Любовные истории - история первая - холостяк

Эдуард Резник
Холостяки - существа к браку потенциально предрасположенные, однако, по ряду причин им не сочетающиеся. В связи с чем женатые им, как правило, завидуют, а замужние соболезнуют.
 
Мой знакомец, Пётр, на момент повествования, имел за плечами уже несколько: «чуть было не», и с десяток: «слава богу, пронесло».
Однако надежд не терял, и в последнее время в поисках любви даже активизировался. Чему способствовали: разрастающаяся лепёшка на темени, именуемая в народе аэродромом, чуть отвисший живот, и, недавно добавившийся к этому горькому списку, гастрит.
Так что тяга к домашним котлетам, в его случае, была не столько прихотью, сколько планом спасения.

Справедливо классифицировав себя холостяком не первого сорта, Петр углубился в интернет и, к своему изумлению, обнаружил в таком способе знакомств немало плюсов.
Так, отписав какой-нибудь дамочке, он сходу избавлял себя и от её придирчиво-оценивающих взглядов, и от кривых ухмылок, и от пренебрежительного «отвали», которые в последние время преследовали его всё чаще.
Ну а, ежели дамочка оказывалась подходящей, то общение переходило на следующий, телефонный уровень, который Пётр считал едва ли не самым важным.

Для этого этапа он даже расчертил листочки особыми столбцами, в коих коротенько записывал получаемые данные, дабы затем, без спешки, их проанализировать.

Вот некоторые выдержки из его записей:
«Ира – 28, разведена + 1, высокая, деловая, грудь 1-2, много говорит (что плохо), хорошо зарабатывает (что неплохо), умная (что очень плохо), придирчивый педант, возможно фригидна.
Вывод: Ни при каких!».

«Валерия – 24, холостячка, пухленькая, большая грудь, любит секс и сладости (к старости разжиреет), очень говорлива.
Вывод: Спасибо, не надо!».

«Инна – 25, блондинка, много штукатурки (возможно прыщи), вегетарианка, помешана на животных, грудь отсутствует, секс не выяснен, немногословна (что хорошо). Вывод: Скорее нет, чем да».

«Алла – 27, жеманна, стрижка короткая, цвет волос изменчив, не в меру высокомерна, фигура не выяснена (чёрный балахон).
Вывод: Пожалуй, не рискну!».

«Таня - 23, сразу дура!!!»

«Александра 26 – серый, но въедливый мышонок, скрытна (как Штирлиц), пытлива (как Мюллер).
Вывод: Упаси и помилуй!!».
И так далее.

В тот вечер Петру предстоял разговор с Катериной, особой двадцати пяти лет, незамужней, с интересной профессией. А вот фотографии из неё Пётр выдавить так и не сумел.
Девушка сходу заявила, что предпочитает живой диалог и, продиктовав номер, попросила набрать ей после восьми. Так что наш заинтригованный холостяк, на всякий случай, даже завёл будильник.
А ровно в восемь, на третьем гудке, ему ответили.

Голос Катерины оказался настолько приятным, что её первое «алло» заставило Петра замешкаться, чего раньше с ним никогда не случалось. Обычно с девушками он держался уверенно и разговаривал, не подбирая слов. Однако этот голос, напоминавший виолончель, томно звучащую под плавными поглаживаниями смычка, так приворожил нашего героя, что ворсинки в его среднем ухе завибрировали, а по нейронным сетям побежали необычайно резвые электрические импульсы.

Справившись с первым приятным потрясением, Петру всё же удалось выяснить, что Катерина работает в швейном ателье. Что она не замужем. Что - жгучая шатенка с карими глазами. Что - имеет своё гнёздышко и массу других положительных качеств. Отчего в листочке со столбцами запестрели жирные плюсы.

Когда же наш герой вновь робко поинтересовался насчёт фотографии, собеседница сперва залилась переливчатым смехом, а потом промурлыкала, что судить о человеке по фотоснимкам глупо и даже омерзительно, поскольку они не только не передают, а скорее даже искажают действительность, и уж тем более ни в коем случае не раскрывают истинной сути личности.

– Я ведь не прошу прислать мне твои фотографии, – полушёпотом резюмировала она своё объяснение. - Они мне не нужны, чтобы понять, что ты мне и так интересен.
И после этих слов наш холостяк приписал в столбце данных: «Обворожительная».

- Просто я пытаюсь нарисовать твой портрет, - виновато проблеял обворожённый, – но мне не хватает красок. Можешь описать себя хотя бы в общих чертах?

И Катерина, вновь переливчато отсмеявшись, кокетливо проворковала, что рост её вполне себе средний. Что она не какой-нибудь там скелет. И что крайне нравится мужчинам. Настолько крайне, что автомобили возле неё останавливаются с характерным писком, а замужние подружки прячут от неё своих мужей. И некоторые даже разорвали из-за этого с ней приятельские отношения.

- Что-то во мне такое есть, - томно вздыхала Катерина, - такое, что заставляет мужчин в моём присутствии бледнеть. Думаю, всё дело в выделяемых мною флюидах.

И Петру тут же живо представились выделяемые её флюиды. И он, разомлев, расползся в кресле, и в его в нижней чакре даже обнаружилось некоторое неудобство.

На этом, собственно, сбор информации и прекратился.
Пальцы Петра вдруг размякли. Шариковая ручка закатилась под стол. И беседа приняла совершенно иной оборот.

Кати, вдруг, стало много!
Она заняла всё пространство его комнаты, а затем и весь окружающий мир. Просочившись сквозь ушные раковины, она проникла в самые потаённые закоулки Петра и развернула в них во всю свою ширь и прелесть.

Сперва девушка перешла на горячий шёпот. Затем послышались её сдавленные всхлипы и мучительные постанывания. А потом и вовсе - звуки смятённой, пышущей страстью плоти.
От тех гортанных, захлёбывающихся звуков Пётр то и дело вздрагивал, облизывал пересохшие губы, часто моргал, и изредка лепетал что-то несвязное.
А очнувшись, обнаружил за окном глубокую ночь, себя обнажённого и, переведя взгляд на монотонно гудящую в его руке трубку, ощутил ЛЮБОВЬ!

Весь остаток той ночи он пролежал солдатиком, глядя в потолок, и его лицо от уха до уха рассекала пугающе идиотская улыбка.
Пётр ликовал. Пётр был счастлив. Пётр, наконец-то, обрёл то, о чём так долго мечтал.
А к утру эта улыбка сменилась выражением крайней озабоченности, если не сказать, страха, и накатили мысли: «А вдруг я ей не понравлюсь?! Вдруг, не смогу себя доказать?! Вдруг...»

***

Их встреча была назначена на десять утра. Это он уговорил её встретиться так рано, поскольку дожить до вечера, не увидевшись с ней, ему не представлялось возможным.

На работу в тот день Пётр не вышел, даже не предупредив, и два часа отдал марафету: выстриг волосы в ноздрях и в ушах, побрил подмышки, выковырял серу, одним словом очистился. После чего заставил себя выпить сладкий кофе и скушать два бутерброда: один с сыром, другой с колбасой, потому что силы в любой момент могли ему понадобиться.

После завтрака он ещё раз тщательно почистил зубы, прополоскал рот какой-то ароматической дрянью и на всякий случай закинулся жвачкой.
Затем, вылив на себя полфлакона одеколона, испугался резкого запаха, сменил рубашку, и в половине десятого, унимая дрожь в коленях, вышел, наконец, из дома и сел за руль.

По дороге он остановился возле киоска, купил шикарный, как ему показалось, букет белых роз, поскольку Катя упомянула, что будет ждать его возле станции метро, вся в белом. И за пять минут до назначенного времени подъехал к месту встречи.

Пристроившись возле турникета, Пётр стал с жадностью вглядываться в лица людей.
Отметил двух парней, на вид студентов, о чём-то непринуждённо болтавших и заразительно смеявшихся.
Затем внимательно оглядел пожилую женщину с кошелкой полной овощей, отчаянно высматривавшую частника.
И наконец, перевёл взгляд на стоящую рядом с кошёлкой коротко остриженную бабищу, с опухлым, ярко напомаженным лицом, из-под чьей белой блузы, напоминавшей парашют, проглядывали веснушчатые телеса.
От их вида Петру стало чуточку не по себе и он, торопливо отвернувшись, ещё раз с упоением оглядел шикарный белый букет, что покоился на пассажирском сиденье.

Он как раз смотрел в зеркало заднего вида, когда в окно настойчиво постучали.
Бросив короткий взгляд на часы, Петр с неудовольствием опустил стекло и спросил:
- В чём дело?
- Пётр? – прозвучал в ответ чарующий, волшебный голос. И наш холостяк непроизвольно уронил челюсть.
- Вы Пётр? – повторила вопрос женщина в белом парашюте и её маленькие коричневые глазки, спрятанные за мощной бронёй рыхлых щёк, впились в Петра, абордажными крюками.
- Пе-пе-пётр, - безвольно кивнул Пётр.
И дама, решительно распахнув дверцу, втиснула свои габариты в салон.
Машина со стоном просела, букет агонически хрустнул.

Бледный, внезапно похолодевший влюблённый, не шевелился.
Вперев взор в торчащие рыжие волосики на запястьях женщины, он не мог отвести от них остекленевшего взора и всё думал про виолончель, втиснутую внутрь огромного контрабаса.

Дама же, не замечая его оцепенения, ворковала:
- А ты совсем не такой, каким я тебя себе представляла, - говорила она с кривой, чуть брезгливой усмешкой.
И ещё раз, окинув добычу придирчиво оценивающим взглядом, добавила:
- Что-то бледненький какой-то.
А Пётр, ощутив, растекающийся по машине запах тяжёлой парфюмерии и нечто прелого, подумал: «Флюиды выделяет!».
И в следующий миг кто-то невидимый сдавил его грудь и больно пронзил надчревье.

- Сер... Сер... - выпучив глаза, схватился Пётр за грудь и резко рванул ворот. - Сер...
- Да ты чего?! - отпрянув, взвизгнула дама. - Издеваешься что ли?!
И на свой задушенный стон: «У меня, кажется, инфа-а-а-аркт», услышал:
- Да тьфу на тебя, сморчок несчастный! Тоже мне клоун нашёлся!
И пока влюблённый хватал ртом воздух, Катерина фурией выломилась из салона, и так саданула дверцей, что Петра качнуло.
«Какой глупый конец!» - подумал он, и в следующий миг его вырвало.

Предполагаемый инфаркт, к счастью, оказался всего лишь обострившимся гастритом. И боль вскоре унялась, однако, Пётр по-прежнему не двигался.

Сидя в сладком кофе, колбасе и сыре, он долго ещё перебирал в уме: «не скелет», «жгучая шатенка», «карие глаза», «писк тормозов», «бледнеющие мужчины». Перебирал, понимая, что в общем-то ему не соврали, отчего первое жгучее желание «догнать и убить» немного отступило, и холостяк, выкинув в окно изломанные цветы, даже сумел усмехнуться.
Усмехнуться и подумать: «Зато теперь я точно знаю, что такое ЛЮБОВЬ!».