С НОВЫМ ГОДОМ!
Ну и зима в этом году! Уже канун нового года, по вечерам из окон мигают елочные огни, а на улице…пруд пруди. Плюс 4 и вода по щиколотку. Совсем испортилась природа (или люди её испортили?)
Мы с дочкой едем на елку. Будет представление и какой-то подарок. Наверное, пакет конфет с шоколадкой. Я когда был маленький, тоже получал такие пакетики. Тогда это было от профсоюза. Дочку осчастливит фирма «Черметэкспорт».
Праздник состоится в помещении казино. Раньше это была баня. Облупленное и насквозь отсыревшее здание купил дядя Лёша, директор товарищества с ограниченной ответственностью и, кажется, безграничными финансами. Здание подремонтировали, устроили там казино, бар и ресторан – для трудового народа вещи первейшей необходимости. Есть там и сауна, и номера отдельные. В подвале – мини пивоварня, немцами смонтированная. Я с ними там полтора года переводчиком отработал, каждый день баварское пиво потягивал. Так пристрастился, что потом оторвался с болью душевной. Сегодня я там буду в качестве гостя. В казино нас встретит жена. Она приедет с работы, со своей больничной кухни, где она моет полы, чистит картошку и продувает макароны. Вообще-то она библиограф. Столичный ВУЗ заканчивала.
Мы ждём автобуса на остановке. Мимо, не сбавляя скорости, пролетает иномарка, обдавая ждущих водой из лужи.
- Чтоб тебе сдохнуть, гад! – говорит кто-то душевно, размазывая грязь по лицу. Мне с дочкой тоже досталось. Надо утереться и отряхнуться.
Автобус, наконец, подходит. Он забит до отказа. Но ехать надо. Попробую переднюю дверь, что для инвалидов, стариков и детей. Втискиваю дочку, пытаюсь влезть сам. За моей спиной пыхтит здоровенный детина. Он работает локтями, тазом, всем корпусом и вскоре оказывается впереди моей дочери. Я безнадёжно застрял в проходе.
- Освободите дверь! Иначе автобус не пойдет! – объявляет водитель.
- Ты, что, мужик, не слышал? – бросает мне через плечо детина.
- Ты-то куда влез? Неужели не видел, что я с ребенком?
- А пошёл ты со своим ребенком знаешь куда? - Детина делает энергичное движение тазом назад, и мы с дочерью вылетаем из автобуса.
Сразу стало горячо ногам. Я понял, что попал в лужу.
- Маша, ты не промокла?
- Нет, пап, а что?
- Я, кажется, промок немножко.
Ждем дальше. Подходит троллейбус. Здесь народу поменьше. Можно ехать и троллейбусом, если потом ещё пешком пройти.
- Поехали, Маша!
В троллейбусе протискиваемся к окну. Едем. Передо мной женщина молодая, но сильно накрашенная. Она держит на руках ребенка лет двух-трёх, разговаривает с молодым мордатым мужчиной.
- Девочка, давай я твоего ребенка подержу, - обращается к ней сидящая рядом пожилая женщина.
- Без тебя обойдемся. Лучше слезь отсюда и место освободи.
Пожилая женщина какое-то время молча разглядывает молодую. Наконец, произносит:
- Какая хамка!
- Кто? Я?? – взвизгивает молодая. – Подержи-ка ребенка, - говорит она мордатому и вручает ему свое дитя.
Шмяк-шмяк – словно деревянным молоточком по мясу. Это молодая боксерским приёмом утверждает, что она дама благовоспитанная. Мордатый смотрит на происходящее равнодушно.
- Вы что делаете? – возмущаюсь я.
Мордатый мгновенно оживает, глазки его блестят.
- Тебе тоже хочется? Сейчас получишь. Дочку свою только в сторону отодвинь…
Эх!
…………………………………………………..
Вот и казино. В фойе встречает нас жена.
- Как доехали?
- Прекрасно!
Жена с дочерью идет на второй этаж, где будут представление и танцы вокруг ёлки. Я отправляюсь в пивоваренное отделение. Тут я каждый закуток знаю.
Михаил Иваныч, директор заводика, встречает меня восторженно.
- Ба! Какие люди! – Он хлопает меня по плечу. – Добро пожаловать! Пивка хочешь?
- О чём речь! Умру, если не нальешь.
Михаил Иваныч усаживает меня за столик в углу. Взгляд его падает на мои ботинки и мокрые следы, которые они оставляют на полу.
- Ты что? Промок что ли? Разувайся. Сейчас просушимся. Ирина! – кричит он в соседнюю комнату, где стоят котлы.
Приходит уборщица Ирина. Вообще-то она химик, научный сотрудник и даже диссертацию начинала писать по каким-то там ангидридам. Но грянула Перестройка, институт развалился, Ирина пришла мыть полы и котлы на пивном заводе.
- Ирина, принеси нам молоденького. И валенки мои прихвати из бытовки. Погреть надо гостя дорогого.
Через несколько минут Ирина ставит на стол банку с мутновато-зелёным нефильтрованным пивом. Я с наслаждением сую ноги в тёплые сухие валенки. Делаю первые глотки пива-сырца. Как убеждал Маркус Краузе, пивовар из Баварии, монтировавший эту линию, настоящие знатоки пива предпочитают именно такое, только что сбродившее, девственное и с ошеломляющим мозговым эффектом.
- Как поживаешь, Сергей? Где и как работаешь?
Вот так всегда у русских. Это у них первейший вопрос при встрече. Обычно ещё про зарплату спрашивают. Не хочется мне говорить на эту тему. И не оттого, что должность моя теперь более чем скромная, а зарплата мизерная (я работаю сторожем в крошечной конторке). Начнутся причитания… Мол, как же так, Сергей, ты столько языков знаешь, с таким начальством по заграницам валандался, с такими шишками водку пил, и нигде не зацепился?
А потому отвечаю уклончиво:
- Живу помаленьку с Божьей помощью. Ты-то как, Михал Иваныч?
- А! – отмахивается он.
Михал Иваныч в прошлом сталевар. Начальник большого доменного цеха на одном из крупнейших в Европе металлургических заводов. В подчинении у него было полтысячи человек. Но грянула перестройка. Завод развалился. Волею судеб сталевар Михаил Иваныч стал варить пиво баварское. В подчинении у него уборщица Ирина, механик Володя и вечно пьяный грузчик Колька.
- Дела у меня неважнецкие, - говорит он. – С дочерью недавно несчастье случилось. Машина сбила. Жива осталась, но берцовая кость повреждена. Операция, лекарства ну и так далее. И на всё деньги нужны. Я к директору обратился. Так, мол, и так. Окажите посильное содействие. Думаешь, помогли?
- Думаю, что нет.
- Правильно думаешь. Говорят, денег нет. А тут за один вечер они такие деньжищи пропивают!
- У них только для себя деньги есть, - подключается к разговору Ирина. – На днях получаю квиток, а там совсем крохи значатся. Иду в бухгалтерию, чтобы выяснить. А там объясняют, что выплатят только пол-оклада. Говорят, денег нет на фирме. Потерпеть просят. А мне бухгалтер Светка потом по секрету рассказала, что всем начальникам, от отдельческих и выше, выплатили по ПОЛНОМУ окладу. А оклады у них ого-го какие! Да ещё каждому – премию выписали в размере оклада. Это как же понимать? Им – жировать, а нам с детьми – с голоду дохнуть?
- Знаю я эту контору! – соглашаюсь я. – Полтора года без единого выходного тут на монтаже проработал. А помните, как трубопровод газ не держал? Маркус и Фриц тут ночевали, утечку искали. И я с ними. У меня сорок два отгула накопилось. Когда немцы уехали, и запарка кончилась, пошёл я к заму по производству, попросил сверхурочные оплатить, или хотя бы отгулять дать. Не дал. Говорит, мы твоё усердие не забудем, в хорошую командировку отправим. Помните, в Англию тогда гурьбой поехали? Для всех начальничков место нашлось, только не для переводчика.… Вот так-то…
Я прихлебываю пиво. Славное всё-таки пиво заварил Маркус. Сладкой истомой растекается оно по телу. Время летит незаметно. И потому я удивляюсь даже, когда вижу жену с дочкой в дверях.
- Пора и честь знать, муженёк! Ты тут, наверное, уже надоел добрым хозяевам!
- Как можно! – протестует Михаил Иваныч. – Сергей наш бывший коллега. Тыщу лет не виделись. Не хотите пивка баварского?
Жена выпивает стаканчик, морщится.
- Ух, какое крепкое!
Потом она смотрит на меня внимательно.
- Дорогой, ты же пьяный!
- Никак нет! Я просто в приподнятом настроении.
Я оборачиваюсь к Михал Иванычу и Ирине.
- Спасибо, друзья, и с Новым годом. Ирина, где мои ботинки?
……………………………………………………………………….
Мы едем домой. Трамвай наполовину пуст. Кто-то везёт в вагоне ёлку. Пусть течет вода кругом, но Новый год никто не отменял. Пассажиры сосредоточены, думают свои предпраздничные мысли. Два юных отрока ростом чуть ниже верхнего поручня, обсуждают дела свои важные. Слова и выражения, отсутствующие в словарях и не используемые на светских приёмах, разносятся по вагону.
- Ребята, разве так можно, - говорит им пожилой гражданин в тяжёлом старомодном пальто. – Ведь здесь женщины, дети.… Поимейте совесть.
- Не выступай, старый хрыч! – бросает ему один из них. – На кладбище свои порядки устанавливать будешь.
- Гы-гы! – гоготнул второй. Очень ему понравилась эта шутка.
Стало мне за деда обидно. Не вытерпел, вмешался.
- Вы что, мальчики, совсем охамели? Или у вас крыша поехала?
«Мальчик», что на голову выше меня, вылупил глаза-пуговицы.
- А ты откуда взялся, хрен моржовый? Или в лоб захотел?
На мгновение я замер. Но в следующее что-то охватило меня. Или взыграло во мне пиво баварское? Эх! Выхватил из рук жены сумку. Я знаю, там, на дне нож лежит, которым она мясо на кухне режет. Нож большой и острый, как меч гладиатора. Я с утра сам его натачивал. Не очень толстого человека таким насквозь проткнуть можно. Левой рукой хватаю лупоглазого за грудки, правой нож к горлу приставляю.
- Ты что, сука, над людьми издеваешься? Или думаешь, управу на тебя не найдём?
В глазах-пуговицах испуг. Рот приоткрыт, с него слюна капает.
- Дядь, ты что? – хрипит лупоглазый.
- Сейчас я тебя резать буду!
- За что?
- За всё хорошее. Я лучше потом пятнадцать лет отсижу, но сейчас себе пятнадцать минут удовольствия доставлю. Без таких как ты земля чище будет.
- Дядь, прости…. Я больше не буду…
- У деда проси прощения.
- Дед, прости…
Дед испуганно машет рукой.
Фу! Я отталкиваю слюнявого. Жена с дочкой тянут меня к выходу. Трамвай останавливается. Мы выходим под изумлённо-одобрительные взгляды пассажиров.
- Ты что? С ума сошел? – спрашивает жена. – О чём ты думаешь?
О чем я думаю? Не знаю…. Наверное, о том, что погода для новогоднего праздника совсем неподходящая.