Такси остановилось у белоснежного забора. Дальше водитель ехать отказался, туманно ссылаясь на какой-то запрет. До будки охранника Попову пришлось идти пешком.
Охранник долго и придирчиво рассматривал приглашение и документы, время от времени задавая уточняющие вопросы. Фотографию он изучал так пристально, что Попова так и подмывало предложить ему воспользоваться микроскопом. Однако он все же удержался – этот парень совсем не выглядел способным оценить такую остроту.
Адрес, указанный в приглашении, отказался за пределами города, в стороне от любого жилья. Да и система безопасности внушала уважение – кругом колючая проволока, на каждом шагу камеры слежения, у всех дверей суровые секьюрити, вооруженные до зубов. Что же такое происходит в этом институте, ради чего были приняты такие меры?..
Вывеска на воротах ничего особенного не сказала. НИИ «Пандора». Подобное название может означать что угодно – от парфюмерии до бактериологического оружия.
- На четвертый этаж и направо, - наконец вернул документы охранник. – К профессору Гадюкину?
- Ага, - невнятно буркнул Попов. – А что?
- Да ничего... – как-то странно скривился охранник. – Удачи...
Начало как-то не слишком обнадеживало. Попов уже начал жалеть, что отозвался на это объявление. Однако деньги были нужны позарез, а заплатить обещали щедро.
До следующей зимы еще далеко, до этого времени нужно на что-то жить...
Изнутри загадочный институт оказался ничуть не симпатичнее, чем снаружи. Сплошь белый кафель, запах хлорки и мертвая тишина. Ее нарушало только тихое жужжание двух автоуборщиков, равнодушно надраивающих и без того стерильный пол. Их оператор на миг поднял глаза от эль-планшетки, не обнаружил в пришедшем ничего интересного и вернулся к своему занятию.
Здесь, внутри охраны видно не было. Но десятки камер наблюдения по-прежнему не отрывали от Попова холодных взглядов. И он нисколько не сомневался, что стоит этому электронному Аргусу заметить хоть что-нибудь предосудительное, эти пустынные коридоры немедленно заполнятся сердитыми дядьками с большими пушками.
Найти кабинет профессора Гадюкина оказалось не слишком сложно. Во-первых, потому что «кабинет» обернулся огромным комплексом, занимающим почти половину этажа – при всем желании мимо не пройдешь.
Во-вторых, на двери было написано: «А. М. Гадюкин».
- Можно?.. – постучал Попов, гадая, как расшифровываются инициалы.
- Фамилия? – скучающе отозвалась секретарша, неохотно сворачивая эль-планшетку.
- Попов.
- Секунду... да, вам назначено. Вы ведь по объявлению?.. В ту дверь.
- Да, я по объявлению... но я... я бы хотел... – замялся Попов. – Я бы, собственно... сначала...
Секретарша молча развернула эль-планшетку и отгородилась ею от докучливого посетителя. Попов несколько секунд постоял, но когда молчание стало совсем уж неловким, все-таки отправился туда, куда указали.
За дверью открылся еще один коридорчик – совсем коротенький, заканчивающийся очередной дверью. Попов открыл и ее... и с трудом удержался от дикого крика. На него пялилась кошмарная харя – свиное рыло, десяток глаз разного размера, щупальца вместо волос...
И если бы оно еще было всего одно! Нет, по меньшей мере двадцать жутких страшилищ! Словно очутился в ночном кошмаре!
Попов почувствовал, как ноги стали ватными, почувствовал, как от лица отхлынула кровь, и от души порадовался, что мочевой пузырь совершенно пуст – иначе конфуз был бы неизбежен... Собственно, он до сих пор оставался на ногах только потому, что еще не решил – сбежать ли ему или все-таки брякнуться в обморок? Рука сама собой полезла в потайной карман, но там, разумеется, было пусто – до зимы-то еще далеко...
- Вы ко мне, батенька? – вдруг прозвучало возле самого уха.
Голос звучал совершенно мирно, дружелюбно. Попов медленно повернул голову – ему добродушно улыбался седенький старичок, одетый в белый халат. Среднего роста, полноватый, румяный, на самой макушке – аккуратная лысина. Совершенно обычный старичок.
Именно поэтому среди этого паноптикума он смотрелся наиболее сюрреалистически.
- Профессор Гадюкин? – с трудом выдавил из себя Попов.
- Правильно, батенька, правильно! - обрадованно затряс его руку старичок. – А вы ведь ко мне, да?
- А... да... а... а это... это что за?.. – обвел свободной рукой творящийся кошмар Попов.
- Ох, простите, батенька, виноват! – расплылся в лучезарной улыбке профессор. – Забыл выключить, забыл! Ничего, не беспокойтесь, сейчас мы их прижучим!..
Залихватским ковбойским жестом профессор выхватил из кармана какой-то пульт и резко утопил одну из кнопок. Раздался тихий треск, и все чудища мгновенно испарились, точно по волшебству.
- Голограммы, и только-то!.. – рассеянно отмахнулся Гадюкин, отвечая на немой вопрос Попова. – А ведь натуральные, а?.. Перепугались, батенька?
- Да я ж... япона мать...
- Да, да, все в первый момент пугаются, - закивал профессор. – Последнее слово техники, батенька...
Попов отер пот со лба. Ужасно захотелось хлопнуть дверью и уйти, даже не прощаясь. Шуточка профессора Гадюкина ему совершенно не понравилась. Но он вспомнил про обещанное вознаграждение, вспомнил о накопившихся счетах и все же сделал над собой усилие.
- Профессор, а что я должен буду... – начал он, но запнулся на полуслове. – Э-э-э, профессор?..
- Да, батенька? – дружелюбно посмотрел на него Гадюкин.
- Вы, кажется, одного выключить забыли... вон там, слева.
- А? Нет, не волнуйтесь, это не голограмма. Это мой ассистент. Лелик, поздоровайся с гостем!
- Ар-га!.. – прорычал Лелик.
Попов снова почувствовал, как кровь приливает к лицу. Ассистент Лелик, возможно, и не выглядел таким чудищем, как та свиная харя с десятком глаз, но уступал ей все же немногим. Горбатый, но исполинского роста – по крайней мере два с половиной метра. Кожа грубая, шершавая, глазки крошечные, надбровные дуги странно искривлены, нижняя челюсть огромная, выдающаяся вперед, лоб скошенный, ноздри вывернуты, как у гориллы.
А бицепсы! Создавалось впечатление, что этот парень всю жизнь питался исключительно стероидами – до такой степени его раздуло. Белый медицинский халат на Лелике смотрелся исключительно нелепо – ему бы больше подошла шкура мамонта и дубина на плече.
- Не обращайте внимания, - ухватил Попова за локоть профессор Гадюкин. – Конечно, внешне Лелик не слишком привлекателен, и дикция у него немного неразборчивая, но, поверьте, это не ассистент, а настоящий клад! Лелик!
- Ху-Га?
- Настрой агрегат и проверь питание!
- Ры-ху, Ху-Га! – рявкнул великан, начиная копаться в переплетении проводов.
- «Ху-Га» - это он так меня называет, - смущенно улыбнулся профессор. – У бедняги язык, небо и гортань изуродованы – не может говорить членораздельно... Впрочем, к его речи быстро приноравливаешься – нужно только чуток тренировки, вот и все!.. Сущие пустяки! Хотя вы-то вряд ли успеете, вы же у нас только до завтра... Ну так что, батенька, приступим? Время у нас не казенное!
- Профессор, я, собственно, хотел бы уточнить... нет, я, конечно, в общих чертах знаю, но все-таки... к чему приступим?..
- А вам не объяснили? – искренне удивился профессор. – Ну, батенька, у меня уж, простите, времени нехватка... Вот здесь вот подпишите...
- А что это? – машинально расписался Попов.
- Ваше обещание не предъявлять претензий, если в результате эксперимента вы станете инвалидом или умрете... – рассеянно ответил Гадюкин.
- Что?!!
- Шутка! – хлопнул его по плечу профессор. – Просто ваше согласие на эксперимент. Не волнуйтесь, батенька, все совершенно безопасно. По моим расчетам, вероятность летального исхода составляет всего два процента... ну сами подумайте, что это за число – два процента?..
- Летального исхода?!!
- Опять шутка! – совершенно по-детски захлопал в ладоши Гадюкин. – Простите уж старика, батенька, люблю, знаете ли, этак огорошить кого-нибудь... А вы-то, небось, думаете, раз ученый профессор – так сразу бездушный сухарь, и не улыбнется никогда?.. Ладно, теперь серьезно. В объявлении говорилось – перед приездом сутки не спать. Соблюли?
- Конечно... Вон, даже сейчас зеваю... – действительно не удержался от зевка Попов.
- Ничего, ничего, сейчас отоспитесь! – захлопотал профессор, снова выхватывая свой пульт. – Сейчас мы вас устроим поудобнее, сейчас... Пойдемте, батенька, пойдемте...
Гадюкин ловко подхватил Попова под локоток и, не давая ему опомниться, повлек за собой, в соседнюю лабораторию. Там тоже кругом был белый кафель и пахло хлоркой. А еще – стояло три одинаковых агрегата, похожих на хрустальные гробы, густо увитые проводами и шлангами непонятного предназначения.
В двух из них крепко спали люди – у одного на лице играла улыбка, второй морщился и подергивался. К вискам подопытных прилепились крохотные присоски, глаза прикрывали металлические чашечки, но на этом их контакт с машинами заканчивался.
- Позвольте ваш пиджачок, батенька, - любезно предложил профессор. – Давайте, вот сюда, в шкафчик его, никто его не возьмет, не беспокойтесь... Раздевайтесь и ложитесь.
- Профессор, все-таки, что это все такое?.. – нетерпеливо спросил Попов.
- Батенька, мне некогда разъяснять каждый пустяк... – рассеянно ответил Гадюкин. – Время дорого... Раздевайтесь и ложитесь.
- Профессор, но я бы хотел...
- Не надо упрямиться, батенька, - дружелюбно подтолкнул его Гадюкин. – А то позову Лелика, он вас силком уложит...
- Профессор!..
- Шутка! – расплылся в счастливой улыбке Гадюкин. – Но все равно – раздевайтесь и ложитесь.
Попов продолжал переминаться с ноги на ногу, подозрительно поглядывая на «хрустальные гробы». Рука так и тянулась к потайному карману. Гадюкин вздохнул, посмотрел на стенные часы, почесал нос и задумчиво сказал:
- Ну ладно, батенька, я вам сейчас вкратце объясню. Это – «Морфей», экспериментальная стационарная биосканирующая установка, считывающая излучение коры головного мозга во время углубленного сна и отображающая визуальный ряд, наблюдаемый объектами.
Попов моргнул, наморщил лоб и неуверенно спросил:
- Чего?
- Это машина, записывающая сны, - сократил определение профессор. – Теперь понятно?
- Сны?.. И... и как это все будет?.. Я просто лягу...
- ...а она выведет ваш сон вот на этот вот экранчик, - ткнул в крохотное окошечко профессор. – Вы батенька, уснете, как только я прикреплю контакты, и будете спокойно почивать ровно двенадцать часов. Мы вас погрузим в особо глубокий сон, и все двенадцать часов вам будет сниться одно и то же сновидение... Так проще. А потом проснетесь, получите свои две тысячи и пойдете домой. Само собой, подписка о неразглашении – мы тут, батенька, все-таки не жвачку с карбонитом испытываем... Раздевайтесь и ложитесь.
- А эти двое?..
- Да, тоже подопытные, - кивнул Гадюкин. – Вот этот – уже десятый час, его мы скоро будим. Этот пока только четыре часа, ему еще долго. Хотите посмотреть, что им снится?
- А можно?
- Отчего же нет... – щелкнул своим многофункциональным пультом Гадюкин. – Впрочем, у этого вы сон уже видели...
Попов дернулся и с трудом удержался от крика – вокруг него вновь выросли ожившие кошмары. Профессор молча указал на потолок – тот оказался усеянным шишечками голографических проекторов, передающих изображение прямо в лабораторию. И до такой степени натуральное...
До сего дня Попов и не подозревал, что голография уже способна на такое...
- Вот так вот, батенька... – убрал «чудовищ» Гадюкин. – Кошмар бедняге видится, не повезло... Зато у второго подопытного все в порядке – думаю, он не возражал бы даже чуток продлить сеанс...
По нажатию кнопки лабораторию опять наполнило множество фигур. Но на сей раз они не вызвали дрожи в коленях – совершенно наоборот. У Попова глаза вылезли из орбит – ему показалось, что он перенесся в гарем какого-нибудь восточного владыки. Этот сон оказался с «декорациями» - кроме десятка обнаженных девушек в комнате объявился фонтан, причудливая мебель, дерево...
- Недурно, а?.. – послышался голос профессора со стороны фонтана. – Ну что, батенька, вы удовлетворены или посмотрим еще пять минуточек?..
- У!.. – с трудом выдавил из себя Попов, исступленно шаря в потайном кармане. – А!.. У!.. Профессор, а вон та девушка... что с ней такое?.. Почему она не целиком?..
- Вот эта?.. – сделал шаг Гадюкин. – Все в порядке. Не забывайте, батенька, мы тут видим то же, что видит в данный момент подопытный, но под другим углом – вот некоторые объекты немного и... не в форме. Встаньте вот здесь... да, да, вот сюда... Теперь вы видите то же, что и он.
- А, понятно... – все еще неуверенно кивнул Попов. – Профессор, а... а нельзя в эту картинку снег добавить?.. Как бы... для красоты чтобы...
- Нельзя. А теперь – раздевайтесь и ложитесь, - нетерпеливо подтолкнул его профессор, выключая проекторы. – Учтите, что потерянное время нам никто не оплатит...
Попов крайне неохотно проследовал к свободному ложу. В лабораторию с трудом протиснулся огромный Лелик, невнятно взрыкнул, снял боковую панель с агрегата и начал там что-то переключать.
- Еще подписать вот здесь и здесь, - сунул Попову бумагу профессор, пока тот устраивался поудобнее. – И еще вот здесь. А здесь – число проставьте. Ну и вот тут последнюю роспись – как бы для ровного счета чтобы...
Ложе оказалось жестким и холодным. А запах хлорки почему-то усилился еще больше. Попов поворочался, безуспешно пытаясь найти позу, в которой было бы приятно заснуть, но в конце концов сдался. Гадюкин деликатно сделал ему инъекцию, прикрепил к вискам контакты, зафиксировал веки крохотными зажимами и ловко прыснул в оба глаза из крохотной шприцовки.
- Это что?.. – поморщился Попов.
- Для увлажнения глаз. Вы не будете моргать двенадцать часов, батенька... – рассеянно ответил профессор, поворачивая тумблер и доставая «наглазники». – Готовы?
- Минуточку... да, готов. Включайте.
- Ну что ж, батенька, приступим... – коснулся сенсора Гадюкин.
- Профессор, а... а как... как ваше имя-отчество?.. – неожиданно вспомнил Попов.
- Аристарх Митрофанович, - ответил Гадюкин. – Спокойной ночи, батенька...
- Минуту, профессор! – вдруг приподнялся на локте Попов. – Это что же – вы увидите мой сон?! Так же, как те?!
- Конечно, батенька, конечно... Не переживайте, за стены этой лаборатории он не выйдет.
- Нет, постойте! Я... я так не согласен!.. не согласен!.. Уберите свои присоски, я... я... я... я...
- Уже поздно, батенька!.. – ласково пропел профессор Гадюкин.
Но Попов этого уже не услышал. Он крепко спал.
Мирно текли часы. За окнами стемнело, и профессор Гадюкин зажег свет. Подопытный, которому снились кошмары, благополучно проснулся, был осмотрен, получил еще одну инъекцию вкупе с честно заработанным чеком и был выпровожен восвояси. На миг профессор задумался, как тот доберется домой в столь поздний час, но быстро об этом позабыл.
Ассистент принес из буфета поднос с ужином. Точнее, семь подносов – один профессору и шесть себе.
Лелик никогда не жаловался на аппетит.
Гадюкин неторопливо поужинал, сыграл с Леликом партию в шахматы (тот, как всегда, выиграл) и вновь приступил к работе. Развернув эль-планшетку, он вывел на нее показатели приборов, включил микрофон и начал надиктовывать:
- Одиннадцатое апреля две тысячи сорок четвертого года. Проект «Морфей», эксперимент сорок три. Объект – мужчина тридцати трех лет. Состояние тела – удовлетворительное. Загрязнены легкие – много курит. Удален аппендицит. На мизинце левой руки свежий порез. Все показатели в норме, в состояние углубленного сна введен успешно, идет считывание излучения. Краткое описание сновидения...
Профессор вывел на эль-планшетку изображение сна Попова. Начал было диктовать, но тут же замолчал и нахмурился. Ассистент, убирающий со стола, подошел поближе, вгляделся в картинку и утробно рыкнул. Крошечные глазки отражали недоумение.
- Да, Лелик, такого мы пока не видели... – согласился профессор. – Хотя сны, конечно, бывают и более дикие... Только что-то очень уж правдоподобно...
- Ру-ур?
- Возможно, возможно... Ну, это мы сейчас проверим...
Профессор Гадюкин вывел большую голограмму, сделал несколько снимков с разных ракурсов, развернул сразу шесть экранов эль-планшетки и принялся за поиски. Ассистент тоже развернул эль-планшетку и начал отправлять запрос за запросом.
Через час профессор оторвался от работы, грустно вздохнул, коснулся сенсора коммутатора и попросил:
- Мила, душенька моя, окажите любезность, пригласите ко мне Эдуарда Степаныча...
- Сию секунду, профессор, - ласково проворковала секретарша.
Эдуард Степанович появился в лаборатории уже через пять минут, жуя на ходу бутерброд с тунцом. Глава службы безопасности НИИ «Пандора» как всегда выглядел опрятным и невозмутимым, всем своим видом демонстрируя, что пока он здесь, ничего страшного не произойдет.
А если и произойдет, то тоже ничего страшного.
- Добрый вечер, профессор, - спокойно кивнул он. – Что у вас тут стряслось? Из вивария кто-нибудь сбежал?
- Да типун вам на язык, батенька, - добродушно ответил Гадюкин. – У нас тут, собственно, закавыка вообще не по нашему профилю... Думаю, милицию надо вызвать... но лучше вы сначала сами посмотрите.
- Посмотрим, - пожал плечами Эдуард Степанович, усаживаясь на вращающийся стул. – А как тут у вас вообще дела, профессор? Все сны пишете?
- Пишу, пишу, батенька... – рассеянно закивал Гадюкин.
- Может, мне тоже попробовать? – с интересом посмотрел на спящих Эдуард Степанович. – Любопытно, должно быть... Как, профессор, возьмете меня в подопытные?
- Пока не стоит, батенька. У нас тут еще не все до конца отлажено – все еще сохраняется двухпроцентный шанс летального исхода... Пока что бог миловал, но чем черт не шутит? Два процента – это, конечно, ерунда, но все-таки...
- Летального исхода? – нахмурился Эдуард Степанович. – Профессор, а вы жертв... подопытных предупреждаете? Нам тут судебное разбирательство ни к чему...
- Конечно, предупреждаю! – обиделся Гадюкин. – За кого вы меня принимаете, батенька? Вот, смотрите – все предупреждены, все подписались, что в случае чего претензий не будет... Все чисто. К тому же я на всякий случай подбираю одиноких, бессемейных – ну так, на всякий случай... Если что – не хватятся...
- Профессор!..
- Шутка! – залился смехом Гадюкин. Впрочем, глаза у него остались серьезными. – Вы, Эдуард Степаныч, лучше вот сюда взгляните... Вот это сновидение вам странным не кажется?
Профессор щелкнул пультом и лаборатория в очередной раз наполнилась голограммами – цветными, объемными и движущимися. Эдуард Степанович бросил на них один-единственный взгляд и невозмутимо вынес вердикт:
- По-моему, самая обычная порнография. В восточном стиле.
- Ох, простите старика, батенька, это я перепутал, - поморщился Гадюкин, выключая один сон и включая другой. – А вот насчет этого что скажете?
Сновидение Попова заставило брови Эдуарда Степановича поползти вверх. Но он тут же сделал над собой усилие и вернул их на место.
- Да, необычный сон, - согласился главбез. – Я так понимаю, этому гражданину снится, что он убивает женщину?.. ножом?.. Да, фантазии нездоровые... Но криминала я тут не вижу – мало ли что кому снится?..
- Нет-нет, батенька, дело совершенно не в этом! – поспешно замахал руками Гадюкин. – Начнем с того, что не женщину, а женщин. Во множественном числе. Вот, сейчас я откручу...
Профессор произвел несколько манипуляций и перед Эдуардом Степановичем последовательно прошли семь разных женщин – и всех их убили с удивительным зверством. Менялись и декорации – четырежды это происходило в темном переулке, дважды – в лесу, один раз – возле какого-то сарая. Но одно каждый раз оставалось неизменным – снег, лежащий под ногами.
- Вам это ничего не напоминает, батенька? – постучал пальцами по столу Гадюкин.
- Кажется, что-то знакомое... секунду... секунду... – развернул свою эль-планшетку Эдуард Степанович. – Хм. М-да. Быть не может...
- Боюсь, так, батенька, - грустно кивнул профессор. – Я уже проверил, сомнений быть не может... Все эти дамы – жертвы Снегохода...
Снегоходом пресса прозвала серийного убийцу, действующего в Москве и Подмосковье уже шестой год. На нем висело свыше сорока трупов – все женщины, все приняли смерть от ножа, все изуродованы до неузнаваемости.
Кличку «Снегоход» маньяк заполучил за то, что выходил на охоту исключительно зимой. Весной, летом и осенью он не подавал признаков жизни, как будто отправляясь в отпуск, но стоило выпасть первому снегу, и у него открывался очередной сезон.
Милиция рыла носом землю, но Снегоход оставался неуловимым...
- Может, просто совпадение? – с сомнением поджал губы Эдуард Степанович. – Может, этот гражданин просто читал про Снегохода? Мало ли как бывает?..
- Вряд ли, батенька, - помотал головой Гадюкин. – Взгляните, какая детальность. Все совпадает до мелочей. Вот, смотрите – Ярдарова Маргарита, убита в декабре сорок третьего. На теле одиннадцать ножевых ранений – и именно столько нашему подопытному и снится. Он тычет ножом именно туда, куда тыкал наяву. Точь-в-точь, тютелька в тютельку. Откуда он мог об этом узнать? Такая информация в открытом доступе не лежит...
- А у вас она откуда, профессор? – хмыкнул Эдуард Степанович.
- Батенька, у меня все-таки высший допуск, мне на любую базу данных можно... – приятно улыбнулся Гадюкин. – Мы тут все-таки не жвачку с карбонитом испытываем...
- Ладно, допустим. Так, может, этот гражданин сам из милиции или еще откуда?
- Первым делом проверил, - подтвердил профессор. – Совершенно никаким боком не причастен. Константин Попов, две тысячи одиннадцатого года рождения, москвич, образование среднее, от службы в армии освобожден из-за убеждений...
- Откосил, короче? – фыркнул Эдуард Степанович. – Да, помню, когда я военкоматом руководил, у нас там каждый второй «косарь» на убеждения напирал – я пацифист, я пацифист! Плесень, а не люди...
- Батенька, опять вы на своем коньке? – пропел Гадюкин, не переставая приятно улыбаться. – Что делать-то предлагаете?
- Не похож он на серийного убийцу, - задумчиво осмотрел спящего Попова главбез. – Малахольный какой-то.
- Да, мне он тоже показался рохлей, - согласился Гадюкин. – Но вам ли, батенька, не знать, как редко маньяки бывают похожи на маньяков... Были бы они, как вон Лелик, насколько б милиции работа облегчилась...
Эдуард Степанович сердито поморщился, развернул эль-планшетку, включил коммутирующий режим и начал сразу четыре разговора – два речевых и два письменных. Пальцы старого службиста так и летали по виртклаву, правый зрачок гонял курсор от иконки к иконке, губы непрестанно шевелились, раздавая распоряжения. Высокопоставленные служащие НИИ «Пандора» пользуются очень и очень немалыми полномочиями...
- Сожалею, профессор, - устало покачал головой он через несколько часов. – Мы еще поищем, конечно, но, боюсь, тут у нас пшик. Его проверили по всем каналам, обыскали квартиру, просмотрели досье всех знакомых... Зацепиться не за что. Даже ножа не нашли – только обычные кухонные...
- Что ж вы так, батенька... – огорчился профессор. – Я вам тут, можно сказать, все на блюдечке преподношу, а вы даже успех развить не можете... Ай-яй-яй. Если бы я тоже так работал, не было бы у меня Нобелевской премии...
- Профессор, так у вас ее и так нету... – странно посмотрел на него Эдуард Степанович.
- Шутка! – ничуть не смутился Гадюкин. – Ну да ничего, батенька, еще не вечер! Нету – так будет!
Эдуард Степанович неопределенно хмыкнул, прошелся по лаборатории и вперил в Попова пристальный взгляд.
Тот улыбался во сне.
- Ничего не могу поделать, профессор, - мрачно подытожил главбез. – Ни один суд не примет в качестве доказательства сон. Тем более, официально вашей машины пока еще не существует – миф, выдумка, ничего больше.
- Знаю, батенька, очень хорошо знаю... Выходит, придется нам про все это забыть...
- Выходит, придется. Советую вам стереть эту запись и сделать вид, что никакого Попова у нас никогда не было, а о Снегоходе вы вообще ничего не слышали. Мы с вами ничего не видели и не слышали, запомните.
- Всенепременно, батенька, - пообещал профессор, надевая резиновые перчатки и доставая инъектор. – Лелик, подай-ка мне капсулу... ты знаешь, какую...
- Ру-га, Ху-Га! – прорычал великан, протягивая Гадюкину крохотный цилиндрик.
Пока профессор заряжал инъектор, Эдуард Степанович внимательно изучил бумаги, подписанные Поповом, спрятал их за пазуху, сделал скучное лицо и отвернулся.
Гадюкин развернул эль-планшетку, включил микрофон и добродушно продиктовал, одновременно нажимая на поршень инъектора:
- Двенадцатое апреля две тысячи сорок четвертого года. Проект «Морфей», эксперимент сорок три окончился неудачей. Несмотря на все принятые меры, подопытный скончался. Смерть зафиксирована в ноль три часа пятьдесят две минуты. Конец записи.
Порой два процента – это не так уж мало.