Человек проводит в этом мире
две с половиной минуты: одну в смехе,
другую в слезах и полминуты в любви,
ибо на середине смерть его застигает.
Жан Поль Рихтер
Когда шеф отправлял меня в эту командировку и обещал, что задание будет для меня просто маленьким райским незапланированным отпуском, я ему не поверила. Но я и предположить не могла, что этот, так называемый райский отпуск, превратится для меня в шесть дней ужаса.
Конечно, в устах этого вечно потного, мясистого создания, именуемого шефом, все звучало действительно заманчиво. Меня ждал прелестный, забытый небом уголок, названный местной Швейцарией из-за того, что в нем теснились одновременно лес, горы и море. Там я должна была сделать всего лишь маленький репортаж о сохранившемся до наших времен настоящем шамане. И все.
Я собрала рюкзак, одела на шею свой любимый «Nikon» и бодрым шагом, с не очень грустной песней в душе отправилась на автовокзал. Первым, что омрачило мое и без того хмурое утро, был безмерно обожаемый мной сотрудник по работе, который стоял возле автобуса с чемоданом в чистенькой ладошке. Не знаю, может ли человек ненавидеть что-нибудь больше, чем я ненавидела Никиту Тимошенко. Спросите меня – почему? Я не смогу ответить. Ника обожали все. Я же просто не выносила его. Когда он подходил ко мне ближе, чем на полметра, меня просто начинало мутить. Вообще-то, я всегда сдержана в чувствах, но это не тот случай. Началось все с моего первого рабочего дня. Когда я зашла в просторный кабинет, забитый болтающими людьми, в помещении вдруг воцарилась гробовая тишина. По всей вероятности, они уже знали, что я дочь известного Александрова и приехала из Франции. Все с интересом уставились на меня. Я же, два дня назад еще загоравшая на нормандском побережье, попыталась поздороваться, но мое волнение выдало такой сильный акцент, что все переглянулись. Я же не виновата, что родители мои скитаются по миру как червяк по яблоку, и что я знаю английский, французский и немецкий лучше русского… Первым тишину нарушил синеглазый блондин в стиле pret-a-porte: «А я не знал, что во Франции водятся рыжие негры». Его насмешливый голос прозвучал в кабинете эхом телефонного звонка, и тишина сразу смылась одобрительными возгласами, ко мне подошли знакомиться. Вот только Ник не знал, что моя внешность – это табу даже для близких друзей. Природа наделила меня смуглой кожей, карими глазами и рыжими (как я ненавижу этот цвет), рыжими волосами. Так что этот парень прекратил для меня свое существование еще в тот первый день.
- Что ты тут делаешь? – спросила я как можно грубее.
- Лечу в Бразилию, а что не видно? – ухмыльнулся он.
- Таких как ты перевозят только в грузовом отсеке, а ты почему-то рвешься в первый класс.
- Нет, я рвусь в кабину пилота. Шеф вчера решил, что тебе еще рано выезжать самой и попросил, чтобы я подержал тебя за руку, когда будешь переходить через лужи.
Когда мы с Ником начинали вот так разговаривать, в отделе воцарялась восторженная тишина. Особенно тешило всех, когда я от волнения переходила на французский язык, а Ник, тоже неплохо владеющий языками - что бесило меня еще больше – отвечал мне на английском, или наоборот. Но сегодня зрителей не было, и я решила промолчать.
Мы ехали в небольшом разваливающемся автобусе. Селенье за сорок километров от цивилизации называлось просто и банально – Новая Деревня, хотя проще было назвать его Старое Болото. Автобус ужасающе скрипел и так качался на каждом ухабе, что мне всякий раз казалось, что это последний метр нашего пути, и мы вот-вот услышим над собой хор ангелов.
Наконец водитель чихнул и корыто, проехавшее сорок километров всего за каких-то два с половиной часа, остановилось. Мы вылезли из этого чудовищного создания рук человеческих и оказавшись по колена в грязи, стали пробираться в более приемлемое для жизни место. Таких мест оказалось очень мало, нам пришлось сесть на камень, лежащий неподалеку и закатить все, что пять минут назад называлось одеждой.
Я удовлетворенно скосила глаза на элегантные брюки своего попутчика, забрызганные грязью, струсила воду со своих джинсов, закатила их до колен и прошептала в никуда:
- Кто кого должен переводить через лужи?
- Один–ноль, - вздохнув, ответил Никита по-французски.
- В мою пользу, - добавила я удовлетворенно по-немецки, потому что этот язык он знал хуже остальных.
Мы уныло уставились на село, состоящее из двадцати-тридцати покосившихся домиков, забегаловки, возле которой валялся какой-то алкаш и двух магазинов, на одном из которых, судя по всему, уже не один год висела табличка: «Переучет».
- Что будем делать? – вопрос повис в воздухе.
Из забегаловки, именуемой «Ивушка», хотя рядом не было даже пенька, вышло, покачиваясь, что-то неопределенного серого цвета и побрело к нам.
- Дедушка, Вы не подскажете, как нам пройти в гостиницу «Небесная лазурь»?
То, что Ник назвал дедушкой, остановилось и икнуло. Потом неопределенно махнуло в сторону.
- По этой дороге около километра.
- Так это оказывается дорога. А я думала, это место выгула коров.
Мы встали и скривились.
- Ну что, по этой глазури к «Небесной лазури», - продекламировала я и сделала первый шаг.
Старая землистая рука схватила меня за рукав рубашки.
- Я редко предупреждаю людей, но тебе было бы лучше не приезжать сюда, Русалка, - корявый палец с длинным черным ногтем направился мне в лицо.
Ник перехватил руку старика.
- Что Вы хотите этим сказать?
Дед еще раз икнул и, напевая под нос что-то несуразное, побрел обратно в «Ивушку».
- Ненормальный какой-то, - мое лицо явно позеленело, - почему он назвал меня Русалкой?
- Потому что ты стоишь в луже. Не обращай на него внимания.
Лучше б я обратила. Ах, если б знать тогда, что слова этого старика окажутся пророческими, но они вылетели из моей головы, как только мы выбрались из коровьей глазури и увидели гостиницу.
Это было потрясающим чудом, похожим скорей на роскошный санаторий для элиты. Пятнадцать небольших домиков утопали в зелени. За домиками, обнесенными заборчиком, расстилался лес, а справа спускалась лестница прямо в море. И небо… Действительно лазурь. Такая чистота и только сбоку, будто кто-то кинул в угол кусок грязной ваты.
Директор всего этого рая – интеллигентный, худощавый мужчина с огромным перстнем на пальце – мило улыбнувшись, заявил:
- Извините, молодые люди, но начинается сезон, мы не смогли забронировать для вас два отдельных бунгало, но думаю, что вашу красоту и молодость устроит один домик, но двухкомнатный?
- Без проблем, - как-то, слишком сразу, согласился Ник, не дав мне времени на возражения, схватил ключ и потопал к указанному бунгало.
Я, с трудом подавляя накатившую ярость, пошла следом. Внутри оказалось очень мило: две достаточно цивилизованные комнаты, туалет, душ, телевизор и холодильник с напитками. Я сбросила рюкзак и сразу же пошла в душ.
- А я? – раздался голос за дверью.
- А ты пока почисть свой костюмчик от Валди, ведь ему здесь самое место.
Когда я вышла, Ник сидел на корточках под дверью.
- Смена караула, - брызнула я на него водой.
- Спинку помоешь? – спросил он поднимаясь.
- Пользуйся своими резервами.
- Какая ты грубая, - сказал он почему-то серьезно и скрылся за дверью.
Мне наскучило слушать, как Никита фальшиво распевает арию из «Евгения Онегина» и я пошла в администраторский домик, расспросить о здешних порядках.
В светлой прохладной комнате пахло фиалками. Интересно, что в прошлый раз я этого не заметила. Директора на месте не оказалось, зато телефон просто разрывался. После восемнадцатого звонка я не выдержала и безапелляционно заявила:
- Отель «Небесная лазурь». Я Вас слушаю.
На том конце раздалось продолжительное молчание, потом приятный мужской баритон со вздохом ответил:
- Невероятно, у Вас такой сногсшибательный голос, что это доказывает только одно – я, увы, ошибся номером.
- Надо же, - не выдержала я, - думала, что здесь на сто миль всего один телефон, а тут еще, оказывается, и номером ошибиться можно.
- И все-таки, девушка, у Вас исключительный голос, Вы иностранка? – не унимались на том конце.
- Я русско-американская француженка, если Вам это о чем-нибудь говорит.
Баритон в ответ приятно хохотнул.
- Девушка, Вы меня заинтриговали, может нам стоит встретиться?
- А может Вам стоить позвонить туда, куда вы собирались звонить?
- Ну, девушка, это несерьезно, может, Судьба руководила моей рукой, когда я набирал этот номер.
- А может, Вами руководила Ваша плохая память на телефонные номера?
- Скажите, хотя бы, как Вас зовут.
- Я не люблю знакомиться по телефону.
- Тогда давайте встретимся.
- Да где же тут встречаться, - рассердилась я, - возле третьей березы справа?
- Ну что ты, - прошептал мне в другое ухо знакомый голос, - тут есть еще и приличный бар-ресторан.
Я вздрогнула и как школьница, пойманная при стирании двойки в журнале, бросила трубку на рычаг. Ник удовлетворенно заулыбался.
- Что и тут недотроге не дают покоя?
Я промолчала. Какие же синие у него глаза. Не голубые. Синие. Длинная светлая челка уложена назад гелем. И рубашка, как всегда, будто только что наглажена. Я понимаю, почему все женщины от него без ума. Но, черт возьми, глаза б мои его не видели.
- Почему ты всегда так на меня смотришь? – неожиданно спросил он.
- Как? – растерялась я.
- С презрением.
- Господин Тимошенко, Вы слишком много о себе мните. Мне просто не нравится стиль prt-a-porte.
- Значит для того, чтобы ты разговаривала со мной как с человеком, я должен надеть старые джинсы и кроссовки?
Я покраснела и развернулась, чтобы уйти. Он поймал меня за шлицу штанов.
- Да подожди ты. Нам надо мирно просуществовать всего шесть дней. Наверняка, у тебя есть причины, чтобы одеваться именно так. Поэтому, пусть каждый останется при своем мнении и в своих брюках.
Я перестала вырываться и остановилась.
- И вообще, - продолжил он, - я уже все узнал. Здесь есть неплохой ресторан, а нам пора, наконец, пообедать.
Ресторан действительно был приличным. Официант, услужливо улыбаясь, подал нам меню.
- Шампанское и омары, - даже не заглянув в него, уныло пролепетала я.
- А еще, пожалуйста, две яичницы и по стакану холодной колы, - с очаровательной улыбкой добавил Никита.
- Один-один, - вздохнула я и бросила вдогонку официанту, - не забудьте про бекон.
- Всенепременно, - невозмутимо отчеканил официант и пошел осуществлять заказ.
Принесли глазунью с сосисками. Ник нагнулся ко мне и шепнул:
- Бекон… - и вдруг, заговорил совсем по-другому, - от тебя так пьяняще пахнет миндалем, ты что в «Амаретто» выкупалась?
Мои волосы коснулись его лица, я вздрогнула и неловко повернулась. Его губы оказались так близко…
И тут вошла Она. Она, потому что это была Женщина с большой буквы. Женщина до самого кончика ногтей. Это было существо, которым я всегда хотела быть, но ужасно боялась. Ее обтягивающее, небесно-голубое платье почти не прикрывало фигуру. Черные, как воронье крыло, прямые волосы очень шли к серым огромным глазам. Следом за ней тянулся пряный запах сладостей, смешанный с горьковатым ароматом табака. Женщина села на высокий табурет у стойки, закинула одну стройную ножку на другую и, покачивая ею, стала то освобождать, то прятать пяточку в черном шелковом чулке из синей туфельки.
- О-о, - ошарашенным голосом протянул мой сосед.
Женщина медленно повернула голову, улыбнулась Нику и намеренно-нечаянно упустила сумочку, не забыв при этом глянуть на сидящего рядом со мной ловеласа.
- Если женщина просит… - масленым голосом простонал Ник и, подмигнув мне, пошел налаживать новые контакты.
Парочка напротив меня была слишком красивой. Я вспомнила свое отражение в зеркале, дожевала остывшую яичницу, выпила с горя оба стакана колы и пошла искать директора.
- Меня зовут Андрей Семенович. Хотите кофе? – владелец лазурного рая был слишком элегантен, а перстень с инициалами А.С. придавал его виду некоторую импозантность.
Голубой попугайчик в клетке хрипло уговаривал свою не менее голубую соседку:
- Гошка, моя птичка, иди к папочке, быстро.
Кофе оказался именно таким, какой я предпочитаю, и это подняло мне настроение.
- Значит Вы журналистка? – опять вступил в разговор Андрей Семенович, - и что же привело Вас сюда? Небывалая красота этих мест или желание отдохнуть? Несмотря на прохладу, завтра начинается сезон.
- Вы знаете, мой шеф как раз думает, что отправил меня сюда отдыхать, но на самом деле до меня дошли слухи, что в этой деревне рядом, есть настоящий шаман.
- Шаман? Это правда.
- Вот бы увидеть его!
- Увидеть или взять интервью?
- О, на последнее я даже не надеюсь.
- И правильно делаете, - его голос стал насмешливым, - он не разговаривает ни с кем, даже с кареглазыми красавицами.
- А хоть увидеть-то его можно? – пропустила я два последних слова мимо ушей.
- Увидеть тоже сложно. Просто так, конечно, можно, но на камлание допускаются только избранные, - и, помолчав немного, добавил, - хотя… как знать, я подумаю, что для Вас можно сделать.
- О, я была бы Вам очень благодарна…
- Выпей водички, - громко посоветовал мне попугай.
Вечер не предвещал ничего хорошего. Облачко, которое было идентифицировано мной, как кусок грязной ваты, разрослось в половую тряпку и в любую секунду грозило рухнуть на землю карой небесной. Ника до сих пор не было и я, нервничая по неизвестной мне самой причине, ходила из угла в угол. Наконец, в дверь постучали. Я приготовилась выругать Тимошенко, но вошел Андрей Семенович.
- Вы меня извините за поздний визит, но я хлопотал о Вашей просьбе.
- Да-да, получилось?.. – обрадовалась я.
- С камланием все-таки ничего не получится, но Вы не огорчайтесь. Я поговорил с нашим шаманом, он готов посвятить Вам полчаса своей занятой жизни. Вы сможете взять у него интервью, … скажем через 2 дня. Я Вас отведу к нему.
От накатившего на меня восторга, я даже бросилась ему на шею. Не знаю, что радовало меня больше - то, что я, все-таки, выполню свое первое большое задание или то, что я смогу утереть нос Нику.
Андрей Семенович отстранился и насмешливо посмотрел на меня.
- Извините, - закусила я губу.
- Это еще не все. Завтра открытие сезона. А в нашей Швейцарии есть такой обычай – праздновать Троицу. В этом году Троица приходится на послезавтра. Мы хотим совместить два этих события, будет грандиозный праздник. Обещаю, что это будет не мене интересно, чем камлание.
- Не думала, что в таком месте как Новая Деревня, еще и устраиваются праздники.
- Это только на первый взгляд здесь захолустье, но по побережью, в лесу и даже в горах целая сеть санаториев и баз отдыха. Летом здесь не хуже, чем на Канарах. Деревня, конечно, выпала из этого рая. Но там живут дикари и гордятся этим. Только у меня есть одно маленькое условие. Я Вас отведу к шаману, а Вы послезавтра поможете мне провести праздник.
- Конечно. А что от меня требуется?
- Ну, у Вас такие шикарные длинные волосы. Я буду чем-то на пример ведущего, а Вы могли бы стать моей русалкой. В Троицу почитают русалок.
Я машинально кивнула, но в голове моей роились, по крайней мере, две навязчивые мысли. Во-первых, человек впервые, говоря о моих волосах, не назвал вслух их ненавистный цвет, и за это я была ему благодарна. Во-вторых, слово «русалка» меня почему-то смутило. Но первая мысль вытеснила вторую и я заулыбалась.
- Вот и договорились, - Андрей Семенович направился к выходу, но в дверях остановился, огляделся и спросил, - а ваш друг что, уже спит?
Я немного поколебалась, но ответила прямо:
- У вас тут столько красивых девушек, что он не стал терять время на старых шаманов.
- А-а, - заулыбался Андрей Семенович, - просто я думал вы вместе.
- Нет, что Вы. Его увлекла сероглазая брюнетка.
Улыбка тут же слетела с губ моего собеседника, а выражение его лица на мгновение стало испуганно-недовольным.
- Мне пора, - прошептал он и скрылся за дверью.
Я опять осталась одна и попыталась заснуть. Но вскоре меня разбудил сильный запах. Я села на кровати и потянула воздух носом. Аромат фиалок вскружил голову.
«Странный запах», - машинально подумала я и еще раз попыталась заснуть. Сначала у меня просто ничего не получалось, но потом цветочный запах стал невыносимым, пришлось выйти на улицу.
Было, наверное, заполночь. Дождь прошел. Но звезд видно не было. Небо, словно собиралось с силами. Холодный воздух носился обрывками, хлестая меня по лицу, как летучая мышь крыльями. Я опять вспомнила Францию. Моему отцу было двадцать восемь лет, когда его, специального корреспондента известной в Союзе газеты, отправили работать в Америку. Его актуальные статьи о жизни за «бугром», потрясали тогда не только русских, но и весь мир. Очень скоро мой предок стал самым известным, самым читаемым и самым почитаемым. Моя мама, восторженная студентка с нормандского побережья, учившаяся тогда в американском университете, однажды попалась ему на глаза. Говорят, это была любовь с первого взгляда. Со второго взгляда родилась я. Дом наш был во Франции, но если посчитать все страны, в которых я жила минимум месяц, то наберется не меньше двенадцати. Отец с матерью работали на разные газеты, на разные страны, а я разрывалась между всем этим. Я любила Францию так, как любила ее моя мама, но всегда хотела жить в Союзе так, как этого хотел мой отец. Теперь я здесь. Живу, работаю и вспоминаю…
Я уже собиралась войти в домик, когда мое внимание привлекло какое-то белое пятно.
Я присмотрелась и увидела на скамье человека. Его странный, скорчившийся вид и почти голое тело заставили меня вздрогнуть. Не знаю, что потянуло меня к нему, возможно, я подумала, что ему нужна помощь. Ноги несли меня медленно, но я неумолимо приближалась все ближе к скамье. Человек сидел ко мне спиной и вновь начавшийся дождь разлетался брызгами капель по его абсолютно голому черепу. Я сделала еще пару неуверенных шагов и крикнула:
- Эй, Вам не нужна помощь?
Человек даже не вздрогнул. Его голова была наклонена вниз, словно он спал. Я обогнула скамейку и тронула его за голое плечо. Голова безвольно, словно ее потянули за веревочку, поднялась, и на меня уставились выпуклые рыбьи глаза с чисто белой, без зрачка радужкой и ярко-красными, налитыми кровью белками. Беззубый рот оскалился в улыбке. Несколько минут я не могла даже вздохнуть, потом, немного поспорив с совестью и отдав предпочтение профессионализму, побежала в домик за фотоаппаратом. Клянусь, что не прошло двадцати секунд, но когда я выскочила обратно, человека уже не было, только холодные капли отстукивали что-то в ля-миноре по пустой лавочке.
Вот теперь испуг овладел мной по-настоящему. Я вернулась в дом и, пытаясь унять дрожь, укуталась в одеяло. Что это было? Человек ли? А если нет – то, что или кто? И было ли это вообще?
«Будь ты проклят, Ник, за то, что тебя здесь не было», - повторила я миллионный раз и, наконец, заснула.
Утро было серым и недобрым. Рваные куски туч метались по небу как ночные сны по моей постели. Ника до сих пор не было. Я зашла в душ и стала под теплую струю, благо этот элемент цивилизации сюда дошел. Вода смывала всех инопланетян и монстров, приснившихся мне ночью, и уносила их в воронку небытия. Боже мой, со всеми этими небывальщинами, я забыла закрыть дверь в ванную. Как же не хотелось открывать глаза, но я все-таки сделала это и повернулась. В дверях стоял Ник и нагло рассматривал меня.
- Я подозревал, что ты женщина, но, черт возьми, с такой… э-э… с такими формами я бы этого не скрывал, - и дверь закрылась.
Я готова была убить этого нахала, но так и продолжала стоять под мягким теплым водопадом. Наконец мне это надоело, и я вышла на суд победителя. Ник сидел в кресле, тупо уставившись в потолок. Усталый вид и темные круги под опухшими глазами говорили о многом.
- Что, бессонная ночка?
- Заткнись, пожалуйста, - устало ответил он и, вдруг, обрушился на меня. – И вообще, что ты в этом понимаешь? Ты хоть когда-нибудь занималась любовью? Ты хоть когда-нибудь влюблялась в мужчину? Ты ведь сухарь. Вот передо мной теплая домашняя женщина в махровом халатике и белых носочках, любой бы позавидовал, только вместо сердца у нее кусок старого заплесневелого бублика. А знаешь, твоей судьбе и семидесятилетняя девственница не позавидует…
Не знаю, сколько потоков грязи на меня бы еще вылилось, но я сняла с себя халат и носки, надела неизменные и горячо любимые мной джинсы от Джанни Версачи, рубашку и выскочила на улицу.
Побродив немного по берегу и подсушив волосы, я набрела на симпатичное кафе. В кармане болталась какая-то мелочь, я взгромоздилась на высокий стул перед стойкой и попросила чего-нибудь выпить. Вообще-то, я просила какой-нибудь напиток, но ярко-красная жидкость в стакане слабо обдала губы алкоголем.
- Что это? – спросила я.
- Это наш фирменный коктейль, - услужливо отозвался бармен, - я вижу, Вас что-то беспокоит, после стаканчика «Наяры» Вас уже ничего беспокоить не будет.
- Это что, наркотик?
- Что Вы. Это специальный рецепт. Его знают только в нашей деревне, и только избранные. Обыкновенный коктейль, но в нем есть еще один совершенно безобидный компонент. Попробуйте и сами убедитесь.
«Какая разница, - подумала я, - может это размягчит мой засохший бублик в груди».
Напиток был довольно приятный и очень скоро я, действительно забыла не только Ника, но и зачем сюда приехала.
Кафе быстро наполнилось людьми. Как сказал Андрей Семенович, начался сезон.
- Будьте добры, еще стаканчик, - потянулась я к бармену.
Сидящий рядом парень повернулся и с интересом уставился на меня. В общем-то, он был некрасив: темные коротко стриженые волосы, впалые глаза неопределенного цвета, немного выпирающая вперед челюсть. Но какая-то мягкая улыбка и огонек во взгляде просто притягивали к себе. Наконец он не выдержал и подсел ко мне ближе.
- Извините, мне кажется, я узнал Вас по голосу.
- А, это Вы, наверное, вчера ошиблись номером телефона?
- Да, и я благодарен за это Богу.
Я смущенно промолчала.
- Вы знаете, я Вас именно такой и представлял. Значит Вы русско-английская француженка?
- Русско-американская, - поправила я его с улыбкой. – Родилась в Америке, жила во Франции, а по паспорту русская.
Он опять приятно хохотнул и заказал себе пиво.
- А Вы не пробовали местный коктейль?
- Нет, я люблю пиво, - он как-то на мгновение посерьезнел, - а Вы что, пили его?
В этот момент бармен поставил передо мной стакан «Наяры».
- Собираюсь, - соврала я.
- Не пейте, - в его глазах мелькнула тревога.
- Почему? Бармен сказал, что он прекрасен.
Парень немного расслабился и шутливо заявил:
- Я все-таки собираюсь познакомиться с Вами и не хочу иметь конкурентов даже в виде коктейля.
Не знаю почему, но мне было дико хорошо и на все наплевать.
- Тогда давайте пройдемся к морю, - я спрыгнула со стула, и меня неловко качнуло.
Паренек тут же подхватил меня за талию.
- Спасибо за корректировку, - ляпнула я и увидела привалившегося к забору Ника, неодобрительно рассматривающего нас.
В душе моей торжественно застучали сотни барабанов, и я демонстративно прошествовала мимо Ника со своим новым знакомым.
Море ласкало песок, нежно касаясь его волнами-руками. С каждым шагом мне казалось, что я знаю этого парня целую вечность. Вся скованность, которая овладевала мной каждый раз при виде мужчин, куда-то делась, и было так легко. Голова кружилась то ли от коктейля, то ли от налетевшего неведомого чувства.
«А глаза у него серые», - все время вертелось у меня в голове.
И вдруг парень засмеялся и остановился.
- Знаешь, мне так хорошо с тобой, словно мы знакомы уже лет сто. И только сейчас мне пришло в голову, что я даже не знаю, как тебя зовут.
- Ярослава.
- Красивое имя, тебе идет. А меня - Сергей.
- Тебе тоже идет.
Он опять засмеялся.
- Хочешь, я покажу тебе аллею страсти?
Сергей взял меня за руку и повел с побережья по лестнице вверх. Я только успела увидеть, что внизу стоит Ник, а в ушах у меня все звенел Сережин смех.
- Слушай, может быть, ты все-таки пила тот коктейль? – раздалось у меня в голове и потребовалось время, чтобы понять, что этот вопрос задали мне.
- Совсем чуть-чуть, - попыталась я улыбнуться.
- Ты совсем на ногах не стоишь.
- Да? Я, наверное, устала. У меня была ужасная ночь.
- Хочешь, пойдем ко мне?
Я, наверное, кивнула. Во всяком случае, через пару минут мы оказались в точно таком же домике, какой снимали и мы с Ником.
- Вот здесь я и живу, - эта фраза немного привела меня в чувства.
- Мне уже лучше, - попыталась я исправить положение.
Но было поздно. Сережа был так близко и запах «Lomani» пьянил больше, чем коктейль. Не знаю, но никакая сила тогда не заставила бы меня сопротивляться. Я хотела этого. Хотела этого больше всего на свете. Он притянул меня к себе и теплые, чуть шершавые губы коснулись моих глаз.
- Ты знаешь, что ты самая красивая женщина в мире?
- Мне никто никогда этого не говорил.
- Я готов повторить тебе это тысячу раз.
Его поцелуи были бесконечными и смешивались только с каким-то нежным шепотом. Если бы в такой момент кто-то спросил, как меня зовут, я бы, наверное, не вспомнила.
- Пойдем, - прошептал Сережа и тут же сам подхватил меня на руки, а через секунду я утонула в мягкой постели.
Пока он расстегивал мою рубашку и брюки, я думала, что сойду с ума.
- Я сейчас с ума сойду, - повторил Сергей за мной как эхо.
Его губы коснулись моей груди. Я закрыла глаза и… И все.
Когда я открыла глаза, свет за окном уже окутала вечерняя мгла. Я была в какой-то незнакомой комнате и, судя по всему, кроме простыни на мне ничего не было. Увидев рядом на стуле свою аккуратно развешанную одежду, я быстро вскочила и оделась.
- Привет, - из ванной вышел Сергей.
И я тут же вспомнила все, вплоть до того, как закрыла глаза. Но дальше в моей голове был большой провал. Это меня беспокоило.
- Как дела, детка? – поинтересовался Сергей, чмокнув меня в лоб.
Вопрос был задан тоном, означающим, что между нами что-то было. Почему же я ничего не помню? Знаете, как это бывает - женщины часто говорят: «Это была божественная ночь, а утром он даже не глянул на меня». Может с мужчинами часто случается то, что сейчас произошло со мной – они просто ничего не помнят? И все же я набралась смелости и выпалила:
- Сережа, а мы с тобой … ну … мы были вместе?
Он сначала засмеялся, потом посерьезнел.
- Ты что, ничего не помнишь?
Я отрицательно замотала головой и, кажется, покраснела.
Сережа посадил меня на кровать, а сам присел рядом на корточки.
- Детка, ты самая лучшая женщина, которую я встречал. Утром ты напилась этой гадости «Наяры» и ничего не помнишь. Я бы хотел, чтобы все повторилось, но чтобы ты ничего не забыла после этого.
- Это означает «да» или «нет»?
Сергей опустился на колени и коснулся рукой моих губ.
- Детка. Ты меня обижаешь. Мы можем начать все сначала.
Этот ответ тоже ничего не прояснил наверняка.
- Сережа, я ничего не понимаю, - честно призналась я. – Я помню, что мне было очень хорошо с тобой, что я безмерно хотела тебя, но это все.
- Ярослава, - целовал он кончики моих пальцев, - сейчас ты пойдешь к себе, поспишь немного, а завтра … нет, завтра я не могу, послезавтра мы встретимся там же, где сегодня и этот день будет самым лучшим для нас обоих.
Я машинально кивнула головой и также машинально ответила на поцелуй.
Когда я вошла в домик, Ник сидел прямо на полу и рассматривал какие-то фотографии. Увидев меня, он тут же сгреб их в кучу и спрятал.
- Ну и как оно, стать женщиной? – резко спросил он.
- Не знаю, - растеряно прошептала я и пошла в душ.
Как только я вышла, он подскочил ко мне:
- Как это не знаешь?
- Подробности в письменном виде или на диктофон записать? – пробурчала я и хлопнула дверью своей комнатки.
- Эй, - раздалось за дверью, - у тебя проблемы?
- Какое тебе дело?
- Никакого, но выслушать я могу.
- Иди ты…
- Приятно было поговорить. Впрочем, как всегда.
- Тебе тоже спокойной ночи.
- Понять только не могу, все рыжие такие спесивые или только француженки?
- Зато я, наконец, поняла, что это проклятие всего рода.
- В каком смысле? – раздалось после непродолжительной паузы.
- Просто за одно поколение такого идиота не воспитаешь.
Я услышала, как скрипнула кровать в его комнате и тоже легла. Минут через двадцать я все же не выдержала и открыла дверь.
Ник сидел на постели и опять перебирал фотографии. Я тихонько подошла и увидела на фотографиях себя. Я то улыбалась, то с серьезным видом крутила в зубах карандаш. Их было много, очень разных.
- Откуда у тебя это? – задала я вопрос.
Ник вздрогнул и накрыл фотографии подушкой.
- Ты же сама говорила, что я люблю коллекционировать женщин.
- Но я никогда не была в твоей коллекции.
- А я никогда не храню фотографии своих подружек.
- Никита, - вдруг изменила я тему, - ты правда можешь меня выслушать?
- При одном условии, - был незамедлительный ответ.
- Каком? – напряглась я.
- Мне тоже есть, о чем поплакаться.
- Классно, - села я рядом с ним, - давай побудем друг для друга жилетками.
Он обнял меня за плечи, мы немного помолчали, потом я все-таки решилась.
- Знаешь, иногда мне кажется, что моя жизнь как сдобный пирожок. С виду такой румяный и аппетитный, лежит себе на тарелочке и всех привлекает, а что в середине – попробуй догадаться. Я попробовала откусить, а он оказался туго набитым кислой капустой. Но дело в том, что я терпеть не могу кислую капусту.
- Знаешь, - обнял меня Никита еще крепче, - а я ее просто обожаю.
«Надо же, а он неплохой парень», - подумала я, и на душе стало как-то легко. Я уткнулась ему в плечо и рассмеялась.
- Что? – спросил он.
- Смешно. Вчера я готова была тебя убить за то, что нам пришлось поселиться в одном домике. А ночью того же дня я была готова тебя убить за то, что тебя не было рядом.
- А сейчас?
- А сейчас я готова отдать все туманы и рассветы за то, чтобы эта ночь не кончалась.
- Яра, я поступил как необузданный старшеклассник. Я совсем не хотел быть с этой Линдой. Я всего лишь хотел доказать тебе, что женщины от меня без ума, но она дала мне отхлебнуть чего-то, потом заказала еще стакан и еще. Помню, что мы оказались у нее дома. Она только начала меня раздевать, как в дверь постучали. Она вышла, а я прилег на кровать. Глаза я открыл уже утром. Ее либо еще не было, либо уже не было. Я вскочил и сразу домой. Вот и все.
Хохотала я минут пять. Никита сначала смотрел на меня с непониманием и даже какой-то обидой. Потом я, еле выговаривая слова, пролепетала:
- Представь себе, я тоже уснула на самом интересном месте.
Теперь мы заливались смехом уже оба. Все, что тревожило меня столько времени, куда-то унеслось, испарилось.
- Значит мы с тобой соблазненные и уснувшие?
- Нет, мы просто придумали новый вид любви – a la «разбуди меня на рассвете». Стиль от Александровой-Тимошенко.
- Звучит неплохо.
- Спится еще лучше.
- Надо только раздобыть рецепт этого эликсира сна.
- Он называется «Наяра».
- А сколько капель приняла ты?
Ответом ему на вопрос был мой дикий визг.
В окне напротив меня мило расположилась морда чудовища, сидящего вчера ночью на скамейке.
Ник вскочил и запустил в окно подушкой, потом выскочил за дверь. Я проследила взглядом, как за подушкой фейерверком посыпались мои фотографии, и бросилась вслед за Ником. На улице никого не было, только Андрей Семенович, немого встревоженный рылся в траве.
- Вы никого здесь не видели? – спросила я у него.
- Нет, я потерял очки. Ах, вот они. А что, что-нибудь случилось?
- Нам показалось, что какой-то человек заглядывал в окно.
- Может, кто-нибудь из соседей прогуливался?
- Возможно, - Ник втащил меня в домик и добавил, - даже если он и в курсе, то все равно ничего не скажет.
- Почему? По-моему, он неплохой человек. Он даже договорился для меня с шаманом. Послезавтра мы сможем взять интервью.
- Не знаю, Яра. Что-то мне здесь не нравится. И эта морда в окне только усиливает это чувство.
- Никита, а ты не хочешь прогуляться?
- Сейчас?
- Ну да, ночная прогулка при свете луны…
- Звучит романтично.
- С фотоаппаратом, - закончила я фразу.
- О нет, только не это. Давай ни во что не вмешиваться.
- Никита, - начала я почти умоляюще, - мой папа говорит, что настоящий журналист должен быть как пожарный: если тебя послали тушить сарай, а рядом горит дом, не уходи, пока не потушишь весь огонь.
- Ты действительно считаешь, что здесь что-то горит?
- А разве ты не слышишь запаха?
В подтверждение моим словам, по комнате разнесся уже успевший надоесть мне запах фиалок.
Ник потянул воздух носом и удивленно спросил:
- Ты что, сменила духи?
- Я никогда не пользуюсь дешевой парфюмерией, - честно призналась я и тут же добавила, - ты идешь со мной?
- И все-таки я не вижу в этом никакого смысла, - бурчал Никита, пробираясь за мной по кустам, - представь себе, что это просто больной человек, приехал сюда подлечиться, а мы травмируем его еще больше.
- Тогда почему он не в санатории?
- Ну, может он не хочет, чтобы его видели другие.
- Тогда каким образом он собирается лечиться?
- И все-таки, это не наше дело.
- Тогда ты, как честный гражданин, можешь остаться в домике.
Никита что-то буркнул, но молча пошел за мной. Через полтора часа бесплодных поисков, мы, вернее я, удостоверилась, что вокруг полная тишина и полный порядок. Мы даже спустились к морю. Наконец, я вздохнула и осознала:
- Ничего.
- Конечно, ничего, - поддержал меня Ник.
- Но ты же сам говорил, что тебе что-то не нравится.
- Ярослава, мы вдвоем, сидим на берегу моря, над нами луна и звезды, а ты говоришь, черт знает о чем.
- А о чем же я должна говорить?
- Ты лучше посмотри какая здесь луна.
Я запрокинула голову. Мы сидели на берегу под обрывом высотой не меньше, чем в три этажа. А над обрывом во всей своей красе нависла огромная бурая луна.
- Ничего себе, - вскочила я и повернулась, чтобы лучше рассмотреть ее. Луна медленно, но достаточно заметно ползла влево.
- Как там говорит наш шеф? Ешкин кот!
Круглолицее чудовище заползло за небольшое облачко и когда выползло с другой стороны, осветило странное черное пятно.
- Что это? – закричала я и потянула Ника к себе.
- По-моему, это какой-то сарай.
- Я хочу посмотреть, - прошептала я и, не дожидаясь реакции своего попутчика, бросилась штурмовать практически отвесную стену песка и глины.
Сзади я услышала сопение и ворчливое бурчание:
- Господи! Меня послали в командировку с начинающей журналисткой, спокойной и уравновешенной до безобразия, но мне не сказали, что по ночам энергия в ней просто кишит.
Я удовлетворенно хмыкнула и продолжила путь дальше. Когда-то здесь были глиняные ступени, поэтому лезть было не так уж и тяжело, хотя ноги пару раз предательски соскальзывали и самое мягкое, но, по-видимому, самое тяжелое место во мне, приходилось подталкивать лезущему сзади.
Домик, похожий на сарай, словно врос в обрыв. Наверное, раньше край был гораздо ближе к морю, но сейчас я бы ни за какие деньги мира не осталась бы в этом домике в дождливую погоду. Мы остановились на небольшом плато, шириной сантиметров в тридцать.
- Обычный брошенный дом. Мы зря сюда лезли, - выразил свое мнение Ник.
И все-таки, где-то внутри моей души, маленький человечек по имени Интуиция не давал мне покоя.
- Пожалуйста, Никитушка, ты только подсади меня, я посмотрю в окошко что там и сразу обратно, ладно?
- У-у-у, после таких слов … И сразу обратно, - передразнил меня Ник, - ты все равно без фонарика ничего не увидишь.
- При такой-то луне?..
- Ну ладно, - мой умоляющий взгляд все-таки убедил Тимошенко.
Ник приподнял меня за талию, я ухватилась за край того, что когда-то называлось подоконником, и подтянулась на руках. Ноги сами нашли какой-то выступ и оперлись о него. Ник был прав. В середине было дико темно и только одно смутило меня – в домике слабо пахло фиалками.
- Ник, - попыталась я громко шепнуть, - если бы ты тоже залез сюда, мы бы могли осветить все вспышкой.
На этот раз он даже не возмутился.
Несколько минут мы прислушивались, чтобы удостовериться, что внутри действительно никого нет. Потом Ник щелкнул вспышкой. Все, что я успела увидеть, был стог сена, и меня тут же охватило отчаяние, но Ник взволнованным голосом прошептал:
- Ты видела?
- Что?
- На полу что-то лежит.
- Фотографируй, что бы это ни было.
Я слышала, как успокаивает свое дыхание Ник. Жалко, что я сразу не заметила что там. Ник щелкнул фотоаппаратом. На полу в сарае лежала женщина.
За секунду я успела только увидеть голые стройные ноги.
- Неплохой кадр, - пробурчал Ник, - но, черт возьми, я ничего не понял.
Фотоаппарат щелкнул еще раз и мне, наверное, на всю жизнь теперь запомнятся остекленевшие, налитые кровью глаза.
- Это Линда, - воскликнул Ник и потерял равновесие.
Жаль, что никто не успел придумать лозунг: «Спасение падающих – дело рук самих падающих», потому что Никита схватился за меня, и мы кубарем покатились вниз. Спуск обратно занял у нас значительно меньше времени, чем предполагалось в начале, хотя, если подсчитать все синяки и шишки, то неизвестно что лучше. Но тогда мне все это не казалось забавным. Когда наши задницы, наконец, оказались на твердой поверхности, мы были похожи скорей на двух дрожащих зайцев, чем на парочку храбрых журналистов.
- Господи, она мертва, - простонал Ник.
- Нам надо позвать кого-нибудь, - мне было жаль его, но помочь я ничем не могла.
- А если она была убита в ту ночь, когда не вернулась ко мне?
- Послушай, - я обняла его как маленького мальчика, - она могла просто перепить «Наяры». Скорее всего, так и случилось. Мы пойдем, разбудим Андрея Сергеевича, он обо всем позаботится.
Директор «Небесной лазури» оделся по-солдатски быстро. Через десять минут мы были у сарая, только с фонариком и со стороны двери. Но все было тщетно. Мы перебрали каждую соломинку – Линды в доме не было. Не было ни пятнышка, ни ниточки - ни-че-го. В конце концов, Андрей Семенович разогнулся, направил свет фонарика на наши растерянные лица и раздраженно спросил:
- Вы что, «Наяру» пили?
- Нет, - почти выкрикнули мы в один голос.
- В любом случае, молодые люди, не стоит гулять по ночам в незнакомом месте, да еще и при такой луне.
Все было бесполезно. Мы цеплялись за любую мелочь. Андрей Семенович работал здесь уже одиннадцать лет, но сероглазой брюнетки по имени Линда, по его словам, не имел удовольствия знать.
Мы сидели в своем домике совершенно сбитые с толку.
- Подожди, - вскочила я, - если фотографии сейчас нет возможности отпечатать, то ты хотя бы должен вспомнить тот домик, куда она тебя приводила.
- Я почти не помню его.
- Ну, пожалуйста, постарайся. Это поможет доказать нам, что эта женщина существовала.
- Пойдем, попробуем, - Никита казался совсем обессиленным.
Минут двадцать мы кружили между домиками, но, наконец, Никита остановился перед одним из них.
- Это он.
- Ты уверен? – у меня даже перехватило дыхание.
Ник еще раз огляделся и достаточно твердо заявил:
- Да, я уверен.
- Это же домик Сергея, - ахнула я.
- Все, пошли отсюда, - схватил Ник меня за руку. – Мне здесь дико не нравится.
В эту ночь мы так и не уснули. Просто сидели каждый в своем кресле и тупо молчали, думая Бог знает о чем.
Когда часы пропикали восемь утра, Ник встал и потер припухшее, посеревшее лицо.
- Ты куда? – вскочила я за ним.
- Пойду, поговорю с твоим Сергеем.
- Может лучше я?
- Я просто постучу и попрошу позвать Линду.
- Тогда я с тобой.
- Не думаю, что это хорошая идея.
- Ты прав, - села я обратно в кресло. – Я подожду тебя здесь.
Минут пять я боролась с усталостью, но бой закончился в пользу последней. Сны, пришедшие меня навестить в это утро, были не самыми приятными. Кончилось все тем, что огромный мохнатый паук спустился с потолка мне прямо на лицо. Я стала кричать, отмахиваться руками и проснулась. Часы показывали полпервого. Передо мной стоял Ник. Возможно, это был неподходящий момент, но его растрепанные волосы, уставшие глаза и трехдневная щетина были для меня сейчас самыми дорогими во Вселенной. Я бросилась ему на шею, и ответом на это чувство были теплые сильные руки, крепко обнявшие меня.
- Где ты так долго был?
- Сережа заявил мне, что я, наверное, ошибся домиком, что девушки по имени Линда не знает и живет здесь совершенно один. Я еще немного побродил по этому заповеднику и уже совершенно ничего не понимаю. Бред какой-то. Мне кажется, что это именно тот домик. Не знаю. Я запутался. И не верить Сергею тоже нет смысла… Потом я вернулся, увидел, что ты спишь, перенес тебя на кровать и пошел осмотреть окрестности. Фотоателье в этом «цивилизованном» месте не предусмотрено. Следов пребывания Линды, если она вообще существует, не выявлено.
- Господи, если бы я тогда не видела ее собственными глазами, я и сама усомнилась бы в ее существовании.
- Нам осталось только одно, - синие глаза открыто уставились в мои карие, - пойти перекусить чего-нибудь.
- Что? – я думала он шутит.
- Мы больше, по крайней мере сейчас, ничего сделать не можем, но и привлекать к себе внимание, если это убийство, тоже нет смысла. Мы должны вести себя естественно и показать всем, что это дело нас не интересует. Надо немного успокоиться и подождать, что-нибудь обязательно даст нам толчок к разгадке. Познакомимся с соседями, покрутимся в людных местах, кто-нибудь обязательно проговорится.
Во мне кипела буря страстей, но с такими доводами нельзя было не согласиться, и я взяла себя в руки.
- Одевайся полегче, сегодня жарко, - облегченно вздохнул Ник и чмокнул меня в лоб.
Я надела ботинки, шорты защитного цвета и белую рубашку без рукавов.
- Симпатичные трусики, - улыбнулся Тимошенко моим шортам.
Я запустила в него расческой, но сама была рада, что Ник стал немного приходить в себя.
- Оставь волосы распущенными, - вдруг попросил Никита.
- Что? – переспросила я от неожиданности.
Он подошел и взъерошил мои волосы. Сколько же у меня из-за них проблем! Я знаю, что любая девушка мечтает о густых длинных вьющихся волосах, я же просто страдаю от них. Во-первых, кудряшки постоянно за что-то цепляются, во-вторых, все это рыжее золото приходится каждое утро и каждый вечер минут пятнадцать расчесывать, а потом еще минут десять заплетать и улаживать. Вы скажете, что легче было бы подстричься, но я просто не могу представить себя рыжей, кудрявой и лысой. Короче, терплю все это как могу.
- Мне очень нравятся твои волосы, - Ник нагнулся и зарылся в них лицом, - пахнущие миндалем.
Я встала и с непониманием уставилась на него.
- Это такой шампунь.
- Не пугайся, мне просто нечего делать, - заявил он обычным тоном.
- Я так и подумала, - села я обратно.
- Но сказал я правду.
Я внимательно посмотрела на Ника и высказала свое мнение:
- А мне нравится, когда твои волосы не зализаны назад.
- Да? – он наклонил голову и растрепал челку, - тогда давай доставим друг другу удовольствие.
И тогда я пошла ва-банк. Заставив его присесть, я уложила каждую прядь его челки в специальном художественном беспорядке. Теперь на меня смотрел мальчик с обложки журнала.
- Хм, неплохой дизайн, - удивленно улыбнулся мне Ник.
- Не скромничай, так ты выгладишь просто обалденно.
Никита провел рукой по моим волосам, поправил какие-то пряди и ответил:
- Я думаю, мы друг друга стоим.
В ресторане мы специально подсели за столик к зрелой парочке и под предлогом милой беседы стали задавать вопросы.
- Вы впервые здесь?
- Нет, что вы, - с охотой вступили в разговор оба наших соседа, - за последние пятнадцать лет, мы приезжаем сюда уже седьмой раз. Здесь всегда так тихо, уютно и спокойно. И совсем не дорого.
- Мне тоже здесь очень понравилось, только иногда этот запах становится немного навязчивым, - не преминула я высказаться.
- Какой запах, милочка?
- А вы не чувствовали? Запах фиалок.
- Ах, «анютины глазки». Они цветут здесь повсюду, целыми полями. И цветут все лето.
Я даже растерялась. Парочка доела и поднялась.
- Какие приятные молодожены, - поделились они друг с другом и направились к выходу.
Мы с Ником переглянулись и одновременно хмыкнули, а потом громки рассмеялись.
- Что ж, друзья, ваш ночной бред прошел? – Андрей Семенович вырос как из-под земли.
- Да, - весело ответил Ник. – Вот только знаете, у нас тут возник спор с нашими соседями. Ярослава упомянула, что здесь часто пахнет фиалками, а эти милые люди стали утверждать, что это просто цветут «анютины глазки». Но я знаю, что они начинают цвести только со средины июня.
- О, я легко разрешу ваш спор. Это пахнет фиалка душистая. Она, правда, цветет до половины мая, но у меня есть фармацевтические способности – я готовлю из этих цветов мази и снадобья. Они помогают при простуде, скорее всего, это разносятся именно запахи моей аптеки.
- Да? – по моей душе пронесся червь сомнения, но почему-то быстро скрылся за поворотом. – Как интересно.
- Кроме того, я хочу поговорить с вами о той девушке, которую вы видели якобы мертвой. Сейчас я попытаюсь назвать вам ее приметы. Лицо красное, остекленевшее, налитые кровью глаза, расширенные зрачки.
Мы удивленно переглянулись и кивнули головами.
- Кроме того, у нее, наверняка, повышен пульс и все такое прочее. Я не знаю, кто эта девушка, скорее всего, она с соседнего санатория, но мне ее жаль. Все эти симптомы говорят об отравлении «Наярой». Правда, это не смертельно. Она полежала, потом, прошу прощения, выблевалась и пошла к себе, а вы из-за этого, судя по всему, не спали всю ночь, да и мне ее подпортили. «Наяру» создали местные жители. Обыкновенный коктейль, но в него добавляют белену черную. В малых дозах это действует как транквилизатор, вам хорошо, все проблемы отступают. Потом наступает вторая стадия, и она грозит только крепким беспробудным сном, что, согласитесь, тоже само по себе не несет криминала. А вот большие дозы приводят к тому, что было с той девушкой.
Мы еще раз переглянулись и, облегченно вздохнув, искренне заулыбались.
- Значит тот лысый парень в окне… - вставил Ник, - у него тоже были такие симптомы.
- Постойте, постойте. Лысый мужчина в окне… Это местный. Даже не знаю, как его лучше назвать: алкаш или наркоман. Одним словом, эти симптомы у него никогда не проходят.
- Господи, Андрей Семенович, вы спасли наш покой.
На тот момент все эти объяснения выглядели действительно выходом из положения. Тогда мы не знали, что не все так просто. Мы думали, что все, наконец, закончилось. Мы даже не подозревали, что все только начинается.
- А Вы, Ярослава, не забыли, что обещали спасти мой покой?
Я удивленно вздернула брови.
- Да как же, а Троица?
- Ах, это! Я думала, Вы пошутили.
- О чем речь? – вмешался обескураженный Тимошенко.
- Все очень просто, - интеллигентно поправил очки Андрей Семенович. – Каждый год в день Святой Троицы в нашей местности проводится праздник почитания русалок. Может знаете, по старинным поверьям, в этот день, например, нельзя купаться – русалки утащат. Есть и другие… Штат нашей гостиницы и всех заведений, расположенных у моря, ответственен за проведение этого мероприятия. С одной стороны, все, что будет происходить сегодня вечером – это просто красивые старые обычаи, а с другой, некоторые люди каждый год приезжают сюда только ради этого праздника, нам это выгодно. Но в этом году девушка, исполняющая всегда роль русалочки, ушла от нас. Без красивой длинноволосой девочки просто не будет никакого праздника. Вот я и попросил Ярославу помочь нам.
- Это интересно, - улыбнулся Ник. – По-моему праздник – это то, что нам сейчас доктор прописал.
- А что я должна буду делать?
- Практически ничего. Вы подойдете ко мне в полседьмого. Мои девочки оденут Вас соответственно роли. Все что Вам придется делать – красиво сидеть на троне и, может еще, раздавать призы. В конце концов, Вы же журналистка, неужели не справитесь?
- Я попытаюсь, - наконец согласилась я.
До назначенного времени было еще далеко и мы решили побродить по морскому песочку. Настроение у нас было a la best of best. Мы шутили, сами себе смеялись, рассказывали друг другу старые анекдоты на смеси французского и английского языков, кидались песком и брызгались водой. Мы были похожи на двух первоклассников, но у нас была на то причина. Во-первых, мы нашли ответы на трудные вопросы, а во-вторых, нам было по двадцать с хвостиком, сорок девять лет на двоих, мы только что избавились от нужды истязать друг друга остроумными поддевками, а могли просто молчать или смеяться без причины.
По берегу лениво, как морские котики разлеглись отдыхающие. Толстый папаша с размером груди не меньше, чем у меня, пичкал худенькую девочку с кислой физиономией куском копченой колбасы. Ненормальная мамаша в черном бикини решила вдруг закалить своего сына и потащила его в море. «Холодно», - кричал мальчик и упирался. «Не мучайте его, - посоветовала пожилая женщина, стоящая рядом, - холодно еще, да и Троица сегодня – русалки бунтуют». Мамаша, борющаяся за здоровый образ жизни своего сына, смерила женщину презрительным взглядом и все-таки втащила мальчишку в воду.
- Давай посидим, - предложил Никита и тут же опустился на песок.
Я осталась стоять и смотреть на события, развивающиеся у берега. Тогда Ник схватил меня за лодыжки и дернул. Я рухнула прямо на него и у нас получилась маленькая свалка.
- У тебя красивая фигура, почему ты никогда не носишь… - начал вдруг Ник и запнулся.
- Не ношу чего? Чего-нибудь сексуального?
- Ну … чего-нибудь … скажем … более женственного.
- А я не хочу выглядеть женственно.
- Все женщины этого хотят.
- Только не я.
- Почему?
- Какая тебе разница?
- Ты опять как маленький колючий кактус. А я, почему-то думал, что мы теперь друзья.
- Ник, я об этом никому никогда не рассказывала, - смягчилась я и, немного помолчав, добавила, - может и стоит. Хорошо. Сейчас попробую… Когда это было? Дай Бог памяти. Мне было шестнадцать лет, и я хотела выглядеть настоящей женщиной. Мы гуляли с одним французским пареньком по имени Жером вот так же по берегу, только была полночь. Нравился он мне очень. Первая любовь, можно сказать. Короче подошел к нам один мужичок, сначала попросил закурить, а потом достал ножичек и шикнул на Жерома. Его след простыл за десять секунд. А мужик приставил свой нож к моему горлу. Видишь этот шрамик? Видно по пьяни не рассчитал силы, резанул чуть-чуть. О том, что он от меня хотел, наверное, догадываешься. Когда на мне уже практически ничего не осталось, я схватилась за последнюю надежду. Стала умолять его, что никогда не была с мужчиной, потом, сама не знаю, как мне пришло это в голову, предложила намазать его самое боевое место кремом, чтобы мне якобы не так больно было. Помню, что от страха расхваливала этот самый крем, мол он имеет отличный запах и противобактерицидные свойства. Слышали б меня его производители. Такой рекламы им и не снилось. Но это сработало. Мужик хмыкнул и сказал, что с кремом ему еще ни разу не приходилось этого делать. Я дрожащими руками раскрыла сумочку, достала газовый баллончик, с которым никогда не расставалась и освежила его пьяную морду. Потом сняла с него рубашку, потому что моим разорванным платьем можно было теперь, разве что мыть полы и пошла домой. С тех пор я больше не влюбляюсь, не гуляю с парнями и не ношу вызывающую одежду.
Во время всего рассказа, я неотрывно смотрела, как купаются в море мамочка с сыном. И вдруг мальчик присел, и его накрыло волной. Вода снова успокоилась и покрылась рябью, а мальчик так и не вынырнул.
Не знаю, но, по-моему, я так ни о чем и не успела подумать, заметила только, что мать стоит и растерянно смотрит в мутноватую воду. Меня словно что-то толкнуло, не из мозга, а из души, и я бросилась в море. Прямо в одежде и ботинках. Я ни о чем не думала и когда ныряла рядом со все также тупо стоящей матерью. И только когда я, наконец, схватила мальчика, одна мысль сверлила мне голову: «Какой же он скользкий». На берегу уже собралась толпа. Кто-то помог мне вытащить мальчишку на песок. Ник, насколько я помню, вывел из моря остолбеневшую любительницу холодной воды. Не знаю, кому больше надо было оказывать помощь – женщина вдруг заголосила и стала просто падать на уже посиневшее тело сына. Я пыталась всеми известными мне способами освободить легкие мальчика от морской воды, но его мать своей истерикой мешала мне это сделать. В конце концов, мужчины, стоящие рядом, догадались оттащить ее. Я сделала еще одну попытку, и мальчик закашлялся, выталкивая из себя фонтаном морскую воду. Все облегченно вздохнули. Никита взял парнишку на руки, и мы всей толпой отправились в амбулаторию, по словам очевидцев находящуюся в зарослях гостиницы. Белое кафельное здание, напоминающее, почему-то, огромный общественный туалет, утопало в тенистых магнолиях. Ник передал мальчика доктору и сказал, что теперь займется мной.
- Боже мой, детка, что с тобой? – я так и не поняла, откуда взялся Сережа. – Ты что, тоже тонула? Тебе нужна помощь?
Сергей был в белом халате. Значит, он работал в амбулатории.
- Со мной все в порядке, просто мне надо переодеться, - разговаривать со своим новым знакомым мне не хотелось, и не потому, что он мне понравился только под действием «Наяры». Он нравился мне и сейчас, но меня тревожило, что об этом подумает Никита, а это чувство для меня было незнакомым.
К счастью, Сергея окликнули.
- Я тебя потом найду, - бросил он мне на прощание и скрылся за белой дверью с буквой А.
Никита как истинный джентльмен промолчал. Он просто взял меня за руку и потащил в наш домик.
- Странно, ты совсем не такая… - пробурчал Никита, когда я села в кресло, укутавшись в махровый халат.
- Какая – не такая?
- Не такая, какой тебя представляют люди.
- Я такая, какая есть.
- Не знаю, - Никита сел рядом на пол и оперся спиной о мое кресло. – Когда нам сказали, что завтра в отдел придет новенькая «от туда», я заявил всем, что какая бы она ни была, берусь обработать ее за месяц. Но ты в первый же день ответила мне «нет», не сказав при этом ни слова. И дело даже не в том, что я проиграл, ты мне нравилась и в то же время была совершенно непонятна. Я каждую удобную минуту делал твои снимки, а потом часами рассматривал, пытаясь понять, в чем смысл тебя. В конце концов, я решил, что ты заласканная и амбициозная дочка респектабельного папочки и что тебе на всех наплевать. И вот теперь я у твоих ног, признаю, что ты совсем не такая.
- Заласканная? – это слово мне не понравилось. – Собственное ощущение благополучия, как впрочем и его отсутствие, может совершенно не совпадать с внешним впечатлением. Папа уезжает в Бостон, мама – на конференцию в Рим. Кто-нибудь из них может взять девочку с собой, но тогда ей придется сутками сидеть в отеле и смотреть в окошко, поэтому она снова останется дома с одинокой и в связи с этим, чуть ли не поселившейся у нас соседкой Мари. Однажды (о, счастье!), папа привез мне с Аляски лайку. А я терпеть не могла эту собаку, ведь она должна была заменить мне родителей.
- Почему же ты тоже стала журналисткой?
- Не знаю. То ли для того, чтобы развить династию. То ли для того, чтобы им насолить. К тому же я никогда не мечтала о семье.
- Знаешь, я рад, что поехал с тобой сюда, - Ник запрокинул голову и улыбнулся мне.
- Радуйся, радуйся, - взъерошила я ему волосы, - а мне пора собираться. Надеюсь, для того, чтобы стать настоящей русалкой, топиться меня не заставят.
- Думаю, тебе это не грозит, но если хочешь, я могу пойти с тобой.
Топиться мне не пришлось, но оказалось, что Русалка должна быть полуобнажена. На меня быстро натянули какую-то то ли юбку, то ли сетку, туго обтягивающую ноги шлейфом спадающих чешуй и отдаленно, но все-таки напоминающую рыбий хвост. Всю верхнюю одежду составил прозрачный лиф, украшенный лилиями. Я глянула на себя в зеркало и заорала. На мой крик в комнату ворвался Ник. Увидев меня, он ошарашено выкатил глаза.
- Я это не надену, - у меня даже руки затряслись.
- Вау, Ярослава, ты шикарно выглядишь.
- Я не пойду в этом, - немного спокойней заявила я.
- Послушай, Яра. Все, что с тобой было в детстве, это было давно. В конце концов, ты с этим справилась. Сейчас ты оставила все, нашла себе новых друзей, может пора оставить и воспоминания … и начать новую жизнь? – Ник развернулся и вышел.
Я переваривала все это минут пять, а потом выдохнула:
- O.k.
Девушки, одевавшие меня, не стали ждать пока я передумаю. Они расчесали мне волосы, вплели в них ленты и надели на голову огромный венок из белых лилий. Я долго смотрела на себя в зеркало, но так и не узнала своего отражения.
Гуляние было, конечно, не карнавалом в Рио, но для таких мест и это было шедевром. На берегу собралась небольшая, человек с двести, толпа. Здесь были и жители деревни, и отдыхающие. Не знаю, как отмечали этот день в старину, если его вообще отмечали, но сейчас он, скорее был похож на праздник Нептуна, хотя зеленобородого старика и не предвиделось. Не знаю чем развлекалась публика, потому что я и еще кучка лбов, изображавших либо тридцать витязей прекрасных, либо прошлогодних утопленников, торчали на небольшом катерке по середине моря. Утопленники не сводили с меня глаз и я, дико разнервничавшись, все время пыталась прикрыть голые участки своего тела волосами, благо дело они у меня ниже пояса. Наконец мы снялись с якоря, и какой-то здоровенный мужик в робе усадил меня на плечо и вынес на берег как мешок с сахаром. Я, наверное, все-таки плохая журналистка, потому что не смогла с профессиональным интересом следить за развивающимися событиями. Меня занимали только мои голые плечи и живот. Андрей Семенович толкал какую-то речь, продолжительную как вкус «Stimorol», а я готова была сгореть со стыда или провалиться сквозь песок. Ник постоянно щелкал фотоаппаратом, и это волновало меня еще больше. Потом в мою честь полуобнаженные девушки в белых лоскутах увлекли всех водить хороводы и прыгать через костер. Люди перестали обращать на меня внимание, и мне стало легче. Ник тоже развернул фотоаппарат, а ко мне подошел Сергей.
- Бог ты мой. Я там стоял и не мог поверить глазам, что это ты.
- Это я.
- Такой принцессы на этом троне еще не было.
- Да ладно, где ты видел рыжую русалку?
- Детка, ты себя недооцениваешь.
- Возможно.
- А знаешь, есть такое поверье, чтобы русалки тебя не защекотали до смерти июньскими ночами, надо поймать одну из них и поцеловать.
И он тут же подтвердил свои слова действием. Я только успела заметить, что на нас смотрит Ник. Когда Сережа отпустил меня, Никиты уже не было. Я рассеянно осмотрела толпу – он исчез. Я встала с трона и вдруг увидела перед собой ту женщину, чей мальчик тонул сегодня днем. Глаза ее бешено горели. Она открывала рот, но не издавала ни звука. Наконец она дико закричала:
- Русалка!? Ты просто ведьма! Будь ты проклята. Это ты утопила моего сына. Он умер… - и она бросилась ко мне.
Дальше праздник перерос в настоящее гуляние в соответствии с русскими традициями: пьянка, танцы, бабы, драка.
Я попыталась отступить, но туго стянутые ноги не слушались. Я упала, женщина на меня сверху. Я закрывалась руками и видела, что вся толпа собралась уже вокруг нас. Женщина вскочила и стала бить меня ногами. Такого унижения я не испытывала, даже когда стояла полуголая перед пьяным мужиком в шестнадцать лет. Я сделала несколько безуспешных попыток встать, потом стала отползать, помогая себе руками и ногами. Но тут женщина сама помогла мне. Сергей, наконец-то очнувшись, крепко схватил ее за плечи, а она еще как-то умудрилась схватить меня за юбку. Одним словом, Сережа дернул женщину, она же, соответственно – мою юбку. Раздался треск и все двести, а может и больше человек, увидели, что кроме этих лохмотьев на мне есть еще шелковые белые трусики. Пока эта безумная парочка барахталась в песке, я встала и, сама не знаю почему, но спокойно подняла обрывки «рыбьего хвоста», обвязала их вокруг бедер (получилась, кстати, симпатичная мини-юбочка) и спокойно пошла по ступенькам вверх. Но выдержала я всего 15 секунд, потом чувства необузданной волной нахлынули на меня, и я помчалась от этого места с одной лишь целью – спрятаться где-нибудь.
Возвращаться в домик означало показаться на глаза Никите в таком виде. Немного поколебавшись, я решила отправиться в тот сарай на обрыве и успокоиться там немного. Сарай окружали кусты, плавно переходящие метров через триста в искусственный лес. Подойдя ближе, я услышала странные звуки и разговор, но из-за высоких кустов видно мне пока ничего не было. Я, вспомнив прошлую ночь, аккуратно раздвинула ветви и вдруг, что-то набросилось на меня и повалило на землю.
Я собрала все силы, чтобы закричать, но мало того, что это что-то лежало на мне стокилограммовым грузом, так еще и закрывало рот. И тут до меня дошло: что-то, что закрывает мне рот – это человеческая рука, а не понимаю я что на мне потому, что закрыла глаза от страха. Тогда я потихоньку раскрыла их и увидела … Ника, делающего мне свободной рукой знаки молчать. «Убила б его, если бы могла подняться, и что в этот вечер все норовят выкачать меня в грязи. Сегодня явно не мой день», - успело пронестись в моей голове, но Ник прошептал мне прямо в ухо:
- Тихо. Смотри, что там происходит.
- Я бы с удовольствием, если б не эта пудовая тушка на мне, - поерзала я под Ником.
Никита посмотрел на меня сверху вниз и хмыкнул:
- Неплохое положение, жаль, что не вовремя, - но все-таки освободил мне пространство для жизни.
Я перевернулась и выглянула между кустов.
Два элегантно одетых мужчины о чем-то спорили между собой. Женщина со слезами на глазах держала на руках девочку лет семи. Судя по всему, она была парализована. А рядом… Рядом в странной одежде стоял мужчина, которого мы встретили сойдя с автобуса. Боже мой, так это и есть шаман.
На нем был длинный плащ с изображением птиц и зверей и какими-то металлическими подвесками. Больше всего меня поразил вышитый на этом плаще белый скелет человека – спереди ребра, сзади позвоночник. На голове у него была красная повязка с белыми изображениями человеческих глаз, носа, ушей и рта. Высокие птичьи перья по верхнему краю повязки дополняли этот импровизированный головной убор. На сапогах тоже были вышиты кости ног человека.
Мужчины, наконец, перестали спорить, и все уселись прямо на землю. Скорее всего, ждали, когда совсем потемнеет. Шаман разжег огонь и стал сушить над ним свой бубен. У меня, да и у Ника наверняка тоже, затекли все косточки, но мы продолжали лежать не шелохнувшись, боясь спугнуть такую удачу. Казалось, время куда-то унеслось и все, что происходило вокруг, было таким нереальным.
Шаман стукнул пару раз в бубен, потом что-то тихо сказал ему, и я с удивлением увидела, как он мажет его чем-то белым.
- Он кормит его молоком, - прошептал Никита, и опять воцарилась тишина.
Наконец шаман грузно сел, повернулся спиной к нам и огню и запел. Его голос становился то тихим, то требовательным, но громкие удары в бубен заглушали слова. Вдруг он резко вскочил, продолжая бить в барабан. Глаза его были закрыты. Все его движения изображали борьбу с духами. Шаман был в экстазе.
- Он прогоняет злых духов и просит помощь у духов-помошников, - подтвердил мои догадки Никита
Потом шаман упал на землю и стал качаться вокруг костра. Все это действительно было похоже на драку. И вдруг шаман в изнеможении остановился и открыл глаза.
В наше убежище плохо долетали слова, но по обрывкам фраз я поняла, что девочка должна остаться в сарае на две ночи и один день. Послезавтра утром ее можно будет забрать.
Мать, скорее всего это была мать, начала нервничать, она прижала девочку к себе и плакала, но шаман успокаивал ее. Он пообещал, что все это время с девочкой будут он и его духи-помошники.
Наконец они договорились. Мужчины отнесли девочку в сарай. Мать только успела снять с себя крестик и положить его девочке в кулачок. Потом женщину увели, а шаман вошел в домик. Странный поступок - доверить судьбу девочки шаману и при этом оберегать ее православным крестиком.
- Господи! Я сделал это!!! – заорал Никита, когда все стихло.
- Что? – я еще никак не могла отойти от увиденного.
- Я снял все это.
- Что? Что ты сделал?
- Снял! – Ник похлопал по фотоаппарату.
- Когда? – задала я еще один глупый вопрос.
- Только что! – Ник захохотал, - Ярослава, ты что, даже не видела как моргает фотовспышка?
- Никита! Ты - гений! Я просто была зачарованна, какая там фотовспышка.
Наша радость была такой естественной, что Ник схватил меня и закружил. Делать это среди кустов было не очень удобно, и мы рухнули на землю, увлекая за собой град листьев. Его губы коснулись моей щеки, и между нами повисло неловкое молчание. Никита посмотрел мне в глаза и коснулся губами губ. Поцелуй был похож на легкое прикосновение ветерка, но я отвернулась и прошептала:
- Мы же только что стали друзьями…
- Извини, - он вскочил с земли.
- Никита … просто … просто дай мне время.
Никита присел передо мной:
- Я думал, что за столько лет можно понять, что далеко не все мужчины козлы.
- Нет, я не поэтому.
- Ты не знаешь что делать с Сергеем?
- Я-то знаю. Но не знаю, что по этому поводу думает он.
- Я видел на берегу, что он об этом думает.
- Да, но я-то думаю по-другому.
- Эй, - Ник щелкнул меня по носу, - плюнь на все. Ты сегодня начала новую жизнь. Ты посмотри на себя. Ты сама себя узнаешь? Той запуганной девочки больше нет. Будь патриоткой своей удачи.
Он встал, подал мне руку и уже менее серьезно добавил:
- Будь проще, и люди к тебе потянутся.
Ник собрался уходить, но я задержала его.
- Хочешь авантюру? Давай сейчас доберемся до этого сарая и посмотрим что там, а потом… - я смущенно опустила глаза, - потом попробуем все сначала.
Синие глаза Никиты загорелись огоньками.
- Ну, если так, то я даже не буду сопротивляться.
Ник схватил меня за руку и потащил к сараю в обход. Кажется, нас обоих подстегивала перспектива будущего поцелуя и в воздухе повисла романтическая атмосфера. Теперь каждое касание руки, каждый взгляд имели второе значение.
Мы решили зайти немного влево, потом чуть-чуть спуститься с обрыва и уже по глине добраться до сарайчика к тому окну, где однажды уже были.
- Никита, а вдруг из-за того, что мы подглядываем, а тем более фотографируем, девочка не поправится? – прошептала я, пробираясь за Никитой по кустам.
- Ты же слышала, шаман сказал, что через три дня с ней все будет нормально, хотя я, если честно, в это не слишком верю.
Мы снова стояли на том же месте, где были и прошлой ночью. Ник тихонько засунул голову в окно и даже вскрикнул. Я повторила весь его маршрут. Луна сейчас была в таком положении, что ее свет попадал в окно как луч прожектора, но даже без него, по какой-то неестественной тишине можно было догадаться, что сарай был пуст.
Мы не стали терять время на обход и двери, мы влезли прямо в окно.
- Даже не верится, - выдохнул Никита. – Этот сарай как бездна поглощает свои жертвы. Сначала Линда, теперь шаман с девочкой, да еще и с духами в придачу.
- Давай попробуем еще раз осмотреть это место . В прошлый раз мы искали тело, теперь давай просто методично все осмотрим.
Мы рыскали по сараю как ищейки. Перетрусили всю солому, прощупали каждый шов между бревнами. Осветили вспышкой каждый угол и выступ, пока батарейки, в конце концов, не сели. Луна ушла в море делать лунную дорожку, и в деревянном домике стало совсем темно.
- Все, это конец, – Никита все-таки был пессимистом. – Я совсем ничего не понимаю. Пошли, пока и мы не исчезли как эти несчастные.
Он нащупал в темноте мою руку и потянул за собой. Мне не хотелось уходить. Я держалась за какую-то толстую вертикальную палку, торчащую, почему-то прямо по середине сарая. Когда Никита неожиданно дернул меня за руку, я не успела отпустить палку, и она со скрипом потянулась за мной. Мы остановились.
- Что это было? – прислушиваясь к тишине, снова воцарившейся в этой темноте, спросил Никита.
- Я сдвинула эту палку.
- Какую?
- Да ту, что была по середине.
- А что это вообще за палка? – Никита сделал несколько шагов мимо меня и вдруг его ойк раздался где-то внизу.
Мое сердце рухнуло куда-то еще ниже, но тут послышался возбужденный шепот Ника:
- Яра, прыгай ко мне, здесь проход.
Я нащупала ногой край дыры, в которую провалился Никита и села. Крепкие руки внизу подхватили меня, и я мысленно поблагодарила Бога за их силу.
Проход был достаточно просторным и где-то впереди тускло виднелся свет. Мы, спотыкаясь и придерживаясь чуть влажной глиняной стены, пошли к нему как ночные мотыльки к лампочке. Минут через пятнадцать стало уже достаточно светло, чтобы увидеть грязное лицо Никиты.
Я окинула взглядом Ника с ног до головы и улыбнулась:
- Ох, ты и чумазый.
Ник тоже внимательно посмотрел на меня и ответил:
- Ты мне тоже нравишься.
Я вспомнила вид, в котором сбежала с прибрежного поля боя и покраснела, но Тимошенко уже ушел вперед. Заканчивался туннель дверью, над которой и висел источник света. Ник рванул дверь, словно собирался войти к себе домой. «Безумству храбрых поем мы траурную песню,» - так и захотелось сказать мне, но к счастью дверь была заперта.
- Дай шпильку, - Ник глянул поверх меня.
Невероятно. Все это время я ходила с венком на голове, намертво прикрепленным шпильками к моим волосам, и даже не заметила этого. Снять лилии с головы оказалось не таким уж и простым занятием, поэтому я плюнула на него, как только мне удалось вытащить одну из медных заколок.
Никита поковырялся в замке, и дверь тихо подалась вперед. Мне очень хотелось узнать у этого взломщика рецепт открывания замков, и где он этому научился, но я предпочла сохранять тишину. Мы оказались в темной прохладной комнате. Никита, придерживаясь кафельной стены, двинулся влево и скоро в помещении молнией включился свет. Я как стояла у дверей, так и спустилась по ней на пол. Вся комната была завалена трупами.
Это был морг. Но умершие здесь не лежали, как положено по морозилкам, а валялись, как попало - на полу, на столе. Несколько из них было прислонено к стене, словно они так и умерли, остановившись отдохнуть. Мне стало дурно, но я побоялась испачкать свою единственную на этот момент и так не Бог весть, какую юбку и, как могла, подавила в себе это чувство.
Никита же, наверное, чувствовал себя здесь как среди бутербродов, потому что с таким интересом рассматривал бледно-зеленые тела, что даже мне стало интересно. Он помог мне встать, обнял за талию и шепнул:
- Не бойся. Главное, что мы не на их месте. Представляешь, как они нам сейчас завидуют.
Я слабо улыбнулась, а Ник продолжил:
- Если девочку пронесли по этому проходу в морг, то мы, вероятно, в больнице. Среди трупов девочки нет, значит, будем считать, что просто шаман не настоящий, а ребенка за это время берутся вылечить в амбулатории.
- Тогда у нас два выхода: либо вернуться по туннелю обратно, либо зайти в больницу и раскрыть махинации этого старика, - подытожила я и, не давая Нику права выбрать первый выход, попыталась повернуться.
Но Никита не давал мне сделать этого. Я вопросительно посмотрела на него и увидела в глазах блуждающее беспокойство. Я все-таки повернулась. У стены стоял труп Линды. Она выглядела точно так же, как и в сарае, когда мы увидели ее впервые. Значит и тогда она уже была мертва. Я отвела взгляд и увидела на столе тело мальчика, тонувшего днем. Закрыла глаза и вспомнила, как сначала явно услышала пульс, потом, когда по его губам сбежала последняя струйка воды из легких, он открыл глаза и улыбнулся. Он был жив, и я готова была поклясться, что кроме гриппа, ему больше ничего не угрожало.
- Невероятно, чудовищно, что все это означает, - запричитала я на английском языке, - ты же видел, он пришел в себя.
Никита прижал меня к себе и как маленькую погладил по голове.
- Мы разберемся с этим. По крайней мере, теперь нам остается только второй выход.
- Да, пойдем в амбулаторию, узнаем, что с девочкой. Кто-то должен за все это отвечать.
Мы двинулись ко второй двери. На последнем шаге Ник притянул меня к себе и потушил свет. Вы когда-нибудь целовались в морге, переполненном трупами? Попробуйте. Это ошеломляет. И, как ни странно, приводит в чувства.
В приоткрытую дверь виднелся тускло освещенный белостенный коридор.
- Подожди, я первая.
Я высунула голову в проем. Все было тихо. Через секунду я выскользнула в коридор. И вдруг из соседней двери вышел Сергей. От неожиданности я прихлопнула дверь морга и с глупой улыбкой оперлась о нее спиной.
- Детка, что ты здесь делаешь? – Сережа был удивленно-испуган.
Я стала молоть все, что лезло мне в голову.
- Понимаешь, я все бродила и думала, неужели правда, что сын той женщины умер. Я пришла узнать это.
Сергей смотрел на меня поедающим взглядом. Думаю, именно этот нездоровый интерес в итоге и спас меня. Я попыталась оттянуть юбку вниз, насколько это было возможно, и пролепетала:
- Видишь, я даже не зашла к себе переодеться, так нервничала.
Сережа, не отрывая взгляда от моих ног, подошел ко мне и протянул руку. Я даже вздрогнула. Когда же он приоткрыл дверь в темную комнату морга, у меня на лбу выступили капельки пота. Сережа перевел взгляд с моих ног на грудь, захлопнул дверь и закрыл ее на ключ. Одним щелчком он оторвал от меня Ника на сотню световых лет или, по крайней мере, на тысячу километров.
- Пойдем со мной.
Я с сожалением провела рукой по крашеному дереву белой двери и пошла за ним. Мы немного прошли по коридору и остановились возле двух дверей, похожих друг на друга, как близнецы. Только на одной из них было написано «В».
- Мне очень жаль, но тот мальчик действительно умер.
- Но он очнулся. Я сама привела его в чувства. Он не должен был умереть.
- Он умер, Ярослава! – Мое имя он произнес с особым выражением. – В таких сельских больницах, с никудышним оборудованием, это часто встречается. Мальчик был очень слаб. Такие случаи происходят здесь чуть ли не каждую неделю.
Я обессилено опустила глаза и вдруг увидела под дверью с буквой «В» маленький золотой крестик. На сто процентов я поклясться не могла, но моя интуиция со всей силы швырнула адреналин мне в мозг и стала бешено сигнализировать, что этот крестик мог выпасть из руки больной девочки.
- Забудь про этого мальчишку, пойдем со мной наверх, - Сережа поманил меня пальцем.
В моей голове лихорадочно закрутились шарики. В конце концов, я скривилась и спросила:
- Подожди, это случайно не туалет?
После этих слов я толкнула дверь с буквой «В». Увидеть я успела не много. Сергей как коршун налетел на дверь и захлопнул ее, но мне хватило и этих нескольких секунд. В комнате перед компьютером сидела та самая девочка. На голове у нее был шлем виртуальной реальности.
- Господи, у вас тут что, компьютерные игры?
- Да, что-то вроде этого. Это дочка главного.
- А кто у вас главный?
- Какая тебе разница?
Мои вопросы стали явно раздражать Сергея, но я рискнула задать еще один.
- Ты же сказал, что у вас бедная сельская больница, откуда же деньги на компьютер?
- Ты задаешь слишком много вопросов, - рявкнул костолом в белом халате, схватил меня за руку и почти насильно потащил вверх по лестнице.
Когда мы оказались в темной комнатушке с диваном, застеленным белой простыней, он запер за мной дверь. От изобилия белого в этом странном месте у меня заболели глаза, а голова болела от вопроса: «Что делать дальше?»
- Вот мы и одни, можем переиграть вчерашнюю ночь, - Сережа приблизился ко мне на критическое расстояние.
Я попятилась, но дальше стены не протиснешься.
- По-моему, сейчас не самое подходящее время. Я ведь пыталась спасти того мальчика, а он умер, ты должен понять мои чувства.
- Детка, ты что, занимаешься любовью только после выпивки?
Тут уж моя личная заинтересованность взяла верх над профессиональной, и я выпалила:
- Значит, мы занимались этим в ту ночь?
- Ч-ч-черт, нет, не занимались! Да какая же разница! Мы займемся этим сейчас, - странный блеск в его глазах показался мне болезненным.
- Сереженька, я устала, такой трудный день, давай встретимся завтра.
Парень медленно покачал головой.
- Ты сегодня очень красива. Я хочу тебя сейчас.
Я уже обтерла спиной всю пустую стену и дошла до дивана. Это было совсем не кстати. Сережа, похоже, и не собирался ждать моего согласия. Он толкнул меня на диван и, совершенно не обращая внимания на все мое сопротивление, стал спокойно развязывать на мне юбку. Меня лихорадило, как и в тот первый раз, на пляже в Нормандии, но сейчас уже больше неоткуда было вытащить газовый баллончик.
Раньше, когда я, сидя дома в мягком удобном кресле, смотрела, как по телевизору кого-нибудь насиловали, я всегда давала такие дельные советы: «Та дерни ты его за патлы, та схвати ты его за знаки различия так, чтоб на всю жизнь перехотел иметь женщин». Все это ерунда. Когда оказываешься один на один с таким человеком, все дельные советы куда-то вылетают из головы и не только советы, все слова и все мысли. И лишь одно стучит набатом по затылку: «Ой, мамочки!!!» В глазах у него безумие и страсть, и этого уже не остановить и никто не сможет помочь.
И вдруг на потолке загорелась красная лампочка, и неприятный визг звонка врезался в уши. Сергей вскочил как ошпаренный. Потом чертыхнулся, поднял меня с дивана, провел рукой по уже голой груди:
- Ты мое божество, я еще вернусь, чтобы преклоняться перед тобой всю ночь, - сейчас он показался мне сумасшедшим.
Сергей сделал несколько шагов к двери, но снова повернулся ко мне:
- Нет, детка, я хочу, чтобы ты ждала меня во всеоружии, - забрал мои тряпки и теперь уже вышел окончательно.
Я обессилено опустилась на диван и обхватила голову руками. У меня есть такая привычка, когда чувствую, что вот-вот впаду в панику, и выхода из этого никакого нет – плюю на все, закрываю глаза и медленно считаю до десяти. Раньше это всегда помогало. Сейчас ситуация была абсолютно безвыходной, но попробовать все равно стоило. Когда я мысленно произнесла «девять», за дверью послышался слабый скрежет, словно котенок скреб коготками по дереву. Я быстро произнесла «десять», стащила с дивана простынь и обмоталась ею, а потом стала искать что-нибудь потяжелее. Времени было слишком мало, я схватила стул и стала так, чтобы когда дверь откроется, меня не сразу было видно. Дверь отворялась медленно и когда показалась из-за нее голова, я обрушила всю свою силу, которая во мне еще оставалась.
Слава Богу, что сил у меня было не очень много, и стул зацепился за косяк, но Никита все-таки рухнул у моих ног. Я быстро захлопнула дверь и опустилась перед ним на колени.
- Никки, только не это. Я же не убила тебя, правда?
Ник не шевелился.
- Тимошенко, ну, пожалуйста, - я стала тихонько бить его по щекам.
Никакого результата.
Я провела пальцами по его губам и прошептала:
- Я никогда не прощу себе этого…
И вдруг он поймал мою руку. Я вскрикнула от неожиданности и чуть сама не лишилась чувств. От накатившего на меня негодования я сидела на полу и хватала ртом воздух как рыба, выброшенная на сушу, а он целовал кончики моих пальцев. Черт возьми, он был так мил, и в его глазах была такая бездонная нежность, что я не выдержала и бросилась к нему в объятья.
- Я чуть не умерла без тебя, - еле вставила я между поцелуями.
- Ты для этого и оделась в саван?
Напоминание о моей одежде заставило меня вернуться в реальность. Пора было уходить из этого ненормального и проклятого места, где умирают здоровые люди, а парализованных детей усаживают играть в компьютерные игры, где врачи врут на любой вопрос и пытаются насиловать посетителей.
Как бы неожиданно это не выглядело, но из амбулатории мы вышли совершенно беспрепятственно. На втором этаже не было вообще никого, на первом же мы просто не стали рисковать и вылезли через окно под лестницей. Очутиться снова в своем тихом и уютном домике, казалось блаженством. Не понимаю, зачем мы вообще платили за это бунгало, если за три дня часы, проведенные нами здесь, можно было сосчитать на пальцах. До рассвета оставалось около часа. Ник, никогда не расстающийся с баночкой Neskaffe, заварил в кипятильнике две чашечки кофе, и мы решили за остаток ночи решить, что делать дальше.
Я, привыкшая раскладывать по полочкам, сначала рассказала, что видела в больнице, хоть и видела мало, а потом, наконец, задала мучавший меня столько времени вопрос:
- А как ты меня нашел?
Если бы я тогда знала чем закончится вся эта история, возможно, я бы не стала тратить время на дурацкие разговоры, но тогда Ник начал свой рассказ и я вся превратилась в слух.
- Я слышал, что вы пошли по коридору, и тут же воспользовался твоей шпилькой. Только я приоткрыл дверь, чтобы глянуть, куда вы направились, как вы остановились и стали болтать. Ох, и смотрел он на тебя. Я уже хотел выйти и врезать ему по морде. Мне было плохо слышно о чем вы говорите, но я понял, что тебя интересует та дверь. Потом он потащил тебя за собой, я проследил в какую комнату вы вошли и вернулся к двери с буквой «В». В той комнате у каждой стены стоит стол и на каждом столе – компьютер последней модели. За двумя из них с шлемами виртуальной реальности на голове сидели парализованная девочка и мама утонувшего мальчика. Я не стал их трогать, хотя соблазн отключить аппаратуру, был. Но кто знает, что у них за программа… Когда я уже собирался уходить, Андрей Семенович и еще какой-то человек принесли в больницу того мужика, с которым мы говорили утром в ресторане. Его жена, плача бежала следом. Я видел в приоткрытую дверь, как к ним промчался твой ковбой. Похоже, что у мужчины инфаркт. Когда я вышел из комнаты «В», на меня никто не обратил внимания, и я пошел за тобой. Кстати, больного отвезли в комнату «А», готов поспорить, что его тоже не спасут.
- Что же нам делать?
- Пока, думаю, ничего особенного. Ты договорилась завтра, вернее уже сегодня, встретиться с шаманом. Вот и встретимся с ним. Вернее, ты встретишься с ним – не думаю, что он опасен. Скорее всего, он просто выполняет чьи-то указы, тем более, нас пока не подозревают. А я пойду на базу отдыха. Там должно быть что-нибудь вроде фотолаборатории. Надо хоть пленку проявить.
- Ник, - я прижалась к нему как котенок, - я без тебя больше никуда не хочу ходить.
- Солнышко, - он прижал меня еще сильнее, - я никому никогда тебя не отдам. Наверное, это будет звучать банально, но за эти несколько дней я понял, что как мальчишка влюбился в тебя еще год назад, в ту самую минуту, как ты вошла в отдел.
Его губы нежно скользнули по моим, но в дверь робко постучали.
Со словами: «Как мне все это надоело!!!» - Ник помчался открывать. Я представила, что сейчас он втащит в комнату обезглавленный труп человека, попавшего ему под горячую руку, но он осторожно ввел бледную женщину, мило беседовавшую с нами еще вчера утром, а теперь безутешно рыдающую.
- Надеюсь, вы извините меня, дети, но мне просто некуда больше пойти. Здесь я знаю только вас и ту семью, в которой утонул мальчик… Какое горе… Одно за другим… - ее громкие всхлипы заглушали концы фраз. – Я пошла к ней… но Алена такая безучастная. Мне больше не к кому было пойти.
После еще нескольких невнятных фраз, она, наконец, выговорила:
- Мой муж умер.
Ник усадил женщину в кресло и принес воды. Мы опустились рядом с ней на полу. По-моему, лучшим сочувствием в данный момент было молчание.
- Понимаете, - женщина немного успокоилась, - у Федора Ивановича было больное сердце. К тому же бессонница. Я уже легла, а он еще решил выйти подышать воздухом и вдруг как закричит: «Аня, помоги!». Меня Анна Петровна зовут. Я вскочила и к нему, а он лежит на крыльце и за сердце держится. Мне так показалось, что он чего-то испугался. Валидол ему не помог. Я позвала Андрея Семеновича и соседа справа, и они отнесли его в больницу. Там этот молодой врач сказал, что у него инфаркт и что с местным оснащением его вряд ли удастся спасти. Не спасли Федю. Но я все время просила попрощаться с ним последний раз. Не хотел меня этот врач пускать, а потом все-таки пустил. А у Феденьки вид такой странный. Глаза выпучены, красные, у губ пена, словно у него кровоизлияние в мозг.
Женщина снова заплакала, а мы с Ником переглянулись. Сердце у меня сжалось. Не нравилась мне эта больница. Нику, судя по всему, тоже, потому что он спросил:
- Анна Петровна, Вы уже седьмой раз сюда приезжаете, здесь часто умирают люди?
Женщина нахмурилась.
- Сейчас, когда вы спросили, я задумалась. Это может показаться смешным, но как только построили эту амбулаторию, несчастных случаев стало больше.
- А что там было до этого?
- Вместо амбулатории? Ничего. Просто один из домиков был медпунктом и все.
- И когда построили это здание?
- Уже лет восемь или девять… да, девять лет назад. В первый раз, когда мы сюда приехали, в «Небесной лазури» вообще не было ни одного случая смерти… И вот теперь мой Федя, - женщина снова заплакала.
Во время всего этого разговора меня тревожила одна фраза, и я, все-таки, не удержалась:
- Анна Петровна, может я не вовремя, но Вы сказали, что мать того мальчика… Вы ее видели сегодня? Разве она не в больнице?
- Нет, она уже у себя, такая странная, словно спит с открытыми глазами. Смотрит в никуда и все время молчит…
- Как зомби, - выкрикнули мы одновременно с Ником.
Анна Петровна удивленно подняла на нас глаза.
- Ну, если бы такое было возможно, она, пожалуй, была бы похожа на зомби. Но я ее понимаю. У нее тоже горе. Просто надо выговориться, выплакаться, а она замкнула свое горе в себе. Есть такая фраза: «Мой мир рухнул»… Но, в общем-то, все зависит от того. Какой смысл человек вкладывает в слово «мир». Для кого-то мир – это вся Вселенная. А для кого-то то, что он носит в душе. Первым легче. Их мир может рухнуть только в результате какой-то глобальной катастрофы. Все остальные неприятности они воспринимают как землетрясение в несколько баллов – страшно. Но видимых разрушений нет. Вторым хуже. Они слабаки и часто ломаются. Вот и Алена. Ведь кроме сына у нее никого не было…
Не успела Анна Петровна выйти за порог, как мы, перебивая друг друга, бросились высказывать накопившиеся мысли.
- Может, ее накачали транквилизаторами?
- Странный способ накачивания перед компьютером.
- Ну, да, взрослая убитая горем женщина вряд ли стала бы играть в «Тетрисы».
- Тогда что это?
- Как на счет зомбирования?
- Меня смущает забитость этой местности.
- А компьютеры последней модели тебя не смущают? Нищета – хорошее прикрытие.
- По-моему, стоит еще раз заглянуть в больницу, - последнюю фразу мы произнесли в один голос.
Перезарядив вспышку и составив план дальнейших передвижений, мы решили для начала посетить еще раз морг.
Погода этим летом сама не знала чего хотела. Рассвет, похоже, и не собирался наступать. Серая мряка нависла над землей и если бы не часы на руке, я бы не поверила, что уже девять утра.
Я потянула за ручку двери. На пороге стоял Андрей Семенович. Я вскрикнула, Ник вздрогнул от неожиданности.
- У вас что-нибудь случилось? – подозрительно спросил директор «Небесной лазури».
Мы еще сами не знали, что у нас случилось, поэтому оба отрицательно замотали головами.
- У меня не очень хорошие известия, Ярослава. Шаман не сможет дать вам сегодня интервью.
- Ладно, - рассеянно пробормотала я, - может завтра…
- Может, я поговорю с ним. – Он кивнул и спустился со ступенек, потом снова повернулся к нам. – Если что случится – не держите в себе и не решайте проблемы сами, приходите ко мне, мы решим их вместе.
Как только он отошел на достаточное расстояние, Ник выпалил:
- Ну, конечно, ведь шаман должен был сидеть эти дни с девочкой и призывать своих духов к помощи. Как же он может встретиться с нами?
- Но его же в сарае нет.
- Так ведь родители девочки об этом ничего не знают.
- Ладно, хватит болтать, пойдем.
Мы добежали до амбулатории, а дальше у каждого была своя задача. Главное, чтобы Сережа уже сменился с дежурства. Я должна была притвориться, что у меня дико болит живот, а пока мне будут оказывать помощь, Ник пошарит по палатам и моргу и сделает соответствующие снимки. Одно не давало мне покоя. Эти костоломы могли уложить меня на операционный стол и без всякого исследования вырезать аппендицит. А потом Нику с горечью в голосе сообщили бы, что мне нечаянно с ненужным отростком, отрезали и голову. И добавили бы – такая специфика сельской больницы, оснащение никудышнее.
Но раздумывать о плохом было некогда. Ник похлопал меня по плечу, быстро чмокнул в уголок рта и, заметно волнуясь, сказал:
- Смотри, я даю тебе полчаса, если через тридцать минут тебя не будет…
- Давай через сорок.
- Ладно. На сорок первой минуте я выхвачу пулемет.
Я скорчила гримасу, схватилась за живот и вошла в белое здание.
- Эй, кто-нибудь есть? – крикнула я неуверенно.
Из приемной вышел парень, размером с трехстворчатый шкаф и уставился на меня своими маленькими поросячьими глазками. От всей этой массы, не будем уточнять чего, в белом халате, у меня действительно свело низ живота, и я скривилась достаточно правдоподобно.
- Что? – бесчувственно буркнул шкаф.
Либо я вошла в роль, либо еще что, но я стала ощущать настоящую боль.
- Живот болит, - попыталась объяснить я.
- Что ела? – голос прогремел как из трубы.
Я стала лихорадочно вспоминать, что ела, и когда вообще последний раз это было. Вспомнить смогла только ночной кофе, приготовленный Ником, но здоровяку надоело ждать моего ответа. Он впихнул меня в какую-то белоснежную комнату и громыхнул на ухо:
- Снимай штаны!
- З-зачем, - теперь меня еще и от заикания придется лечить.
- Клизму поставлю.
Последняя фраза мне очень не понравилась, но доктор-плюй-на-все, похоже, не имел никакого желания выслушивать мои доводы о том, что у меня не расстройство желудка, он просто одним мизинцем уложил меня на кушетку.
Проведя половину назначенного Ником времени в туалете, я вышла бледная и попросила у врача-«спасителя» воды. Но дотянуть до стакана руки я уже не смогла, потому что голова у меня закружилась, и я на несколько минут вышла из строя. Когда я открыла глаза, то была уже в палате на чисто застеленной кровати, и испугавшийся шкаф обмахивал меня платочком. Такая картина даже тронула меня до глубины души. Но по времени у меня уже оставалось пятнадцать минут. Встать я не могла, смотреть на доктора тоже, поэтому, свято надеясь, что Ник уже справился со своим заданием, я отослала парня в белом халате в приемную, сказав «спасибо» и объяснив, что через десять минут со мной все будет в порядке, и я уйду. Он вышел, а я обессилено откинулась на подушки. Только теперь я увидела, что нахожусь в одной палате с девочкой, той самой девочкой. Такая удача мне и не снилась.
- Привет, - сказала я ей, но девочка даже не повернула голову.
Я подошла и села на ее кровать.
- Как тебя зовут?
Девочка медленно перевела на меня свой взгляд и еле слышно ответила:
- Света.
- А что с тобой, Света?
Девочка долго смотрела мне в глаза, а потом безразлично пожала плечиками. Ее серые глазенки не выражали абсолютно ничего.
- А ты можешь ходить?
Девочка опять пожала плечиками.
- Хочешь попробовать?
Я уже и сама догадалась, что и на этот вопрос, ответ будет таким же, поэтому, не дожидаясь неопределенного пожатия плечами, протянула ей руку.
Девочка встала и спокойно подошла к окну, но меня поразило не то, что парализованная девочка ходит, а то, как она это делает. Она ходила так, словно повторяла заученные вчера наизусть стихи.
- А где твоя мама? – решилась я на последний вопрос.
- Мама? – девочка повернулась и немного оживилась. – Я хочу к маме.
- А здесь тебе что, плохо? С тобой никто не играет?
- Со мной играли вчера, - Света опять стала безразличной.
- А во что?
- В картинки.
- Как это?
- Не знаю. Картинки сами появлялись как по телевизору, только они были здесь, - девочка показала пальцем на свой лоб. – Отведи меня к маме.
- А где твоя мама?
- В третьем домике.
- В третьем? Знаешь, сейчас я скажу этому дяде, но думаю, что к маме тебя отведут завтра утром. Потерпишь?
Девочка опять уставилась в окно и безразлично кивнула головой.
Из больницы я вылетела пулей. Часы показывали, что с Ником мы попрощались сорок пять минут назад. Тимошенко ждал меня за углом, опустившись на корточки.
- Ярослава, я чуть не поседел за эти пять минут, - кинулся он ко мне.
- Никита, - перебила я его, - они вылечили ее с помощью компьютера. Девочка ходит.
- Я знаю, я был там раньше тебя и сфотографировал ее, правда я не знал, что она ходит, но видел, что она двигается.
- Надеюсь, ты не заснял знаменательный кадр, как мне промывали желудок?
- Что? – Ник засмеялся и обнял меня за плечи. – Бедняжка.
- Бедняжка… - передразнила я его, - надо было поменяться местами… Ладно, что еще ты видел?
- В морге все трупы имеют такие же симптомы, что и Линда. Как сказала Анна Петровна, у них у всех словно случилось кровоизлияние.
- И у мальчика? Вчера он был лицом вниз.
- И у мальчика…
- Это все? – я попыталась быть мужественной.
- Нет. Я порылся в некоторых столах. Больница открыта на средства некоего Овчаренко В. Г. Он же является и ее владельцем. А еще я нашел папку с вырезками о шамане. Он настоящий, Ярослава, и в шестидесятых годах о его отце и о нем, тогда еще молодом, трубили все газеты. Только жил он в Сибири и очень славился своим мастерством. Последняя вырезка датируется 1973 годом. Этот человек попал в катастрофу. И погиб. Его похороны были очень тихими и скромными. А на надгробье серыми буквами было выбито: Овчаренко Виктор Григорьевич (1944-1973).
- Интересный человек. И методы лечения у него интересные. Вот бы встретиться с ним.
- Посмотрим, может и удастся, но сначала давай, как и решили, найдем что-нибудь вроде фотолаборатории.
- А я предлагаю сначала пойти к родителям девочки.
- Куда?
- Они живут в третьем домике.
- Ты настоящий Шерлок.
- Не лучше Вас, мисс Марпл.
- И что мы придумаем на этот раз?
- Доверься мне. Если ничего не поймешь – молчи и не подавай вида, а если поймешь – подыграешь.
Над домиком висела напряженная тишина. Мне было неловко разыгрывать комедию перед этими людьми, но задавать вопросы в лоб было бы еще хуже, и я решилась. Когда измученная бледная женщина открыла дверь, мы попросили разрешения войти.
- Извините, но мы узнали, что у вас такое же горе, как и у нас.
Женщина переглянулась с мужем, вышедшим из соседней комнаты.
- У нас мальчик тяжело болен.
- Вам, наверное, Андрей Семенович про нас рассказал?
- Да, - еще раз соврала я. – Вы, правда, обращались к шаману?
- Да, - помедлив, ответила женщина, - но пока о результатах говорить рано.
- А кто вам посоветовал обратиться к нему?
- Наши друзья. Муж моей подруги болел раком. Два года назад он поехал сюда в последней стадии болезни, а вернулся абсолютно здоровым.
- Правда? Значит, это действительно помогает? И как он себя чувствует?
- Все это время он чувствовал себя отлично. Немного, правда, характер изменился. Был таким веселым, а потом стал абсолютно безразличным ко всему, но все-таки он жил.
- Жил?
- Он умер месяц назад… Повесился… Наверное, болезнь все-таки успела повлиять на его психику. По крайней мере, так говорили, но мне кажется, что он сделал это, потому что из-за участившихся ссор с женой перестал хотеть жить. В посмертной записке он написал, что не может больше существовать.
- Понятно. Можно еще один нескромный вопрос? Сколько вы за это заплатили?
- Для нас, конечно, очень много, но ради Светы…
Мы вышли в так и не переставшее мрякнуть утро.
- Мне почти все ясно, - высказал свое мнение Никита. – Он получает за это огромные деньги, обрабатывает людей компьютером, причем наверняка делает это так, чтобы в памяти этого не осталось, а потом они все равно умирают.
- А что значит почти?
- Почти? Ну, я не знаю, как он их лечит этим компьютером, как он до этого додумался, и почему здесь умирают здоровые люди.
- Да-а-а! Твое «почти» – почти мелочь.
- Ладно, давай проявим пленки. Если они чего-то стоят, то пусть со всем этим разбирается милиция.
Никита был прав. На базе отдыха в горах, если их так можно было назвать, была небольшая фотолаборатория. Два парня вопросительно подняли на нас головы. Фотографом оказался веснушчатый рыжий толстяк. Он встал, чтобы принять у Ника заказ. Второй парень – крепкий высокий брюнет с правильными чертами лица – с интересом уставился на меня.
- Вы ведь не с базы?
- Нет, мы из гостиницы.
- А, «Небесная лазурь»? Так это Вы были русалочкой?
Я покраснела в ответ.
- Жаль, что я не смог остаться до конца, но Вы были похожи на Ариэль из мультяшки.
Я улыбнулась и облегченно вздохнула.
- Фотографии будут готовы часа через два-три, - констатировал рыжий.
Мы вышли и спустились вниз.
- Господи, я еле объяснил ему о конфиденциальности информации. Пришлось доплатить. Лишь бы с ним не случился инфаркт, когда начнут проявляться трупы.
- Ну что, побеседуем с владельцем всей этой чепухи – господином Овчаренко?
- Думаю, что тогда нам стоит посетить «Тополек», или как там называется эта забегаловка?
- «Ивушка».
В деревне ничего не изменилось. Все та же грязь и непроходимость. Шаман был на месте, заливая совесть водкой. Этот, увядшего вида мужчина, совсем не был похож на компьютерного аса. Мы подошли ближе, и Никита поставил перед ним новую бутылку «беленькой». Виктор Григорьевич с трудом приподнял веки и жестом пригласил нас к себе.
- Ну, что, ты уже вылечил Свету? – в лоб спросил Никита.
- Он позаботиться о ней, - абсолютно спокойно ответил шаман.
- Кто он?
- Он! Он их всех вылечит! – старик поднял указательный палец вверх. – Они летят сюда как птицы, раненые птицы, а улетают, работая двумя крыльями, но с оторванной головой. Он вползает им в головы.
Дело усложнялось. Этот старик, кажется, был безумным.
- А я слышал, что Овчаренко Виктор Григорьевич погиб в автокатастрофе в 1973 году, - не унимался Никита, подливая водки.
- Я тоже был птицей и летел в рай, но Он спас мои крылья, а я отдал ему голову. Но кое-что от меня осталось, потому что я не умер как остальные, я живу до сих пор. Я нужен ему. Я призываю к нему птиц.
- Вы владелец амбулатории в «Небесной лазури»?
- Я? – шаман хихикнул. – Я владелец своего халата и бубна, еще вот этой бутылки, а миром владеет Он.
- Кто Он? – не выдержала я.
Шаман вдруг повернулся ко мне.
- Ты еще жива девочка? И все также суешь свой хорошенький носик во всякую дрянь? Мне жаль тебя, а твоего друга еще больше, - и старик упал лицом в стол.
Интервью закончилось, а секретов стало еще больше.
В конце концов, мы решили, что я пойду к Андрею Семеновичу и все ему расскажу. Он всех здесь знает и должен помочь нам. А Ник пойдет за фотографиями и постарается поднять местную милицию. Ведь где-то она должна быть – пусть во всем и разбирается: почему люди просто так умирают, почему Сергей скрыл, что знает Линду, почему людей, которых лечит шаман, излечивает больница и наоборот, тех, кто попадает в амбулаторию, уже не спасают, даже если они больны всего-навсего простудой.
Я вошла в административный домик и позвала Андрея Семеновича. Тот вышел с огромным черным котом на руках.
- Ой, какой зверь, - не удержалась я, - и как он уживается с вашими попугаями?
- Это моя гордость. Он у меня как собака. Настоящий сторожевой кот.
- Как это – сторожевой кот?
- Смотрите, - Андрей Семенович поставил кота и отдал команду, - лежать!
Кот повиновался. Он был как хорошо выученная овчарка и беспрекословно выполнял все команды хозяина. У меня, наверное, в мозгах случилось бы землетрясение, но владелец странного кота перестал показывать цирк и спросил, по какому поводу я заглянула к нему. Я села в кресло и попыталась обстоятельно объяснить все, что волновало нас с Ником, но в голове у меня все время крутились слова «сторожевой кот». Я уже заканчивала свой рассказ и подошла к теме с фотографиями и милицией, но не успела сказать ни слова из-за странной мысли, пришедшей мне в голову: «А можно ли кота посадить за компьютер и перестроить его мозги в другую сторону?». Я уже даже решила задать этот вопрос Андрею Семеновичу, но увидела его суженные зрачки и остановилась. Андрей Семенович интеллигентно потер переносицу и странным тоном спросил:
- И где же сейчас Ваш друг?
Пока я колебалась с ответом, голубой попугайчик в клетке спросил свою подружку:
- Хочешь понюхать фиалочку?
Фиалочку! Меня как током ударило. Я вспомнила, что когда впервые увидела тело Линды в сарае, там пахло фиалками, а Андрей Семенович утверждал, что никогда не слышал об этой девушке.
- Скажите, а фиалками, я имею в виду мазями на их основе, занимаетесь только Вы?
Андрей Семенович встал и спокойно вышел из комнаты, потом вернулся, держа в руках маленький пузырек.
- Из фиалок можно делать мазь и капли от простуды, а можно выделить эфирное масло, содержащееся в них. Скажу Вам, оно уникально и оказывает - если в растворе - положительный эффект при истерии, нервном возбуждении и бессоннице. Это если принимать в малых дозах.
- А если не в малых? – глупо спросила я.
Бабушка часто говорила, что моя любознательность не доведет меня до добра.
- А если не в малых… - Андрей Семенович подошел ко мне слишком близко, - а Вы попробуйте.
Он быстро подставил мне флакончик с мутной жидкостью под нос. Сильный невозможный запах ударил в голову. Все поплыло перед глазами, и я потеряла сознание.
Открыла я глаза уже в чистой белой комнате. Абсолютно белые потолок, стены и постель, на которой я лежала, говорили о том, что я в больнице.
- Детка…
Я услышала это слово и чуть снова не потеряла сознание.
- Детка, я думал, что мы тебя уже потеряли, - подсел ко мне Сергей. – Ты никак не приходила в себя. Я чуть не убил главного.
В голове у меня стучали барабаны. А в желудке разыгралась революция. И я поняла, что долго была без сознания не только из-за той гадости, что дал понюхать мне Андрей Семенович, а еще и из-за того, что не ела ничего со вчерашнего обеда. Кофе можно было не брать в счет, его вымыло, когда мне промывали желудок.
- Сережа, я хочу уйти отсюда.
- Нет, главный сказал - ты очень слаба и тебе надо остаться здесь на ночь. Я буду ухаживать за тобой.
Весь этот лепет, словно я была несмышленым ребенком, уже надоел мне, и я попыталась встать, но мои ноги и руки были туго привязаны к постели.
- Почему меня привязали?
- Тебе нужен покой, не волнуйся.
- Сергей, посмотри на меня. Я что, сумасшедшая?
- Детка, - Сережа, наконец, сменил тон на нормальный, - ты сама виновата. Тебе не зачем было влезать во все эти дела.
- Какие дела?
- Послушай, ты здесь и еще жива, только потому, что я его очень просил.
- Главный – это Андрей Семенович?
- Да… А ты не перестаешь лезть не в свои дела даже в таком положении.
- Зачем вы все это делаете?
Сережа промолчал.
- И что же теперь будет со мной?
- Ну, если ты будешь послушной девочкой, мы что-нибудь решим.
- А что должны делать послушные девочки?
- Во-первых, ты должна рассказать, где твой дружок…
- А дальше?
- Есть два варианта. Первый – главный может или убрать вас обоих, или стереть вам память, хотя стереть память не удастся. Вас ведь послали в командировку, а значит, будут выяснять, где вы были. Вам можно просто вместить чужую память и все. Хотя незаметно убрать легче всего – какая-нибудь катастрофа, и решение всех проблем. Никто не докопается. Но есть еще второй вариант и он мне больше нравится, потому что его придумал я. Ты останешься здесь, со мной. Будешь делить маленькие радости моих будней и праздников, мою работу и дом, - он провел пальцами по моим губам. – Если ты останешься со мной, главный никогда тебе ничего не сделает, потому что я ему нужен.
- А что будет с Ником?
Сергей побагровел от злости.
- Сдался это Ник тебе! Как только его найдут, я сам с ним разберусь.
Я устало закрыла глаза. Как в дешевом фильме. Ну, и попала я в переплет… За окном уже темно, значит, мы расстались с Никитой не меньше, чем пять часов назад. Где он сейчас? Что с ним? И что делать дальше? Для начала надо было освободиться от ремней на руках и ногах. Я открыла глаза и попросила:
- Сережа, я хочу кушать.
- Без проблем, - парень мило улыбнулся.
Минут через десять он вернулся с кучей булочек и огромной чашкой горячего чая.
- Это все, что я нашел.
Он поставил поднос себе на колени. О, Господи! Сережа, кажется, сам собирался меня кормить.
- Эй, у меня есть руки.
- Боюсь, что не смогу тебе их развязать.
- Ну, Сережа, я буду пай-девочкой.
На его лице не дрогнул ни один мускул, тогда я изменила тактику и масленым голосом проворковала:
- Мы ведь одни. Как же я смогу со связанными руками высказать тебе благодарность за такой шикарный ужин?
Сережа расцвел как подснежник среди снега, расстегнул ремни, сковывающие мои движения, и приготовился принимать благодарность.
- Я покушаю, а потом… - попыталась растянуть я час расплаты.
Сергей послушно сел и с обожающим видом стал терпеливо ждать, когда я поем. Булочки не лезли мне в горло, и я медленно жевала, растягивая «удовольствие». Сережа смотрел на все это, как на бесконечную рекламу перед интересным фильмом – смотреть больше не можешь, а выключить боишься, чтобы не пропустить долгожданное начало.
Количество булочек на подносе катастрофически уменьшалось. Я мысленно уже приготовилась к худшему, но дверь в мою комнату открылась, и появился Андрей Семенович со своим черным чудовищем. Он кивнул Сереже, даже не глянув на меня. Сергей вскочил и помчался к выходу, а главный осмотрел комнату и кинул на меня кота:
- Бегемот, сторожи! – фраза повисла в воздухе и дверь закрылась.
«Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно». Кот сидел у меня на груди, уставившись своими желтыми глазами, прямо в мои. Весь его вид говорил о решительном нраве.
- Бегемотик, - сделал я слабую попытку.
Ответом мне был нервный рык. Кот наклонил голову и приготовился к прыжку, а поскольку его когти были рядом с моим лицом, я не стала рисковать. Где-то внизу амбулатории стоял странный шум, похожий на борьбу, но Бегемот занимал меня больше, чем эта возня. Наконец дверь открылась, но кот не сводил с меня глаз, и я тоже побоялась отвести от него взгляд. В палату что-то влетело, потом вошли Андрей Семенович и Сергей. Главный взял Бегемота как ребенка и в знак похвалы почесал у этого отродья за ушком. Я, наконец-то расслабилась и перевела взгляд на Сергея. Вид у него, надо сказать, был не самый лучший. С носа сползали две струйки крови, под глазом намечался приличный фингал.
- Этой ночью мне не хочется, а завтра утром я с вами побеседую, - Андрей Семенович направился к двери. – Сережа, сделай все так, как было.
Сережа снова застегнул на мне ремни.
- Извини, детка. Мне бы очень хотелось провести эту ночь с тобой, но ты наделала столько глупостей… - он направился к двери, потом опять повернулся ко мне. – Не знаю, может, мы его убили, приношу свои сочувствия. Но дрался он неплохо.
Сергей кивнул на пол рядом с моей кроватью и вышел. В дверях щелкнул замок. Я спустила голову вниз и увидела рядом кровавое месиво, отдаленно напоминающее Ника.
Первым ощущением было такое чувство, будто сердце стукнуло в левый висок и отразилось в правый. Я обессилено откинулась на кровать, и к горлу подступил комок. Если б я только умела плакать, но ныть могла только моя душа.
- Черт, ну и дерутся эти шкафы, - тихо прозвучало под кроватью
Я снова свесила голову вниз. Ник слабо улыбнулся мне окровавленными губами.
- Никита! – только и смогла крикнуть я.
- Ш-ш-ш. Мне так нравится, когда ты так произносишь мое имя, но им не стоит знать, что я еще на этом свете.
Мне было дико неудобно держать голову в таком положении, но и оторвать глаз от Тимошенко я сейчас тоже не могла. Наконец он пошевелился и осторожно встал.
- Почти в порядке, - прошептал он, разминая косточки, - по крайней мере, руки у меня не связаны.
Да и вид у него был не такой ужасный, как показалось вначале. Через несколько секунд мои руки тоже были свободны, но я прижала их к груди, боясь дотронуться до Ника и в то же время, желая этого больше всего на свете.
- Подумаешь, пару синяков, - попробовал отшутиться Никита и подвинулся ближе.
Я не стала заставлять просить меня дважды и показала, как сильно я за ним соскучилась и насколько рада его видеть. Пяти минут для проявления чувств было мало, но пора было выбираться отсюда.
Зря мы обшаривали каждый сантиметр этой комнаты – выхода не было. На окне стояла решетка, а дверь была закрыта с той стороны на крючок.
- Никита, что с нами будет?
- Не знаю, - он опустил глаза.
- Мы умрем? – попыталась я поймать его взгляд.
- Вряд ли, но…
- Но?
- Было бы не честно тебя обнадеживать, эти ребята не шутят, но ты ведь, надеюсь, не истеричка?
- К сожалению, нет.
- Интересно, сколько времени у нас осталось?
- Мне все равно сколько, лишь бы вместе, - прошептала я.
- Я бы хотел пообещать тебе, что мы будем вместе всегда – и на том и на этом свете, и в этом и в ином мире, в болезни и во здравии, и даже смерть не разлучит нас. Я сделаю для этого все, что будет в моих силах.
- Сейчас я хочу, чтобы ты сделал только одно и думаю это в твоих силах.
- Что? – приготовился он выслушать меня.
Я улыбнулась и расстегнула верхнюю пуговичку на своей рубашке. Ник схватил меня за руки.
- Я не хочу, чтобы это было здесь.
- Другого места может уже и не быть...
Никита придвинулся ко мне ближе.
- А если ты потом об этом пожалеешь?
- А если я уже никогда не успею этого сделать?
Бездонная синева глаз... Я тонула, и спасения мне не было.
- Ну, ладно, - наконец выплыла я, - что я тебя уговариваю, как девочку…
Пуговичка на моей рубашке застегнулась снова.
- Ну уж нет… - и Ник нежно повалил меня на кровать.
Я минут пять побарахталась для приличия, а потом прошептала ему на ушко: «Иди ко мне, скорей…»
Если бы моя мама узнала, что впервые я пересплю с мужчиной в сельской больнице, прямо на смирительных ремнях за несколько часов или несколько минут до возможной смерти, она бы вообще меня не рожала.
А потом мы долго лежали, обнявшись и даже не разговаривая.
- Поспи немного. Кто знает, что ждет нас утром… - прошептал, наконец, Ник и потерся носом, вдыхая запах моих волос.
- Я, наверное, не смогу. Только если ты расскажешь мне сказку.
- О том, что все будет хорошо?
- Нет, сказка не обязательно должна быть фантастичной. Расскажи мне о море. О вашем море. Я ведь знаю только свое. И я не очень его люблю. А с вашим, мне кажется, я смогла бы подружиться, - и добавила, помолчав, - если бы у меня был шанс.
Ник вздохнул, устроился поудобней и чуть сонным голосом начал свой рассказ.
Когда-то здесь жили дельфины. Морю нравилось вспоминать о них по утрам. Они были такие забавные. То ныряли в самую толщу воды, то выпрыгивали на поверхность, поднимая брызги и смешно фыркая солеными фонтанчиками. Море так любило касаться их гладких черных спин и слушать беззаботную болтовню:
- Вы слышали?
- А?
- Что?
- Вчера чайка схватила одноглазого бычка!
- Где?
- Как?
- Да, но он вырвался, только половины хвоста лишился.
- Ха-ха-ха.
- Хи-хи-хи.
- Как мило он теперь выглядит, этот храбрец!
Это было раньше. А потом люди зачем-то построили дамбу между маленьким, теплым, уютным морем и его отцом, которого все называют Черным. Дельфины остались за этой границей. В тихую погоду с той стороны доносились их веселые крики. Море вздыхало и темнело, но ничего поделать не могло. Иногда ему снилось, что оно набирается сил и рушит дамбу, но утром все было как прежде.
Робкие солнечные лучи мягко коснулись темной спящей воды. Море вздохнуло, и по глади его поверхности пробежала рябь пробуждения. Первая волна лениво потянулась к берегу, за ней вторая, перебирая песок и мелкие камушки.
- Доброе утро! – крикнула чайка.
Море ответило веселыми брызгами.
Начался новый день.
Появились первые рыбаки. «Опять будут воду мутить», - нахмурилось море и шепотом передало на дно свои наблюдения. Рыбы заметались, прячась между камней. «Все равно попадетесь, глупые», - грустно вздохнуло море, наблюдая, как рыбаки надувают лодки и проверяют снасти. Когда резиновые надувные животы коснулись водной поверхности, море вспомнило, что в камнях возле волнореза поселилась стайка молодых пеленгасов. Эти беззаботные подростки наверняка не слышали предупреждения и резвятся сейчас между камней, не зная, что надвигается беда. Море обняло лодки прозрачными ладонями и отнесло их подальше от волнореза. И только тогда снова успокоилось.
Солнце стало пригревать сильнее и к берегу потянулись неугомонные спортсмены. Море с интересом наблюдало, как они подбегали, запыхавшись, стягивали с себя мокрые футболки и делали зарядку на песке. Море не понимало, зачем люди делают это каждое утро, но спокойно принимало их разгоряченные упражнениями и бегом тела и разрешало поплавать. Спортсмены напоминали ему дельфинов, они так же забавно ныряли, поднимая в воздух сотни брызг.
Очень скоро все пространство берега стали заполнять отдыхающие, расстилая на песке полотенца и подставляя солнцу голые спины и животы. К самой кромке воды подошел голенький малыш в смешной панамке. Он удивленно уставился огромными серыми глазами на прозрачную воду, изучая камушки и песчинки на дне. Море улыбнулось, нашло большую причудливую ракушку и прикатило ее к детским ножкам. Малыш восторженно вскрикнул, схватил «добычу» и убежал показывать ее маме. Море весело засмеялось, и по гладкой поверхности пробежали барашки волн.
Время приближалось к полудню. Сегодня у солнца, видимо, было особое настроение. Оно обнимало своими обжигающими лучами все, до чего могло дотянуться. Море притихло, разомлело, перестало играть камушками на дне. Шустрые бычки потеряли всяческий интерес к веселым забавам и попрятались в камнях, отыскивая места попрохладней. Даже пеленгасы, резвившиеся у волнореза, опустили плавники и тяжело вздыхали жабрами. Морская вода, еще утром казавшаяся лазурной и прозрачной, обрела мутно-серый оттенок. Яркие лодки, матрасы, мячи и надувные круги. Сотни людей, прячущихся в воде от жары. Крики, шум, визг. Море думало, что сходит с ума. Ему хотелось тишины и прохладного бриза, теплых солнечных лучей и белого теплохода в чистых волнах. Но жара не спадала, и становилось все невыносимей терпеть толкотню, пустые пивные бутылки и все, что оставляли после себя эти людишки на берегу, возомнившие, что им все дозволено. Море, обычно такое спокойное и невозмутимое, перестало сдерживать свои эмоции. В нем закипали злость и обида. Оно потемнело и, словно набираясь сил, вздрогнуло небольшими волнами. Но люди не слушали моря и не могли его понять. Зато его поняло небо. В считанные минуты налетел неизвестно откуда взявшийся ветер. Море благодарно вздохнуло и вздыбилось огромными волнами, разметая в разные стороны мусор и людей, и грозя сокрушить все, что попадется ему по пути. Топчаны, шезлонги, коврики и полотенца - все было смыто. Люди засуетились, падая под напором соленой воды, сбивающей с ног. Но море только хохотало, чувствуя свою силу. Оно не обращало больше внимания ни на чаек, тревожно кричащих в небе, ни на рыб, испуганно выглядывающих из своих укрытий, ни даже на мальчика, бросившего ракушку и зовущего маму.
Берег давно опустел. И серое от непогоды небо, плавно перелилось в лазурь наступающего вечера. А море все продолжало сердиться, выкатывая на гребнях волн свое недовольство. К дамбе, отделяющей пляж от города, подошла девушка с красивыми рыжими волосами, посмотрела на бушующую синь и, застенчиво улыбнувшись, сказала:
- Привет, море.
Море посмотрело в ответ настороженно, но все-таки стало немного тише. Тогда девушка быстро спустилась с дамбы на песок, подбежала к самому берегу, присела и опустила в воду руки. Море удивленно вздохнуло, и волны уютно свернулись в небольшие белые барашки. Девушка засмеялась, разделась и вошла в воду. Море совсем успокоилось, наблюдая, как девушка ныряет и плавает. Оно заботливо подставляло ей свои ладони и катало на небольших волнах. Ему очень нравилась эта девушка.
- Ты похожа на маленького дельфина… или русалочку, - тихо шепнуло море. Девушка засмеялась, словно поняла этот шепот.
А потом она вышла на берег. Распустила по плечам мокрые волосы, стряхнула полсотни соленых капелек и произнесла:
- Море! Ты слышишь, море! Я отдаю тебе свою душу. Я хочу всегда быть рядом. Вдыхать твой запах и ощущать прохладу твоих ладоней. Я хочу слышать твой успокаивающий шепот и видеть твои сны. Я хочу, чтобы ты знало это, море! И когда мне придется исчезнуть, я хочу раствориться в тебе, стать твоей частичкой, маленькой волной в твоем огромном сильном царстве. Я люблю тебя, море.
Девушка уже давно ушла. А море все еще слышало ее звонкий голос. Теперь оно знало, что не зря существует на этом свете.
В эту ночь морю снились совсем другие сны…
Когда я открыла глаза, в палате нас было уже пятеро. Над кроватью в нацистской позе стояли Андрей Семенович, Сергей и тот шкаф, что промывал мой несчастный желудок. Ну и взгляд был у Сережи, скажу я вам. Он смотрел на меня, как муж, вернувшийся из командировки на день раньше.
Я легонько толкнула Никиту. Он открыл глаза и с непониманием уставился на троицу стоящих. И вдруг, как ни в чем ни бывало, повернулся ко мне и спросил:
- Любимая, ты приглашала этих ублюдков?
Я отрицательно помотала головой. Тогда Ник вежливо обратился к тем троим:
- Господа, могли бы и постучать.
Ответом ему был кулак Сергея.
- Ах, да, - не каясь, продолжил Никита, - забыл, что мы не в столичном люксе.
Андрей Семенович еле сдержал Сергея от второго ответа. Вместо этого нас заставили одеваться в их присутствии. Никита так и сделал, а потом прикрыл меня одеялом, и выражение его лица при этом ясно говорило, что он голыми руками удушит первого, кто ко мне посмеет приблизиться хоть на шаг. И я была благодарна ему за это.
- Типа я не видел твоей татуировки, - хмыкнул Сережа, но Андрей Семенович остановил его строгим взглядом.
- Ну что, журналисты? – Последнее слово звучало в устах главного как грязное ругательство. – Всю жизнь мечтал, чтобы обо мне узнал весь мир, писали в газетах, показывали по телевизору. Вы тоже, наверное, не лишены этого чувства, раз лезете в самые грязные и скандальные дела. Ну что ж, я вас за это не осуждаю. Более того, я удовлетворю ваше болезненное любопытство. Я покажу вам все, что здесь происходит. Какое наслаждение для моего гения и таланта, я, наконец, даю интервью журналистам.
А через несколько секунд он с действительно сочувствующей миной добавил:
- Жаль, что я никогда не смогу увидеть его в газетах.
Сергей и стоящая рядом с ним куча мяса и мускул засмеялись.
И нас повели на экскурсию. Пока мы шли по коридору, Андрей Семенович восторженно рассказывал:
- Вы, конечно, как люди умные и цивилизованные знаете, что такое «зомби». Впервые таких людей стали возрождать из мертвых на Гаити. Сначала их умерщвляли, примешивая в пищу из рыбы двузуб яд, степень воздействия которого в пятьсот раз превышает цианистый калий. Таким образом, наступала как бы клиническая смерть. А через несколько дней умершего похищали с кладбища и «возвращали» к жизни. Сейчас это сделать гораздо легче, ведь есть помощник – компьютер. На экране компьютера, так же как на экране телевизора кадры меняются с частотой двадцать четыре кадра в секунду. Я создал программу, выводящую на экран двадцать пятый кадр со специальной цветовой комбинацией. Человек при этом погружается в своего рода транс, при котором мозг теряет контроль за работой всего организма. Конечно, невозможно избежать и трагических исходов, как было с Линдой. Боже, как я обожал эту девочку, но она пила «Наяру» и изменяла мне. Я не хотел ее убивать, я хотел отучить ее от выпивки. Но у некоторых людей подсознательное восприятие меняющихся узоров приводит к изменению сердечной деятельности. Артериальное давление то резко возрастает, то резко падает, в связи с этим, естественно, резко меняется нагрузка на сосуды головного мозга, и они не выдерживают… Девочка моя. Если б она хотя бы не пыталась сбежать… Но с другой стороны, что значит несколько смертей для целой цивилизации! Ведь не секрет, что в некоторых странах 20-25 лет назад вставляли 25-й кадр с коротким рекламным текстом в киноленту, заставляя кинозрителя отдавать предпочтение тем или иным товарам. Но дальше эксперимента дело не пошло, а у меня пошло. Компьютерный психоанализ – страшнее атомной бомбы и эффективней аспирина при головной боли. Любое существо всего лишь клубок информации. Когда человек болен, значит, какая-то ниточка этой информации порвана. А с помощью компьютера ее можно связать. Но вместе с тем, отдавая через эту машину определенные команды, можно абсолютно изменить мировоззрение человека и даже из кота сделать в душе собаку.
- Значит, Вы свято верите в то, что лечите людей? – перебила я его.
- Да! Я великий доктор. Я почти что Бог, я возвращаю людям то, чего они уже и не надеются получить. Я возвращаю им жизнь. – Андрей Семенович засмеялся.
- Нет, Вы не Бог. Бог не просто дарит людям жизнь. Он вселяет в их тела души, чтобы они могли радоваться жизни, любить…
- Страдать, - перебил он меня. – Все это ерунда. Болтовня восторженной молодежи. Мои люди не знают печали, боли, горя.
- Значит, они не знают и счастья…
Мы спустились в какой-то подвал, и пошли по ступеням еще ниже.
- Вы не убедили меня и когда-нибудь сами поймете, что я был прав. Вернее могли бы понять… м-да, неоднозначная ситуация, - главный ухмыльнулся. – Но я продолжу свой рассказ. Интервью, так сказать. Самым большим моим творческим успехом был известный вам шаман. Мы с Витей дружили с детства, только он пошел по тропе своего отца, а я, тогда еще студент-медик, штудировал книги по электронике, психологии, психодиагностике, пока, в конце концов, не «заболел» компьютером. Когда Витя попал в автокатастрофу, я сам вытащил его на этот свет. Боже, аппаратура в те времена была просто смешной, а это мой первый эксперимент. И он удался так, как больше не удавался ни один. Витя мало того, что вернулся к жизни, к нему еще и вернулось ощущение собственного «я». Кроме того, у него обострились все чувства, он стал, чуть ли не ясновидящим. Потом долгое время у меня не было ни места, ни денег для работы, ничего. Опять-таки помог Витя. Он лечил людей, ему платили деньги и вот, наконец, моя мечта осуществилась. У меня есть лаборатория, помощники и все, что нужно в жизни. Через год, максимум полтора, я закончу свои эксперименты и предоставлю миру свои методы – метод лечения и метод наказания. Не будет ни больниц, ни тюрем…
- А сколько людей еще умрет в процессе ваших опытов? – перебил его Никита.
- Они умирают не зря. Вся их информация, хранившаяся в памяти, весь жизненный опыт, остались в электронном виде. Эти люди будут жить в других людях, которых все равно не исправят тюремные решетки. Мой же метод стирания негативной информации, сделает их чистыми и непорочными.
Андрей Семенович толкнул дверь справа.
- Вот вам первый пример моего детища.
В комнате на не застеленной койке сидел тот человек, которого я встретила во дворе гостиницы еще первой ночью. Он повернул к нам свою лысую голову и снова безразлично уставился в окно.
- Этот человек, - продолжил Андрей Семенович, - когда-то попытался ограбить меня на улице, теперь это – самая безобидная и тихая в мире обезьяна. Уровень развития не выше, чем у черепахи.
Я содрогнулась от этих слов и ноги стали ватными. Чуть не упав, я крепко схватила Ника за руку, и только ощутив рядом сильную мужскую ладонь, почувствовала себя немного лучше.
- Из нас вы тоже сделаете черепах? – поинтересовался Никита.
- Ну, зачем же, мне не нужны ссоры с прессой. Я просто почищу вам память и заложу в нее кое-что. Вы приехали сюда за статьей о шамане? Завтра вы уедете с такой статьей и такими воспоминаниями в голове, что не снились ни одному журналисту.
- Но, конечно, безопасность нашу при этом Вы не гарантируете.
- Конечно, вы очень сообразительны. Откуда же я знаю в каком состоянии ваши сосуды. Есть надежда, только на то, что вы оба молоды.
Нас снова отвели на первый этаж амбулатории и завели в ту комнату, где стояли два компьютера.
Андрей Семенович включил машины и повернулся к нам, перепуганным насмерть.
- Сейчас я приготовлю вам кое-что, чтобы легче воспринималась информация, - потом он обратился к своим помощникам, - Артур, ты поможешь мне, а Сережа побудет с этими милыми голубками.
Когда безумный гений и шкаф по имени Артур вышли, Никита быстро проговорил мне по-французски:
- Попробуй отвлечь его внимание на несколько минут.
- Что ты сказал? – повернулся к нему Сергей.
Я же в этот момент схватила Сережу за руку и сделала вид, что срочно падаю в обморок.
Пока эта чувствительная бестолочь охала надо мной и обмахивала, Никита обеими руками бегал по клавиатурам компьютеров. Андрей Семенович, может быть и гений, но почему-то не верит в такое чувство как любовь. Мне даже стало жалко Сережу, так он надо мной убивался. Про Ника он явно забыл. Думаю, что даже если б ему сейчас вздумалось уйти, он смог бы сделать это абсолютно беспрепятственно. Но мерный стук по клавишам говорил сам за себя.
Наконец, мое любопытство пересилило меня, и я открыла глаза, чтобы посмотреть, что делает Ник. Увидев фразу, напечатанную на экранах, я поняла, что он собирается уничтожить операционную систему. С торжеством в душе я перевела взгляд на Сережу.
- Детка, ты меня напугала, - выдохнул мой «спаситель». – Я так люблю тебя. Если бы ты согласилась остаться со мной, Андрей Семенович не был бы против.
Я перевела взгляд на Ника. Он как раз нажал на последнюю клавишу, и оба экрана, разом моргнув, погасли. Как же легко вывести эту уникальную вещь из строя. Я улыбнулась, и это нас подвело. Сергей тут же обернулся, и мы узнали, что бывает с быками, когда они злятся. Сережа налетел на Ника, словно последний держал в руках шпагу и красную тряпку. Они оба закатились под стол и громыхали там так, что аппаратура подпрыгивала. По-моему, им нравилось там качаться. Я уже не разбирала, дерутся они или просто обнимаются, поэтому спокойно обшарила все вокруг на предмет информации, нашла несколько мини-дисков и засунула их туда, где женщины имеют обыкновение прятать кошельки и любовные письма. Потом я взяла стул и, подождав пока из-под стола мелькнет спина Сергея, обрушила на нее всю свою силу. Ничего знаменательного и ожидаемого мной не произошло, просто это сплетенье рук и ног человеческих выкатилось, наконец, из-под стола и продолжило бой на открытой местности, давая мне возможность любоваться, этим зрелищем.
Когда Сергей стал одерживать верх, навалившись на Никиту и лупя его куда попало, я не выдержала и навалилась на всю эту кучу. Сережа от неожиданности вскочил, я же, не успев расцепить руки, так и повисла у него на шее, не давая дыхнуть. Ник вскочил следом и… Не знаю, наверное мы бы, все-таки победили, но в комнату ворвались Андрей Семенович и Артур и растащили нас, как котят по разным углам.
Потом всем троим, была прочитана лекция о хорошем поведении в помещении. Да, Андрей Семенович любил порядок, в этом его не упрекнешь. Отчитав нас и погрозив пальчиком, он повернулся к компьютерам и ахнул. Всё. Дальше и мою, и Сережину, и Никитину память выключили одним взмахом кулачка Артура.
Когда я очнулась, единственным местом во мне, которое я ощущала, была голова, гудевшая как паровоз. Это место, к тому же было и единственным, свободно двигающимся, все остальное было крепко привязано к вертикальной балке. Постепенно ко мне возвращались ощущения, и я поняла, что нахожусь в сарае. Ник был тоже привязан к этой балке. Артур и Андрей Семенович стояли рядом. Сергей, наверное, отходил в амбулатории. Сверху, с крыши сарая, капал дождь. Все вокруг было таким серым и безжизненным, что невозможно было понять, утро это или вечер.
- Ну вот, Артур, устроим им несчастный случай. Думаю, на похороны придет множество скорбящих людей. Я тоже постараюсь не опоздать.
Мы с Ником стояли спиной друг к другу. Ник повернул голову ко мне, я сделала то же, и мы смогли видеть глаза друг друга.
- Ярослава, я все время хочу у тебя спросить, - спокойно произнес Никита, - когда вернемся, ты выйдешь за меня замуж?
От неожиданного предложения умолк даже Андрей Семенович.
- Я была бы очень рада, - улыбнулась я Нику.
Андрей Семенович поправил очки и со злостью прошептал:
- Они думают, мы играем с ними. Этот дождь льет уже почти сутки. Еще максимум час и этот домик смоет по глине прямо в море, а на море сегодня волны. Одним словом, я вам не завидую.
- Только знаешь, - спокойно продолжил Никита задумчивым голосом, - пусть на тебе будет длинное платье с открытыми плечами и туфельки на таких высоких тоненьких каблучках, чтобы стучали при каждом шаге.
Все это было так мило и так не вовремя. Артур отвел руку для удара, но Андрей Семенович остановил его.
- Пусть порезвятся перед смертью. Только я на этот цирк приду посмотреть уже в самом конце, - и они вышли.
В сарае воцарилось полное молчание. Я слушала, как барабанит по дырявой крыше дождь, и ни о чем не думала. Темноту прорезала молния, и тут же эхом отозвался гром. Где-то по обрыву вслед за звуком зашуршал оползень. Нас могла ожидать та же участь.
- Я не шутил, Ярослава, - прервал мои прислушивания Ник.
- Тогда вытащи нас отсюда, и я пойду за тобой хоть на край света.
По моему лицу сбежала холодная капля и закатилась за воротник. «Интересно, диски еще в моем тайнике?» - подумала я и попыталась подвигаться, чтобы ощутить их. Диски, похоже, были на месте, но не это обрадовало меня. Наверное, бесчувственное тело трудно привязывать в вертикальном состоянии, поэтому меня связали не очень крепко, по крайней мере, я могла пошевелить немного руками. Тогда я стала постепенно продвигать свои руки к узлу сбоку.
- Я не знаю чем нам помочь, - Никита не замечал моих махинаций, - когда я увидел эти фотографии… На одной из них, где в сарае сфотографирован труп Линды, я увидел перстень Андрея Семеновича и сразу понял, что ты попадешь в ловушку. Я даже фотографии бросил, помчался за тобой, но тебя уже не было. Тогда я пошел искать хоть какую-нибудь помощь. Все напрасно. Эти люди хорошо устроились. Уверен, что все село зомбировано с помощью телевидения, а уж милиция – тем более. Тогда я решил идти за тобой сам, но эти парни сильны как терминаторы. Теперь мы здесь…
Не знаю, сколько бы пришлось еще выслушивать изливающуюся на меня депрессию, но мои пальцы, обломав четыре ноготка, наконец-то справились с узлом.
- Свободу попугаям!!! – восторженно заорали мы, освободившись от веревок.
Но радоваться было рано. Дверь в сарай оказалась запертой, вход в туннель надежно заблокирован. Оставалось открытым только окно в мир скользкой глины и ливня. Можно было, конечно, без труда разобрать этот домик по досточкам, но слишком велика была вероятность того, что при первом же ударе, мы все скатимся в бушующее море. Положение уже начинало казаться безвыходным. Крыша почти не держала воду. Мы были с ног до головы мокрыми и очень несчастными, к тому же от каждого более-менее сильного порыва ветра, дом угрожающе наклонялся в сторону обрыва. Я чисто механически достала мини-диски и спрятала их во внутрь высокого ботинка, в надежде на то, что там они промокнут меньше. Не знаю, о чем я тогда подумала. Может о том, что когда-нибудь мой труп найдут и разуют. Потом я обессилено опустилась на мокрый пол.
- Еще один самый страшный день в моей жизни.
Никита присел передо мной на корточки.
- У меня был выпускной бал в школе, а у папы в этот вечер была какая-то очень важная встреча. Мама тогда уже целый месяц была в Венеции и вдруг позвонила утром и говорит, что приезжает и к ужину будет. Вырваться она смогла всего на одну ночь и когда узнала, что мы не сможем провести этот вечер с ней, ужасно расстроилась. Мы с папой долго думали, как загладить свою вину и придумали. Всю спальню мы украсили мамиными любимыми маками. Их было ровно сто. Сто огромных красных маков. Я вернулась в шесть утра. Папы еще не было. Я до сих пор помню запах, стоявший в комнате. У мамы пульс уже еле прослушивался. Если бы я пришла на полчаса позже, она так и умерла бы с букетом маков в руке.
Мои слова прозвучали как приговор, потому что вслед за ними небо озарилось молнией и тут же, как кара небесная, прозвучал выстрел грома. Я вскрикнула и с ужасом уставилась на то, как вспыхнул рыжим огнем соседний угол.
Это было ужасно и непостижимо одновременно. Сарай, промокший от ливня до последней щепочки, вдруг стал охватываться огнем, как бикфордов шнур. Мы прижались к балке по середине, и мой крик почти заглушал раскаты грома.
Не знаю, то ли от моего крика, то ли ливень все-таки сделал свое дело, но дом стал постепенно крениться и вдруг понесся вниз. Я много раз каталась на американских горках, но при этом на меня никогда не сыпалась горящая солома, и затылок не стукался так больно об деревянные доски. Если бы я смогла сосредоточиться, то, наверное, использовала бы этот момент для того, чтобы помолиться об успокоении душ рабов божьих Тимошенко Никиты и Александровой Ярославы, но Бог мне этого момента не дал. Дом раскололся на две части и разлетелся в разные стороны, а мы покатились дальше, воспевая ту минуту, когда мне удалось развязаться. Приземление было таким неожиданным, словно это земля поднялась и огрела нас своей мокрой лапой. Я видела как рядом сыплются горящие доски и куски глины. Но не поднялась бы сейчас ни за какие удовольствия Вселенной.
- Эй, ты как? – тихо спросило то, что упало рядом.
- Не знаю, - еле прошептала я в ответ.
- Я тоже, - Ника, наверное, одолевали те же чувства, что и меня.
И как это в фильмах главные герои умудряются сразу же вскакивать и совершать очередные подвиги? Зря я задала себе этот вопрос. Ровно через минуту я узнала, как им это удается. Справа от меня раздались чавкающие шаги, и прозвучало всего одно слово, сказанное даже не нам, а коту-телохранителю, но это слово заставило нас подскочить как ужаленных.
- Убей, - приказал Андрей Семенович.
Я даже не оглянулась, и Ник, по-моему, тоже, не говоря уже о том, чтобы договориться, но мы оба без единого звука вскочили и бросились обратно на обрыв. Ноги и руки скользили по глине, я вдавливала пальцы в грязь, а потом подтягивала непослушное тело. А в ушах только и стоял кошачий рык. Один раз я уже почувствовала зубы на правой ноге, но Ник, взбирающийся рядом и чуть ниже, оторвал эту тварь от меня. Кот съехал на землю и тут же снова начал свое восхождение. Ему это удавалось довольно успешно и когда мы уже почти взобрались на плато, он настиг нас и бросился на Ника. Никита закричал и стал медленно съезжать с обрыва вниз. Я быстро влезла на ровную поверхность и протянула ему руку. Но у меня ничего не получилось, теперь мы съезжали по глине все трое. Я цеплялась ботинками и свободной рукой, за что только можно, но все было бесполезно. И вдруг мои пальцы нащупали что-то вроде обнажившегося корня дерева. Я уцепилась за него и думала только об одном – какая рука у меня оторвется первой, правая или левая. Медленно, миллиметр за миллиметром выбирались мы из оврага. Наконец появился Никита, уже хрипящий от смертельной хватки этого чудовища, вцепившегося в горло. Я попыталась оттащить кота, но он отдирался только с куском Никитиной шеи. Думать, что делать дальше, не было времени, и я вгрызлась зубами в черную мокрую тушу. Ощущение не из приятных, но кот попытался увернуться и отпустил Никиту. Как только он это сделал, я стала лупить его кулаками, куда попало, а потом завершила дело ботинками. Наконец, Бегемот перестал шевелиться, но я, помня о количестве кошачьих жизней, не стала рисковать, взяла кота за хвост и, стоя на краю обрыва, помпезно крикнула вниз Андрею Семеновичу:
- Забери своего вонючего ублюдка.
После этого я раскачала кота за хвост и бросила. Но Бегемот, почему-то, полетел назад, а я на подкосившихся ногах понеслась с обрыва вниз. «Ну, всё», - почти успела засветиться на табло моего мозга красным цветом мысль, но в самый последний момент Ник поймал меня за шиворот и втащил обратно. Я все-таки встала и завершила начатое дело. Мокрое тело кота, благодаря пинку моей ноги полетело к своему безутешному хозяину.
Я повернулась к Нику. Дела обстояли – хуже некуда. Из рваной раны над ключицей фонтанчиком пульсировала кровь.
- Боже, спустилась я на колени, и из моих глаз впервые после младенческого возраста брызнули слезы.
Я оторвала оба рукава и низ своей рубашки и попробовала остановить кровь, зажав рану.
- Тебе надо уходить, - прохрипел Никита.
Я чувствовала, что сейчас у меня начнется истерика.
- Уходи, они могут вернуться, - Никита стал отрывать мои руки от себя.
- Замолчи, - слезы не давали мне говорить, - ты же обещал, что женишься на мне, а сам…
Никита улыбнулся, и я воспрянула духом.
- Мы пойдем вместе, ну, давай же, вставай. Прижми рукой тут посильнее, а второй обопрись на меня, и пойдем. Мы дойдем до какой-нибудь базы, люди помогут нам.
Через полчаса страшных усилий мы отползли метров на пятьсот. Никита был совсем без сил, да и я не выглядела молодцом. Пришлось привалиться к дереву и перевести дух. Я поменяла окровавленные тряпки, оставив от наших обеих рубашек почти одни воротники.
- Ярослава, а как тебя звали там? – прохрипел Никита.
- Не разговаривай.
- Ну, как?
- Где как, но Ярославой меня называли только родители. Вообще-то, друзья называли меня Росс или Джерри. Джерри Алекс.
- Как мышонка?
- Да.
- Когда мы поженимся, я тоже буду звать тебя мышонком.
Последние слова утонули в звуке выстрелов.
Мы переглянулись и поняли, что надо идти дальше. Ник еле переставлял ноги, но почему-то не хотел закрывать рот.
- А где лучше жить, здесь или там?
- Ну, видишь ли, там я привыкла, что в шкаф за одеждой можно входить, а не протискивать руку, - ничего лучшего я сейчас придумать не могла и добавила, - зато здесь у меня есть ты.
- Тогда, раз я такой хороший, можно мне один нескромный вопрос?
- Лучше б ты помолчал… ладно, давай свой вопрос.
- У тебя правда есть татуировка?
- Это не татуировка, а ошибка молодости. В пятнадцать лет мне приспичило «обрисовать» себя маленьким рыжим дракончиком с красным сердечком на хвосте. Никогда не прощу себе.
- А я не прощу себе, что Сергей видел его, а я нет.
- Я тебе потом покажу…
Еще через полчаса мы увидели небольшой приятный домик. Я постучала. Внутри было тихо. Дверь оказалась открытой, и мы ввалились туда. Не знаю, чей это был дом, но уйти я сейчас отсюда не смогла бы даже под угрозой смерти. Выстрелы были уже близко. Слышались чьи-то голоса. Наверное, за нами шли. Никита уже закатывал глаза от усталости. Я встала и потащила его к единственному месту в этом домике, где можно было спрятаться. Это был старый полуразрушенный шкаф. Внутри висела старая мужская рубашка, окутанная паутиной. Я втащила туда Ника, залезла сама и закрыла дверь.
- Вот видишь, - прошептал Ник, - в наши шкафы тоже можно входить.
Я закрыла ему рот пальцами и скорее догадалась, чем почувствовала, что он поцеловал их.
Потом Ник либо заснул, либо потерял сознание, потому что его голова безжизненно склонилась ко мне на плечо. Слезы бежали по моим щекам, не хуже ливня на улице.
- Только не умирай, - прошептала я и добавила, - не умирай без меня. Потерпи немножечко. Сейчас они придут, и я тебя догоню.
Я не слышала никаких звуков, как оглохла. Поэтому, когда дверца шкафа распахнулась, я от неожиданности заорала. Передо мной стоял тот паренек, что был у фотографа, когда мы приносили проявлять пленки, но кем он был для меня, другом или врагом, я не знала.
- О, боже, - воскликнул парень, - Сергей, иди скорей сюда.
Услышав это имя, я все поняла и потащила на себя рубашку, чтобы взять тремпель на котором она висела – единственное оружие, оставшееся в моем распоряжении. Но к шкафу подскочил невысокий светленький паренек в бронежилете и высоких ботинках. Глянув на нас, он выматерился и достал чемоданчик с красным крестом. Еще двое ребят, одетых так же как Сережа, вытащили бесчувственного Никиту из шкафа. У меня было такое впечатление, что опустели не только мои руки, но и душа.
- Не бойся, Русалочка, иди ко мне, уже все позади, - обратился ко мне парень, обнаруживший нас.
Я привстала и обрушила на него все слезы, невыплаканные за двадцать с лишним лет.
- Миха, его надо срочно в больницу, - прозвучал рядом голос.
И это было последнее, что я услышала.
А потом произошло что-то странное. Словно я была перед монитором компьютера… Нет, перед монитором был Ник. А я? Я была внутри? И я разговаривала с ним.
- Сегодня море какое-то особенное. Теплое, ласковое, прозрачное. Приложи руку к экрану монитора. И я приложу. Чувствуешь? Это я передаю тебе его энергию. А теперь закрой глаза. Вдохни побольше воздуха. Ты ощущаешь, как вокруг что-то меняется? Не бойся. Если очень захотеть, то реальность изменится. Сегодня мы пойдем на пляж вместе.
Мы шли по берегу, взявшись за руки, и чайки провожали нас настырными криками.
- И все же, я не понимаю, как оказался здесь, - в голосе Ника слышалась тревога.
- А ты считай, что это сон. Не все в этом мире поддается логике. Ты можешь объяснить, почему и как пишешь стихи? А почему влюбляешься? Почему из миллиона людей ты безошибочно чувствуешь только одного и понимаешь, что это твой человечек? Почему тебе нравится смотреть на песок, бегущий сквозь пальцы, вдыхать аромат живых цветов, ощущать на губах соленый вкус моря? Разве все это подчиняется логическим объяснениям? Тебе просто нравится, и все. Как ты попал сюда? Ты очень хотел чтоб мы еще раз встретились. А я… Я очень хотела, чтобы твоя мечта осуществилась. Два желания пересилили логику, установленную этим миром. Это море, этот песок, шум волн, соленый воздух, все это я дарю тебе.
- И надолго я здесь?
- Я не знаю. И именно поэтому давай не будем терять время на вопросы, к которым все равно не найдем ответов.
- Хорошо, - он присел на корточки и показал, чтобы я остановилась. – Я буду считать, что это сон, прекрасный сон.
Ник набрал в ладонь горсть светлого теплого песка, поднял руку и медленно пропустил песчинки сквозь пальцы.
- Откуда ты знала?
- Что?
- Что мне нравится смотреть на бегущий песок?
Я улыбнулась и пожала плечами.
- Я не знала. Некоторые вещи просто чувствуешь.
- Что ты еще чувствуешь?
- Что тебе здесь нравится… Что ты хочешь искупаться… И еще что-то, - я улыбнулась и потянула его к воде.
Прохладные волны робко лизнули по ногам. Никита вздрогнул, словно только сейчас поверил, что все это реально.
- Раздевайся, ты же на пляже, - настойчиво шепнула я ему на ухо и тут же легко сняла с себя летнее платье, оставшись в одном купальнике.
- Я жду тебя, - сказала одними губами и, поманив пальцем, пошла в воду.
Он оглянулся по сторонам. Видимо это был закрытый пляж, отдыхающих было очень мало. Они загорали, закрыв глаза, или медленно плавали, наслаждаясь прохладой. Похоже, никого в этом мире сейчас не волновало, что произошло что-то необъяснимое.
- Ну что же ты?
- Ну что же я, - повторил Никита эхом и, сбросив, наконец, оцепенение, разделся и шагнул в воду.
Это было забытое ощущение. После объятий жаркого воздуха, холод пробрался в каждую клеточку тела. Но очень скоро осталось только чувство легкости и нежной прохлады.
- Ну, как? – спросила я, коснувшись его руки.
- Это сводит с ума.
- Море?
- Море… и ты.
Было очень приятно плавать рядом или просто держаться на воде, изредка касаясь друг друга под воздействием слабых волн. Вода была чистой и прозрачной, она словно выставляла на обозрение камушки и ракушки на дне.
- Замри, - сказала я, и он затаил дыхание, застыв на месте. Потом проследил за моим взглядом и увидел на дне, между двух небольших камней серого бычка.
- Рыбка, - как-то по-детски улыбнулся Никита.
Я засмеялась и шлепнула ладонью по поверхности воды, обдавая его сотнями брызг. Бычок тут же встревожено зарылся в песок, а мы, смеясь, продолжили игру.
Солнце медленно ползло к горизонту. Мы расположились на теплом песке, усталые, но довольные. Я чертила острой ракушкой на его, успевшей загореть спине, какие-то фигурки. А он, зажмурившись, слушал мой голос и движение рук. Вдруг он перевернулся и притянул меня к себе.
- Интересно, смог бы я остаться? – он внимательно посмотрел мне в глаза, словно пытался угадать, о чем я думаю.
- Ты же помнишь, если очень захотеть, можно изменить реальность.
- Как-то неуверенно ты это сказала.
- Мы не всегда принадлежим себе. Чаще всего все зависит от обстоятельств.
- Объясни.
- Я думаю, ты сам все поймешь, - я посмотрела на осколок садившегося солнца. – И очень скоро.
Он тоже посмотрел на горизонт, где краешек красного круга провожал последними лучами день. Отдыхающие уже разошлись по домикам. Мы оставались на пляже одни. Чувство тревоги нарастало с каждой секундой. Я встала и подошла к морю. Он пошел следом. Ощущение покоя и тепла внутри почти растворилось, расстаяло. Он подошел очень близко и коснулся губами одной из ямочек на моем плече. А я почему-то вздрогнула, повернулась к нему.
- Когда я была маленькой, я была ангелочком и на том месте у меня были крылышки, - засмеялась неуверенно.
- А теперь?
- Наверное, я решила изменить свою судьбу и стать просто человеком.
- Но почему?
- Кто знает. Может быть, из-за возможности прожить именно этот день.
В воздухе начало что-то неуловимо меняться. Солнце, наконец, нырнуло за горизонт, и потемневшее море расчертила лунная дорожка.
- Что-то не так, - в его глазах мелькнула тревога.
- Просто тебя зовут.
- Но там, рядом со мной никого не будет.
- Этого уже не изменишь. Всегда есть кто-то или что-то, что влияет на обстоятельства.
- Но… - он запнулся и стиснул ладони до боли в пальцах.
- И всегда есть какое-то «но». Если б его не было, ты бы никогда не попал сюда. Или наоборот, остался бы здесь. Но… - я грустно улыбнулась.
- Значит все?
- Похоже на то…
Воздух начал кружиться, создавая ощущение водоворота.
- Мы же встретимся еще?
- Конечно, - я быстро поднялась на цыпочки и поцеловала его в губы. – Конечно, мы встретимся. Только уже не здесь… Может быть во сне?
Но последние слова услышало только море.
Открыла я глаза опять в больнице. Только это была уже не та блестяще-белая амбулатория. Это была самая обыкновенная больница с серыми стенами и жесткой кроватью. Я даже обрадовалась маленькому тараканчику на потолке.
Надо мной склонилось улыбчивое сероглазое лицо моего спасителя.
- Как вы нас нашли? – спросила я, и сама не узнала свой голос.
- Это все мое любопытство, - извиняясь, произнес парень. – Простите, меня зовут Миша. Алексеенко Михаил Иванович. Капитан специального подразделения милиции. Я думал, на тех фотографиях будете Вы, а там кроме Вас еще такие вещи… Я в отпуске был на базе отдыха, как увидел фотографии, сразу помчался в город к своим ребятам. Пока разрешение выпросил, думал, не успеем уже. Я сразу догадался, что этот парень бросил фотографии, потому что Вас спасать помчался.
Парень! Все сразу обрушилось на меня с новой силой.
- Что с Ником? – вскочила я.
А дальше… Это был шестой день моей командировки, моей кошмарной командировки. День, обстоятельства которого можно втиснуть в одну строчку. День, который останется для меня самым ужасным, самым нелепым. День, который я не забуду никогда.
Просто зашел врач и безразлично-сочувственно покачал головой. И Миша сразу опустил глаза и взял меня за руку. А я поняла, что Ника больше нет. Это был сон, иллюзия. Ужасный сон. Прекрасный сон. Мираж.
Я откинулась на подушку и закрыла глаза.
- Если Вам когда-нибудь будет нужна моя помощь… - Миша оставил мне свой номер телефона и вышел, бросив меня со своим горем наедине.
Пережить это больно, но описать еще больней.
Я не захотела быть с тем, с кем могла быть и не смогла быть с тем, с кем хотела. И в этом смысл моей жизни. А может Андрей Семенович прав? Не ощущать ни счастья, ни горя, ни боли, ни радости – может в этом главный кайф для человека?