Продолжение Докаюрон

Юрий Иванов Милюхин
- Ты хотела бы предложить мне коврик у порога? - не прекращая нагнетать волны страсти, пробурчал Дока.
- С удовольствием, если бы прав у меня было побольше.
- У нас кровать одна на двоих, ты лучше подмахни, если не хочешь, чтобы я затягивал.
- Пусть тебе другие подмахивают. От... кобелина.
- Но тебе тоже приятно?
- Я просто терплю.., - изо всех сил силясь не показывать своих эмоций, забегавших по ее лицу короткими тенями, огрызнулась она. – Натаскался и при...перся под утро, коб-бели-ина...
Дока ухмыльнулся и с еще большим усердием взялся за работу, по прежнему составляющую смысл его существования. Он чувствовал, что на этот раз сможет опростаться от семени с величайшим наслаждением, потому что оно успело, пока он добирался до дома, созреть, а значит и удовольствий при извержении доставить многократнее. Если бы это произошло еще с хохлушкой, то он лежал бы сейчас на кровати опустошенный и виноватый, не смея трогать супругу даже голосом. С киргизкой бы такого не получилось, слишком лядащая и холодная, как ледники Памира, возле которых она родилась. А тут настоящий рай с разными чувственными цветами и запахами, возбуждающими ненасытный аппетит. Он знал, что выброс семени будет долгим, с мучительно сладостным томлением по всей обмякшей плоти, с волнами дрожи до кончиков пальцев на ногах, когда кажется, что распрямляются жилы внутри бедер с икрами, и до макушки, когда чудится, что так может снести саму крышу. А потом он провалится в короткий, похожий на кубышку с медом, сон, остатки которого рассосутся уже в цеху лишь к обеденному перерыву. А до этого времени все будет происходить как в тумане.
- Плохо д-дали?.. – успела спросить жена, прежде чем задрожать от накатившей на нее волны сладострастия. Она сцепила зубы, с усилием отвернула голову набок.
- Кого ты имеешь ввиду? – отозвался Дока, с интересом наблюдая за ее потугами скрыть плоды его работы. Нравоучительно добавил. – Разве в постели задают такие вопросы? Здесь нужно бросать руки и ловить кайф.
Ответа он не получил, лицо супруги упорно заливала ярко алая заря, норовящая окрасить не только мочки ее ушей, но и корешки самих волос. Жена вцепилась пальцами в края простыни, потащила их на себя, словно решила укрыться ею от стыда, крупные губы припухли, ноздри затрепыхались, а жесткие черные ресницы над закатившимися под лоб яркими незабудками начали мелко дрожать. Дока ощутил, как доверчиво приподняла она раскаленный лобок, словно решила подставиться вся, а до этого, как только дело доходило до близости, вечно прятала его куда-то вниз. И еще он подумал о том, что человек весьма странное существо – чем больше подозрений на то, что партнер с кем-то переспал, тем сильнее становится желание овладеть им, тем острее выплескиваются сексуальные эмоции. Будто кто-то со стороны принуждает доказывать, что тот, кому изменили,ничуть не хуже своего соперника или соперницы. Наверное природа таким способом пытается защитить свои права, в том числе и на полноценную семью, отклонения от которых ей чужды. Вот и сейчас Дока наблюдал картину, от которой испытывал неудобство. Он понимал, что в данный момент дороже его для жены никого не существует, и что он для нее слаще и роднее кого бы то ни было на свете. Но знал он и другое, что не успеют схлынуть яркие чувства и утихнуть пожар страстей внутри ее плоти, как она оттолкнет его, разразится потоками новых подозрений, чем настроит против себя еще сильнее. И все-таки, не в силах сопротивлятья внутренней какой-то солидарности, он невольно помогал своей партнерше по сексу достичь наивысшего блаженства, притираясь своим лобком к ее выпуклости как можно теснее. А когда она начала впадать в безволие, сам вдруг ощутил приближение брызжущего разноцветными искрами урагана наивысшего сексуального взрыва, притих, намертво сцепляя зубы и запрокидывая голову назад. И подломился в локтях, и сломался в коленях, осязая, как над кожей по всему телу образовался плотный туман испарины, как ударил он в материю одеяла, вмиг пропитывая ее насквозь. И забился с долгими стонами в желанном избавлении от накопленных за день отрицательных эмоций, не замечая, что супруга тоже старается усладить его предупредительными качками навстречу сладостных половых долек.
- Кобелина, от... коб-белина, - ворковала она непослушными губами, одновременно гладя его по спине увесистыми крестьянскими ладонями. – Не выдержал, кобели-ина, кончил, а вечером опять пойдет шастать по лумырям.
Он молчал, он знал, что после наслаждения снова испытает чувство неудобства за свою неуемную прыть, за то, что постоянство в браке его просто угнетает, когда следовало бы наоборот к нему стремиться. Медленно сдвигаясь с жены набок, он затихал, стараясь провалиться в недолгий омут сна, после которого нужно будет отправляться на работу. А там дело покажет, там обыденность сворачивала рога и не таким человеческим драмам.
Прошла зима, наступила бесноватая весна, когда у женщин увеличиваются зрачки и губы, когда они покрываются конопушками желаний, не в силах сдержать забродившие в них соки. И уже не так бросались в глаза своры бродячих собак с истерзанными в их середине сучками и потерявшие привычный лоск, раздирающие в воплях пасти, коты. Весна для того и существует, чтобы содрать со всего живого наросшую за зиму корку коросты и обнажить для мира новую розовую кожу, через которую запросились бы наружу возродившиеся к жизни чувства.
Как раз в середине марта Дока получил от своего друга, с которым проходил службу, приглашение на свадьбу. Он написал заявление на отпуск за свой счет и поехал в Краснодарский край. Друг жил в небольшом хуторе, в нескольких километрах от затерянной в степях крохотной железнодорожной станции. Не успел Дока ступить на миниатюрный перрон, как сразу попал в объятия многочисленной родни и знакомых сослуживца. Когда первые эмоции прошли, кто-то предложил подкупить спиртного в пристанционном магазине, раз уж они оказались здесь. В хуторе можно было разжиться только самогонкой.
- Это дело, - согласился друг и вся компания завернула к продмагу.
За прилавком стояла удивительной красоты девушка в меховой кубанке с повязанным поверх нее белым пуховым платком, она крепко походила на московскую княжну из древней Руси. Если бы огромные глаза были не темно-карими, а ярко-голубыми, а длинные волосы не каштановыми, а соломенными, она с легкостью заменила бы и царевну-лебедь из пушкинской сказки. Пока продавщица отпускала товар, Дока уставился на нее долгим пристальным взглядом, он сразу почувствовал к ней непреодолимое влечение, он уже знал, что будет добиваться ее расположения любыми путями. Знал и возможности своих магнтических серых зрачков. И когда девушка в очередной раз посмотрела в его сторону, ощутил, что и она не прочь познакомиться с ним поближе.
- Кто это? – негромко спросил он у сослуживца.
- Наташка? – ухмыльнулся тот. – Жена одного прапора, он в Краснодаре служит. Понравилась?
- Не то слово, - не стал скрывать Дока.
- Вряд ли чего получится, она неприступна как царица Тамара, что обитала в грузинском Дарьяльском ущелье. Сколько парней пыталось развести – бесполезно.
- Она из вашего хутора? – не унимался Дока.
- Они живут в двухэтажном доме рядом с вокзальчиком, им там квартиру выделили. И у них имеется трехлетний ребенок, - сослуживец вдруг посерьезнел, по скулам у него забегали желваки. – Тот прапорщик мой хороший знакомый, так что, забудь – и точка.
- Да я ничего, - заскользил пальцами по пальто Дока, полез в карман за пачкой сигарет. – Красивая, говорю, продавщица, такие нечасто встречаются,да еще на заброшенной станции.
- На них любимых молимся и стараемся удержать в нашем медвежьем углу. Хотя моя не уступит ни в чем, - нагловато усмехнулся сослуживец, добавил. – Я специально столько лет не женился, ждал, пока она подрастет.
- Дождался своего, значит, - натянуто улыбнулся Дока, ему не понравилось признание товарища, которое вызвало чувство досады.
Вся компания вывалилась наружу и нацелилась ступить на проселочную дорогу, ведущую на хутор, до него было не меньше трех километров. Дока вдруг хлопнул себя по карманам, оглянулся назад:
- Братцы - кубанцы, сигареты кончаются, надо бы подкупить, - громко объявил он. – Подождите меня, я туда и обратно.
- Есть у нас все - и сигареты, и водка, - попытался было удержать его друг.
Но Дока быстрыми шагами уже спешил к магазину, сейчас его бы не удержало ничто. В помещении никого не оказалось, видно было, что народ бывал здесь не часто, и те все свои. Девушка складывала выручку в ящик стола, заметив Доку, она ускорила процесс, торопливо пробежалась крашенными ногтями по платку поверх кубанки. Он сунулся к прилавку, приблизил свое лицо к ее вмиг распахнувшимся глазам и с придыханием сказал:
- Я хочу с тобой встретиться, - проглотил набежавшую слюну. – Где и как можно это сделать?
- Не знаю.., - в первый миг оторопела она, но в зрачках уже возгорался огонек желанной интрижки.
- Говори скорее, они могут пойти за мной следом, - подогнал он девушку.
- Я живу в двух этажном доме рядом с вокзальчиком, - она бросила опасливый взгляд на вход, снова поймала его глаза. – Окна с другой стороны от него, выходят на лесопосадку.
- На каком этаже?
- На первом, рамы покрашены коричневой краской.
- Муж на службе?
- Он приедет через неделю, а я живу с маленькой дочкой, которую на время работы оставляю у соседей, - скрывая смущение, молодая женщина опять зыркнула на входные двери.
- Если я постучусь в окно, ты мне его откроешь?
Она молчала всего несколько секунд, а показалось, что прошла целая вечность. Дока не отрывал взгляда от ее огромных прекрасных глаз,опушенных длинными темными ресницами. В середине наливающихся истомой зрачков разгорались крохотные огоньки, скоро они слились в единый костер, обещавший обогреть и усладить его беспутную душу теплом своего пламени. Он с еще большим нетерпением подался вперед, он уже сейчас жаждал впиться губами в наяву припухающие губы собеседницы, обцеловать ее ровненький носик с трепетными крыльями ноздрей, ощутить мягкость соболиных бровей вразлет, чтобы затем перескочить на белый высокий лоб без единой морщинки. А потом раздернуть выглядывающий из-под курточки воротник платья и всосаться в лебединую шею, он знал, что эта часть ее тела такая и есть на самом деле – белая, шелковистая и высокая. Дальше пускаться в фантазии не имело смысла, потому что плоть начали пронизывать волны сексуального возбуждения.
- Только приходи, когда стемнеет, - наконец ответила она на его зависший в воздухе вопрос, опустила ресницы вниз и вновь вскинула их вверх. Пояснила. – Я дочку должна уложить в кровать, она без меня не засыпает.
- Я приду,- с облегчением выдохнул он, выложил на прилавок деньги. – Дай мне пачку сигарет, любых...
Свадьба перевалила на свой третий день, наступил момент, когда гости еще не выпали в осадок, но и ходить без поддержки друг друга уже не могли. В хате стало тесновато, народ запросился на улицу, и забродило то русское голосистое веселье, при котором что ни калика перехожий, то родной брат или сват со сватьей. Сбежался весь хутор, за ним потянулись жители из ближних селений, стесняясь, они брали из рук виновников торжества стаканы с самогоном, пожелав молодым возы добра, опрокидывали их в рот, занюхивая по большей части рукавом. Скоро кто-то предложил пройтись до железнодорожной станции, до единственной в округе достопримечательности, помахать платками проходящим мимо поездам. Оглашенное подхватили без раздумий, каждому хотелось выплеснуть из бездонной своей души накопленное за века плохое и хорошее. Больше плохое, мешающее подняться в полный рост. Кавалькада празднующих растянулась по дороге, пританцовывая и горланя песни на всю степь вокруг. Дока оказался в самом ее центре, рядом извивалась гибким телом краснощекая казачка с черными завлекающими глазами. Она зыркала на него, рассыпая снопы блескучих искр, искрилась сахарными зубами между подкрашенными губами, и если бы была немного помоложе, он не задумываясь остановил бы свой выбор на ней. Но женщине перевалило за тридцать лет, а Дока после жены летчика на высокогорной турбазе Кахтисар старался с такими не связываться – слишком они были привязчивы и мстительны.
- Эх, нет с нами Сережи Скрипки, - обратился к нему поравнявшийся с ним друг, его молодая жена, как и в первый день свадьбы, продолжала цвести и пахнуть, словно не было за спиной бессонной ночи. Она и правда мало чем уступала продавщице из привокзального магазинчика. – Помнишь тихоню сержанта, которому на дембель дали старшего?
- Конечно, из нашей роты я не забывал никого, - откликнулся Дока. – И двух метрового Витьку Жирова вспоминаю, и Потехина с Еськой. Еська был из Грозного, нормальный кореш.
- А Скрипка земляк, я ему приглашение посылал, он ответил, что приедет, но до сих пор нету.
- Я с ним тоже переписывался, однажды даже заезжал, он в центре Краснодара живет. Парень обязательный, может случилось чего?
- Кто его знает, глядишь, к шапочному разбору объявится.
На пригорке, между разрывом лесопосадки, показались несколько строений, в середине которых отблескивало черепичной крышей здание вокзала.Дока тут-же вспомнил о прекрасной продавщице, к которой набивался в гости. Впрочем, о ней он не забывал никогда, но не знал, как вырваться из под опеки свадебного застолья. Сейчас тоже ничего путного на ум не приходило, но теперь до девушки стало на несколько километров ближе. Он наморщил лоб и принялся решать непростую задачу, в которой никто не должен был пострадать.В сельской местности каждый поневоле дышит другому в затылок, значит, жительница затерянного в кубанской степи маленького полустанка должна оставаться вне подозрений. Да и ему не хотелось терять хорошего друга, с которым два года тянули солдатскую лямку. Но и упускать возможность переспать с настоящей красавицей, к тому же самой изъявившей желание, было бы непростительной ошибкой. Когда гости растянулись вдоль железнодорожной линии и взялись махать руками пассажирам в проезжающих мимо вагонах, он отошел от них и надолго задумался. Заметил вдруг, что перед станцией составы здорово замедляют ход, особенно товарные. Это натолкнуло на интересную мысль, Дока переступил с ноги на ногу, прикинул в уме что к чему. В это время к нему снова подошел друг со своей подружкой, кивнул головой в сторону магазинчика:
- Не хочешь туда заглянуть, заодно сигаретами запасешься? – с усмешкой спросил он.
Дока понял, что тот догадался, зачем он возвращался в прошлый раз, покосившись на по прежнему беспечную невесту, пожал плечами:
- Ты же сам сказал, что сколько ее ни пытались развести, все бесполезно.
- А вдруг именно тебе и повезет, - хохотнул кореш, он явно бахвалился положением завидного жениха. – Домогались наши хуторские, а ты из областного города. А там рысаки известные.
Дока смешался, не зная, что делать, оглянулся вокруг, на станцию продолжал вползать товарный поезд. Он понимал, что друг разыгрывает его, он давно заметил за деревенскими странную особенность.Перемена настроения у них присутствовала в полный рост – сейчас они готовы были выложить свою душу и отдать ее бесплатно, а через минуту-другую с человека, которому мгновение назад доверились, взыскать за нее со всей беспощадностью крестьянского произвола. При чем категория родства не имела значения – будь то брат, сват, дорогой друг или просто прохожий. Он снова испытующе взглянул на армейского кореша, по захмелевшему сыто-сальному лицу которого блуждала пошленькая усмешка, видимо, крепко зацепил его тот возврат Доки без свидетелей. И пожалел о приезде на его свадьбу в этот глухой хутор. Вот взорвется в нем первобытная энергия за попытку оскорбления своего земляка путем негласного свидания с его женой, и пойдет гулять по сбитому телу, значимо накапливаясь в весомых кулаках. Кто окажется правым, а кто виноватым – после разбираться станет не зачем, потому что дело уже будет сделано.
Но не возможные разборки испугали Доку, а заставил стать дерзким вызывающий ответную реакцию заскорузлый крестьянский анахронизм. Переспать с продавщицей теперь захотелось во чтобы то ни стало, это действие походило на месть свободного горожанина навечно закабаленному крепостным правом холопу, хаму от рождения. Осмотрев товарняк и приметив сквозные тамбуры позади раздолбанных вагонов, Дока застегнул пуговицы на пальто и развернулся к жениху:
- Так говоришь, что наш дорогой командир второго отделения до сих пор не приехал? – небрежно спросил он. – А ты ему приглашение посылал, так?
- Сам свидетель, - пожал плечами дружок. – А к чему ты клонишь?
- Хочу собственноручно доставить Скрипку на твою свадьбу в целости и сохранности, - ухмыльнулся во весь рот Дока, вынул руки из карманов. – Воинскую смекалку, как и нахрапистость в достижении цели, мы еще не растеряли.
- Не понимаю я тебя, - только и успел вымолвить кореш.
Скользнув по склону, Дока перескочил через паутину железнодорожных путей, пристроился рядом с длинным пульманом. Когда тамбур поравнялся с ним, он уцепился в поручни и подтянул тело к железным ступеням. Уже стоя на площадке, развернулся лицом к замешкавшейся от его странного поступка свадьбе, замахал руками:
- Я еще вернусь, вы только водку всю не выпейте. И не забудьте купить пару пачек сигарет, чтобы я за ними не возвращался.
- Ты на меня обиделся? – сквозь удивленные разноголосые крики донеслось запоздалое раскаяние армейского товарища. – Спрыгивай, я не забыл, что ты умеешь играть на гитаре. Она у меня есть.
- Вот и хорошо, я вернусь, - снова пообещал Дока.
Он перешел на другую сторону тамбура, всмотрелся в проплывающую мимо неширокую лесопосадку. Она была редкой и просвечивалась насквозь, лишь за станционными постройками между голыми деревьями зачернели заросли кустов. Дока спустился на нижнюю ступеньку, проводил взглядом поднятую стрелу семафора. Вагон попрыгал на стыках, набирая ход, мягко заскользил по сплошному рельсу. Когда поезд отъехал от вокзала на приличное расстояние, Дока оттолкнулся от подножки, стараясь приземлиться не на щебенку, а на прикрытую почерневшими стеблями землю. Этого сделать не удалось, нога подвернулась на мелких камнях и он покатился кубарем, лишь в последний момент успев сгруппироваться. Прокувыркавшись с десяток метров, поднялся, заспешил к лесопосадке, надо было успеть спрятаться, пока состав не протащил мимо свой хвост.
Он сидел в кустах и наблюдал за тем, как свадьба сбилась в кучу и принялась обсуждать его поступок, выбрасывая ладони по направлению ушедшего поезда. Громче всех выплескивала свое недовольство холостячка за тридцать лет, надеявшаяся прибрать его к своим рукам. Высокая, стройная, она даже издали отличалась от хуторян своей красотой и ниспадавшими по спине роскошными длинными волосами. Но Доку это не прельстило, все мысли его были заняты встречей с прекрасной незнакомкой, дом которой находился почти напротив того места, где он спрятался. Саднили локти, побаливали колени, на лице тоже ощущался непорядок. Он поднял руку, провел пальцами по щекам и недовольно поморщился, наткнувшись на липкий ручеек. Разбитой оказалась левая бровь с левой частью лба, Дока вытащил из кармана платок, приложил его к ране. Подумал, что неплохо было бы где-то смыть кровь, чтобы не появляться на глаза девушке в растерзанном виде, но по другую сторону привокзальных строений до самого горизонта расстилались бесконечные кубанские поля, безмолвные в ожидании скорого лязга тракторных гусениц.
Прошло часа два, пока солнце по небосклону не начало опускаться за неровный горизонт, намереваясь спрятаться за него совсем, свадьба отправилась в обратный путь, не забыв посетить разноцветный магазинчик. Перед уходом гости распили большую половину из купленного в нем спиртного, усеяв бутылками крошечную привокзальную площадь, затем, загорланив долгоиграющую песню, передаваемую по наследству еще от запорожских казаков, растянулись по узкой дороге на хутор, растворились в накрывающей их темноте. Постепенно стихли мычание коров и лай собак, из магазина показалась девушка. Видно было, как закрыв двери на замок, она дошла до начала дороги, на некоторое время замерла на месте, затем прошла за обнесший просторный двор штакетник. В окнах двухэтажного здания напротив зажглись первые лампочки, вскоре вспыхнул свет и в комнате на первом этаже. Дока взглянул на часы, приподняв воротник пальто, зябко сунул руки в рукава, он решил посидеть в засаде еще немного, ведь она должна была уложить ребенка в кровать. Когда показалось, что половина окон погрузилось во тьму, вылез из кустов и зашагал к дому через железнодорожные пути. Он не опасался ничего, единственное, что могло встревожить, это собачье рвение, от которого искать убежища не представлялось возможным, потому что собаки могли поднять на ноги всю округу. Он подкрался к нужной раме на цыпочках, костяшками пальцев постучал по стеклу. Никто не отозвался, Дока попробовал заглянуть в комнату, но вид загораживали плотные занавески и он снова осторожно но резво погремел по окну. Неожиданно свет в квартире погас и наступила тишина, что внутри ее, что снаружи. Это продолжалось минут десять, за которые Дока вдруг понял, что не он один набивался в гости к продавщице, наверное были и другие претенденты, отвадить которых можно было лишь одним способом – не отвечать. Тогда он приблизил лицо к стеклу и негромко крикнул:
- Открой, это я, приезжий.
Вдруг осознал странную нелепость, что забыл имя девушки, которое всего один раз произнес армейский кореш, когда он только сошел на этот затерянный в степи перрон. А потом была пьянка с немерянными дозами спиртного и бессонными ночами, крутившаяся рядом подружка, еще кто-то, обязательно желавший запечатлеть себя в его мозгу. И вот теперь он не знал, как обратиться к желанной женщине, мечте долгих месяцев, заполненных не теми и не тем, кем бы хотелось ему. И он запаниковал, боясь, что и с возвратом на хутор опоздал, и на поезд не попадет по причине их редкого здесь появления, и что ночевать придется в холодной лесопосадке на еще мерзлой земле, переживая глубокое похмелье. Это в его планы не входило никоим образом, Дока подтянулся на руках до закрытой форточки, толкнул ее вовнутрь помещения. Она отворилась со скрипом, давая насладиться последней надеждой.
- Открой, милая, это я, который приехал на свадьбу к твоему знакомому, - сдавленно зашептал он. – Мы с тобой еще о встрече договорились.
Пальцы занемели, обещая распрямиться, но он уже слышал приближающиеся к подоконнику легкие шаги. За занавеской некоторое время прислушивались, затем неласково спросили:
- Кто здесь?
- Это я, твой новый знакомый, - заторопился Дока. – Ты сама обрисовала мне свое окно.
В комнате учащенно задышали, затем угол занавески отвернулся, в свете уличного фонаря заблестели увеличенные глаза:
- Уходи отсюда, не дай бог кто увидит - сраму не оберешься, - быстро заговорила молодая женщина. – Муж скоро должен вернуться, уходи.
- Но мы с тобой договорились, - опешил Дока, ладони не выдержали напряжения и он соскользнул на землю. – Ты была не против.
- Я думала, что был шутливый разговор.
- Какие шутки, когда я чуть не разбился, - он прикоснулся к ранам на лице.
- Как разбился? – женщина плотнее прильнула к стеклу.
- Я с поезда спрыгивал.
- Зачем?
- Чтобы встретиться с тобой.
Она, наверное, поняла его уловку, помогшую оторваться от остальных гостей, или сама была свидетелем его пуступка, различила и сочащиеся кровью ссадины. Покусав нижнюю губу, быстро щелкнула шпингалетом и потянула створку на себя. Дока подпрыгнул, перевалился через подоконник в теплое помещение с устоявшимся семейным запахом.Раньше это обстоятельство заставило бы его засмущаться, теперь же оно лишь подкинуло азарта. Он помог закрыть раму и тут-же привлек женщину к себе.
- Подожди, я посмотрю, что с тобой, - попыталась выскользнуть она из его объятий.
Он не внял ее голосу, выпрастывая руку из заранее расстегнутого пальто, отбросил его под стену, одновременно впиваясь губами в ее размякшие от тепла щеки, нос и губы. Осознал вдруг, что она стоит перед ним в ночной сорочке, под которой нет ни лифчика, ни даже трусиков. Скорее всего она любила спать в обнаженном виде, перед сном освобождаясь от стесняющих движение вещей. Это обстоятельство прибавило похотливых чувств, заставило усилить напор, Дока рывком расстегнул ремень на брюках, перескакивая с ноги на ногу, выскочил из брючин и тут-же повалил женщину на прикрытый шершавым паласом пол.
- Ты с ума сошел, - успела испуганно воскликнуть она, в последнем усилии стягивая колени вместе. – Сейчас же пусти меня, дочка может проснуться...
Он не ответил, пальцы привычно нырнули между полненьких ляжек, нащупали поросший пушистым волосом горячий лобок с начинающимися от него во все времена вожделенными дольками. Грубо пропихнул колено между ее голенями, чувствуя, как наливается силой половой орган, продвинул указательный палец по желобку между половыми губами дальше, ощутил крохотный пока шарик клитора, обещавший раскрыться бутоном и стиснул зубы от приятной мысли, что в который раз станет обладателем несравненной фигурки с бесподобными остальными данными. Нащупав отверстие во влагалище, поводил внутри него по кругу и снова вернулся к вертлявому клитору, надавил подушечкой пальца, стараясь массировать его по часовой стрелке. Молодая женщина прекратила борьбу, откинув голову на палас, она медленно раздвинула ноги, положила руки ему на плечи. Она согласилась принять его, лишь в глазах продолжала искриться тревога от неожиданности действия и от неизвестности во всем. Между тем, поняв, что сопротивление подавлено, Дока направил головку члена поверх ее паха, стараясь уздечкой поводить по шелковистой коже. Он ждал, когда член закостенеет и потеряет остроту чувств настолько, что можно будет не торопясь насладиться половым сношением в полный рост, одновременно доставив и партнерше удовольствий побольше. Если же его ввести сразу, сперма имела прихоть вскипать внутри яичек и вырываться наружу досрочно, принуждая дожидаться созревания новой ее порции томительные периоды, за которые нужно было уговаривать подружку полежать под ним еще немного, а не мчаться в туалет подмываться.
Не переставая обцеловывать хозяйку квартиры и шептать ей на уши ласковые слова, Дока довел ее до того момента, когда она невольно стала сама приподнимать и опускать зад, напрашиваясь на глубокие поцелуи головкой его члена еще и ее входа во влагалище. Он опустил конец пониже, нащупал распустившееся бутоном малых половых губ горячее отверстие, погрузил шляпку вовнутрь и медленно вытащил ее обратно. Женщина потянулась за нею как ребенок за конфетой, чувство тревоги испарилось из нее, осталось лишь желание использовать подарок судьбы на полную катушку. Она обвила руками партера за шею, впилась губами в его губы, вместо застоявшихся соков наполняя их соками страсти. Кончиком языка он успел провести по их краям, окаймленным твердой полоской, говорящей о том, что обладательница больших прекрасных губ является натурой страстной. Затем прикусил как бы пушистую мочку уха, обсасывая нежную кожицу, слегка потерзал ее зубами, заставив партнершу еще плотнее прильнуть к нему. Было приятно ощущать наличие тонкой талии, переходящей в плавные овалы бедер, было приятно наслаждаться прикосновениями шелковистой кожи к своим ногам, удовольствия доставлял и точечный массаж по обнаженным местам тела пульсирующего мышцами поджарого ее живота. Придержав желания, Дока рывком расстегнул пуговицы на рубашке и вместе майкой отбросил ее подальше, помог подружке избавиться от ночнушки – все-таки это была выполнявшая роль пусть тончайшей прослойки но материя. Теперь они были обнаженными, они ощущали, как проникли друг в друга выдавленные страстью на поверхность их тел чувства, как принялись смешиваться в сумасшедший коктейль, от которого невольно закружились головы, а плоти пронизались амурными стрелами. Казалось, вокруг образовалось живое облако из знойного томления, обещавшего высосать из них все соки, оставив на полу обтянутые сморщенной кожей два скелета, и если бы кто надумал сунуть в это облако хотя бы палец, он тоже пропал бы в огненнном вихре неземной страсти. Дока уже не осознавал, сколько времени он владеет партнершей, он давно вошел головкой члена в желанное влагалище и без перерыва нагнетал атмосферы чувств, испытывая райские наслаждения. Скорее всего, он проделывал движения машинально, как приказывала ему породившая его матушка природа. И если учесть, что так было на самом деле, то все вокруг действительно возникло от неистовой любви всего ко всему, от которой отказаться было невозможно и которая притягивала к себе беспрекословно, как смерть в конце жизненного пути. Но как и молчаливо ждущая своего часа смерть, любовь объявлялась природой вне закона.
Это продолжалось до того момента, пока Дока не почувствовал, что кончить в очередной раз ему уже не придется. Как только в паху возникал очередной позыв к семяизвержению, яички отзывались болезненными сокращениями,притягивая мошонку чуть ли не к самой промежности Пот давно иссяк, от него остались лишь соленые дорожки. Партнерша под ним рыскала сухими губами по его лицу в поисках влажного места, дыхание у нее было горячим и прерывистым, под правой грудью суматошно колотилось сердце. Чтобы облегчить ей существование, Дока отвалился на сторону, повлек ее за собой, она благодарно царапнула его заострившимся носом по щеке и уронила голову на палас.

 Глава двадцать седьмая.

Так они пролежали до того момента, пока не стали замерзать, а за стенами не послышался стук вагонных колес. Редкий в этих краях поезд неторопливо въехал на станцию, заскрипев тормозами, остановился.
- Товарняк? – задавая вопрос как бы самому себе, спросил Дока, спросил потому, что где-то на задворках разума болталась мысль о прапорщике. Она не была назойливой, не помешала заниматься и любовью, но она существовала всегда.
- Пассажирский.., странно, почему он решил затормозить, - отрешенно отозвалась молодая женщина. – Наверное кто-то сорвал стоп-кран или машинист высадил знакомых.
- Не может одним из них оказаться твой муж?
Она долго не отвечала, сопя в подсунутую под щеку руку, затем шевельнула бедрами, успевшими приклеиться к его животу и все так-же равнодушно сказала:
- Бывает, что он тоже просит машинистов притормозить на нашей станции, и они идут ему навстречу, - женщина облизала губы, она по прежнему была опустошенной до нежелания пошевелиться, – А, все равно, я давно хочу уехать из этого медвежьего угла. Изо дня в день одно и то же, а мне хочется успеть добиться чего-то весомого. Ведь бег времени остановить невозможно.
- Если у тебя нет любви к мужу, то это твое право, - Дока приподнялся на локте.
- А у кого она есть, эта любовь? Я не какая-нибудь Юнона, чтобы всю жизнь прождать возлюбленного Авоську, обходясь без мужского тепла. Если мой уезжает,то на полмесяца сразу.
- Но зачем тебе скандалы на всю округу, когда все можно сделать по тихому.
На всякий случай он уже вознамерился подняться, ощущая, что сил хватит только на то, чтобы натянуть штаны, все последующие действия приходилось доверить прихоти судьбы.
- Я тебя предупреждала, что муж должен скоро вернуться, - партнерша улыбнулась и открыто посмотрела на него веселыми глазами. – Но я тебя уважаю, ты дал мне тот самый толчок, после которого жизнь моя обязана пойти по другому.
В этот момент в дверь постучали, Дока выпучил глаза на хозяйку квартиры, он ожидал чего угодно, только почему-то не этого неожиданного стука. Ко всему он был уверен, что в армии до сих пор соблюдается железная дисциплина. Но партнерша видимо привыкла к незапланированным приходам супруга, это стало видно по тому, как вильнула она глазами к лишь слегка прикрытой ставне на окне. Подобрав ноги под себя, женщина машинально поджала колени, бросила руку к ночнушке.
- Мне убираться? – спросил он, нащупывая одежду и холодея от мысли, что пока вывернет рукава со штанинами, да пока облачится в пальто, дверь могут снести с петель.
- Я же сказала, что мне все равно, быстрее получу развод, - без каких-либо интонаций в голосе проговорила она. – Но учти, мой прапорщик не только не робкого десятка, он еще покрупнее тебя.
- К чему клонишь, милая? – стараясь казаться спокойным, переспросил Дока.
- К тому, что он служил в небесных войсках, а вы с другом, как я понимаю, в приземленных.
- Все-то ты знаешь, только заранее не делишься.
- Еще чего...
Снаружи настойчиво требовали отворить дверь, стуки крепчали, обещая насторожить весь дом. Чертыхнувшись, Дока быстро оделся, подхватив пальто, сунулся к окну и замер возле него, остановленный по прежнему спокойным голосом:
- Не спеши, сначала я спрошу, кого среди ночи черти принесли, - накидывая на себя халат, с усмешкой просветила подружка. – Если это мой, он может по улице пробежаться до окна, и тогда вам точно не разойтись, а если кто из соседей – останешься до утра.
- А утром как?
- На Краснодар будет проходить товарняк, я машинисту маяк подам. А сейчас скройся в спальне, только потихоньку, чтобы дочку не разбудить.
Держа пальто в руках, Дока прошел за ширму над входом в другую комнату, затаился в широких складках материи. Он отчетливо слышал, как хозяйка квартиры нарочито сонно спросила, кто стучится, как повернула ключ в замке и впустила кого-то в коридор. Сердце его заработало с перебоями, он похлопал по карманам в надежде найти что-то на случай самообороны, но кроме ключей от собственного жилья там ничего не оказалось. Тогда он огляделся вокруг, в свете бледноватых лучей луны увидел узкую железную кровать с откинутым одеялом. Рядом с ней стояла низкая деревянная с высокими спинками и боковинами, в которой посапывало неразличимое существо, наверное в ней спала дочка партнерши по сексу. В одном из углов темнел какой-то предмет, похожий на ручку от швабры или на шланг от пылесоса. За грудиной немного полегчало, все-таки в первые моменты натиска противника отмахнуться от него имелось чем. А что без драки дело не обойдется, он был уверен на сто процентов, потому что сам принадлежал к породе ревнивцев. Между тем, в коридоре продолжали не говорить, а тихо шептаться, одновременно шаркая по полу обувкой, Дока начал догадываться, что пришел кто-то из населявших дом жильцов. Вскоре громкий возглас выдал в неизвестном женщину, а еще через минуту поздняя гостья вознамерилась заглянуть сразу и в горницу, и в спальню.
- Туда не надо, - преградила ей в последний момент дорогу хозяйка квартиры. – Ты же знаешь, как трудно будет дочку потом уложить снова.
- У самой такой-же, - с неохотой согласилась посетительница, прошла к выходу. – Значит, к тебе в окно никто не стучался?
- Что ты! - заверила подружка, убедила. – Я бы не отозвалась, в первый раз, что-ли, гвоздят, кобели проклятые.
- Раскраснелась ты... со сна-то. Ну ладно, видно за самогоном приходили, да углами обознались – бабка Стерха с другого бока живет. Извини, если что не так, а то слышу говор со стонами, думаю, как бы мою соседку не придушили, варнаков сейчас развелось – пруд пруди.
- Если бы только снасиловали, еще куда бы ни шло, - засмеялась хозяйка. – Вся молодость в одних томлениях проходит.
- От этого бы и я не отказалась, а хоть бы и бык в навозных ошметьях, - солидарно взвыла собеседница, приглушила голос рукой. – Мой паразит как пил, так и бузотерит, знала бы, подол ветру подставила и только бы меня тут видали.
- О то-ж...
Женщина вошла в спальню и сразу прильнула ладным телом к успевшему расслабиться Доке, а он вдруг почувствовал, что от нее пахнет не затхлым запахом хуторского магазина, а как бы солнечным ветром, наполнившим паруса над судном с новехоньким корпусом. Этому судну до сих пор не дали возможности покувыркаться среди крутых волн, изначально заставив болтаться в прибрежном - каботажном - плавании. Он понял, что ему повезло первому подняться на скрипящую новыми досками палубу, еще немного и кто-то другой взгромоздился бы на капитанский мостик и начал бы управлять курсом по своему усмотрению. Всего какая-то неделя-вторая, и он бы никогда не встретился с этой светящейся настоящей южной красотой женщиной, а если бы пути их пересеклись все равно, она бы его просто не узнала.
- Можно опять раздеваться? – отрывая свои губы от ее жадного рта, спросил он.
Она засмеялась внутренним смехом, торопливо распахнула халат, обдавая его резиновым облаком насыщенного новой энергией тепла, казалось упругая кожа на ее теле сейчас возьмется электрическими разрядами, и особенно сильными они будут на кончиках успевших набухнуть сосков.
- Не одевался бы вовсе, - она уже доверилась ему полностью, кроме него не видя вокруг себя никого и ничего. – Тогда меньше бы истратилось сил.
- Какая ты жадная... А если бы пришла не соседка, а действительно приехал бы твой муж?
- Здесь ему пока делать нечего.
- Не понял!.. – опешил Дока.
- Он на учениях на Кавказе, отрабатывает приемы ведения боя в горных условиях.
- Тогда к чему был этот спектакль?
 Дока немного отстранился, ему стало неудобно, что кто-то стоит на рубежах Родины, а он ползучим змеем пробрался в его супружеское ложе. И тут-же вспомнил свою службу в армии и рассказ одного из работяг об измене жены с мастером из его же цеха. Получалось, что это не предательство, а всего-навсего армейская взаимовыручка. Как в офицерских гарнизонах, в которых все успевают перетрахаться друг с другом, пока по очереди ходят на дежурство.
- Это был не спектакль, я действительно устала от такой жизни, - виновато рыская ладонью по его груди, сказала она. – Кстати, тебе тоже следовало подзарядиться, иначе после двух свадебных дней и небольшой возни со мной ты расслабился бы и провалился бы в долгий сон. А я хочу тебя еще и еще...
- Небольшой возни, говоришь? – недоверчиво хмыкнул себе под нос Дока. – Тогда как у тебя было с мужем, когда он возвращался домой? Наверное прилетал здорово голодный.
- Почти никак, у него тяжелая служба...
Она бросила руку вниз, начала расстегивать пуговицы на его ширинке, видно было, что природная стыдливость сковывает ее движения, но чувствовалось и другое – застоявшийся внутри ее гибкого тела родник из неизрасходованной страсти. Стоило лишь сорвать с готового ударить тугими струями ключа сохлую корку запретов, как он грозил взорваться мощным фонтаном, обдавая брызгами все вокруг. Самое главное, что медлить не следовало ни в коем разе, иначе подружка могла перегореть, и тогда ее можно было смело выбросить в мусорное ведро как отслужившую свое лампочку. Ведь никто еще не умудрился поменять спираль на ходу, а если такое было возможным, на это требовалось время, которого в подобных случаях катастрофически не хватало. Дока скинул штаны, сбросил рубашку с майкой, задрав подол ее ночнушки, нащупал пальцами скользкую и глубокую ложбину между половыми губами и попытался ввести член спереди. Но тот еще не успел как следует отдохнуть, он походил на резиновый шланг без должного напора воды. Развернув партнершу задом, Дока пропихнул свой орган в ее влагалище, привстав на цыпочки, поднапряг мышцы живота, одновременно стараясь уздечкой поелозить ближе ко входу, где по прежнему не расслаблялось тугое мышечное кольцо. Когда почувствовал зарождение нового желания, вошел членом поглубже и умерил прыть, не давая ему разгораться. Негромкие сладостные звуки от жадного соприкосновения половых органов совместно с учащающимся дыханием, в котором проскальзывали невольные интимные восклицания, начали заполнять сонную комнату. Женщина чуть повернула голову со спадающими вниз волнами длинных волос и прислушалась, видимо материнское начало у нее возвышалось над всеми другими чувствами. Ребенок продолжал размеренно посапывать. Затем она изогнулась еще больше, выпячивая зад навстречу его паху. Когда заглотила член до основания, принялась облизывать его короткими тягучими сокращениями влагалища, стараясь обхватить головку покрепче и подтянуть ее к ракрывающейся навстречу бутоном твердой шейке матки. Дока ощущал, как разрыхляется этот бутон, как насаживается он на кончик шляпки, как раз на то самое место, из которого обязана была брынуть тугая струя спермы. Температура в том месте повысилась, шейка матки уже горела неистовым пламенем, принуждая уздечку оборвать напряжение и обмякнуть вмиг превратившимися в кучу изжеванной кожи жилами. Дока не желал преждевременного семяизвержения, раздвинув ноги пошире, он с натугой вытащил шляпку из плотного обода, поелозил ею по тесному влагалищу. Но подружка обхватила его бедра руками и притянула их к своему заду, она настроилась кончить так, как никогда еще не кончала, потому что подоспела взорваться от переполнявшей ее энергии. Чтобы этого не произошло, она готова была разодрать ягодицы партнера крепкими пальцами с острыми ногтями. Дока едва не заблажил от боли, отпустив груди, он сжал кулаки и занес их над спиной подружки. Но та словно перестала осязать действительность, все ее действия превратились в непроизвольные покачивания аппетитной попой вперед-назад с нервными содроганиями тела на слабеющих ногах. Сейчас она походила на готовую загрызть любого сучку, по какой-то причине отказавшуюся от дальнейшего спаривания с раззадорившим ее кобелем. Из груди вырывался лишь призывный интимный стон, женщина требовала довершения дела до конца, она умоляла об этом. У Доки в голове невольно возник вопрос о том, что с нею происходит, уж не бешенство ли у нее матки, и не по этой ли причине муж не спешит возвращаться домой? Он вспомнил случай из своей практики, когда одна из подружек точно так-же упрашивала его не экономить на движениях, а стараться вовсю. «Бы-ст-ре-е», задыхаясь от охвативших ее чувств, требовала та девушка, на глазах выгибаясь коромыслом. Но на той подружке одновременно побывал взвод солдат и у ее влагалища не было ни стенок, ни дна, а здесь вертела прелестной попой знавшая лишь одного супруга неизбалованная по части разврата почти девственница, тугое влагалище которой старалось наоборот вытолкнуть член поскорее наружу, одновременно цепляясь за него всеми клетками. Значит, дело было в другом, в том, что несмотря на рождение ребенка его партнерша созрела только сейчас и только сейчас в ней сорвались с привязи те самые чувства, от которых одинокие женщины сходят с ума.
- Ну что же ты!.. – с усилием выдохнула она, вовь подавшись попой навстречу его лобку. – Я хочу тебя, ты слышишь? Хочу... хочу...
Новая мысль заставила Доку покривиться от довольной усмешки, он опустил руку вниз, зажав яички в ладони, подержал их в таком состоянии несколько секунд, ощущая, как успокаивается в них взбесившаяся сперма, как костенеет член без подпитки, вновь готовый поработать по полной нагрузке. Затем он продвинул головку по влагалищу до кипящей раскаленной лавой шейки матки и прильнул бедрами к мягким, словно пуховая подушка, ягодицам партнерши. Она охнула, просела вниз, не переставая совершать челночные движения всем корпусом, не замечая, что дружок почти оседлал ее. И сорвалась по стене, на которую опиралась, на несколько сантиметров вниз, один раз, потом второй, и замерла в неудобном положении, сотрясаемая с ног до головы ядреной дрожью, с долгим мучительным стоном выплескивая наружу плотный сгусток энергии. Он, этот сгусток, растекся по ее ляжкам, перекинулся на его ноги и промежность с половыми органами посередине. Он подействовал как те невидимые «хотенчики», которые облепляют всунутый во влагалище палец и принимаются его щекотать, вызывая приятные чувства. Он воспламенил успокоившийся было внутри Доки пожар страстей, принудив теперь его самого задохнуться от могучей волны сладострастия. Он едва успел переступить с ноги на ногу и вцепиться в ее бедра покрепче, чтобы не опрокинуться навзничь. И забился в точно таких-же конвульсиях, как его партнерша минуту назад, стараясь протолкнуть член поглубже, чтобы донести сперму до места предназначения. По телу побежали обильные ручьи пота, вынося на поверхность вместе с хмелем застоявшийся сумрак житейских неурядиц, делая плоть легкой и воздушной, словно наполненной прохладным, но уже весенним, воздухом.
Так они и стояли, приклеившись друг к другу, пока ребенок в кроватке не надумал повернуться на второй бочок. Молодая женщина с тихим стоном разогнулась, невольно выталкивая из влагалища успевший привять член своего партнера вместе со скопившимся там воздухом. Но неприятные звуки не произвели негативного впечатления, Дока с подружкой лишь смущенно улыбнулись, снова падая в усталые объятия. За неплотно зашторенным окном раскачивалась полоска света от одинокого уличного фонаря, а больше в этом мире не двигалось ничего, на чем можно было бы акцентировать внимание. Да им ничего было и не надо, они испытывали одинаковое после полового сношения телесное опустошение, не обязывающее их ни к чему. И когда зазвучал ее успевший приручиться воркующий голос, он лишь напряг слух, сам оставаясь неподвижным:
- Давай перейдем на кровать, - с растяжкой сказала она. – Мне кажется, что я сейчас сложусь в груду металлолома, как механическая кукла.
- Кто-то говорил, что первым отрублюсь я, - разлепив непослушные губы, напомнил он.
Женщина не ответила, лишь попыталась усмехнуться, сбросив руки с его плеч, передвинула ноги по направлению к постели. И рухнула на нее, издавшую домашний скрип, не покосившись на детскую кроватку, но предлагая Доке последовать ее примеру. Он так и поступил, не удосужившись поднять с пола и повесить на спинку стула свою одежду. Привалившись к ее боку, без перехода ухнул в пучину без сновидений, не успев осознать по настоящему, как хорошо заниматься любовью в деревенских условиях, когда никто не мешает и не слышно скрипа даже одинокого за окном фонаря.
Утром Дока проснулся от того, что успевшая одеться хозяйка квартиры оттягивала тоже облаченную в костюмчик девочку от кровати, на которой он спал. Но той страсть как хотелось потрогать дядю за выпавшую из-под одеяла его руку, ее пугала его неподвижность, к тому же он нисколько не походил на родного отца. Женщина настойчивым шепотом предлагала дочке прогуляться по улице, на которой ее дожидался вчерашний щенок:
- Если он убежит в свой домик, больше ты его не увидишь, - убеждала она.
- Увижу, его мама все равно выведет его погулять, - не соглашалась девочка и снова тыкала пальчиком в Доку. – А кто это и как этот дядя пришел в нашу спальню?
- Разве эти складки похожи на дядю? Ты еще не проснулась и тебе все мерещится...
По комнате разливался сероватый свет начинающегося дня, предметы все еще имели неясные очертания и слова женщины были недалеки от истины. Чтобы правдоподобнее походить на мираж, Дока затаил дыхание, он понимал, что ребенок может поделиться информацией с кем либо из жильцов дома, чем навлечет на свою маму ненужные подозрения. Тем более, что ночью уже приходила напрягшаяся от их возни соседка.
- Я еще сплю? – по детски наивно переспросила девочка.
- Ну конечно, ты же не захотела смыть сон водичкой, - выводя ее из комнаты, спокойно уверяла женщина.
- Водичка очень холодная.
- Зато ты бы проснулась и тебе ничего бы не казалось.
У выхода из спальни она пропустила дочь в коридор, обернулась через плечо и сдавленным голосом прояснила ситуацию:
- Я тебя закрою, вернусь лишь поздним вечером, днем вряд ли ты выскочишь незамеченным, - она помолчала. – Если захочешь в туалет, возьми старое ведро и сходи в него – удобства у нас во дворе.
- А дочка? – приподнялся он с постели, он хотел сказать, что оставлять ее вчерашней ночной гостье не стоит, потому что она ей все расскажет.
- Заберу с собой в магазин...
Весь день Дока пролежал на кровати, вставая только за тем, чтобы покушать и справить нужду в оставленное в коридоре ведро. Скоро вонь от сдобренных самогонным перегаром испражнений растеклась по всей двухкомнатной квартире, как ни старался он залить их водой и забросать бумажками, послесвадебные отходы все равно источали непередаваемый запах. Он с внутренним дискомфортом ожидал возвращения хозяйки квартиры с дочерью домой и был уверен, что после таких наворотов она не станет удерживать его возле себя ни минуты. Как назло, прохватил понос, бегать на ведро пришлось через каждые полчаса, скоро посудина заполнилась наполовину и вонь стала невыносимой. Несколько раз он порывался открыть створку окна и выплеснуть содержимое злополучного ведра на улицу, и каждый раз под окнами кто-то проходил, а на просторном дворе не прекращалась ребячья возня. Около одиннадцати дня вдоль станции проволокся грузовой состав, вчера ставший орудием славной аферы с якобы отчаливанием Доки в Краснодар, а часов в пять вечера по рельсам простучал тот самый пассажирский поезд, на котором он приехал на этот заброшенный в середину кубанской степи полустанок. Наступила тишина до самых ночных перебранок чугунных колес со стальными нитками рельсов тормозившего здесь лишь по просьбам колхозников еще одного пассажирского поезда, но на него места бронировали лишь по прихоти местных заправил или по закону лукавой женской улыбки, для которой даже небесные врата не являлись запретом. На Доку напала хандра, теперь он готов был рвать отсюда когти хоть сию секунду, видимо чувство стыда у него, в отличие от остальных чувств, не имело привычки притупляться. С ним или рождались, или его не было вообще. И когда в замке загремел ключ, он накинул на себя пальто и приготовился уходить, твердо решив вернуться сначала на хутор и догулять свадьбу, а после сразу уехать домой. Но вошедшая женщина быстро затолкала его в подобие платяного шкафа у входа в горницу и тем же утренним шепотом приказала:
- Сиди здесь тихо, до той поры, пока я не уложу дочку.
- Может мне уйти? – заикнулся было он.
- Куда? На улице дождь собирается, а до хутора не меньше пяти километров. И поездов никаких не будет.
Он проглотил тягучую слюну, отвернувшись в сторону, решился подсказать:
- Там ведро в коридоре, я в него сходил.
- Я уже принюхалась, вынесу, - поморщившись, отмахнулась она, наконец-то сняв с души Доки пахучий воз не оправданных терзаний.
Три дня заточения, несмотря на не покидавшие Доку тревоги, пролетели как одна ночь. Каждый вечер к хозяйке квартиры заскакивали то одна, то вторая, то тертья соседки, беседы с которыми тянулись по часу и больше времени. Кроме всего, женщины перестали оставлять в покое подружку и по утрам, они нахально втирались в комнаты и принимались обнюхивать каждый в них угол. Видимо женская интуиция обладала проверенными веками свойствами, подсказывающими, что жене прапорщика вдруг расхотелось маяться от одиночества, что у нее завелся ненасытный хорек, успешно справлявшийся с омолаживанием всего ее организма. Доке с женщиной надоело уже придумывать, куда бы спрятаться в следующий раз, да и девочке стало казаться, что в их квартире поселился домовой. Пока он был добрым, обходился оставляемыми ему печеньем с конфетами и не особенно старался показываться на глаза, но мог превратиться в злобного барабашку, и тогда его и медом никто бы не задобрил.
Но все эти проблемы не стоили выеденного яйца по сравнению с тем наслаждением, которое сексуальные партнеры испытывали каждую ночь. Вряд ли кто сумел бы растащить их по разным углам, тем более, что женщина с первого же дня начала прибегать домой и в обеденный перерыв. Не успевала девочка смежить веки, как они бросались в объятия и как вампиры начинали высасывать друг из друга всю без остатка энергию. Партнерша уже не надевала трусы, чтобы не тратить время на их снимание, половые губы у нее разбухли, стали напоминать два больших ломтя розового сала. Влагалище тоже сократилось, когда Дока вводил в него свою распухшую шляпку, подружка запрокидывала голову и издавала долгий мучительный стон, от которого спавшая в кроватке девочка вздрагивала и сворачивалась в плотный клубочек. Но ничто уже не могло остановить ночных с дневными вакханалий, ни детская боязнь барабашки, ни боль в половых органах, ни ставшие похожими на болезненные припадки ненормальные оргазмы. Они привыкали к мучительным сношениям, извлекая из этого своеобразное для себя наслаждение, незаметно превращаясь в вампиров-извращенцев. Боль для них стала той самой желанной целью, к которой они стремились уже на подсознательном уровне. Кожа на скулах натягивалась, на щеках разгорался нездоровый румянец, а под глазами красовались все больше черневшие круги. Руки начинали подрагивать, ноги подгинаться, а без того поджарые животы прилипали к хребту.
На четвертый день Дока не узнал вошедшей в квартиру своей подружки, щеки у нее запали, глаза расплескались на поллица, большой рот растянулся чуть не до скул двумя бледными полосками. Имевший больше возможностей отдохнуть и лишний раз покушать, он выглядел резвее, и все равно едва успел спрятаться в горнице за ширму, пока женщина торопливо укладывала дочку в кровать.
- Барабашка, - не капризничая и не мешая маме раздевать ее, как-то обыкновенно сказала девочка, сама стремясь поскорее залезть в кровать.
- Что ты выдумываешь, - нетерпеливо откликнулась женщина. – Барабашки живут на кухне и там гремят посудой.
- А у нас он стал бродить по всей квартире, - не согласилась девочка. - То на твоей кровати поваляется, то из горницы выглянет. И подмигнет...
- Больше тебе ничего не кажется?
- Больше казаться нечему, он у нас пока один.
Девочка вздохнула и отвернулась к стене, ее мама уже стремилась ворваться в горницу, опробованный с первой встречи пол в которой стал второй для обоих жесткой кроватью. Синтетический палас не сглаживал неровностей, через него углы досок под ним так успели наломать бока, что казалось деревенские мужики все-таки походили по ребрам горбылями от заборов. Подружка на ходу стаскивала с себя платье, и когда оно упало к ее ногам, Дока невольно отшатнулся назад. Перед ним стояла много дней не видевшая пищи женщина с потерявшими округлость формами, с опустившимися ниже солнечного сплетения грудями, главное, с неприятно взлохмаченными волосами на красноватом лобке. Торопливая походка у нее тоже была неуверенной, как и блудливый взгляд огромных темных глаз. Так не шло выражение согласной на все собаки на ее лице к сохранившему гордую осанку облику, что он впервые подумал о немедленном отъезде к себе домой. И когда она прильнула к его груди, он не набросился с жадностью на ее губы, а чуть отстранился, подыскивая нужные слова. Но партнерша не заметила перемены, продолжая тыкаться носом в его небритый подбородок.
- Мне пора уезжать, - прочистив горло, нашел в себе силы сказать об этом он.
Она притихла не сразу, настроившаяся на любовь, сначала потеребила его болезненно, но без усилий, напрягшийся член, затем пробежалась губами по его груди и шее:
- Что ты сказал? – осевшим голосом переспросила она.
- Я говорю, что мой отпуск закончился, и работать за меня никто не будет.
- О чем ты говоришь, какая работа?
- Мне пора отчаливать домой, - более твердо повторил он.
Она отшатнулась, осознав его признание, долго шарила яркими зрачками по его лицу, стараясь найти подтверждение услышанному. Она по прежнему была прекрасна, эта лань с бровями вразлет, с длинными неспокойными ресницами, с тонким носом с трепетными крыльями. Ее безо всяких подготовок и бешенных денег для подкупов нужных людей можно было выпускать на мировой подиум красоты, где она без усилий заняла бы гран-при. А она влачила бездуховную жизнь в обложенной безмолвными полями глуши, царственным видом радуя глаза лишь пьяным механизаторам, да бабам в измазанных пойлом для скота передниках. И она это понимала, готовая пойти на все, лишь бы вырваться из убожества, она видела, что помочь ей может только случай, которого не представлялось много лет подряд. Не представилось бы еще долго, до той поры, пока кто-то за спиной не подвел бы черту под целой жизнью:
- Красивая была, скотинка, трахнуть бы ее в те годы.
- Она и сейчас ничего.
- Такую пришла пора отправлять на бойню...
Она понимала и то, что стоящий перед нею молодой мужчина с приятными чертами вряд ли предложит что-то дельное, для него, как и для всех мужиков, она являлась лишь желаемым подарком судьбы, получив который он пойдет искать следующий. Ведь что в уродстве, что в прекрасном предела не существует. Она сознательно пошла на близость с ним, инстиктивно ощущая, что за изменой мужу обязан открыться новый путь в неизведанное, зато разрешенное ей самой природой. И случайный партнер по сексу поможет ей нащупать тропу к этому пути, чем и как неважно, главное сделать первый шаг. И вдруг оказалось, что с его уходом пропасть между нею и мечтой грозит лишь углубиться, не принеся результатов. Она забыла, что как раз это обстоятельство имеет все права послужить толчком к дальнейшим действиям, нужно суметь лишь вовремя и с умом им воспользоваться. Но с его известным заранее признанием в том, что он покидает забытую богом станцию, на которой она живет, ею вдруг завладели только чувства:
- Ты решил уехать? – запинаясь, спросила она. – Я тебе разонравилась?
- Ты самая красивая из женщин, которую я когда-либо видел, - он потрогал немного утратившие блеск ее волосы. – Но мы настроились затрахаться в доску, а что это даст, кроме подозрений окружающих тебя людей?
- Прости, но я не поняла, о чем ты?
- Ты теряешь свои достоинства.
- Я быстро восстановлюсь.
- Это надо сделать до приезда мужа, - он прижал ее к себе. – Мне правда нужно уезжать, да и твои соседи не оставят нас в покое.
- При чем здесь они?
- Эти люди стали уже рваться в твою квартиру, когда-нибудь они меня заметят.
- А тебе чего бояться? – усмехнулась она. – Это я должна блюсти супружескую верность.
Он помолчал, не уставая оглаживать ее, чуть напрягшуюся, по спине, затем приподнял за подбородок и взглянул в бездонные омуты зрачков:
- Я боюсь не за себя, хотя хорошего мало, когда меня начнут метелить дубовьем. Я боюсь за тебя и за твою маленькую дочь.
Она упрямо мотнула головой, на ресницах задрожали слезы:
- Ты бросаешь меня, а я успела к тебе привыкнуть.
- Несмотря на обнесенные поносом ведра? – попытался разрядить обстановку Дока.
- Эта беда может случиться с каждым.
- Как хорошо ты сейчас сказала. Если дело обстоит так, то кто запрещает тебе приезжать ко мне?
- Ты говоришь правду? – натянулась она струной.
- Только дай телеграмму, чтобы я успел снять квартиру. Мы с женой хоть и разведены, но продолжаем жить в одной комнате.
- Спасибо... Больше мне ничего не нужно.
Она взяла в теплую ладонь продолжавший торчать колом его член и поводила головкой по своему синюшному клитору. По лицу от боли змейками побежали едва сдерживаемые гримассы, но она лишь улыбнулась острым ощущениям, наверное, теперь только они были способны удовлетворить ее полностью. Чтобы насладиться гремучей смесью приятного с болезненным, женщина расставила ноги, стараясь выпереть лобок как можно дальше, затем наклонила шляпку ко входу во влагалище и с силой нанизалась на нее. Дока запрокинул голову и заскрипел зубами, ягодицы у него свело от судороги, он успел заметить, как откинулась назад партнерша, как затряслись у нее похудевшие ляжки. И все-таки настоящая сильная боль была мимолетной, скоро она успокоилась, проявляя себя лишь по краям половых органов обоих партнеров. А потом только вплеталась в охватывающее обоих сексуальное возбуждение, добавляя ему неповторимых красок. Сделав несколько качков, Дока подхватил ногу подружки и притянул ее к своему животу, теперь налившиеся красноватыми соками ее половые губы с его красавцем членом стали видны как на ладони. Зрелище возбуждало, оно ворошило запасники чувств, выгоняя из них потоки желанной сексуальной роскоши, заставляя их растекаться по всей плоти и подчиняться только одной прихоти – наслаждению. Ноздри обоих партнеров зашевелились от здоровых запахов, от которых начали увеличиваться зрачки и губы, соски на грудях и сами носы. Дока видел, как вместе с движениями его полового органа во влагалище вход в него смачивается капельками смазки, они выступают и на стремящихся вывернуться наружу малых половых губах, и на поверхности кожи его члена, они смягчали трение, делая его приятным и долгожданным. И когда обозначилось начало извержения вулкана страстей, он оттопырил зад, оставив внутри тела подружки только шляпку, давая возможность набухшему стволу немного остудиться. Он видел, что партнерша еще не подошла к краю пропасти, за которым ее ждал болезненно-прекрасный полет в пучину чувств. Он понимал, что работу надо бы продолжить, тогда она не испытала бы неприятного включения сдерживающих центров и докатилась бы до станции назначения без лишних остановок. Тем более, что после каждодневных многократных выбросов сперма, скорее всего, стала безопасной во всех отношениях и разрешалось кончать прямо в заглатывающую шейку матки в полный рост. Но ему жутко хотелось продлить себе удовольствие, он уже привык к тому, что какая-то часть его постоянно отогревается в другом теле. Мало того, он не забывал и о своей партнерше, надеясь доставить побольше приятных минут и ей. Но у той на этот счет тоже имелись свои прихоти, она тоже хотела дать ему насладиться собой, чтобы запечатлеть себя в его памяти как можно дольше. Ради этого она готова была на все, даже на то, чего в супружеской жизни никогда не делала, считая такое за разврат и позор. Заметив, что дружок притормозил, молодая женщина дернула попой назад, заставив член выскользнуть из входа во влагалище, быстро опустившись на колени, обхватила его рукой и всунула себе в рот. И начала сосать как покрытую толстым слоем шоколада конфету, одновременно теребя пальцами яйца и подталкивая ствол рукой. Как-то в гостях ей пришлось увидеть порнофильм и запомнить, что поступать стоит именно так. А еще следует делать круговые движения языком вокруг головки с натянутыми под ней парочкой жилок, от их раздражения мужчина обычно столбенеет и брызгает фонтаном спермы. После чего нужно быстро затолкать мужской половой орган обратно во влагалище и успеть кончить самой. Дока и правда поначалу выгнулся дугой, потому что сдерживающие центры не выдержали лобовой атаки и заскрипели отпускаемыми тормозами, в то время, как он настроился покататься на подружке еще. Поняв, что справиться с чувствами не удастся, несмотря на то, что минетчица из партнерши была никакая, он подался задницей вперед, решив окунуться в наслаждения с головой. Когда жиденький поток выделений с болезненными ощущениями устремился в канал, он попытался протолкнуть член в рот еще немного. И чуть было не закричал от боли. Подружка отскочила от него назад, шлепнулась на попу с выпученными глазами. С конца члена капали жиденькие светловатые выделения, они падали на ногу партнерши, на шершавый палас. Но Доку настораживало не это, сдерживая эмоции, он не сводил взгляда с растекавшегося по коже полового органа кровавого пятна. Когда конвульсии начали утихать, он посмотрел на женщину:
- Зачем ты это сделала? – спросил он, выискивая на ее лице разгадку.
- Мне рассказывали, что так можно захлебнуться, - невольно пережевывая что-то во рту, продолжала испуганно таращиться она. – Я думала, что ты будешь вытаскивать его, когда станешь кончать, а ты начал втыкать глубже.
В промежности между ее ногами все еще темнела щель, образованная раздвинутыми его членом по сторонам ее половыми губами, светился красным фонарем укрытый пушистым волосом выпуклый лобок. Вся фигура совсем недавно уверенной в себе женщины, сознающей свою неординарную красоту супруги десантника, медленно принимала позу провинившейся перед хозяином собаки, заставляя невольно возникать мыслям о скорейшем отъезде. Дока вдруг понял, что таким обращением человека недолго и сломать. Женщина была готова на все, лишь бы добиться чего-то своего, для него пока не разгаданного. Хотя внутри ее зрачков не ослабевал огонек уверенного, знающего себе цену, человека. Но сейчас на нее было жалко смотреть. Подхватив с пола трусы, он вытер ими свои половые органы и стал одеваться:
- Когда, говоришь, приходит поезд из Краснодара?
- Не знаю.., - женщина провела руками по лицу, словно стягивая с себя липкую пленку. – Пара часов у тебя еще есть, чтобы привести себя в порядок.
- Вот и славно, - он протянул руку, помог ей подняться с пола и прижал к себе. – Об остальном мы договоримся, когда ты приедешь ко мне в гости. Я постараюсь сделать все, чтобы ты была счастлива.
- Ты сказал правду? – притихла она в его руках. – Я могу приехать в твой большой город?
- Тебе есть к кому приехать, слов на ветер я еще не бросал, - Дока поцеловал женщину в спутанные волосы. Усмехнулся. – Хотя бабам со мною всегда было тяжко, я неуправляемый. Дурной одним словом.
- А ты мне и не нужен, мы с тобой абсолютно разные, - вдруг тоже с усмешкой призналась она. – Мне главное сделать первый шаг от затягивающей в себя трясины обыденности, чтобы хоть чего-то добиться в этой жизни. Здесь я сдохну от скуки и потоков лести неграмотных людей, а там я сама найду свою дорогу.
- А ребенка на кого оставишь?
Он спросил просто так, чтобы лишний раз оправдать себя в том, что своим неряшливым поступком разбивает семью и толкает женщину на неизвестный путь, на котором сгинули тысячи и тысячи ей подобных.
- Дочку я заберу с собой, - с внутренним убеждением сказала она. – Если у меня ничего не получится, у нее будет какой-никакой задел для будущего. И мой опыт.
- А опыт дорогого стоит, - согласился он, приподнял ее лицо за подбородок. – Ты можешь смело рассчитывать на меня, я не подведу. Но... брать буду натурой.
- Я согласна, здесь ты и вправду мастер на все руки.
Она засмеялась впервые за три дня их тесного знакомства, видно было, что с приглашением Доки к себе у нее с души свалился огромный камень. А он в очередной раз с грустью подумал о том, что миллионы разумных женщин в таких же затерянных на просторах России станциях с хуторами уступают достойную лучшего свою судьбу силе,тем самым отдавая ее ничтожеству кривляющемуся на незаконно занятой ими вершине и теряя себя навсегда.