Ёлки из детства

Андрей Благовещенский
Когда в 1935 году в СССР неожиданно были разрешены новогодние ёлки, игрушек для этого ещё не было. Единственное, что успела начала производить советская промышленность, были мишура, канитель и тонкие свечки. Искрящийся блеск мишуры вызывал восторг у детей, до этого вообще не видевших ёлочных нарядов. Однако у родителей в памяти хранилось, какой, должна быть ёлка на Рождество. Только мишуры и канители, конечно, было недостаточно. Отец в свободные вечера вовлёк меня в производство разноцветных флажков. Это были не просто кусочки цветного картона, нанизанные на шнурок, это был морской свод сигналов. Что сигналили эти шнуры с флажками, уже не помню, но расположение флажков не было случайным. На других шнурках были скопированные из энциклопедии флаги государств. Из узких полос разноцветной бумаги клеились цепи. Нашим ёлочным ноу-хау были вырезанные из какого-то журнала мод и наклеенные на плотную бумагу фигуры длинноногих дам в красивых ярких платьях. Три игрушки отличались особо. Это были любовно сделанные отцом из спичечных коробков макеты наших радиоприёмника СИ-235, фотоаппарата «Фотокор» в развёрнутом виде с объективом и растянутым мехом, и блестящий, благодаря фольге миниатюрный электроутюг – новинка советского ширпотреба тех лет. Были ещё посеребренные и позолоченные грецкие орехи.

Новый год у нас встречали под ёлкой при свечах на ветках. Нарядная, так она простояла несколько дней, высохла, стала осыпаться. Пора было её разобрать. Настал конец празднику, ждали, когда догорят свечки. Уже мигал последний огарок, и вдруг от него ярко, сразу вся, вспыхнула ёлка. Мы только ахнули, а папа сдёрнул с кровати шерстяное одеяло и, свалив дерево на пол, накрыл им пламя. Сделано это было так быстро, что мама с бабушкой даже не успели испугаться. На одеяле практически не осталось и подпалин. Оно ещё долго нам служило и совсем сгорело только вместе с домом в 1942 году.

На следующий год ёлка была уже с фабричными украшениями: зеркальными шарами, сверкающими стеклянными грибами, шишками, шпилем. А целый ряд великолепных фигурок (снегурочек, мальчика на санках, конечно же, Деда-мороза и всяких зверушек) сделала и подарила жена сотрудника по кафедре, которой тогда заведовал отец. Эта дама всегда меня привечала. Она была рукодельница и слепила игрушки из ваты, пользуясь клеем, акварельными красками и насыщенным раствором бертолетовой соли, которая при высыхании выпадала кристаллами. Все фигурки сверкали и искрились. Свечек на ёлке уже не было. Отец раздобыл лампочки для тракторных фар, покрыл их прозрачным лаком разных цветов и спаял из них гирлянду. Лампочки были яркими, от них белые, без обоев, стенах комнаты стали как бы разрисованы цветными узорами теней ёлочных ветвей. Было очень красиво. Спустя 20 лет, уже будучи молодым учителем в национальной средней школе, я использовал тот опыт с тракторными лампочками, тем более, что незадолго перед этим мы со старшеклассниками провели от МТС в школу электричество. В татарской деревне это была первая новогодняя ёлка. Дети были в восторге, а вдоль стен на корточках сидели старые бабаи и качали головами в чёрных тюбетейках.

В институте у отца тоже нарядили ёлку. Был утренник для детей сотрудников. Подарки – игрушки, разыгрывались как в лотерею. Ведал ею Дед-мороз, в валенках, настоящем тулупе, зимней шапке и, конечно, с окладистой белой бородой Мне хотелось получить коробочку с костяшками домино, но не повезло: достался совершенно девчоночий подарок - гуттаперчевый пупсик. Огорчён я был очень и готов был разреветься. Тут Дед-мороз стал рассказывать какую-то рождественскую историю, подозвал меня и посадил себе на колени. Я был горд вниманием главной персоны праздника. Потом он спросил меня, нравится ли мне подарок. Это была соль на рану, уже начавшую затягиваться. В ответ у меня чуть не брызнули слёзы. Дед-мороз попросил показать злосчастного пупсика, и тот в его руках неведомо как обратился в маленького коричневого плюшевого медвежонка. Хоть это и не была коробочка с домино, но я был совершенно счастлив. Какое-то время спустя в разговоре родителей я услышал, что Дедом-морозом был папа. Поверил я не сразу.

 А тот медвежонок с ёлки долго ещё был моей любимой игрушкой и героем разных похождений, рождавшихся детской фантазией.