Ржавый бункер - твоя свобода
Заколочена дверь крестом
Полную яму врагов народа
Я укрою сухим листом.
Запрятанный за углом
Убитый помойным ведром
Добровольно ушедший в подвал
Заранее обреченный на полнейший провал
Убей в себе государство!
Е. Летов
Дамы и господа. Обратите ваше внимание направо, перед вами открывается прекрасная картина промышленного района окраин Москвы. Серые покосившиеся дома, построенные в лучших традициях советского апокалипсиса. Старые, разваливающиеся многоквартирные «человечники» с частично обвалившимися стенами и насквозь прогнившим рубероидом на крышах. Пейзаж вокруг «домов-бараков», прекрасен и разнообразен. Незаконченные стройки, разбитая выгоревшая изнутри котельная, остатки недостроенных цехов и блоков, скривившиеся трубы ржавыми монолитами взмывающие в небо, бетонные и кирпичные стены. Повсюду на узких улочках валяется мусор, пищевые отходы, куски асфальта, арматура, обрезки «колючей проволоки», бомжи. Во всем этом великолепии обжитых руин, особо хотелось бы выделить одну из типовых стен типового дома. На этой внешне ни чем не примечательной стене, помимо вездесущих «граффити», и матов, выцветшей красной краской написано страшное пророчество: «Мир - хижинам, война - дворцам!» На стыке веков этот жестокий лозунг стал командой к действию для многих кровавых преступлений. В наше же время этот призыв был написан недрогнувшей рукой одного из молодых людей, причисляющего себя к современным революционерам. Если вы присмотритесь, то он стоит совсем недалеко отсюда, через дорогу, чуть выше по улице. Он стоит на тротуаре, в потертых черных брюках на солдатском ремне, тяжелых армейских ботинках, изношенной кожаной куртке, оставшейся от отца, стрижка полубокс, голова в холодные осенние вечера прикрываться черным беретом. Он стоит у бетонного забора, тянущегося вдоль всей улицы, и приклеивает к серой грязной плите листовку. На белом листе, чуть больше тетрадного, черными буквами красуется название партии, ее символика, основной лозунг и призыв к свержению старого мира.
Этот молодой человек является партийным революционером, приверженцем самых радикальных мер. Он убежден в своей правоте, в правоте своих идей, от теории старается больше переходить к практике, он милитарист, оружие считает настоящим произведением искусства. Себя предпочитает называть «боевиком». Для таких как он революция не средство, а цель, своеобразная форма жизни, иная форма материи и бытия. Он тот, кто равнее других, он экстремист даже на фоне других революционеров. Немногословен, в место дискуссии предпочитает промолчать или сразу ударить в челюсть. Он не желает переговоров, он жаждет войны, хотя и не уверен, сможет ли на ней выжить. Он считает жалость слабостью, хотя сам всегда готов помочь неимущему. Он верит в Бога и верит, что «его Бог» благословляет убийство во имя цели. Он жесток по отношению к другим, а к себе он просто беспощаден. Его партия этого его армия, его город это его поле битвы. Его лозунг это строчка из песни Летова, кредо, выцарапанное армейским ножом на кирпичной стене: «Винтовка – это праздник!»
Если мы пройдем немного дальше, в глубь района, то сможем увидеть еще один прекрасный дом, принадлежащий к хрущевскому архитектурному ансамблю. В грязном, заплеванном и исписанном матами подъезде этого дома располагается квартира еще одного человека именующего себя революционером. Посмотрим же на нее. Маленькая, типовая квартира о двух комнатах, доставшаяся с колоссальным трудом в последние годы перестройки, панельная конура имени советской власти. Квартира старенькая убогая, единственный балкон выходящий на улицу стал складом для всего, что не уместилось в квартире. Приобретение, ремонт, въезд и последующий ремонт, заняло немного-немало пять лет, почти столько же, сколько потребовалось на проведение гражданской войны в США.
В комнате этого человека, так же как и во всей квартире, множество ковров, советской мебели, типового коричневого цвета, масса различного хлама, тонны пыли и тревожного чувства страха. Однако на стене, напротив входа, висит единственная гордость, черный пиратский флаг. А еще в комнате полно книг, книги занимают собой большую часть пространства, их столько, что уже просто некуда деть. Книги разные: история и политология, Ленин и Лимонов, философия, Махно и Аршинов, военное дело, Гитлер и Нечаев. На книги уходило много денег, цветастых, хрустящих бумажек на которых держится вся цивилизация. Но книги это единственный способ считать себя настоящим.
Человек живущий в подобной комнате относиться к типу «диванных революционеров», хотя сам больше предпочитает называть себя «теоретиком». Он не партийный, но сочувствующий, он не принимает участия в акциях, но вполне способен на самостоятельные действия вплоть до акта «террориста-одиночки». Он тот, кто станет активным только тогда, когда пожар начнут разжигать другие. Он регулярно покупает газеты, жадно вслушивается в политические новости, часто устраивает дебаты с телевизором.
- Мать вашу, о чем они думают, о каком народе ты говоришь? – раздается выкрик в сторону телевизора, но с голубого экрана продолжает тараторить приземистый политикан в сером пиджачке, с красным галстуком и золотыми часами за пять тысяч американских рублей.
- Вас всех надо перевешать, захватить бы... Нет, вы только посмотрите, сидят сальные хари, в костюмах дороже моей квартиры и меня же еще жить учат. И о какой-то борьбе с коррупцией говорят.
«Диванный революционер» не боится чужого мнения и не скрывает своего собственного, у него может быть четкая концепция действий или же просто огромная неприязнь к власти. В своем кругу общения он считается экстремистом, но слава эта не выходит за рамки курилки или пивной. Он разочарован не только в стране, но и в собственной жизни. Он понимает, надо что-то изменить и менять решает все и сразу. Жизнь таких революционеров одиночек, всегда тусклое горение, но очень часто она становиться горением запала.
Если мы сядем на маршрутку и доберемся до ближайшей станции метро, то сможем понаблюдать еще за одним типом поколения революции. Это девушка, вполне миловидна, каким образом оказалась среди маргиналов загадка даже для нее самой. Она из обеспеченной семьи, любит веселиться и умеет отдыхать. В революции ее привлекает романтика, внешняя форма и эпатаж. Она носит камуфляжные брюки и футболку с «буковкой “А” в кружочке». Она стремится всем показать свою маргинальную сущность и не упускает возможности влезть в дискуссию, даже если сама в вопросе не разбирается. Слушает музыку Летова, только потому, что так принято и часто посещает ночные клубы «RnB». Такие как она долго не задерживаются в революции, быстро надоедает и они уходят в нормальную, бытовую жизнь. У таких как она нет веры и нет цели, они всего лишь поборники моды. Они те, кто составляют «пластмассовый мир».
Пройдемте к следующей экспозиции, на ней вы видите все те же трущобы и жилые руины, а так же обнесенную жестяным забором стройплощадку внутри которой, словно в осажденной крепости засели несколько десятков нелегалов с Кавказа. Напротив парадного входа стоит группа молодых парней, коротко стриженных, общей численности в полсотни. В руках они сжимают обрезки арматуры и цепи. Все точно знают, зачем пришли, все ясно видят сквозь плотные тучи пылающее кровавым жаром солнце. Они возбужденно веселы и слегка нервны, как перед первым свиданием. В руках сжимая свое оружие, они зорко вглядываются в лица случайных прохожих спешащих убежать с поля будущего сражения. Они чувствуют на себе взгляды этих прохожих их страх и ненависть. Они упиваются этим страхом, этой ненавистью, их будоражит презрение окружающих, которые в полголоса шепчут «выродки», но при этом трепещут от ужаса.
Эти «арийские воины», так же грезят о революции, о национальной войне. Сегодняшняя схватка это лишь подготовка, к грядущему празднику злобы, всеобщему распитию кровавой чаши на пиру войны. Они это «бойцы в стае», они выживают в группе, они знают своего врага в лицо и готовы напасть в любое время, все сразу. Для них такой выбор был прост, они должны были найти виновников всех своих бед, своего ужасного положения и эти виновные нашлись, не в далеких кремлевских коридорах, а рядом на ближайшей стройке, на местном рынке. Они это «белые волки», свастикой веры, очищающие свой лес от грязи и порчи. И пока существует стая, их кровавая охота будет продолжаться.
Бунт, как метод познания мира, как способ ощутить себя. Возненавидеть всех живых, весь мир… и тварей населяющих его. Прижавшись спиной к стене и сжав кулаки, скрежетать зубами, в немом усилии побороть страх и быть всегда готовым к сражению.
Сразиться с врагом, толпой полулюдей, армией единообразных трупов, созданных по образу и подобию среднестатистической, нормированной, штампованной массы, живущей по адату, в царстве табу и законов.
Впервые в жизни испытать смерть, увидеть слепящий свет мятежных звезд, поверить в ХАОС и признать Анархию.
Гордо пылает черное, изорванное знамя нейтральной злобы, призывающее к свержению старых миров. Мокрый снег застилает окровавленное поле, перепаханное взрывами смерти. «Этому виду свойственно убивать себе подобных». Высятся поседевшие руины покинутых городов, очищенные испепеляющей злобой. Над горизонтом занимается заря. Утренним, алым светом полыхает новый мир.
Сверкает Анархия, реет черное знамя.