Боже, почему все так закончилось?
...
Когда же все началось? Наверно тогда, когда я отказался лететь на самолете: "Простите, но я боюсь". Командировка. Фирменный поезд, купе. Мы вдвоем. Попутчик, лет пятидесяти, с густой седой шевелюрой, похож на красивого еврея. Похож не только внешностью, а чем-то кроме. Чем? Меня тоже часто принимают за еврея, а ведь не кровинки.
Мы поладили. А за поздним ужином он достал из сумки коробочку темного дерева. Там, в объятиях бархата, лежала она.
Я не разбираюсь в камнях, я не разбираюсь в металлах. Я не умею оценить тонкости ювелирного мастерства. И не хочу. Можно изготовить искусственный бриллиант, подделать золото... Уникальна только красота женщины.
Шок. Я держал жемчужину на ладони и не верил. Откуда берется знание о подлинности? Она была настоящая. Она была крупна и необычна. Если правда, что жемчуг начинается с песчинки, попавшей в раковину, то внутри этого чуда их было три, легших правильным треугольником.
Форма. Ее причудливость дополнялась необычностью окраски. Белая и серо-бежевая с одного бока, драгоценность становилась черно-синею к другому, плавно переплетая цвета, которым трудно подобрать названья. Точки. Точки и пятнышки, едва угадывающиеся под стеклянным лоском. Они то проявляли себя, то исчезали, будто чувства, словно мысли. "Моллюск был болен. Дайте, я спрячу". Я вернул камень хозяину.
Ночь. Она долго смотрела в мои глаза потолком купе. Показалось, что лишь на мгновение пришел сон. Не сон - так, забытье. К утру соседа не было. Проводник подсказал, что тот сошел на станции N. Грустно. Нет, хуже.
Со мною что-то сделалось. Я потерялся в этой жизни. Все, что происходило вокруг, больше ничего не значило. Значение имела лишь память ладони о ее прикосновении. Проклятая моя нерешительность! Надо было попросить продать. А зачем бы он еще показывал сокровище? "Я больше не могу так жить, мне нужна она".
***
Смертельно раненый солдат обрывает "Ура", теряет направление. Его поперхнувшийся бег превращается в шаг, уже не имеющий смысла. А когда он падает -- начинает ползти. Надежда. Она умирает последней. Не моя судьба: надежды уже нет, а жизнь есть. К чему?
...
Лопасти дней перемалывали время. Жизнь от поездки до поездки. Раз, два раза в месяц, до N и обратно. Восемь, десять лет прошло? Дымкою забвения подернулась командировка, фирменный поезд. Я нашел в коротких путешествиях самостоятельную прелесть. Ноты, оживляющие пустые ритмы будней. Не худший вариант сумасшествия. Шансы? Я о них не думал, они стремились к нулю.
Поезд. Он приходит в N ночью -- это неудобный поезд. Купе не бывает заполнено. В основном попутчики, попутчицы -- реже. По-моему, ее звали Диана. Странно, но когда девушка вошла, я понял, что мы с ней связаны. Связаны тем, чему еще только суждено быть.
Когда красота оправлена в ум и загадку, то "хочу" деформируется в "хочу узнать". Молча улыбаюсь: "Моллюск был болен". Влюбленность?
"Стоп". Так говорят нам события, когда уже проступают зыбкие контуры будущего. Я узнал вошедшего, хоть передо мною был почти старик. "Простите, молодой человек, но... но мы не могли с Вами встречаться. Я первый раз в жизни еду в N и, надеюсь, последний. Не люблю поезда". Зачем он так сказал?
- А коричневая шкатулка? Жемчужина?!
- Я не понимаю, о чем Вы.
Потолок (я люблю верхние полки). Размеренный сап попутчика внизу. Через проход - моя прекрасная спутница. Свешиваю голову вниз. Скачущие за окном редкие фонари кладут невнятные блики: на ее лицо - на его. Попадают в такт шагам поезда: она - он... она - он.
Туалет, никелированный кран. Я очень долго умывался холодной водой. Вымокшая рубашка. Заспанная, ужасного вида проводница. "Где я Вам ее развешу? Как дети... Вот шнур -- в купе сушитесь."
***
"Надежда умирает последней". Так говорят глупцы и трусы. Трусы, которые боятся заглянуть в пустые глазницы правды.
...
Память. Я помню все. Помню вылезший старческий язык, мечущийся по углам распахнутого рта. Костлявую руку, конвульсирующую на моем запястье... Диану я задушил быстро. Так быстро, что страх не успел подобраться к ее сознанью. Не успел исказить лица. "Боже, какая дивная женщина. Она должна была рожать детей. Моих детей."
Я обыскал вещи и купе, каждый закоулок. "Неужели он почувствовал и отдал ей? Но как, как это возможно?". Еще и еще. Я раздел их донага и по нескольку раз вывернул одежду... Жемчужины не было!
Морозный воздух тамбура. Разве мог он меня остудить? Он умеет это делать только с телом. "Он - она... что теперь - что теперь... Он - она... что теперь -- что теперь...". Догадка. Как часто приходит чуть позже, чем нужно. "Жемчужина во рту! Я же не загля-дывал ему в рот!". Около купе уже люди. "Пропустите, это я убил". Магические слова - все молча сторонятся. Глупые взгляды, страх.
Мне скрутили руки, когда я пытался пробраться пальцами в его горло.
Диагноз психиатра -- я совершенно нормальный человек. Вердикт суда: пожизненно. Это значит Вечность. Адвокат говорил, что нужны слова раскаяния. Но я порядочный человек, это в крови, с детства. Я был бы согласен с судьбой, но...
Люди. Если бы они узнали, как я страдаю. Они добры, они бы поняли меня. Господи, как мне больно: я не нашел и теперь никогда не найду свою жемчужину...