В память о маме.
Этот дождливый осенний вечер очень хочется провести с детьми и маленькой внучкой. Общение с ними даёт мне силы, приводит в душевное равновесие. Я очень люблю свою семью. Мы часто собираемся на кухне и подолгу говорим, сидя за столом. Шутим. Смеёмся. Слушаем музыку, танцуем. Сочиняем шуточные стихи. Я читаю свои… Я очень люблю такие вечера. Если по какой-то причине мне приходится переходить из одной комнаты в другую, то все домашние гуськом плетутся за мной. Они нуждаются в моей заботе, нежности, участии.
Сын как-то мне сказал: «Мам, ты так похожа на дедушку. Он всегда придумывает всякие поговорки, шуточные истории. Ты такая же смешная и интересная, как он». Это был для меня комплимент. Да, что комплимент? Это признание того, что я – дочь своего отца, их боевого деда. А как я могу быть другой? Я выросла на его рифмованных прибаутках, юморе, смешных историях и розыгрышах, которые он на ходу сочинял. Бывало, соберёт детей вокруг себя и байки травит. Для нас это было целым событием. Мы ждали момента, и соревновались, кто первым успеет сесть ему на колени. И, затаив дыхание, ждали… рассказов.
Помню, как он клал мою детскую ручонку в свою большую натруженную ладонь, другой рукой брал мой кулачок и указательным пальчиком водил по маленькой ладошке, приговаривая: «Светлячок- червячок,… и медведицы клочок, ...паучок…» Смысла никакого не было в этой длинной рифмовке. Это теперь я знаю, что таким образом он выражал безмерную любовь ко мне.
А ещё я любила получать «зайчиков гостинец». Папа всегда принесил с работы или с покоса недоеденный в обед кусочек хлеба, вареное яйцо, огурец, помидор, яблоко, да всё, что угодно. И при этом сочинял историю о несуществующем зайчике, который бежал по лесу и передал этот гостинец мне, чтобы я росла умной, послушной. Я с аппетитом съедала всё и задавала ему кучу вопросов: какой зайчик был, что он сказал, есть ли у него свои дети, откуда он меня знает? А он рассказывал так, что я живо представляла их встречи и удивлялась, почему он сам ко мне не приходит. Я искренне верила в эту сказку, пока не повзрослела. А когда мои дети были маленькими, то поступала так же. И внучка скоро узнает о добряке-зайчишке и его гостинце. Я не думаю, что после такого можно вырасти плохим человеком.
- Пап, расскажи, про маму, - улучив момент, каждый раз я приставала к отцу. Да и когда выросла, зная наперёд всё, что он скажет, я с увлечением слушала и представляла как наяву.
- Да, рассказывал уже, - пытался сопротивляться он. А сам только и ждал именно этого вопроса.
- Ну, садись, слушай, - с теплым огоньком в глазах он присаживался на край лавочки во дворе дома.
Я запрыгивала к нему на колени и, затаив дыхание, вникала в каждое слово. Изредка задавала вопросы.
- Закончилась война, – начинал отец свой рассказ,- и я через всю страну поехал на родину. А был я тогда молодым и красивым. На мне была солдатская форма, яловые сапоги. Грудь в медалях. Любая девушка мечтала о таком фронтовике в то время. Ведь вернулись на село не многие. А те, кто вернулся, были калеками.
Он тяжело вздыхал, доставал махорку, кусок газеты, скручивал самокрутку. Закуривал. Пальцы его пожелтели от частого курения. Желваки на лице начинали ходить от воспоминаний... После долгой затяжки, выдохнув в сторону поток табачного дыма, продолжал:
- Семь долгих лет меня мотало по свету. Сначала призвали в армию, а когда пришёл срок возвращаться, началась война… Направили в Манчжурию на границу с Китаем. Ох, и хлебнул я тогда!.. Когда вернулся домой, первым делом навестил родных. Слава богу, мать с отчимом и братьями выжили. Встретили меня, как полагается, посидели. А вечером пошел в гости к родной тетке в соседнюю деревню. «А имеются ли тут красивые девушки?» - пошутил я, когда зашёл разговор о женитьбе. «А как же! Да вот краше Шурки Ипатенковой не найти. Только такая достойна тебя, голубоглазый!- бойко отвечала тетя Лиза. - Семья у них крепкая. Да и работница она хорошая!». Вот ведь как бывает, дочура, я и не думал, что шутка обернется судьбой.
Отец улыбался ведомым ему мыслям. Поправлял свои волнистые волосы.
- Ведь мы сразу полюбили друг друга… Первой невестой была на деревне мамка твоя. Многие за ней увивались. И я как увидел её на игрищах, никого больше не замечал. А чтобы как-то начать разговор спросил, как её зовут. А она мне с хитринкой отвечает: «Отгадай. Мое имя начинается на букву «лэ». Я перебрал все имена на эту букву: Люся, Лида, Лена, Лариса… «Не угадал, - выпалила она, - Ляксандра я!»
- Пап,- с удивлением перебивала я его, - она, что не знала, что Александра на букву «а»?
- Не знала, - со смехом отвечал отец. - Она же закончила только три класса. А я грамотней был… У меня четыре класса образование, да три коридора. Значит, семь.
Отец пересаживал меня на другое колено. Я, запрокинув голову, заглядывала в его лучистые глаз, веря каждому слову. А он, затушив окурок, говорил дальше:
- Тут-то я и припомнил маленькую, худенькую, с большими синими глазами, шуструю девчонку. Скажи, Сашенька, - обращался он к маме, которая выходила из палисадника с горстью зеленого лука и несколькими огурцами в фартуке, - как до войны ещё с подружками прибегали ко мне на луг, когда я работал трактористом. Всё просили покатать вас на тракторе.
- Да, не дури, ты, голову ребёнку. Хватит уже басни рассказывать, всё не уqмёшmся… - строго вмешивалась в разговор мама. - Полил бы помидоры лучше, пока светло. А то вон, жара какая стоит.
- Успею еще. Дай передохну чуть… А что не правда? Было же. Залезете, бывало, в кабину ко мне: ты, да две Маруськи и хохочете.
- А что нам было делать? Наработаемся на полосках, искупнёмся в холодной канаве - усталости, как и не бывало. Вот и бегали… Да ты и сам был рад! - бодро ответила мама и пошла в дом.
- Ох! Она тогда еще запала мне в душу. Было ей лет 14, совсем ребёнок. Из всех выделялась: пригожая, весёлая. Все годы, пока служил, вспоминал. Прямо в сердце её образ хранил. За то время, пока воевал, она выросла, стала красавицей. Не узнал сразу.
- А что было дальше? – расспрашивала я.
- Ночью пошел провожать свою Шурочку. Жила она за кладбищем и боялась идти домой. Долго не думая, говорю ей: «А пойдешь за меня замуж?» Она отвечает: «Пойду! Засылай сватов». На утро, взяв с собой тетку и ещё пару родственников, пошёл свататься. Взять с собой нечего было. Только ж война кончилась… Она испугалась, когда увидала меня, спряталась. Родители её позвали и спрашивают: «Пойдешь за него?» Она не отказалась от своих слов. Вот какая была смелая и решительная Сашенька моя! И не побоялась бы со мной пойти на край света!
- А мама с папой ничего не сказали? – восторженно произнесла я.
- А что они скажут против любимой дочери? - продолжал отец,- Свадьбу сыграли скромную. В то время голод был…
- А мамка была в белом платье и фате? – не унималась я.
- А как же! Краше невесты не было! И приданое ей дали родители: телочку годовалую, пастельное белье, да кое-какую утварь. Это хорошо было в то время. А то с чего бы мы начинали жить? Вот так, доченька, и получилось.
- Расскажи ещё, - требовала я.
- Ну, ладно. Вот однажды она пришла ко мне на работу. Принесла обед. А работал я тогда на водокачке. На проходной её спрашивают: «Ты к кому пришла?». А она отвечает: «К брату..». Меня позвали. Я вышел к ней, обнял, поцеловал. Тут всем стало ясно, какой я брат! Так в шутку и стали называть её сестрой: «Николай, сестра пришла».
- А почему мамка так сказала?- не могла я понять.
- Скромная была. Стеснялась очень…
Сашенька, Шурупчик… Так ласково обращался отец к маме в минуты нежности. Она вздергивала бровями, легким движением руки сбрасывала платок с головы и в её ясных любящих глазах зажигались искорки счастья. Как она красива была в эти минуты! Она всегда была красивой. Но в эти мгновения особенно.
Много ещё добрых историй рассказывал мне отец о маме. За шестьдесят лет их совместной жизни было всякое: радость рождения детей друг за дружкой, которых надо было прокормить каждодневным трудом, потеря сына, волнения, ссоры, примирения… Мы никогда не ходили голодными, грязными, раздетыми и разутыми. Мама планировала семейный бюджет, выкраивала, экономила, берегла. Она прекрасно шила на машинке. Всю округу обшивала, зарабатывая копейки. У нас, детей, всегда были обновки к школе, к Пасхе. Она умудрялась перешивать старые вещи на новые. Очень любила, чтобы мы красиво одевались. Никогда не выпустит из дома, пока не посмотрит со всех сторон, не оценит. Устраивала целый подиум по вечерам перед нашим выходом на дискотеку. Шутка ли: три дочери сразу собрать! Разница в возрасте два и четыре года. А всего нас восемь: три брата и пят сестёр.
Мама завела такой порядок, что самое лучшее – детям, самое сладенькое, вкусненькое – младшим. Не то, что у соседей через дорогу: пока отец не поест, дети не смели подойти к столу, наблюдали, глотая слюну. Но не повезло нам с братом в одном, что донашивали вещи за старшими. Хотя перепадали и новенькие пальтишки, варежки, шапочки. У других - все полки, кладовки, огороды замыкались. У нас – нараспашку. Забежишь домой, отрежешь кусок хлеба или лепёшки, смочишь молоком и в мешок с сахаром. Вкусно! Либо сорвёшь горсть лука зелёного, огурец, с печи - ломоть окорока, хлеб…
Все хозяйство было на маминых плечах, ведь отец изо дня в день допоздна пропадал на работе. Чего ей это стоило, знает один бог. Не помню, что бы она сидела, сложа руки. Всегда в делах, в заботах. Когда отдыхала, спала? Любое дело горело в её руках… Столько стирки одной было! Летом ягоды лесной не упустит, осенью заготовит в бочонках огурцов, помидоров, капусты, грибов, насушит яблок, груш, слив… Все умела и успевала. Успевала и нас приласкать, и уму-разуму учить.
…Теперь мамочки нет. Отец остался сиротой без неё, как потерянный ребёнок. На похоронах он сказал, что она для него была и женой, и матерью. И мне не хватает маминого тепла, заботы и любви. Нам всем её не хватает.
28.11.2006г.
г. Калуга