.

- Пойди и посмотри – просто ответил Филипп. Он не сомневался, что при одном взгляде на Учителя все сомнения его друга рассеются как дым.

Заинтригованный Нафанаил поспешил за Филиппом.

Иисус, сидящий неподалёку, чуть в стороне от своих учеников, при виде идущего к Нему Нафанаила, встретил его словами:

- Вот подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства – тот был для Него как открытая книга, весь на ладони, со всей своей искренностью, помыслами и любовью к Богу.

- Почему Ты знаешь меня? – единственное, что смог сказать Нафанаил, поражённый обликом и словами Его.

- Я видел тебя под смоковницей в молитве, прежде чем позвал тебя Филипп – прямо ответил Он.

Этого было больше, чем достаточно, чтобы рассеялись всякие сомнений. Его душа, жаждавшая пробуждения, навек была покорена обаянием Иисуса, он без колебаний вступил в ряды самых пылких Его почитателей.

- Рабби! Ты – Сын Божий, Ты – Царь Израиля – склонился Нафанаил, произнеся известное ему из предсказаний о Мессии.

- Ты поверил, когда Я сказал, что видел тебя под смоковницей. – И, обращаясь ко всем, ловившим каждое Его слово, добавил. – Увидите больше этого. Истинно говорю вам, отныне будете видеть небо открывшееся и Ангелов Божьих, восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому.

Узнав из быстро распространяющихся по округе слухов о присутствии в Канне Мессии, Сына Давидова, в город стекался народ из окрестных городов и селений посмотреть и послушать долгожданного Спасителя.

Иисус подолгу сидел в большом доме, предоставленном Ему для приёма жаждущих увидеть Его и услышать Его Слово. Народ всё прибывал и прибывал. Уходить никто не хотел, очарованный Его обаянием. Хотелось видеть Его беспрерывно, льющаяся от Него любовь утоляла жажду добра, видевшие Его уже не могли оставаться прежними.

Но не все. Из Нцэрета, расположенного в двух часах неспешной ходьбы, пришли Его братья – старшие сыновья Йосэпа. У них была противоположная цель – забрать Иошуа, увести его с собой. Они, как и другие жители Нцэрета, по-прежнему были убеждены, что Иошуа помешался в уме, считали своим долгом привести его в чувство. Они, разыскав Его мать, пришли с ней к дому, где он был, но не смогли попасть в дом, весь заполненный народом, и попытались вызвать Его и взять во дворе.

Иисусу передали: на улице стоят мать Его и братья, хотят говорить с Ним. Зная все их планы, Он тяжело переживал за них, из-за того, что они настолько слепы и упрямы. Но при этом понимал - они верят, что делают благое дело - хотят сохранить честь семьи перед соседями и земляками.

- Вот мать Моя и братья Мои – Он указал на сидящих вокруг учеников и других с ними. – Кто будет исполнять волю Божью, тот мне брат, и сестра, и мать.

После этого мать уже не могла оставаться вблизи братьев, она ушла вместе с сыном.

Из Канны Галильской они опять вернулись в Капернаум, все ученики, и Мать Его, и другие братья Его – Йуда и Иаков Алфеевы, тоже ставшие учениками Его, и мать их – Мирйам Алфеева, сестра Его Матери. И Симон Зелот, Канаит (из Канны Галильской), оставивший ради служения Ему свою партию воинствующего сопротивления римскому императору. Он тоже стал Его учеником.

Через маленький Капернаум пролегала большая и важная дорога в Дамаск, одна из самых древних в мире, и потому на берегу озера, рядом с дорогой, стояла таможня. Зайдя в неё как-то, Иисус увидел там мытаря Левия, по прозвищу Матфей, собирающего пошлину, и позвал его, сказав: «Следуй за Мной». Матфей не только сразу же присоединился к Учителю, но и привел к Нему других мытарей.

Польщённый вниманием, Матфей устроил в своём доме большое угощение, пригласив своих друзей, таких же, как он, мытарей. Его можно было понять - сборщики налогов, мытари, считались самыми отверженными людьми в Израиле, и в этом были единодушны все другие сословия. Их ставили на одну доску с убийцами, разбойниками на больших дорогах, с людьми позорной жизни. Те, кто соглашался занять такую должность, подвергались исключению из общины и не допускались к присяге, кассы их считались проклятыми и законники запрещали даже обращаться к ним за разменом денег. Эти бедняги, презираемые обществом, виделись только между собой.

Иисус с несколькими учениками приняли приглашение на этот обед и возлежали там с другими мытарями.

Среди множества народа, постоянно следовавшего за Иисусом, были книжники и фарисеи из Ерушалаима, вероятно, посланные первосвященниками и высшими саддукеями из Храма для контроля над новой зарождающейся школой. Некоторые из них спрашивали учеников, бывших на обеде у Матфея: «Зачем вы едите и пьёте с мытарями и грешниками?».

Иисус слышал это и говорил перед народом, обращаясь не столько к книжникам и фарисеям, которым не нужны были эти объяснения, сколько к простым умом и сердцем прихожанам, искренне не понимающим, что имеет их Учитель к этим грешникам, и как Он может опускаться до их общества:

- Не здоровые имеют нужду во враче, но больные – говорил Он, как обычно, ясными и понятными притчами. – Я пришёл призвать не праведников, а грешников к покаянию.

В любом обществе, полном предрассудков, заблуждений и ханжеского лицемерия процветает сильно искажённое представление об истинной ценности людей - многие почитаются за внешние, показные поступки, за мнимые и поверхностные черты характера, в то время как истинно чистые в глубине дши осуждаются за мелкие прегрешения, и часто очень сильно, вплоть до лишения жизни, побития камнями. Христос видел людей в их истинном свете и старался поднять незаслуженно униженных, открыть глаза окружающих на истинные ценности.

Одно из важнейших понятий Его Учения гласило: «Кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится».

Апостолы

Его Учение наполнялось, расцветало, приобретало объёмность и глубину смыслов. В постоянных беседах с учениками и прихожанами Он находил или подбирал всё новые и новые формы, толкующие Его Слово, идущее от Бога, Его Отца. С Ним он общался каждую свободную минуту, которых становилось всё меньше и меньше. Только очень ранними утрами, когда ещё все спали, мог он уединиться, отойти куда-нибудь на гору с живописным видом – природа вдохновляла Его, или на пустынный берег озера, в отдалении от домов и ночных рыбаков.

В предрассветной тишине только ветер чуть шуршал в тростнике и ветках деревьев, да птицы заливались утренними трелями, радуясь наступлению дня. На востоке розовело небо над фиолетовыми холмами. Иисус сидел на прибрежных камнях, взгляд Его обращался к затихшей глади воды.

Тихо подходили Симон и другие ученики, молча останавливались, боясь потревожить Учителя. А Он сидел неподвижно, погруженный в молитву, озаренный ясным предрассветным сиянием.

В эти моменты Он особенно ясно слышал Голос, обращался непосредственно к Нему. Голос вёл Его, отвечал на вопросы, разрешал сомнения, указывал дальнейшие шаги.

Размышление Его переключилось на учеников, на тех, кого Он позвал за Собой, и других, самых преданных, которые прилепились, оставив все другие дела и следуя за Ним.

Первый, конечно, Симон-рыбак, сын Ионы, его прозвали Кифа, точнее Кеп, это в переводе с арамейского означает утес, скала. Филипп, знающий греческий язык, зовёт его Пётр. Он, в самом деле, крепок телом, но при этом робеет, когда хочет что-то спросить. Иисус был глубоко привязан к Петру. Прямой, откровенный, поддающийся первому впечатлению характер Петра нравился Иисусу, Он по временам даже посмеивался над его решительностью. Иисус относился к нему по-дружески, с полным доверием и уважением, а уж тот готов был идти за своим Господом на край света.

Его брат Андрей намного моложе, тоже глубоко верующий и беззаветно преданный Иисусу, впервые Он увидел его ещё у Иоанна Крестителя.

Сыновья Зеведеевы Иаков и Иоанн совсем другие характерами, они, как их мать – решительные, деятельные. Иоанн ещё совсем молод, по-юношески горяч, у него живое воображение, в его сознании проносятся видения всемирного Суда и образ Сына Человеческого, увенчанного короной Давида. Он хотел бы видеть в Иисусе громовержца, Который будет поражать молниями Своих врагов. Его вместе с Андреем Иисус тоже видел у Крестителя. Иисус называл обоих братьев Боанергс, «сыны громовы». Пылкий Иоанн стал Его любимым учеником, в его молодости, горячности и живом воображении было столько непосредственности и естественной прелести!

Его друг Филипп, тоже родом из Вифсаиды, чист душой и такой же непосредственный. Лучше других владеет греческим языком.

Нафанаил Варфоломей из Канны, его привёл Филипп – очень набожный, беззаветно преданный Учителю.

Симон, по прозвищу Зелот, прилепившийся в Канне Галилейской. Он был связан с зелотами, но ушёл от них и последовал за Иисусом.

Из Канны за Ним ещё последовали Его двоюродные братья - Йуда и Иаков Алфеевы вместе со своей матерью. Они не так много общались с ним в детстве, может быть поэтому не усомнились в его близости к Господу.

Фома, прозванный Дидим, что значит близнец – рыбак, как и многие другие. Его характер полон сомнений, ему надо увидеть, «пощупать», чтобы поверить, но, тем не менее, у него открытое сердце и он способен на благородные самоотверженные порывы.

Матфей-мытарь - в отличие от других он принадлежал к другому сословию, был более грамотным, по сравнению с другими больше писал. Очень предан Иисусу за то, что Он не презрел его, позвал за Собой и приблизил к Себе.

Мысленно отметив всех этих учеников, Иисус задумался над остальными, которых было много. Из них надо выбрать ещё одного, чтобы близких стало двенадцать – так учил Голос.

Он приметил одного - в его глазах светился ум, он был не так прост, как другие, которых Иисус выбирал по принципу чистого сердца и простого ума. Такой тоже был нужен для особых миссий, где могла потребоваться мудрость и прагматичность. О нём ничего не было известно, кроме того, что он из дальнего города, с юга, вероятно из Иудеи, и отца его зовут Симон. Иисус прозвал его Иудей из Города, это звучало как Иуда Искариот (карийот означает город). Он уже доверил ему ящик, в который складывали подношения для их растущей общины, определив в Иуде Искариоте ответственность в подходе к порученному делу.

Иисус поднял глаза, огляделся. Все ученики уже вышли к Нему и сидели неподалёку, боясь потревожить Учителя, только Нафанаил, отойдя подальше, молился за кустами, да Иуды Искариота не было видно. Иисус почувствовал его за спиной.

- Йуда бар-Симон – позвал Он.

- Я здесь, Раббуни – он вышел, встал перед Иисусом, ящик висел на его плече на широком ремне.

- Сядь – пригласил Иисус. – Ящик не тяжёлый?

- Разве могут отягчать подношения от чистого сердца

Продолжение следует.