Августина общается с духами
Августина – кстати, это было настоящее имя фрау Фихте – ещё в прошлой советской жизни ставшая вдовой и с тех пор одинокая, шестидесяти лет от роду, придумала старомодное, но приносящее ей огромное удовольствие и небольшие деньги, занятие.
ВОСЬМЁРКА В ВОЗДУХЕ
Всё началось с того момента, когда она, будучи маленькой девочкой, увидела, как незнакомая бледная женщина – точь-в точь фарфоровая красотка, что, раскинув руки, развязно полулежала на пианино «Украiна» – не касаясь пола, металась ночью по родительской спальне.
Эта статуэтка была основной частью массивного канделябра, подаренного ещё прабабушке и прадедушке Фихте на свадьбу кем-то из родственников. Перед этим Гусе приснился очень плохой сон – и она, всё ещё вздрагивающая от пережитого, прибежала к маме. А тут кошмар.
Валентина Николаевна мгновенно подскочила в кровати и поддала ногой в живот так и не проснувшемуся от надрывного плача Гусиному папе. Иван Георгиевич до трех утра проверял тетрадки, а потому, чтобы его разбудить, потребовалось бы ткнуть не пухлой и тёпленькой со сна жениной пяткой, а, как минимум, раскалённой кочергой.
На крики дочки Валентина Николаевна близоруко щурилась по углам, потом, наконец, нащупав очки и включив лампу, стала целенаправленно озираться:
– Это тебе приснилось, доченька! Нет тут никого, ну, посмотри хорошенько!
– А-аааа, – без остановки выла девочка, не сводя глаз с зеленоватого ногтя ставшей совсем уж прозрачной на свету женщины, которым та прочертила в воздухе что-то типа перевёрнутой восьмёрки перед самым носиком Гуси, прежде чем исчезнуть. – У-ууууууу...
– Иоганн! Да проснись же ты, бесчувственная скотина!
НИКАКИХ ВОСЬМЁРОК
С той поры Августина Ивановна, как и отец, стала дипломированным физиком и даже – в отличие от школьного учителя Фихте – защитила кандидатскую диссертацию по теме «Физика твёрдого тела». Замуж Гуся вышла поздно, за своего бывшего университетского преподавателя, профессора физико-математических наук и большого ценителя женской красоты Владимира Ильича Фейербаха. Правда, ненадолго.
Где только Августина ни обследовалась, с кем только ни консультировалась по поводу своего давнего потрясения. Многочисленные гадалки, экстрасенсы, магистры, колдуны, шаманы и прочие собратья по искусству убеждали Августину Ивановну в её выдающихся медиумических способностях, но при всем своём упорстве Августина не могла никого увидеть из того безумного количества вызываемых знаменитостей, что пытались энергетически согнать для экспресс-опросов её одержимые важностью эксперимента экзаменаторы. Никого. Ни Клеопатру, ни графа Сен-Жермена, ни Фридриха Энгельса, ни Мату Хари, ни хотя бы одного из Толстых, ни даже особенно охотно, по мнению опытных магов, снисходящую до желающих Елену Петровну Блаватскую... Но больше всего опечалило вдову то, что, как она ни старалась, её обожаемый Вовочка никак не реагировал на зов.
В прошлом Августина неоднократно рассказывала мужу и некоторым коллегам о фарфоровой женщине с пианино, а ещё раньше – своим друзьям.
– Гусик, оставь, тебе это не идет, – добродушно хихикал муж.
Да, и подружки, глумясь, привычно выписывали перед нею пальцами всевозможные пируэты.
– Вы же не какой-нибудь экзальтированный гуманитарий, Августина Ивановна. Вы же учёный, жена учёного! Какие могут быть перевёрнутые восьмёрки, – удручённо переглядывались на кафедре. – Восьмёрку, как ни переворачивай... Это ж не девятка, в конце-то концов!
ЕЩЁ ОДНА ФАРФОРОВАЯ ЖЕНЩИНА, ВОСЬМЁРКА ВВЕРХ ТОРМАШКАМИ И ЧЁРНАЯ РАБОТА
На юбилее фрау Фихте в её крошечной 2-комнатной квартирке напротив древнего собора в Падерборне, католическом центре земли Северный Рейн-Вестфалия, собралось несколько человек: дальняя родственница Августины – Дитлинде Фишер с мужем Буркхардтом, приехавшие из Мюнхена к своей единственной оставшейся в живых кузине, а также сосед – госслужащий на пенсии, тоже вдовец, херр Ахим фон Пфеффель.
Августина запекла в духовке курицу, приготовила яблочный пирог и выставила литровую бутылку Абсолюта - маленьких к моменту покупки в ближайшем магазине не нашлось, а начатая, что давно густела в морозильнике, на праздничном столе смотрелась бы скверно.
Херр Пфеффель с самого возвращения Августины на историческую родину проявлял к ней повышенное внимание, предлагал свою помощь и уже несколько раз методично заводил разговор о том, как ему не хватает ласки. Августина помощь принимала, часто угощала любезного соседа то обедом, то кофе с домашним пирогом, но всё остальное неизменно оставляла без ответа.
Августина ещё не открывала подарочных свёртков, когда Дитлинде, побурев лицом и загадочно улыбаясь после пятой рюмки водки, неожиданно опрокинула вазочку с любекским марципаном и открытую бутылку с минеральной водой, стоявшие рядом, и сама сорвала фольгу и шёлковые банты с большой коробки. Херр Фишер, как и херр Пфеффель, не успевший увернуться от хлынувшего на него потока, а потому одновременно с соседом огорчительно взмокнувший штанами, тем не менее ловко подцепил картонную крышку.
Старинный фарфоровый канделябр радужным перламутром сверкал на Августину.
– Оо-о, – фрау Фихте зачарованно уставилась на женщину своего ужаса.
– Я знала, что ты будешь счастлива! Этот канделябр – парный, второй такой был когда-то у прародителей твоего отца и затерялся в России. Ну, скажи же скорей, как ты счастлива!
– Дитлинде, тебе пора уже спать, дорогая, – муж кузины, мигая вразнобой обоими глазами застывшей в созерцании виновнице торжества и ускользавшему в дверь фон Пфеффелю, потихоньку подволакивал жену в сторону спальни Августины, в которой было постелено для оставшихся на эту ночь гостей.
Пока Августина предавалась чувствам, супруги Фишер и Ахим фон Пфеффель допили то, что оставалось, а потом и ту бутылку, что была в морозилке, и даже успели высушить феном одежду и освежиться в туалете.
Оставшись одна, Августина механически прибрала в комнате, приняла душ и легла на диван. Канделябр на всякий случай так и оставила в коробке, закрыла крышкой и даже обклеила со всех сторон скотчем для верности. Всё было спокойно. Но едва рука нерешительно, после долгой внутренней борьбы всё-таки щёлкнула выключателем – ярко вспыхнул свет. Августина снова и снова стучала по кнопке, но её гостиная купалась в серебристом сиянии, а электричество меркло на общем фоне.
– Эй, Августина, – тоненький голосок, похожий на детский, взывал к ней откуда-то сверху. – Это – я!
Фрау Фихте собралась упасть в обморок, но удержалась. Во-первых, она лежала на разложенном диване, до края которого было далековато, чтоб рухнуть на пол, а во-вторых, зачем? Она так долго этого ждала – и вот теперь, наконец, дождавшись, лишить себя результата?
Убедившись, что в доме ни капли водки, Августина достала из аптечки 200-граммовую бутылочку с медицинским спиртом и, перелив добрую половину содержимого в хрустальный фужер для шампанского, резко выдохнув, заглотнула. Спирт её научил пить Вовочка ещё перед дипломом.
– Не пей больше, слышишь, а то я пошла...
– Ты что, погоди... Почему больше не пить? А если мне нужно... Постой, ты ещё здесь? Скажи только, умоляю, почему перевёрнутая восьмёрка?!
– Сама ты перевёрнутая восьмёрка, - голосок, казалось, обиделся и замолк.
Несколько минут слышалось какое-то потрескивание, шорохи, редкие вздохи и всхлипы, после чего снова зазвенело:
– Это я тебе ухо в воздухе изображала – знак делала, мол разуй уши, слушай! Ты ж меня не слышала, помнишь, как орала: «Ааа!» да «Ууу!»
– Ухо? – переспросила Августина. – А не проще ли было показать на ухо зелёным ногтем, а не художничать им перед моим носом?
– Может, и проще. Но ведь постучать пальцем у уха, которое прямо у виска, сама, короче, знаешь... многим не нравится. Я тебе натуралистично ухо вырисовывала, с мочкой, а ты... А кстати... почему уж тогда тебе примерещилась перевёрнутая восьмерка, а, например, не тройка?
Тут Августина затряслась от хохота. Она смеялась так, как давно не смеялась - слёзы вовсю катились по её помолодевшим щекам.
– Пе-пере-вёрнута-я-я вось-мёр-к-ка! Я в детстве восьмёрку рисовала наподобие матрёшки, верхний овал маленький, нижний побольше. А ты эт-то ух-ххо почти так же только вверх тормашками. Скотч отодрать?
– Как хочешь. Мне он не мешает. Показаться?
Августина вдруг перестала улыбаться:
– А можно без этого? Чтобы просто общаться, но без... без картинок?
– Да пожалуйста! Кстати, тут к тебе кое-кто просится поговорить. Вообще-то целая группа собралась, говорят, ты сама...
– Кто? Вовочка?! – фрау Фихте судорожно икнула и затрясла головой.
– И Вовочка, само собой. Тебе перечислить?
– П-пожалуй.
– Клеопатра, Сен-Жермен, Энгельс с Марксом, Мата Хари, все Толстые семьями, Блаватская, ну, и, конечно, Владимир Ильич... Только вот Блаватскую, Клеопатру и Сен-Жермена, полагаю, надо бы всё же вне очереди, потому что у них вызовов много.
В ту же ночь Августина договорилась с духами о сотрудничестве – а уже через пару дней, поддавшись на мольбы страждущих, приступила к работе. Чисто из интереса. Но когда благодарная клиентка оставила возле канделябра первую 20-евровую бумажку, подумала-подумала, посоветовалась с товарищами и возвращать не стала.