Фирма дионис или дитя двойных дверей - 1 часть

 ПАВЕЛ МАРКОВ
 «ФИРМА ДИОНИС» или
 «ДИТЯ ДВОЙНЫХ ДВЕРЕЙ»

 ВМЕСТО ТОСТА
 
 Хочу похвастаться весьма неброско:
 я снова номинирован на "ОСКАР"
 
 _________________________________
 
 ПЕРВОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ МЕСЯЦА
 __________________________________
 
 сегодня, утро, Москва
 
 Телефон зазвонил синхронно со звонком в дверь. Через полторы секунды я сумел раскрыть глаза и дотянуться до трубки.
 - Алло, - со значением дал я согласие на разговор, приоткрыв лишь левый глаз. Сейчас следовало нацепить на себя одежду и взять паузу в разговоре, дабы узнать кто ломиться в дверь. Но голос в телефоне распорядился иначе:
 - Вас беспокоят из Издательского Дома «21-й ВЕК». Можно поговорить с Денисом Павловичем?
 - Разумеется. Я слушаю, - застрекотал я в телефон, не смея прерывать собеседника идиотской просьбой: подождать минутку у телефона, пока я открою кому-то дверь.
 - Я звоню от редактора литературной группы. Наше издательство издает сборник молодых авторов, в том числе и Ваш рассказ. Так вот, Вас приглашают на предварительное подписание дебют-контракта. Ну, скажем, завтра, часиков в тринадцать. Записывайте адрес…
 
 В телефоне давно плескались гудки отбоя, а я все выводил координаты адреса на телевизионной программе. В дверь продолжали звонить. Я доскакал до холла одновременно одеваясь, и так хитро спросил через типичную стальную дверь:
 - Хотим что?
 - А Денис дома? - застрекотал идеально несвежий голос; я взглянул в прорезь глазка и обнаружил у порога бывшего-одноклассника-терерь-алкоголика, имевшего наглость проживать со мной в одном подъезде, семью этажами ниже.
 - Он уже ушел, - говорю я неправду измененным голосом, а что делать?
 - Хорошо, я зайду попозже.
 - Сделайте одолжение, - заканчиваю я беседу и сохраняю в бумажнике те деньги, которые он пришел просить на опохмелку. И уже добавляю шепотом для себя: - Да пошел ты к е… матери.
 Этот тип людей потрясающе невозможен и навязчив. Тут складывается всё: и знак зодиака, и год рождения, и анти-толерантность, и природная наглость, и приобре-тенная алкоголем бычья тупость. О таких обычно говорят: «Он заваривает кофе горячей водой из-под крана». Особенно невозможен в этом срезе мой теперешний визитер. Мало того, что и в лицейские годы мы не были закадычными приятелями, так ведь точно не стали ими и в дальнейшем. Пару лет назад бывший приятель оконча-тельно спился, что сделало невозможным какое-нибудь с ним общение. И вот он звонит в мою дверь. Оно мне надо?
 Впрочем, возможно, что он пришел сказать что-нибудь хорошее и приятное во всех отношениях. Может он решил вспомнить былые года и хотел поделиться своими воспоминаниями с персонажем тех далеких, счастливых дней. Мне давно уже стало казаться, что самые запоминающиеся и счастливые моменты из прошлого связаны с совершенно случайными людьми. И почти все сограждане в час грусти и печали как-то искусственно стремятся повторить тот призрак благополучия, для чего и достают посторонних людей, как-то переплетенных с их удачными днями.
 Но, раз уж меня всё равно разбудили, то нет ни йоты смысла долго негодовать и умничать. На завтра меня вызывают в «21-й ВЕК»! И все остальные события так же мелки и незначительны, как стратегия Евросоюза по отношению к России. Я могу думать только о том, как я завтра появлюсь в Издательстве и подпишу контракт.
 
 Я немедленно почувствовал себя гением, да так остро, что продырявил чистый лист бумаги указательным пальцем во всех трех стилях У-шу: а) Вин Цунь; б) Шой Лее Фут; в) Хун Гар.
 Кстати, если обычный формат А4 сложить четыре раза, положить поверхностью на вытянутый указательный палец, а потом щелкнуть по краю, то поговорка – фанера над Парижем - примет Ваш домашний вариант. О чем это я?
 Кофе я допил через двадцать минут, и, дурак я такой, – пару раз капал в кофеин муть Московского коньяка. Это не очень-то помогло и на экране в режиме разметки страниц налабалось нечто ужасное:

“Летом мы были с приятелем на даче. У него. Выпили много, и не
 побоюсь этого слова - очень много. Было полнолуние. Мы вышли покурить
 на крыльцо. Огромная луна всходила из-за дома напротив. Луна торчала,
 как яркая этикетка на темной бутылке ночного неба. Приятель сказал:
 “Смотри, б.., какая красота! При полной луне надо загадывать желания”.
 “Да ну? С чего бы вдруг? - недоверчиво спрашиваю я, щурясь на небо”.
 “О, старик! Луна это - вещь. Каких-то 500.000 лет назад ее вообще не
 было на нашей траектории. И ее сюда позвали неслучайно. Короче, за-
 гадывай любое желание, и, гадом буду, оно исполнится”. Я, помнится,
 попросил что-то высокое и важное. А приятель, посмотрев на полную
 луну, сплюнул и прошептал: «Пошли мне с утра бутылку портвейна!”
 Самое интересное, что с утра бутылка портвейна нашлась”.
___________________________________________________________
 
 О том, чтобы так начать новый рассказ не могло быть и речи. Этим можно закончить. И не рассказ, а карьеру литератора! В следующий час я готовил себе завтрак, обед и ужин, руководствуясь старинным московским рецептом: поджарить макароны на большой сковороде и поделить лакомое блюдо на три части: завтрак, обед и ужин. Параллельно я одним глазом конспектировал заутреннюю сетку телевидения. Нащупав в голове сносную идею, я снова переместился за компьютер. Чуть выше переносицы торчала непонятная фраза, выстрелянная экономическим обозревателем не первого канала:
 «Не так давно всем казалось, что по причинам макроэкономической стабилизации и перепаритезации ресурсов процесса реформ - объем производства на мировом рынке должен упасть».
 Недурное начало. Но под этот пролог не подберешь ни название будущей вещи, ни действующих лиц.
 - Расступитесь дилетанты, - произнес я магическое заклинание. - Идет гений.
 Но я никуда не ушел и - более того - никуда не пришел. Я как сидел перед пустым экраном, так и остался не реализован достойным началом. Так вот и бывает: ты даешь себе слово сочинить что-то потрясающее, но не понимаешь, что именно ты хочешь от самого себя, а главное – зачем?
 - Да и черт с ним, с прологом-то, - кивнул я своему отражению в мониторе. - Нач-нем с конфликта:

 Когда кажется, что уже ничего не сможет сильно удивить, или пошатнуть шаблонные наработки ума, случаются вещи сразу же их опровергающие. На засыпочный вопрос - что такое счастье? один знакомый журналист ответил незамедлительно: Внезапный выходной среди недели, найти в кошельке пару купюр, одеться во все лучшее и вый-ти в город. Пройтись по любимым улочкам, прошвырнуться по магазинам и накупить кучу ненужных мелочей. Потом купить бутылку портвейна, и, начиная с ланча, прикон-чить её к обеду. А потом валяться на диване, пересматривая любимые видео.
 
 Я перечитал напечатанное, выделил мышой обе колонки и элегантно отправил в мусоросборник. Очевидно, что определение счастья было в чем-то спорно, но то, что предлагал “знакомый журналист” было доступно, понятно и недурно. Хотя, и возни-кало чувство некого недоверия к персонажу - почему это какой-то безработный журналист-алкоголик вместо того, чтобы издать огромный труд на тему счастья - валя-ется на диване и жрет дешевый портвейн.

 Планируемый рассказ у меня явно не вытанцовывался. Более того - он даже не умел еще танцевать. Я откинулся на спинку кресла, вспоминая давно ли я был в таком безнадежном состоянии. Получалось, что я из него и не выходил. А редкие проблески идей если и существовали в моей голове, то не благодаря мне, а вопреки. Словно из параллельного сознания кто-то вдувал в меня крохи своих мыслей, не в силах больше терпеть скудность моего разума, каким-то образом соприкоснувшегося с более талант-ливой формацией.
 Я сделал глоток из второй по счету кружки кофе и подкатил на кресле к проему окна. Вид, к которому я привык за четверть века, был взлохмочен и непонятен. Это коньяк с кофе внесли коррективы – привычный мир, подобный правильному овалу мыла, вдруг разбивается об край ванной и становится формы обгрызенного яблока, это, кстати, если еще повезет – обычно форма еще хуже.

 Остаток утра лениво взывал погрузиться в его составляющее. Работать! Надо работать, но в голове пусто. Слишком пусто для литературы, поэзии и живописи. Там осталось только крохотное место для однообразного интима, или по-русски – для одноразовой дрочки. Мои терзания нарушил телефонный звонок.
 - Денис, привет! Чем занят? - зазвучал в трубке ожидаемый голос.
 - Хороший вопрос. Я ждал его. И вот что я на него отвечу: не твоё это собачье дело! И, кстати, - привет!
 - Творческий кризис? - догадался Марат.

 Марат Немировский - мой лепший кореш - никогда не обижался на мою грубость или неучтивую иронию. Хотя, сам очень редко себе это позволял, не смотря на то, что в наших головах были синхронные хромосомы.
 
 - Хуже - секвестр интеллекта, - признался я.
 - Так приходи ко мне: бутылка водки мигом исправит все неудобства. Все мои отправились по делам и я один скучаю дома.
 - Я не могу. У меня завтра важная встреча. И не в пивной возле оптового рынка, как ты подумал.
 - Очередное собеседование? Сочувствую. Знаешь песню: «Куда бы ни шел ты с похмелья - “РИГЛИЗ СПЕРМИНТ” возьми»?
 - Я не хочу пить водку, - заскандалил я. - Тем более я с утра выпил антибиотик.
 - Какой? «ИСТОК»? «ГЖЕЛКУ»? «ТОПАЗ»?
 - Ты меня достал. И, кстати, вообще пора кардинально менять жизнь.
 - Да - переходить со светлого пива на темное. Кстати, по дороге купи парочку бутылок. И пачку сигарет. И не задерживайся: если тебя не будет через 20 минут я убью заложников.
 И я в который раз сдался. Нет, ну а что? Никаких спешных дел у меня нет. До завтрашнего дня я вполне оклемаюсь. А, если даже и нет, то мой похмельный вид только прибавит стереотипов в копилку внешности начинающих литераторов. Или полностью изуродует мою судьбу и карьеру. Но кто об этом думает, когда в пяти минутах ходьбы - на столе у твоего наилучшего друга ждет бутылка водки?

 «Даже и не знаю, - отозвалась вторая половина сознания. - Это, конечно, за-манчиво, но ты очень рискуешь завтрашним похмельем. А у тебя важнейшая встреча! И я… Как бы это сказать… Не советую тебе расслабляться. Хотя, раздавить с Маратом бутылку горькой и я бы не отказался. Но, я нахожу опасной ту поспешность, с которой твоя податливость влилась в мою реальность».

 Я завершающе постучал пальцами по клавиатуре компьютера, осушил остатки кофе и обесточил свой виртуальный письменный стол. Рабочий день на сегодня окончен. Я слегка поежился от мысли, что вполне могу получить по ребрам от пред-ставителей трудоемких профессий, узнай они, что я работаю всего сорок минут в день.
 На улице ничего не изменилось со вчерашнего дня; та же погода, те же дома и стены, те же лица. Лишь в прозрачном боку остова транспортной остановки поменя-лась реклама. Вместо дрянного плаката лимонада «СПРАЙТ» торчала теперь папи-русная полиграфия “PARLIAMENT LIGHT”. Поддавшись на эмоциональную фазу, я вытащил пачку своих сигарет и - некультурно - прикурил прямо на улице.
 Когда тебе двадцать восемь лет и ты совершенно неоправданно закуриваешь на улице, тут есть о чем подумать. То ли в тебе не умолкли отголоски детства, когда единственное место, где можно покурить это - улица, потому что дома строгие родите-ли тебе этого не разрешают. То ли здесь просыпается не наступившая зрелость, когда дома курить тоже нельзя - маленькие дети, не выносящая дыма жена, и т.д. Когда тебе под тридцать лет – жизнь вообще странная штука. Я иду мимо витрины мебельного магазина, и, глядя в огромные окна думаю полную хрень. Например: а ведь камень в витрину летит долго, еще дольше летит железная арматура – она вращается.

 Квартира Марата представляла собой обычное зрелище: во всех комнатах орал телевизор, где-то на кухне трещал магнитофон, под скворчание двух сковородок, в ванной комнате водопадом лилась вода, а сам хозяин сидел в столовой и играл на гитаре. (Обычно в это время он еще разговаривает по телефону).
 Я захлопнул входную дверь, оставленную открытой для меня, и вступил в кухню. Раскрыв холодильник для закладки пива, я немного усомнился в будущем закуски: там было абсолютно пусто.
 - Эй! - крикнул я в проем столовой, - ты что стал работать на Гербалайф? У тебя нет ни крошки жрачки.
 Гитарный аккорд оборвался на взлете, гулко ударилось дерево о дерево и насту-пила тишина. А это хорошо, потому что стиль игры Марата укладывается в обще-принятое Л.Л.Л. - «Лабух Лабает Лажу». Бубня явное неудовольствие, хозяин вышел к растерявшемуся гостю:
 - Холодильник не работает. Кинь пиво в морозильник в холле. Сигарет купил?
 - Купил. И банку огурцов.
 - О-ля-ля. У меня как раз закончились помидоры, - зачем-то сообщил Марат.
 - Закажем по Интернету. А что есть перекусить?
 - Перекуси провод. О`кей, закуска готовиться. Я метнусь под душ, а ты смотри чтобы сковородки не подгорели. Выпьем, кстати, по рюмочке?
 - А-то! Мне, пожалуйста, - полную. Себе - поменьше. Кассеты мои посмотрел?
 - А какие твои? - наморщил лоб Марат, наклоняя бутылку, и переключился на более существенное. - Предлагаю…
 - Будем богаты и здоровы, - я стукнул своей рюмкой об грань посуды Немировского.
 - Предлагаю выпить за 145-летие отмены Крепостного Права.
 - Лучше за 205-летие убийства Павла I.
 - Послушай, Дэн, после твоих тостов водку можно принимать только через клизму.
 - Ты для этого идешь в ванную? - догадался я, отвинчивая подбородком крышку с банки закусочных огурцов.
 - Не умничай - тебе не идет, - сказано мне уже из коридора, и я остался один.
 Маринованный огурчик складно рухнул в желудок. На плите глухо хрюкнуло шипящее масло. А мой взор уперся в пакет с купленным пивом. Пора был закинуть его в морозильник, что я и сделал, правда минус один экземпляр. Я прошел в столовую и сел в кресло у окна. Об край батареи откупорил бутылку и мелкими глотками стал вливать в себя пиво. Потом дозировка глотков укрупнилась.
 Однажды я был свидетелем незабываемого эпизода: Марат вышел на улицу бук-вально на минуту - купить сигарет, а вернулся заметно нетрезвым. Объяснил же это он весьма оригинально: «Я последовал старинному семейному ритуалу – быст-ренько выпить бутылку пива из горла и пройти по солнечной стороне улицы».
 Сейчас мне кажется, что я понимаю смысл этого явления на самом глубинном уровне, и этот смысл смотрит на меня из темного омута пива и, натурально, толкает раскрасить губы приятной горьковатой пеной. Я хмыкнул от внезапного просветления и хотел что-то сказать вслух, но запнулся с тем идиотским видом, которые так не лю-бят дикторы центрального телевидения.
 На кухне сковородки заскандалили всерьез. Я нехотя поднялся и подступил к трудящейся плите. На первом тефлоне подгорали баклажаны с рубленой свининой, заправленные луком, помидорами, чесноком, сыром и перцем. Я кое-как потревожил блюдо лопаточкой и отключил газ. Вторая сковородка шипела непонятным мне блюдом, а на вкус так и просто отвратительным. Вторую конфорку я выключил тоже. От греха подальше. И судя по пустым банкам и упаковкам, валяющимся подле, - сде-лал это вовремя и правильно. Скорее всего на сковородке умирало какое-то восточное морское блюдо, так пусть лучше оно загнется от руки хозяина.
 
 Толи услышав мои мысли, толи не желая оставлять меня одного с бутылкой водки, Марат появился на кухне, смердя запахом шампуня и хорошего одеколона. Примерно так же появляются модели на подиуме: небрежный взгляд, подбородок выше ушей, и поступь, хоть и торопливая, но словно через толщу воды:
 - Только не говори мне, что водки больше нет.
 - Хорошо, не буду, - согласился я, видя как Марат хватается за сердце. - Да не трогал я водку! Я борюсь с твоими сковородками. Кстати, что это за дрянь?
 - Что ты называешь дранью? Лучше блюдо японского ресторана? По сто баксов за порцию? Из нежнейшего мяса кальмара и спрута?
 - Да мне накласть, из чего это, - прервал я чтение меню. - Меня от запаха чуть не вырвало!
 - Просто немножко несвежее.
 - Отлично. И называется этот разносол «ПОРВАННЫЙ ПОВАР»? Поверь мне - ни один нормальный человек есть это не станет.
 - Но я-то ем, - Марат развел руки в характерном непонимании.
 - Естественно. И ты когда-то был нормальным, но мощный взрыв мутации…
 - Я могу быть с тобой откровенным?
 - Ты обязан быть со мной откровенным, - предупредил я ближайшего соратника.
 - Если ты, Дэн, не прекратишь обзывать своих друзей, то пить будешь в одино-честве. И не водку, а лекарства.
 - Ну ты вумный, как вутка. Ладно, пес с икотой, не сердись, - смягчил я напружи-нившуюся атмосферу. - Давай помиримся за этой рюмкой. Скажешь тост?
 - Пьянству бой! Ему же - слава!
 И не надо больше никаких слов. Можно выбросить на помойку все брошюры и книжицы, содержащие застольные речи. Вот он - единственно правильный тост! А за остальное можно и не пить: пьянству бой! ему же слава! *

 Блюдо, окрещенное мною «ПОРВАННЫЙ ПОВАР» попробовать все же пришлось. Не могу сказать, что я кардинально переменил свой взгляд на эту закуску, но это ока-залось ничуть не хуже соленых грибов политых майонезом и сдобренных незрелой морковью. К сожалению, желудку это не объяснишь.
 - Мне сегодня звонил Вадик, - после очередной порции вкусного напитка сообщил захмелевший Марат. - Предлагал, как всегда, какую-ту лажу. Толи подрядиться про-давать фильтры для воды, толи дачные насосы - я не понял. Короче, крыша у парня совсем съехала. А, ведь когда работал с нами - бизнес процветал. Хотя, в те годы бизнес процветал у всех, даже у сборщиков пыли.
 - Как говорят французы в таких случаях, - я возвел глаза на потолок. – Quelques uns de ses amis disent le contraire. ** Что по-русски означает: Все его друзья считают его идиотом.
 - Откуда ты знаешь французский?
 - Так Вадик же работает во французском букинистическом магазинчике.
 - Уже не работает, - подсказал Марат. - Его уволили.
 - Господи, - опешил я. - Это каким же это надо быть отстоем, чтобы быть выбро-шенным с такой помойки?
 - За что же ты так не любишь французов, - спросил Немировский, разливая исконно русский напиток.
 - Вовсе нет: французы - хорошие парни. Я не люблю португальцев.
 Развить мысль о своей нелюбви к Португалии у меня не получилось: зазвонил телефон. Марат сцепил трубку, с минуту слушал молча, показывая мне жестом дабы я наполнил рюмки, а потом выдал в телефон шатающимся голосом:
 - Идите вы на хер со своими социологическими опросами. У меня спутниковая тарелка и ваше говно по ящику я не смотрю!
 Нет, ну а что – нормально ответил: спокойно, не волнуясь. А мог бы и так по-слать, что телефонные контакты бы покраснели. Немировский это может. Однажды он довел до слез самых непробиваемых в мире людей – контролеров в электричке, ну, вернее не контролеров, а тех церберов, что заведуют турникетами при вокзалах. Битва за билет была выиграна Маратом, похлещи Ватерлоо. Весь Савеловский ему хлопал.
 Пока Марат махал руками и бубнил в телефон, я как-то незаметно долил водоч-ный графин, что капли остались там, дабы смазать морду после бритья.

 После очередной сигареты я понял, что выгляжу уже несвежим. Я поднялся с кресла с характерной раскоординацией головы, рук и ног. О том, чтобы пройти два шага не могло быть и речи. Однако надо. Я переместился в ванную комнату и рас-творил свое лицо в спасительных брызгах, словно таблетку аспирина в утреннем стакане. Через минуту я вернулся к застолью; новая бутылка водки адекватным образом придавала поверхности стола логическое наполнение. И стало понятно, что скоро наступит последняя стадия опьянения – это когда начинаешь разговаривать с рекламой. Или когда сообщаешь своему отражению в зеркале: «Я разрушен, как Карфаген и Камелотт».

 _________________________________________
 * Если кто-то читает эти строчки с наполненной рюмкой, то ему легче оценить предложенный тост.
 ** Некоторые его друзья говорят иначе. (фр.)


 - Эй, - обратился я к Марату. - А где моя тарелка с закуской?
 - Я ее доел. Что ты машешь руками? Ты же с такой ненавистью возил вилкой по баклажанам, что я решил тебе помочь.
 - Я тебе не говорил, что умею пальцем проламывать череп?
 - Такое я бы запомнил, - признался Марат, доставая откуда-то недоеденное мною блюдо. - Держи, плакса. Не хочется ходить с дыркой в башке из-за куска баклажана.
 - Парень, ты еще глупее, чем выглядишь.
 - Сейчас ты в этом разубедишься. Пока ты отсутствовал, я кое-что накрапал тебе в помощь. По-моему это недурное начало для рассказа. Полюбопытствуй, - Марат про-тянул мне исписанный листок. - И по рюмке, естественно.
 - Забей себе плашмя свои каракули и давай немедленно заключим сделку, - предло-жил я. - Ты перестанешь учить меня литературе, а я сниму твою фотографию со стенда «ОНИ ПОЗОРЯТ НАШ РАЙОН».
 Но листок с текстом я все-таки взял. Свободной рукой я отправил глоток водки по знакомому маршруту и, прищурившись, стал разбирать нетвердый почерк Марата:

 
 Из всех стран Европы, пожалуй, только Португалия мне никогда не нравилась. За ис-ключением местного футбольного чемпионата, да причастности к появлению портвейна. А во всем другом, я так же равнодушен к Португалии, как пассажиры московского метро. Как-то на эскалаторе навернулся хромой и покатился по ступенькам в низ. Скользя и матерясь он пытался зацепиться за ноги пассажиров загнутой ручкой клюки. Но все окру-жающие сограждане поднимали ноги, и хромой продолжал скользить в неизвестность.

 - И это ты называешь недурным началом? - зашипел я на Марата.
 - Поверь мне, - закивал головой мой друг, - свой лучший рассказ я бы именно так и начал. Более того - я получил бы за него «БУКЕРОВСКУЮ ПРЕМИЮ».
 - Уже нет, - возразил я, разрывая листок с каракулями на четыре неровные части.
 - Это все равно была копия. Оригинал заверен в Палате Авторских и Смежных Прав и отправлен моему издателю. Бывшему твоему.
 - Нельзя так начитать рассказ. Не комильфо.
 - Чё-че?
 - Глухим два раза не звонят. Дрянь начало. И я, как ни странно, выпью.
 - А ты – сомнительный. Проваливай из моей жизни.
 - О`кей,- сдался я. - Можешь рассчитывать на три процента от гонорара. Кстати, а у нас не будет проблем в Португальском Консульстве?
 
 Помните у Довлатова: «Я шел домой, расталкивая дома»? Так вот – это про меня. Марат накачал меня прилично, но я все равно купил в палатке две бутылки пива, с ужасом понимая, что завтра я буду никакой. Дома все уже спали, и я тихой мышью соорудил себе нехитрую яичницу, и засел за комп. Во мне проснулось творчество. Оно просто перло из меня. Спьяну вообще работать нельзя, тем более редактировать уже полностью сваренный рассказ. Но, ху.. там!
 Как в далеком отрочестве я откупорил бутылку пива об ящик письменного стола, выдвинул и сам ящик, и налил привычный напиток в стоящий там стакан. Потом решительно раскрыл свое произведение, зачем-то выделил название синим цветом, и, довольный результатом, стал перечитывать своё графоманство:

Мой новый рассказ. Финальная версия
«Дитя Двойных Дверей»
 


 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
 
 Ничего на Свете лучше нету,
 чем прывысит денежную смету.
 __________________________________
 
 С О Ч Е Л Ь Н И К
 __________________________________
 
 24 декабря 2006 года, Испания

 «Из всех стран Европы, пожалуй, только Испания мне никогда не нравилась. За исключением местного футбольного чемпионата. А во всем другом, я так же равноду-шен к Испании, как пассажиры московского метро. Как-то на эскалаторе навернулся хромой и покатился по ступенькам в низ. Скользя и матерясь он пытался зацепиться за ноги пассажиров загнутой ручкой клюки. Но все окружающие сограждане поднимали ноги, и хромой продолжал скользить в неизвестность. Вот так же во мне скользит равнодушие к Испании».
 Как-то логично объяснить эту антипатию вряд ли возможно, и дело не только в том, что объяснить не могу именно я, а потому что это действительно так. Ну не могу я объяснить, чем китайцы отличаются от корейцев. Они для меня все на одно лицо. Не могу сказать, чем “НАРЗАН” отличается по вкусу от “БОРЖОМИ”. И то и другое паяют в Мытищи из водопроводной воды. Не знаю, чем “BLEND-A-MED” отличается от “COLGATE”, а “PANTENE” от “HEAD & SHOULDERS”. Всю эту дрянь варят из синтетиче-ских отходов где-нибудь в Польше. Большая загадка для меня, чем кривая Лоренца отличается от закона Тафта – Хартли. И то и другое никак не влияет на конкретное увеличение заработной платы. И уж тем более неведомо мне как разняться между собой “CAMEL” и “WINSTON”, сделанные на Московской фабрике “ЯВА” из Красно-дарского табака. И не могу я вразумительно сказать почему мне не нравится Испания. “I don’t like Spain” - как сказал бы Колумб, умей он говорить по-английски.*
 Хотя, с другой стороны, минимальное объяснение все же напрашивается: весь Мир откровенно устал от наплыва латиносов, которые очень недурно ассоциируются с испанскими гражданами. Испано-говорящие земляне смотрят на нас каждые полчаса с экранов телевизора, и поэтому всего испанского уже и так перебор.**

 Двадцать четвертое декабря 2006 года курортно-средиземноморский испанский городок встречал темпераментным карнавалом, теплой погодой и предпраздничными хлопотами. Довольно многолюдный для часа дня бар лопотал исключительно по-испански и я не понимал, чему так сильно радуется местная публика. Хотя, накануне Рождества и так все понятно, как понятны тосты на чужом языке. Как понятны мими-ка и жесты, как понятны звуки соприкасающихся бокалов, как понятен запах крюшона и Рождественского карпа. Как понятны улыбки и наклоны головы, как понятны щед-рые чаевые.
_______________
 * Приведенные здесь фирменные названия продукции выбраны условно, и не могут являться анти-рекламой или гарантией низкого качества.
 ** Принимая условия Декларации ООН по Правам Человека, а также не нарушая Парижские и Лондонские Конвенции по этой же теме, автор спешит заверить, что никакого национализма или умышленного оскорбления какой-либо нации ни вышеизложенные строчки, ни последующий текст не несут.



 Я уронил зубцы вилки на тарелку тонкого фарфора и подцепил кусочек квартета копченой рыбы. Медленно надкусывая разминочное ассорти, я оглядел пространство бара, как бы вспоминая зачем я здесь, и вспомнил.

 По ряду всяческих причин было угодно, чтобы я встречал католическое Рождество в испанском городке Санлукар-де-Барамеда, расположенном в месте впадения реки Гвадалквивир в Кадисский залив. Типично курортный городишко пропускал через себя еженедельно значительное количество любопытствующих, но это в пляжный сезон летом. Сейчас здесь деловито отдуваются от лени аборигены, да горстка таких же сумасшедших туристов как я. Конечно, даже в несезон в Испании можно встре-тить соотечественника, но все-таки мой кусок пляжа это не Мальорка и не Канары, где русских столько, что отдохнет и Анталия, притягивающая русскоговорящих россиян, как вкладчиков - Сбербанк.

 Довольно многолюдный для часа дня бар лопотал исключительно по-испански и я, принимая порцию доброго вина “СЬЕРРА ЛАНГУСТ”, чувствовал себя не то что бы немного ущемленным, а скорее - подзабытым. Недурно приготовленный белокорый палтус в соусе из апельсинов с брокколи, миндалем и манго навеял мысль, что просто необходимо переброситься парой слов с соотечественниками. Или устроить небольшой дебош. После второго бокала под камбалу с грибами и корнишонами под соусом из кешью, запеченную в банановых листьях я ощутимо засомневался: почему это, собст-венно, я торчу в провинции Испании, а не где-нибудь в княжестве Монако? Тем вре-менем внесли жареного кальмара фаршированного крабами со спаржей под соусом карри, и третья порция вина принесла с собой яркое ощущение послать все к аллаху и уехать на целый месяц на пляжи малюсенького островка где-нибудь рядом с матери-ком в зоне от экватора до 20-й широты. Едва начав четвертый бокал, я остановился. Больше трех порций вина, даже в праздники, в Европе за обедом пить не комильфо, да и три считается предвестником алкоголизма и пьянства. Закончив по вине этикета обед, я направился к выходу из очень милого ресторанного погребка. Морской воздух немного освежил уставшие параллели мозга и дал надежду встретить грядущее событие свежим. Лишь сомневались в этом хитрые гримасы плоских медуз на дне Кадисского залива.
 
 Что еще можно добавить в испанскую реальность, чтобы полностью передать гамму моих впечатлений? Обычные шаблоны тут не катят. А необычное нашлось мгновенно. Я немного опешил от увиденного. Представьте себе центральную площадь далекого испанского городка. И прямо на парапете маленького фонтана стоит пустая бутылка русского пива «БАЛТИКА».

 Рекламная пляжная гостиница по-праздничному гудела, но в рамках приличного. Проходя через огромный холл к повороту в свой флигель, я отвешивал благодарности поздравляющему меня с Рождеством персоналу. Хотя, может быть они меня посылали на хрен, но не зная испанского, я не мог с уверенностью определить их словесный бес-предел. Молоденький паренек с хитроватой внешностью решил сшибить с меня пару евро и загорланил недавно заученное на ужасном немецком:
 - O, Herr Friberg! Sehr angenehn Sie sehen.*
 - Gleichfalls, ** - отвечаю с улыбкой.
 - Herzlichen Gluckwunsch zum Weinnachten. ***
 - Danke, das ist sehr nett. Bis-bald. ****
________________________________________________
 * О, господин Фриберг! Очень приятно Вас видеть.
 ** Взаимно.
 *** Сердечные поздравления с Рождеством.
 **** Спасибо, это очень мило. До скорого.


 Уже в лифте я громко и по-русски послал его на хрен. Мягкое жужжание лифта было со мной полностью согласно и я оторвался от земли до уровня шестого этажа. Здесь царило призрачное затишье. Я расчетливо и деловито прошелся по ярко-синей ковровой дорожке, повернул в свой коридор и закончил прогулку перед дверью своего номера.
 Не скажу, что это самый скромный апартамент во всем отеле, но и шикарным его назвать вряд ли кому придет в голову: Типичная испанская пятизвездность. Совсем уж неприлично смотрится мизерный балкончик.
 И вот я стою в середине своей обители и громко, по-русски посылаю всех на фиг. На круглом пластиковом столе валяется гостиничная карточка с поздравлениями и пожеланиями успехов. Я советую гостиничной администрации засунуть все это в известное место и вскрываю бутылочку белого германского вина “ERBEN SPATLESE”, урожая 1998 года. Мелкие пузырьки поднимаются из недр осадка до поверхности горлышка и выталкивают сладковатый запах, от которого начинает подрагивать воздух, как в турбулентном слое аэропорта Франкфурта.
 Три часа после полудня, а я уже заметно устал и слегка нетрезв, словно аквари-умная рыбка плавающая в пиве. Своими внутренними жабрами я ощущал подводные течения замкнутой сферы моего номера и понимал, что вычислить природу окружаю-щего фона так же нелепо, как пытаться спрессовать 115 кубов воздуха в спичечный коробок. Для закрепления спокойствия я накидываю поверх одежды теплую спортив-ную куртку, и выхожу на стремную трапецию, которая всего-навсего мой балкон. Там, за окнами, бьется жизнь и бьется добротно, как уставшая селедка об причал.
 Небольшая взбитая туча, грозящаяся просыпаться холодным душем, висит прямо над заливом. Поверхность воды выглядит грязно-серой, а иногда и бурой, когда неяр-кое солнце, пробившись сквозь грозовую засаду, бросает в волны свои лучи. По обе стороны залива скучают у причалов разносортные суденышки, ожидая смены циклона. А далеко впереди непосредственно в водах Кадисского залива видны на фиолетовом горизонте мачты солидных яхт и огни круизных кораблей. Ветер поворачивает в мою сторону и притаскивает с собой запах холодной воды и свободу, свободу! свободу!! Я устремляюсь глазами в раскрашенное небо и просто глазею на смену палитры. Неуютную тучу сносит немного в бок и она служит великолепным фоном для рекламы громоотводов. Я закуриваю адаптированные к Европе американские сигареты и обра-зовываю еще одну тучку из дыма на ярко-синем испанском небе. Все тот же заблудив-шийся ветер сметает сигаретный дымок и, обдав меня холодноватым покалыванием, уносится в глубь материка. Я остаюсь один на высоте шестого этажа, так далеко от подножия холодных испанских волн, которым так на меня наплевать.
 В раскрытые окна просачивается свежий декабрьский ветер, удваивает свою не-нужность, и приносит с собой запах незнакомого шторма. Бледный след желтоватого солнца как-то неряшливо налеплен на потолок и похож скорее на дольку выжитого лимона, приклеенного над головой. Я лениво размазан по дивану и делаю вид, что интересуюсь происходящим на экране телесистемы. Не смотря на то, что есть возмож-ность пригреться, заснуть и в итоге пропустить вечерний карнавал - мои атомы уже вступили в конвекцию с атомами дивана, образовывая большую ленивую молекулу.
 Теплые минуты ползут, как ржавый московский эскалатор и навевают вид несча-стного хромого, который обреченно бренчит по ступенькам вниз, и пытается ручкой клюки зацепиться за ноги пассажиров. Как-то незаметно я засыпаю. Мне наверняка присниться минувшая московская жизнь, звездная молодость и что-нибудь «сладкое». А еще мне присниться тот странный путаный сон, который снится мне последние пол-года. И наверняка присниться еще куча всякой несвязанной дряни и нарезанные куски толи прошлого, толи будущего. И конечно мне присниться теплая южная зима, от-ключенный фонтан на главной площади и бутылка пива «БАЛТИКА», попавшая в Испа-нию так же загадочно, как и я.

 Пожалуйся, чуть-чуть с акцентом:
 “Все реже выпиваю с президентом”.
 ______________________________________

 ДЕНЬ НЕЗАВИСИМОСТИ
 __________________________
 12 июня 1998 года, Москва
 
 Рекламная подсветка шпарила с упорством 140W каждого своего прожектора, отчего воздух всего павильона делался густым и жарким. Кое-где в цепочке освещения отсутствовали белые матовые лампы, а вместо них хаотическим вкраплением пылали лампы желтого света, и если поднять глаза на потолок, то создавалась ощущение, что наверху взорвалась бутылка “ФАНТЫ”, содержимое которой навеки въелось в потолок выставочного центра “СОКОЛЬНИКИ”. Я вальяжно сижу в глубине выставочного стенда и делаю вид, что интересуюсь завязавшейся беседой между Андреем и Антоном. Бутылка апельсинового напитка покоится в моих руках; я делаю первый глоток и сли-зываю сладковатую пену, а она появляется снова и снова, подобно извержению в кро-хотном фонтанчике какого-нибудь курортного испанского городка.
 Наш выставочный отсек находиться на главной линии первого павильона, и по-этому подвергается обильному нашествию любопытствующих, нашедших в себе силы прошвырнуться по ежегодной выставке ведущего товарооборота Москвы. Несмотря на то, что сегодня душный пятник и у большинства россиян выходной по случаю Дня Независимости. В категорию неработающих сегодня сограждан попало и все руково-дство нашей фирмы, отрядив на выставку меня и Андрея. В нагрузку нам дали Антона, работавшего с нами всего пару недель и пытающегося сделать карьеру финансового менеджера. К тому же у Антона был автомобиль - почти новая «восьмерка», что позво-ляло его номинальному шефу Андрею использовать его в качестве водителя.
 И вот скверным летним утром я, и мой лепший кореш Андрей - оба старшие финансовые менеджеры фирмы «XXI–ВЕК» торчали в Сокольниках на не нужной никому выставке. Вообще, наш шеф человек непредсказуемый, но мудрый. Любое свое замечание или предложение он начинал словами: «Я, конечно понимаю, что отсутствие образования никак не сказывается на твоей работе, но все же…», а дальше он делал вставку совершенно несвязанного текста, из-за чего начинало казаться, что ему и министру финансов речи пишет один и тот же человек.
 Настойчивый пенсионер выклянчил сувенирный календарь и умчался прочь. В потоке посетителей возникла небольшая пауза, позволившая нашему стажеру про-должить веселить нас своим кругозором и эрудицией:
 - Совершенно понятно, - убедительно отчеканил Антон, сохраняя на физиономии улыбку, которую он демонстрировал зевакам, - почему на всех континентах разная культура, флора и фауна. На нашей планете проводился экспериментальный конкурс. Пяти группам раздали по полигону и предложили вывести новую породу людей.
 - И как? Вывели? - зевнул Андрей.
 - Конечно. Но дело в том, что получилось пять совершенно разных разновидностей человека. Это и объясняет явные различия европейцев, азиат и чернокожих.
 - А еще две? - логично поинтересовался Андрей. - Ты же говорил о пяти породах.
 - У меня есть вопрос поинтересней, - вклинился я в их беседу. - А кто победил?
 - Это же очевидно, - Антон растопырил ладонь. - Судите сами: мы знаем белую расу в Европе; желтую в Азии; черную в Африке; красную в обеих Америках; но мы не знаем кто был выращен в Австралии. А почему?
 - Не хватило денег? - предположил Андрей.
 - Так мы их знаем: это – кенгуру, - предложил я свою гипотезу.
 - Вовсе нет, - отмел Антон наше неведение. - Мы не знаем расу Австралии, потому что она победила в конкурсе и ее забрали прочь с нашей экспериментальной планеты.

 К нашему стенду протиснулась грузная мамаша с раскормленным чадом под ручку и стала интересоваться экспортными схемами нашей деятельности. Андрей ото-двинул в сторону Антона, уже открывшего рот для дискуссии, и сам довел информа-цию до потребителя. Антон отошел в сторону, переложил несколько рекламных бук-летов, раскрыл свой еженедельник и принялся что-то записывать. Он имел сейчас вид проштрафившегося ученика готового исправиться любым доступным путем. Вскоре этот путь был найден – Андрей отослал его в буфетную комнату за пивом.
 Посетителей стало прибавляться и мне пришлось включиться в обслуживание стенда. В самый разгар презентации зазвонил мобильный телефон. На связи был шеф:
 - Как дела, парни? Народу много?
 - Особого ажиотажа нет, но москвичи хотят быть в курсе столичного товарооборота.
 - Денис, перестать изъясняться, как нетрезвый товаровед. Или ты уже принял?
 - Ни-ни, шеф, я же на службе.
 - Тебе это никогда не мешало. Ладно, слушай сюда. Бери Андрея и мотай вместе с ним в офис. Немедленно. Через час у нас производственное собрание.
 - Выставку послать на хрен, или оставить Антона на стенде?
 - Оставь, оставь. Шикарно доберетесь и на такси. И Антон подучится само-стоятельно защищать престиж фирмы.
 - Не сочтите за грубость, но какая на хрен необходимость сначала переться в вы-ходной на эту выставку, а теперь мчаться в офис? Налоговая проверка пришла, что ли?
 - Сплюнь: накаркаешь. Мы будем проводить инвентаризацию наших обяза-тельств, долгов и наличия. И приводить в приемлемый вид всю документацию.
 - Как скажите, но к чему такая спешка?
 - Разболтались вы все у меня. Будем ужесточать дисциплину.

 Когда я передал Андрею слова шефа, он отреагировал эмоционально: «Да пошел он на хрен со своей инвентаризацией и дисциплиной!!». Потом покосился на Антона, но тот с каменным лицом рылся в стопке прайс-листов. Лишь жесты его стали тороп-ливей и покраснели кончики ушей. А это верный признак того, что он обязательно нажалуется шефу. Андрей уловил эту ситуацию, тяжело выдохнул и снова выдал крепким матом идею тащиться в офис. Андрей был расстроен.
 Когда вот так неосторожно, а самое главное – неоправданно задевают самолюбие ведущих работников фирмы, ответная реакция принимает порой самые дьявольские формы. Но мы с Андреем уложились в рамки будничного раздолбайства – вместо того чтобы мчаться, как предписано немедленно в офис, мы оставили скучать стажера-Антона на рекламном стенде, а сами углубились в недра парковой зоны Сокольники в уютный ресторанный павильон. Правда, мы и так собирались где-нибудь позавтракать, но обидные в это утро слова шефа только сильнее натянули в нас струну ситуации, по которой спешить мы никуда не будем. Хотя, свою роль в этом сыграла и утренняя бутылка пива, размыв отточенный мозг хмельными оттенками импрессионизма.
 - Сильный образ! - похвалил меня Андрей, когда я ему процитировал приведенные выше строчки.
 Ресторанный павильон, который мы заприметили пару дней назад на открытии выставки, назывался теперь почему-то «ШАШЛЫЧНАЯ». Удивляло не это: со стороны кухни в небо вздымал серый торнадо, косвенно указывая, что зажаривают на открытом огне никак не меньше мамонта. Но когда мы завернули в сторону входа, взору открылся мангал, жалостливо покоя на себе два мизерных шампура. В это время сменился ветер; столб дыма унесло по изломанной восходящей дуге, а на смену жуткому угару утренняя сирень мягко дыхнула прямо в переносицу.
 Мы присели под раскрытый балдахин на типичную мебель для патио. Охрипший магнитофон раскручивал музыкальный нарез какой-то fm-радиостанции. Откровенно вальяжно - в положении полной откидухи – возле открытой двери кухни валялся жир-ный кот. Я машинально перевел взгляд на мангал, но тут же отогнал от себя изувер-скую мысль, что наколотое на шампурах недавно мяукало.
 Пока я обшаривал окрестности взглядом, Андрей успел пообщаться с обслужи-вающим персоналом, и на наш столик стали сервироваться нехитрые блюда местного меню. Магнитофон перестроил радиоволну и теперь по ушам накатывали легкие звуки фортепьяно, сдобренные хриплым саксофоном. Я пытался разобраться в мелодии, но при отсутствии музыкального образования, так и не сумел распознать звучавшую вещицу. Но вот саксофон выпалил пару новых нот, в унисон завизжала скрипка и в моем черепе соткалась любимая всеми бездельниками песенка неизвестного автора: «Колокольчики-бубенчики ду-ду, я сегодня на работу не пойду!».
 Шашлык оказался почти несъедобным. Предложенный сопутствующий салат - тертая капуста с огурцом и луком - вещь идеально безвкусная. Бутерброд с красной рыбой хоть немного и утолил голод, но коньяк сомнительного качества утянул назад оценку нынешнего завтрака. Утро было испорчено бесповоротно.
 - Считай, что в этом месте, - Андрей обильно вытер рот помятой салфеткой, - мы завтракали два раза: первый и последний.
 - Отличный тост получился! Жаль, что не подкрепленный.
 - Давай – по бутылочке пива и поехали-таки в офис.
 - Пиво после коньяка! - засомневался я. - На нашей могиле споют: «В этом пиве утром рано утонули два барана».
 - Ну, ятаган тебе в копчик, не хочешь не пей. А я-то - обязательно. Посиди пока-мест, покури, - предложил мне Андрей громко щелкая пальцем для вызова официанта.
 Столичное утро немного развернулось в сторону заката. Вернее сенсоры мозга уже стали готовиться ко сну. Все-таки с утра пить пиво с коньяком совершенно невозможно. Но только не Андрею, беззаботно опрокидывающему в желудок кружку светлого чешского пива. Однако, вскоре наступил незапланированный облом. Когда принесли счет, оказалось, что у нас не хватает денег. Причем не просто не хватает, а их практически нет! И тут Андрей совершил поворотный жест в нашей карьере. Он не придумал ни чего лучше, кроме как вернуться на выставочный стенд и выпотро-шить скудный нал сегодняшних торгов.
 Когда через два часа мы переступили порог офиса фирмы «XXI-ВЕК», нас встре-тил в дверях исполнительный директор и посоветовал написать заявление об уходе. Потом финансовый директор долго кричал, что нельзя два часа сидеть в ресторане и пить коньяк на деньги фирмы, в то время как нас срочно ждут в конторе. Коллеги менеджеры из других отделов виновато улыбались и качали головами. Секретарши сварили нам кофе с молоком, и лишь шеф нашей фирмы так и не захотел нас ни ви-деть, ни слышать.
 Конечно мы могли бы загасить конфликт и искупить наше раздолбайство хоро-шей работой на благо прибыли, но что-то в тот момент перемкнуло, забродило и вы-рвалось на волю беспощадными словами типа: «Да пошли вы все на хрен со своей гребаной фирмой!», «Иметь я хотел вашу убогую контору!» и так далее в том же духе. Короче, мы с Андреем развернулись и покинули стены бывшего работодателя, в штате которого мы оттрубили почти четыре года.
 Не смотря на якобы выходной день, на улице присутствовала вся та же охлокра-тия, наполняя своими телами участок Бульварного Кольца от Сретенки до Мясницкой. Распухший вензель тополей сорил кусочками пуха на лица прохожих, и те смешно отдувались от незапланированного пухопада. Если не знать, что теперь лето, то мож-но подумать что идет снег, как четыре года назад, когда ноябрьский снежок облипал гордо стоящую каменную Крупскую. Тогда было все понято: что делать и как жить. И если поднять глаза на небо, то можно снова разглядеть через толщу времени, как обречено падает мокрый снег на мою еще юную голову. Можно снова увидеть, как через синий бульвар медленно ползут машины с включенными фарами уже в 15 часов. А когда сумерки густеют и царапают крыши домов, снежные хлопья укладываются комками на обод Бульварного Кольца и колеса автомашин расчищают асфальт в мокро-темный; на верху зажигают освещение и желтые конусы света сливаются с фарами автомобилей в одну большую яркую гирлянду.

 Мы перешли на внешнюю сторону бульвара и Андрей первым подмигнул гла-зом, кивая на знакомые окна маленького кабака:
 - Зайдем, отметим наше увольнение. Давно я не пил с безработным.
 - Привыкай, - предложил я, пересчитывая остатки денег. - Завтра как раз “pay day”.
 - Дэн, да не расстраивайся ты так, - бестолково начал утешать Андрей. - Позвоним завтра, извинимся в конце концов. Все наладиться.
 - Наладиться?!! Ятаган тебе в копчик!! Это все твой гнусный коньяк и твое идиот-ское пиво!! Почему ты с утра не можешь выпить просто кофе? Что я буду теперь делать с 10 баксами в кармане?
 - Откроем собственную фирму, - подмигнул мне Андрей и вошел в ресторанчик.
 Наше место у окна был свободно. Более того – свободны были четыре столика из пяти, лишь в углу приютилось трио знакомых коммерсантов из соседней фирмы.
 - Привет, парни, - поприветствовали нас. - У вас тоже сегодня рабочий день?
 - Уже нет, - выдохнул Андрей. – Да я смотрю - и у вас уже закончен.
 - Подсаживайтесь к нам.
 - Минут через десять, - прикинул я ситуацию. - Не обижайтесь, парни, но нам нужно перетереть делишки. Вы что кстати пьете? Коньяк? О`кей, возьмем и мы.
 Я приземлился на стул, спиною к большому окну, и с улыбкой стал отслеживать, как сексуальный Андрей обхаживает хорошенькую барменшу у стойки. Минут через восемь с половиною он вспомнил обо мне, и, подхватив приготовленный поднос, захромал в мою сторону.
 - Извини, Дэн, я немного задержался.
 - Я очень этим угнетем, - привычно сообщил я компаньону, заламывая руки за хмельную голову. - Чего ты там притащил?
 - Графинчик напитка «СПОТЫКАЧ», как недавно начали шутить в Крыму.
 - Это типа – в воде не тоник, в огне не горилка.
 - Вот именно, - Андрей закурил сигаретку. - Представляешь, подхожу я в Крыму на рынок, вижу роскошную селедку. Ну и спрашиваю: сколько стоит ваша селедка. А мне в ответ, что по-русски они не понимают. Ты в такой ситуации что бы сделал?
 - Ну…
 - Я уже понял: воткнул бы эту селедку в рожу продавцу. Но я поступил иначе – я спросил на чистейшем Крымском диалекте: скилька стиет виша килька?
 - И как? Помогло? - растянул я широкую улыбку.
 - А-то. По-украински я знаю всего две фразы. Это, как раз, была вторя.
 - А первая?
 - Термин придатности до споживания три мисица.
 - А ты не так глуп, как говорят! - похвалил я ехидно. - Немедленно выпьем!
 - Кто будет наливать? - охотно отозвался Андрей. - Дайте мне, как сказала бы Фанни Каплан: «У меня рука легкая».
 - А глаз, как колбас. О`кей. Как поется в рекламе: пейте без остановки джины, виски и водки.
 - Не хочу тебя расстраивать, но по-моему обратно в контору нас уже не возьмут.
 - Да и хер с ними, - наплевательски отозвался я, зацепляя вилкой сыр с лимоном.
 - И чем думаешь заняться?
 - Открою собственную фирму в свободной экономической зоне в Барнауле.
 - Почему там? - уставился на меня Андрей.
 - Льготы по налогу на прибыль, отмена НДС, а автодорог у них просто нет.
 - Возьмешь меня в компаньоны?
 - Боже упаси! Ни за что. Ты развалишь все дело.
 - Я?! - поперхнулся Андрей. – А кто, как ни я сэкономил бешеные деньги на рекламе, придумав обходной маневр. Это ведь моя идея ставить не рекламу, а инфор-мационный стенд с пояснением: на этом месте будет реклама фирмы «XXI-ВЕК», расположенной по адресу Сретенский б-р, д**, тел. 207-90-**, торгующей бытовой техникой по цене от 100 до 1,000 у.е.
 - Хорошо, - согласился я, отнимая у Андрея полсигареты. - Но я помню и другую твою идею: дать объявление в газете, что требуются финансовые специалисты на зарплату в 2,000 $. А приходящие соискатели должны были заполнить анкету, отве-тить на тесты, и! заплатить по 10 $. А на работу, естественно, никто не принимался.
 - У меня творческий ум. Такие люди, как я рождаются не каждый день.
 - В комитете разума только что повысили ставку рефинансирования твоего мозга.
 - О` кей, - Андрей прилепил за ухо жвачку. - Я удаляюсь в слабоумие.
 Эти слова всегда опасны. Когда Андрей предупреждает, что отправляется в слабоумие, лучше пересесть за другой столик, а еще лучше сменить ресторан. Совсем хорошо оказаться в другом городе и в другой стране. Не далее как вчера, в маленьком кабаке у бокала шампанского в руках Андрея отломилась подставка. Андрей предупре-дил о слабоумии, и, допив бокал, воткнул его в стол острием откола.
 В углу над барной стойкой ожил телевизор. Я без всякого интереса скользнул глазами по экрану; там центральные эфирные каналы сменяли друг друга но без толка. Весь московский телевизионный эфир был засран рекламой. Компания знакомых бизнесменов отобедала и шумно начала готовиться к выходу; по-гусарски, на ходу, допивая из ствола свой графин.
 - Эй, парни, - обратились к нам. - Поехали с нами на футбол. Там и продолжим. Вы ведь тоже болеете за «ДИНАМО».
 - Более того, - оживился Андрей, - нам туда и надо. - И объяснил: - Мы живем возле Динамовского стадиона.
 - О` кей. Давайте тогда перемещаться.
 Я давно уже заметил, что теория относительности самым прямым образом про-является на Московских улицах – из дома на теперь уже бывшую работу - на Сретен-ский бульвар я добираюсь на машине за 20 минут. А обратно за 15.
 Арендованный нами микро автобусный “ФОРД” доставил нашу компанию на Ленинградский проспект, в промежуток между двумя будками метро «ДИНАМО». Опытный взгляд сразу оценил обилие милицейского люда и закрытые питейные заве-дения. Это такая веселая футбольная традиция – не продавать спиртное в день оче-редного тура в радиусе полмили от стадиона. Но выход из, казалось бы, безнадежного положения нашелся неожиданно легко:
 - Парни, - один из знакомцев почесал нос, - у нас тут есть своя палатка, так что бутылку коньяка мы гарантируем. А с вас – легкая закуска.
 Излишне говорить, что билеты на футбол покупают только дилетанты и случай-ные сограждане, решившие хоть раз в году выбраться на стадион. Постоянные болельщики приходят через 20 минут после начала первого тайма и проходят через дальний турникет. Красиво и изящно вся наша компания прошествовала на северную трибуну через административный вход, не подвергаясь унизительному досмотру на предмет проноса недозволенных предметов.
 Раскаленное июньское солнце немного охладилось непонятными облаками, что пришлось очень кстати – на верхних рядах «севера» чувствуешь себя, как на пляже. Мы сидели компактной гроздью – трое на последнем ряду, двое пролетом ниже и спиной к футбольному полю. Вокруг нас было свободное пространство, если не счи-тать какого-то мужика, в двух метрах от нашего банкета. Вкусный коньяк налился по пластиковым стаканчикам, появились канапе с красной икрой. И мы немедленно выпили под завистливый взгляд случайного соседа. Потом разлили по второй, и, пере-глянувшись, предложили выпить и соседскому мужичку. Тот придвинулся к нам поближе и с готовностью вцепился в стаканчик.
 - За День Независимости! - предложил один из парней, и все охотно заглотнули свою порцию коньяка. А прилепившейся мужичек зацепил сразу два бутерброда.
 Солнце выползло из-за укрытия и стало откровенно жарко. Вся наша компания поснимала с плеч пиджаки и нацепила на переносицу темные очки.
 - Господа, - торжественно начал Андрей, разве что не встал, - предлагаю выпить за победу «ДИНАМО» в нынешнем чемпионате.
 - А причем здесь «ДИНАМО»? - не понял приглашенный мужик.
 Мы подозрительно переглянулись, в первый раз пристально посмотрели на фут-больное поле, и нашли отгадку на центральном табло:

 ЦСКА – БАЛТИКА 0 : 0

 - Вот ведь, мать вашу, - расстроился кто-то из знакомцев. - А наши-то сегодня иг-рают «на выезде». И на кой хер мы притащились смотреть на «армию»?
 Но до конца тайма мы решили досидеть, приканчивая коньяк и закуску. Наш же приглашенный мужичек ел пил за наш счет, а не дождавшись свистка на перерыв, встал, молча пошел по ступеням вниз и крикнул нам оттуда с издевкой :
 - Как же я вас, буржуев, ненавижу!!
 И в этот момент игроки ЦСКА забили гол. Фанатский сектор, правее от нас, зашелся дикими визгами и вдобавок ужасно затопал ногами, словно голодные слоны в Московском зоопарке.

 ___________________________________

 С О Ч Е Л Ь Н И К
 _________________________________

 Продолжение

 Стук в дверь доходит до моего разума топотом голодных слонов. Я потряс головой, удаляя только что привиденное, и снова вернулся в нынешнюю испанскую реальность. По ту сторону пространства в мой номер снова стучат. Глупо спрашивать “Кто?”, не зная испанского. Я просто открыл дверь и увидел улыбающуюся толстушку, которая принесла мой почищенный пиджак.
 Не отойдя еще от сна, я плавал между прошлым и будущим. И единственной материальной деталью оказался черный пиджак в моих сонных руках. Как-то неза-метно получилось, что я перенесся с московского стадиона «ДИНАМО» обратно в неуютный испанский номер отеля, хорошо помня, что там, в Москве, я тоже был в черном пиджаке, и тоже в чужом.
 Одежда, вообще, великая вещь, способная много рассказать о носителе. Не го-воря уже о том, что в хорошей одежде непроизвольно распрямляются плечи и меняется походка, словно ты неторопливо слоняешься по набережной Круазетт в дни Каннского фестиваля. И, заметьте: иногда меняются жесты и речь. К кому вы скорее обратились бы с вопросом: к джентльмену в кашемировом пальто, или к господину в полупальто из полу-хлопка? И, наверное, неприятно стоять в старой порватой дерюге среди публики, прикинутой от кутюр. Зато в костюме из модного бутика очень в охотку послоняться возле проходной фабрики баранок.
 Короче: я принял представительскую одежду и захлопнул дверь перед носом любопытной испанки. Примостил пиджак на ручку двери, и опрокинул в пищевод глоток минеральной воды. Неожиданный кашель отозвался эхом по углам. Я потер горло, стараясь не придавать значение возможной простуде, и решил чем-то отвлечься. Абсолютно без дела пропутешествовал по своему номеру, мысленно сочувствуя всем тем, кто проживали здесь до меня. Попасться на такой развод, как “ТАЙМ-ШЕР” это надо сильно удариться головой при входе в туристическое бюро.
 Кстати о туристическом бюро - есть и такое подразделение в схеме фирмы “ДИОНИС” - мы его открыли год назад и надо было как-то заманивать клиентов. Двое суток старший менеджмент фирмы выпаривал из себя рекламную атаку. Почти двое суток мы безвылазно торчали в переговорном кабинете, предлагая и тут же отвергая все новые, и новые идеи. Мозговой штурм уперся в низкопробный тупик. На исходе вторых суток мы все - человек шесть - специально напились дешевой водки, и в мо-мент угасания сознания, каждый записывал любые мысли на листе бумаги. На утро победил самый мятый листок, причем авторство установлено так и не было:
 «ТУРИСТИЧЕСКАЯ ФИРМА ИМЕНИ ШАПКИ-УШАНКИ КУЗЬМИЧА, ВХОДЯЩАЯ В ХОЛДИНГОВУЮ КОМПАНИЮ ПО КОРРЕКТИРОВКИ ОРГАНОВ СЛУХА “ГЕРАСИМ И СЫНОВЬЯ”, ПРЕДЛАГАЕТ МОРСКОЙ КРУИЗ НА ТЕПЛОХОДЕ «ЮНГА КАЛИЧ» ПО МАРШРУТУ: ТАШКЕНТ - УЛАН-БАТОР – ИРКУТСК».

 В раскрытые окна просачивается свежий декабрьский ветер, петляет по углам гостиной, заглядывает в пустую спальню и, поднабравшись запаха моего одеколона, наматывается на решетку кондиционера. Рядышком, в десяти дюймах, торчит куст фикуса, но его эллипсные листья даже не шелохнулись от ветра, из чего я сделал предположение об их полной визуальной несовместимости. Зимнее солнце уже клюет носом за горизонт и от этого становится, и грустно, и спокойно.
 Я сижу в кресле напротив телевизора в позе обдолбленного тинэйджера. Запе-ленгованный спутниковый канал настроен на футбольный НТВ+. Фанатеть от зару-бежного чемпионата нет ни сил, ни желания. Я огляделся по сторонам. Большинство предметов в этом апартаменте имеют испанское гражданство. Исключение составляют все мои шмотки, да телевизор в гостиной. Поэтому местная аура не обиделась, что по иноземному телевизору заезжий иностранец смотрит чуждый телеканал. Впрочем, для меня это ничего не меняло.
 Мой взгляд скользнул мимо овального столика - толстый кусок стекла на неров-ном камне, - и уперся в подоконник; там скучает полупустая бутылка вина и ждет моих дальнейших распоряжений. Я протер полотенцем поверхность фужера и посмотрел на свет. Заляпанность пальцами пропала с тонкости стекла, как пропа-дают вещи из незапертой квартиры. Я ткнул пальцем себе в нос и переместился к окну, вглядываясь в предпраздничные иностранные сумерки. На пирсе уже зажгли миллионы лампочек, которые дублировались тусклыми искрами в зеркале залива. Эта ночь не должна быть темной. На многоярусном главном входе в отель, должно быть, уже включили подсветку бассейна, а шершавые пальмы приодели в крупный серпантин из безопасных бенгальских огней
 Время растянулось бельевой резинкой и готово было вот-вот лопнуть. Где-то в округе приглушенно пели на французском, должно быть кто-то из тех кто, как и я, прямо с обеда начал отмечать грядущее Рождество. Флигель напротив покрылся го-рящими окнами, освящая апартаменты тех туристов, которые могут себе позволить заплатить по две тысячи за неделю. Я же поселился в сооружении, менее - ну, скажем так: мене фешенебельном из всех в этом отеле. И пусть не плюются в эти строчки мои друзья, с которыми я на два дня останавливался в типичной удмурдской гостинице зимой 1990 года, быв по делам в городе Ижевске.
 Вот так и бывает, словно смотришь ты в роскошные окна, а видишь унылую лампочку под дешевым абажуром, такую знакомую и родную, вцементированную в твою память каким-то особым раствором. И проносятся в твоей голове особые воспоминания и абстракции. То заканчивается первый круг интуиции и неизбежно начинается второй.

 Я задернул шторы в окнах студии и захромал спальню. Из-под подушки вытащил мобильный телефон и плюхнулся на неуклюжую кровать. Из ящика постельной тумбы извлекся ноутбук. Пусть поработает на прием – вдруг Андрей что-то брякнет. Я про-листал недавние телефонные фотки и только после этого набрал номер московского автоответчика с целью прослушать поступившие звонки. Сплошная шелуха, кроме одного: какая-та Рита жаловалась, что я вчера забыл у нее зажигалку.
 Я захлопнул свое средство связи и вернулся в барный угол. Налил граммульку любимого вина и исключительно сильно попытался сообразить, что это - ошибочный звонок или на моем московском автоответчике предупреждение об опасности. И если, таки, - опасность, то откуда растут её ноги? Но сидя за тысячи верст, о делах в бело-каменной думается плохо.
 Я приблизился к окну; там шло потемнение неба, сопровождаемое лязганьем ветра по прибрежному песку, похожему на застиранное белье: так же мокро, гадко и грязно. Сигаретный дымок совершенно необъяснимым образом вычертил что-то похо-жее на знак доллара - $, и заставил меня проверить свой бюджет; всегда интересно сколько денег осталось. Я раскрыл потрепанный бумажник и к ногам шлепнулась моя визитка для представительских раутов.
 
 Андрес ФРИБЕРГ
 вице-президент "Дионис-Инвест"
 ___________________________________________
 тел. факс. пейдж. e-mail. www// ICQ
 
 Золотые буквы были набраны на фоне ярко-зеленной трехмерной системы коор-динат, переходящей в проекции в жирную стрелку с надписью “EXIT”.
 Черте сколько лет назад именно с этого логотипа всё и началось. Не воткни я тогда компакт-диск в свой компьютер и не раскрой этот дурацкий файл, кто знает как бы повернулась тогда моя жизнь. Не было бы ничего, что определяло мой образ жизни в последнее время. Не было бы ни успехов, ни провалов, ни этой чертовой фирмы «ДИОНИС».
 Звук бьющейся посуды из недр переносного компьютера заставил меня очнуться от воспоминаний и вернуться к делам. Я бегом пронесся в спальню и раскрыл монитор своего ноутбука. Колокольный зуммер известил меня о прибытии электронной почты. В сетке сообщений меня ждало то, ради чего, собственно, я здесь и торчу. То, ради чего я позволил засунуть себя в Испанию. То, ради чего и действовала, созданная мною шесть лет назад система имидж-мейкерских организаций “Фирма “ДИОНИС”.
 Несколько строк в электронной почте вкачали в меня адреналина, как хрен бы получилось у смеси прокапана с эфедрином:

получатель headache@dionis.eu.

отправитель splinter@dionis.eu.

регистр 24.12.2006. 06:14 p.m.


 Привет,Дэн! С Рождеством!
 Все прошло чисто – без качка и уродинки! С деньгами все в порядке. Вся сумма попадет на твою карточку. С Немецкими партнерами я все утряс. Телефон авторизации Банка Франкфурта. Конкуренты пока не очнулись. Действуй! Контракты с игроками необходимы до полуночи 31 декабря.
P.S. кстати, зови меня – гений.

 У каждого человека есть хоть одна невыносимая привычка. Кто-то слишком громко храпит, кто-то портит воздух в лифте, кто-то читает газеты за завтраком, кто-то постоянно жует жвачку, кто-то упрямо ковыряется в носу или копается в волосах, некоторые отвечают вопросом на вопрос. А некоторые необоснованно счи-тают себя гениями. Я же постоянно курю за компьютером, соря пеплом на клавиатуру.
 
 Ветер утих и жалюзи окон перестали выделывать чечетку, лишь редкие обрывки циклона доносили до меня отзвуки зачинающегося карнавала. Праздник проступал решительно и важно. Все складывалось - лучше не придумаешь! Как на моем рисунке с таким же названием - Вся забинтованная и в гипсе девочка выпивает кружку яда, сидя на электрическом стуле в морозильной камере.
 Я напечатал нехитрый ответ и отослал его в безграничное киберпространство так же вальяжно, как отсылают стажера за пивом, двоечника за родителями, комми-вояжера в задницу, студента на переэкзаменовку, батальон ОМОНа на зачистку, межбанковский овердрафт в оффшорную зону.
 
 Неудобная раскладка клавиатуры переносного компьютера была похожа на не сложившейся пасьянс – в том смысле, что тоже неудачно разложена и мне приходи-лось пользоваться BACK`ом намного чаще, чем это позволительно. Вместо того, чтобы расстроиться, я зачем-то прокачал вокруг оси бутылку вина, вытащил зубами пробку, и, минуя бокал - прямо из горла – обрушил в гортань добрый глоток - я всегда так поступаю, когда начинаю нервничать. А когда я начинаю нервничать, я могу отпороть какую-нибудь глупость – например: уехать на Рождество в Испанию.
 
 Если кто-нибудь хоть однажды перебегал рельсовые пути перед надвигающимся трамваем, то он должен помнить неприятную лязгающую трель, которую уставшая вагоновожатая выжимала из своей огромной рогатой черепахи. Это чувство неприят-ного скрежета кого угодно заставит вздрогнуть. То же самое случилось и со мной, только звонил не трамвай, а мобильный телефон.
 - Алло, - чужим голосом пропел я в трубу.
 - Гарик, привет! Это - Альберт. У меня на таможне реально застряло сто паллет французского “БОЖОЛЭ ВИЛАЖ”. У тебя есть выходы на склад конфи-ската? А то они продадут две мои “фуры” за бесценок. Выручай.
 - Да ты что, псина, охренел?! Какой я тебе Гарик? - прервал я телефонную конфе-ренцию. - Кнопки телефона нажимай правильно!
 
 Нет, ну нормально, да? Это, как в старинном фильме про английскую жизнь начала 20 века: Звонит телефон, джентльмен снимает трубку, пару секунд слушает и швыряет на рычаги со словами: Святые небеса! В Лондоне всего семьдесят теле-фонов и кто-то умудряется ошибиться номером! А этот Альберт, вообще, должен прославлять таможню за то, что они продадут его поддельное французское вино, сваренное в Молдове из синтетики и отбросов, отгородив его от свидания с Федеральной Службой.
 
 В мой номер раздался громкий стук. Я побагровел от наплыва абонентов, но дверь все-таки открыл. Там томилась все та же толстушка из обслуги, махая перед моим лицом отутюженным галстуком-бабочкой. Однозначно загадочная нация: что, интересно, ей помешало принести “бабочку” вместе с пиджаком? Ну, да Бог с ней. Может она со мной заигрывает. Но поток людей, жаждущих со мной побеседовать, стал перерастать в классическое определение абонентских услуг: зазвонили оба теле-фона, запищал пейджер, застучал факс, пришло E-mail, раздался звонок в дверь: это почтальон с телеграммой, и на окно приземлился почтовый голубь.

 Я подошел к окну, проваливаясь глазами по вечернему испанскому пейзажу. Освещенный пляж подергивался отражением в заливе и тускнел, когда мой взгляд удалялся к горизонту. Огромной правильной дыркой от выстрела на черном пальто вечернего неба всходила луна. Я прищурил глаза и сразу же память стала вырисовы-вать на темном горизонте небольшое просветление. Пожалуй, если добавить немного заката и подкрасить воду темно-зеленым - получится как раз тот самый пейзаж. Та самая мерзкая картина, которая преследует меня в ночных кошмарах. В тех дурацких снах я разглядываю ослепительный закат поверх тугого горизонта и пытаюсь разгля-деть неопознанную мною цель. Хоть когда-нибудь досмотреть бы сон до конца!
 


 Реклама акваланга над прилавком:
 опять забыл Чапаев свои плавки.

 __________________________
 
 ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
 ________________


 30 вгуста 1999 года, Москва

 Он смотрел строго вперед, туда, где на ослепительном фоне неземного заката над мнимой поверхностью фисташковой воды была цель. Что это было я увидел потом. Скорее - понял Там, впереди, нас ожидало еще одно испытание, которое мы должны обязательно пройти. Либо победить, либо переместиться куда-то дальше, поскольку умереть мы не могли. Хотя, умереть не мог только я. Кто был второй я тогда еще не знал. Я его даже не запомнил, но шел с ним по краю обрыва, отпугивая красноглазых полу-кротов-полу-волков одиночными выстрелами, выбивающими что-то зеленое из их черепов. Мы уже почти на берегу непонятного океана, и тот, второй кидает в воду пару прибрежных камней, которые, шипя как в кислоте, упрыгиваю к горизонту.
 - Они там, на линии заката. Нам надо туда.
 И я сразу все понял. Это было то, что мучило и разгрызало меня на части. Это было то, что я боялся и ненавидел. Это было то, что я должен победить.
 - Ты видишь - блеснул огонь? Это последняя твоя сила, там, в чужом мире пока-зала, кого ты должен победить.
 Я смотрю на своего внезапного напарника и перевариваю услышанное. Его лицо расплывчато и, ни голос, ни фигура не позволяют мне опознать единственного, кроме меня, человека в этом поганом перевернутом мире. Но я почти уже его узнаю.
 - Мы должны плыть туда, к горизонту, и попробовать победить твое зло.
 Он знает, что я не умею плавать, что боюсь воды, что не верю в возможность одолеть свой страх. Он зовет меня плыть туда, где мелькает огонь, посреди огромного холодного океана. Он видит, как я боюсь, и выводит меня из сна.

 Я осознаю себя сидящим на постели, жадно хватающим воздух сухим ртом. Половина пятого утра. Если не прекратить пить дешевую водку, ночные кошмары превратят меня в инвила. Щедрый глоток, приготовленной на этот случай воды, свел обезвоженность организма почти к нулю, и, сладко растянувшись на простыне, я пы-таюсь снова уснуть. Какое-то время меня не пускают в мир сновидений, должно быть, выбирают мне сон, но потом я провалился в мягкую бездну и проснулся от истерики радио-будильника. Однако, уже девять утра. Да, день начинается хреново.
 Не знаю, как это бывает у других, но если у меня ночью дурные сны - весь день превращается в кучу дерьма. Так было, когда я потерял пакет со вселенски важными документами; когда меня кинули в метро на всю зарплату; когда я пролил кетчуп на дорогущий пиджак, одетый мною впервые; когда я забыл в такси все новогодние подарки; когда застрял в лифте и опоздал на главную в моей никчемной жизни встречу; когда потерял нечеловечески дорогие билеты на супер-концерт; когда получил по мозгам 220 V, пытаясь починить розетку; когда, навернувшись на скользких ступеньках, разбил бутылку, купленную на откровенно последние деньги. И нет предела этим дурным эпизодам.

 Короче - день начинается хреново. А это вдвойне обидно, потому что сегодня мой День Рождения. Но, с другой стороны, лет после двадцати уже собственная дата появления на Свет не так ярко и празднично расписана в сознании, как это бывает в детстве. Но, в любом случае, все равно обидно, да?
 Мои босые ноги приятно щекочет коридорный ковер цвета взбесившейся амебы, а в зеркальных шкафах прихожей отражается невыспавшееся тело. Я направился в ванную комнату смыть со своей прекраснейшей рожи остаток противной дрёмы. Эх, если бы это помогло протянуть нынешний день без гнусных сюрпризов. Но мольба моя тщетна и не услышана: нет горячей воды, а посему мечту о бодрящем душе можно спустить в сортир. Я пять минут как проснулся, а день уже подпорчен. Нечего сказать - ободряющее начало. Хотя, однажды что-то подобное уже происходило и это был мой лучший день.
 А было это примерно так: В начале весны утро выдалось скверным. Хмурая сетка московского дождя, пустой холодильник и похмельная головная боль. Воды не было никакой. Вся водопроводная система был пуста, как хранилище Центробанка, по причине массовых раскопок во дворе. Завтракать было идеально нечем. Курить тоже. Денежных знаков - только на метро и обратно. Перспектива на удачный день потерпела импичмент. Уже на улице я встретил знакомого паренька, который ссудил мне пару сигарет. Через три метра, у киоска, еще один знакомец пил утреннее пиво, согласившись угостить и меня. На подходе к метро, на обломанном сучке дерева висел пакет. Там ютились книга, газета и кошелек! Причем денег оказалось столько, что я развернулся и пошел обратно домой, игнорируя все сегодняшние попытки заняться бизнесом. Ведь, в конце концов, даже золотые рыбки с готовностью хавают покрошенный корм, не пытаясь выбраться из аквариума и сходить пообедать в их рыбий “МЕТРОПОЛЬ”. В этом мы на рыб очень похожи. И, тем не менее, тот день был великолепным. И, похоже, что это начинает повторяться.
 Наполовину израсходованная сигарета скончалась в пустой пивной бутылке, явив миру горьковатую струйку серого дыма. За, накануне вымытым, окном природа боролась с предчувствием дождя. Москва переживала переходной период между летом и осенью. А это еще один дурной знак. Почему-то именно в межсезонье Новую Россию особенно сильно трясет и лихорадит, словно туповатого ученика электрика у которого искрой выбило из рук отвертку.
 Через минуту после ванной комнаты я похож на уродца Шемякина: идеально неодет; на переносице темные очки; наушники CD-плеера в ушах, сама музыкальная коробочка на кухонном столе; поверх темени - клубная бейсболка общественной организации алкоголиков профсоюза мусорщиков Северной Дакоты. Беззаботно шумит пластмассовый чайник «КЕФАЛЬ». Вкусно пахнет раскрытая банка кофе “ALTA RICA”. В стеклянной бадье насыщается фирменный праздничный завтрак: коктейль из риса, мидий и тертых креветок, сдобренный майонезом. Недурно охла-жденная банка пива готова вернуть сознание в привычный дисбаланс. Начало десятого. Москва. Ничего необычного. Если мое состояние переложить на язык математики, то это - ровно одна тысяча трехсотая суббота в моей жизни. К плохому привыкают и гораздо раньше. В общем - все, как всегда. Обычное субботнее утро вяло скользит в пространстве и во времени. Десять с половиною миллионов сограждан, томящихся сейчас в белокаменной, сладко спят в славянской дрёме уик-энда. И только жалкая горстка торгашей и обслуги выходит, таки, на работу. Не смотря на то, что сегодня День Рождения. Бизнес - он и России - бизнес.
 Неуютные капли пыльного дождя разрисовывают стекла в крупную бесцветную клетку. Московская предвзятость дрожит в атмосфере, наслаиваясь на неуклюжую зелень тихого дворика в недрах переулков близ Петровского Парка. Обычная суббота, обычное столичное утро, еще один рабочий день. Лишь в позднем августовском небе плавают обрывки дождевых туч, задевая осветительные мачты стадиона “ДИНАМО”. Совсем как в недавнем дурацком сне.
 
 Можно уважать Фрейда, Платона и Карнеги. Остальных умнейших философов. Но моя теория - одна из лучших в мире. Советую конспектировать: Если ночью снится дурь - наяву её не избежать!!!
 Настойчивый звонок в дверь отразился в голове звоном разбитой стеклотары.
 «Ну, и кому я так сильно понадобился? - спрашиваю сам себя. - И это в девять утра в субботу»
 Повторный электрический перезвон был мне ответом. Я почесал нос, сделал добротный глоток пива и подкрался к двери. С девяносто процентной точностью я вычислил визитёра и не ошибся. Страдая алкогольным отравлением и смердя пере-гаром, что чувствуется даже через дверь, мой сосед с четвертого этажа вдавливает кнопку моего звонка.
 - Денисыч, открой! Это - Сёма, - мычит он дурниной, думая, что его хрип намного эффективней электрического жужжания.
 Сёма “Крышаедов” - мой приболевший сосед, бывший одноклассник, а ныне безработный и бесперспективный россиянин, терзает меня этим субботним утром в надежде сшибить доллар-другой на опохмелку. После женитьбы, пару лет назад, с ним ничего интересного не происходило, как не происходило, впрочем, и до.
 - Сёма, подожди - уже открываю, - произношу я повинуясь судьбе, наспех влезая в ослепительно-зелёный халат. - Проходи. Хмурое утро?
 - Не то слово. Прям всего колотит. Обкушался деребасной водкой - аж кишки наружу, - начинает тот утреннюю жалобу. - Не найдется ли толика пива?
 И переменив голос, продолжает :
 - А может быть найдется лишняя купюра - так я сгоняю в палатку.
 - У меня сегодня халтура, - огорчаю я посетителя, но тот невозмутим.
 - Только болваны работают по субботам в этой идиотской стране. Что тебе мешает харкнуть на все и провести выходные дома? С приятной пользой для организма. Возьмем маленькую (0,5 л.), уютно посидим, расширим сосуды и глядишь - костлявая отпустит, а?
 - Нет, старик, извини: куча дел. Бери десятку - больше нет - и ни в чем себе не отказывай. Чем тебе еще помочь?
 - Пристрели меня, - вздохнул бывший одноклассник и проворно загрузился в лифт.
 Однако, как же по-разному проводят москвичи субботнее утро. Я попрусь сейчас on business и загублю весь день в погоне за прибылью, невзирая на то, что сегодня мой праздник. А кое-кто с десяткой в кармане подрулит к ларьку, встретит там такого же несвежего согражданина, и вдвоем они скушают пол-литра пойла лишь только затем, чтобы тоже загубить весь день. Или отметить свои именины.
 Я вернулся на кухню продолжить праздничный завтрак. Забытый мною чайник истошно сопел, давясь кипятком, затуманивая паром кухонное стекло. Я зацепил сигарету и уперся взглядом в запотевшее окно. Там проступили, нацарапанные вчера пальцем по стеклу, нехитрые строчки :

 Немцов с Чубайсом лягут вместе,
 например - на лобном месте.

 День убился в разыгрывании множества дел - как ни стараешься послать все к аллаху, остаться дома и отметить свой ежегодный юбилей, но намеченные субботние проблемы требуют решения. Я около часа потолкался на книжном развале у Бело-русского вокзала, отыскивая свежие экономические новинки; заскочил к знакомым коммерсантам и бесконечно долго разъяснял им суть Российского налогообложения. (Повторюсь вкратце: Непредсказуемое изменение налогообложения происходит оттого, что владельцы программы “1С” лоббируют принятие новых законов, чтобы постав-лять своим клиентам новые поправки к их дурацкому “1С”.)
 Потом я заехал в Сокольники в фирму своего родственника за обещанным гонораром. Потом пообедал со старым приятелем в “БигМачной” у метро “Электрик за водкой”. Там, за обедом, приятель попросил смотаться с ним на ВВЦ, дабы раскидать прайсы его сомнительной ремонтной конторы. Правда, по дороге пришлось заглянуть в «Альфа-Банк» - приятелю срочно понадобилось оплатить коммунальные услуги, затем в парикмахерскую - это уже моя идея, и наконец по общему желанию мы посетили пивной бар и отметили, таки, мой День Рождения. Затем у ларька возле метро была раздавлена фляжечка совсем не армянского коньяка. Часам к семи вечера я уже скверно помнил зачем мы притащились на ВДНХ. Но с другой стороны, если удалось пропустить пару рюмок, значит притащились мы сюда не напрасно. Я порадовался этому постулату, а через пару минут мне сделалось дурно и я элегантно начал тошнить по закону Паскаля: выталкивая из себя жидкость под давлением. Через какое-то время призрак алкогольного отравления рассосался, лишь в зависающем черепе кто-то упорно менял звуковую карту и переключал цветовую схему на оттенки серого.
 Растерявшийся август молча сопел предпоследними летними сумерками, выду-вая искры из второй подряд сигареты в моих зубах. Грозовая пена облаков отражалась в зрачках чернильным пятном. Но вот приконченный окурок замер плевком на асфальте, гася вместе с собой слабоватый отблеск слишком пьяного заката.
 Судя по набухшему ветру, где-то в центре шел дождь. И судя по тому, что ветер в харю, скоро вода с небес примчится и на Север. Я не запомнил где потерял сего-дняшнего собутыльника, но оно и к лучшему. Вереница стеклянных магазинчиков образовывала полукруг и выплескивала желающих на оживленный проспект Мира. Я мгновенно заарендовал таксомотор и уперся взглядом в знакомые очертания.
 За окнами такси высветилась площадь Рижского вокзала, еще не украшенная новой эстакадой, минули серые коробки Сущевского вала, и машина впорхнула на мост над Савеловской развязкой. Пронесся мокрой грязью бульвар Третьего авто-мобильного кольца. Еще пару сотен метров и можно сказать - я дома. Я отсчитал водителю положенный тариф за доставку и, подумав меньше секунды, решил навес-тить ближайший магазинчик. У меня все-таки сегодня День Рождения!

 Дома ждал беспорядок и куча поздравлений на автоответчике. Пространство квартиры немного сглаживалось по углам или просто не умещалось в захмелевшем мозжечке. Я донес себя до кресла и, запрокинув голову, часто задышал носом, как бастующий вентилятор. Где-то не здесь тихо играла музыка и шаркали подошвами по паркету. Где-то еще дальше плескалось море и пахло ананасом. Вообще непонятно где тугой ветер шелестел в волосах и за спиной не было парашюта.
 Я откупорил прикупленную бутылку коньяка и заложил в холодильник приобре-тенные продукты для завтрашнего банкета, подмечая со странностью, что чувствую себя недурно, но делать ничего не могу. Веселящая цыганская распертость сквозила из моей кожи, опьяняла и уносила кочевать в далекие степи. Это каким-то телепати-ческим образом стало известно престарелому Ди-Джею второй кнопки Всероссий-ского радиовещания, и в эфире радиостанции «ХОМЯК» зазвучал саундтрек к цыган-скому фильму «ТАМБУР УХОДИТ ВЛЕВО».
 Ситуация складывалась ужасающая: пьяный молодой джентльмен танцует голым вокруг кухонного стола в обнимку с бутылкой коньяка под музыкальный нарез тридца-тилетней давности. И это не смотря на то, что для завтрашнего банкета приготовлено только одно блюдо - шашлычный кетчуп - и непонятно когда готовить обильный разносол, дабы не кормить гостей простой картошкой с огурцом, и к тому же без кетчупа, потому что к этому времени бутылка кетчупа разобьется.
 Я представил себе картину завтрашнего приема, когда на столе стоит большая кастрюля картошки и больше ничего. А белые стены итальянских обоев забрызганы бордовым кетчупом. Ужас. Чтобы сгладить кошмар, я решил выпить коньяку и выпил. Потом я вспомнил, что мне сегодня что-то дарили и конторе моего родственника, и мой старый приятель, и кто-то еще из бара на ВДНХа. Я нашел свой представитель-ский рюкзачок и сделал в нем ревизию. Первое что мне попалось в руку был компакт свежей версии MC Office. Решив немедленно изучить содержание, я подсел к компу. С плавным шорохом дисковод заглотнул загрузочный диск, и в этот момент силы оставили меня, как оставляют полный срач после себя пьяные туристы. Я бесполезно опустил голову на подставленный кулак и решил успокоиться. Недопитый бокал коньяка был полностью со мной согласен. Уже собираясь закончить мучить, и себя, и компьютер, я на всякий случай раскрыл интригующий файл под стремным именем “ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КЛУБ”. Стрелка мыши прощелкала по нужным иконам и меня впустили в неизвестность. По экрану проскакала веселенькая заставка и мне предло-жили зарегистрироваться. В мониторе мигнула приветственная надпись сообщающая: “ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЗАКРЫТЫЙ КЛУБ ПРОДВИНУТЫХ ЭКОНОМИСТОВ”. Потом узловатый трубопровод прочертил по экрану чью-то бредовую фантазию и успоко-ился. Следом за этим появилась ярко-зеленная трехмерная система координат, пере-ходящая в проекции в жирную стрелку с надписью “EXIT”.
 Если бы можно был остановить время, ну хотя бы на минуту, то заняться этим лучше всего в тот момент когда на небе приканчивается закат. И всю эту халявную минуту таращиться на странное оранжевое пятно на горизонте, как-будто Сальвадор Дали мазанул кистью по холсту и решил ничего больше не дорисовывать. Снова в высоком небе собираются в стайки все сегодняшние эмоции, поступки и желания, кучкуются по фракциям и улетают сгорать в недосягаемый космос, очищая оболочку от минувших проблем. Снова сгорел день, оставляя облака на горизонте, словно дым прогоревших суток. И, как ни странно, а время все-таки ненадолго тормозиться, толи подбадривая, толи выщипывая из тебя последние силы.
 _______________________
 
 С О Ч Е Л Ь Н И К
 ___________________
 
 Продолжение

 Я оторвал взгляд от окна, где заката уже не было и в помине, а только темно-синяя испанская густота. Я зажмурил глаза и выдохнул не только лишний углерод но, и беспокойство, и сомнение, и тревогу. Я сделался чист и нелинован, подобно белому листу, но только на одной поверхности. Внизу, на другой стороне, торчала большая невысыхающая клякса. И давно уже пора её вычистить. Но только не понятно когда и чем? Но эта клякса раздражала и заслоняла собой те сегменты разума, в коих в разных пропорциях ютились заботы и чаянья об обездоленных детях, о разворованном пенсионном фонде, об обременительных тарифах за коммунальные услуги, о повышающимся прожиточном минимуме, об отмене льгот для инвалидов, о наличии самих инвалидов, о тяжкой судьбе Российских провинций, об ошибочном федеральном делении, об издевательской пирамиде ГКО, и о собственных фьючерсных сделках с “BANK OF NEW-YORK”.
 Я взял со стола стакан с минеральной водой, поставил его на пол возле двери и опоясал его петлей из провода от плеерных наушников. Открыв дверь, я протащил концы провода в коридор, и, захлопнув дверь, подтащил стакан с водой впритирку к внутреннему фасаду двери. Если кто-нибудь посетит мой номер без разрешения и в мое отсутствие, это станет заметно по классической лужи подле двери. Конечно, в идеале, следовало бы подсоединить провода под током к металлической ручке двери, но возможный вид догорающих трупов около дверей моего номера в Рождествен-ские праздники смотрелся бы пошло.
 В коридоре на утоптанных коврах валялись блестки конфетти и куски серпантина. Праздничный беспорядок добрался и до моего флигеля. Я подступил к лифту, поправ-ляя галстук-бабочку перед зеркалом. Приглушенный перезвон предупредил о подаче лифта и вертикальный транспорт раскрыл передо мною двери. Совершенно не стесня-ясь молодая парочка отчужденно целовалась в глубине лифта, прокатываясь вверх-вниз, должно быть, не в первый раз. Я понимающе улыбнулся, загрузился в кабину и деликатно уставился на мигающее табло этажей. Хорошо, что хоть диваны перестали ставить в лифт. Иначе пришлось бы идти пешком.
 Как только на втором этаже двери лифта уползли в бок, так сразу же в голову ударило то необъяснимое чувство праздника и великолепия. Большой холл был полон народа, я даже признаться не подозревал, что столько здесь постояльцев, и все они о чем-то галдели, смеялись и отчаянно жестикулировали. По правой стороне холла покоилась балюстрада, которая опоясывала зимний сад на первом этаже, и на которой было особенно много посетителей, заглядывающих вниз. А там, возле фонтана, клас-сический Санта-Клаус веселил нарядных детей. Чуть левее от балюстрады две ветки эскалатора соединялись с надстройкой над главным входом в отель. Именно там и ютился местный ресторан. А между эскалаторами очень мило была вкраплена барная стойка. Преимущественно мужская часть постояльцев предпочла размяться у стойки, в то время как их половины оккупировали левую сторону холла, где на двух уровнях помещались необходимые женские отсеки, как то: парикмахерская, косме-тический салон, зал шейпинга, журнальный магазинчик, магазин одежды и кондитер-ское кафе.

 Вот тут становиться ясно, чем отличаются друг от друга три больших менталитета: если американцу говорят прийти в девять часов, он придет на пять минут раньше, но событие начнется ровно в девять; если попросят русского явится к девяти, он явится ровно в срок, но событие началось на пять минут раньше; ну, а европеец может придти без пяти девять, может в девять пятнадцать, все равно событие раньше по-ловины десятого не начнется!

 Я поправил рукава пиджака, чуть отдернул манжеты белой сорочки, чтобы были видны ослепительные запонки, нацепленные мною впервые. Потом подергал плечами, высвобождая запястья. Вид моих стильных часов не должен проскочить мимо взоров. Оставшись довольным своим видом, я покрутился по холлу, заглянул в зимний сад, и как-то непроизвольно оказался возле барной стойки. Мучить себя я не стал и зака-зал бармену коктейль из джина (50 мл), яблочного сока (100 мл) и белого мартини (50 мл), который в Москве называют: “ЧУЖОЙ ОДЕКОЛОН”. Приняв высокий бокал с отравой, я отступил к дальней прозрачной стене, где в окружении пальм уютно восседали в креслах несколько джентльменов. Там можно было курить и чувствовать себя при этом перезрелым кокосовым плодом, сорвавшимся с пальмы, но не упавшим на землю, а взмывшим под облака.
 
 Я сидел в холле гостиницы и соображал, что это первое Рождество, которое я встречаю в одиночку. Тут же вспомнился далекий Новый Год. Нас – человек восемь занесло под бой курантов на Красную площадь. Легкий морозец и бутылка «Джим Бим» очень складно провожали старый год, и с оптимизмом смотрели в будущее. Все было прекрасно, складно и легко. Особенно когда мелкими глотками отпиваешь виски прямо из горла. Это было между 1995 и 1996 годами. Время разрухи, нестабильно-сти и беспредела. В то время слова практически любого иностранца звучали бы так: «Больше всего меня поразило в Москве то, что большинство русской нищей молодежи совершенно спокойно пьют на Красной площади из горла дорогое виски».

 Я пристроил осушенный бокал куда-то под пальму и немедленно заказал порцию полусладкого шампанского. Я хоть и не люблю напиваться этим сортом алкоголя, но Рождество все-таки. Нам однажды заказали рекламу краски для волос «ИМПРЕССИЯ+». Был какой-то праздник и большинство сотрудников уже успели наотмечаться. Через час рекламщики притащили мне проект слогана: «Пол-литра хорошего настроения». Я так и отдал это заказчикам. А они все перепутали, и в итоге эфир вышла другая редакция: «Импрессия+» - палитра хорошего настроения».

 Я поднялся с диванчика, и переместился за барный табурет. Придвинул к себе пепельницу и заморил третью по счету сигарету.
 - Я пьян, как Вимм-Билль-Данн, - выдал я неизвестно кому. Однако я более пья-нее, чем следовало бы быть. А это - нехорошо, некрасиво и опасно.
 Сейчас самое разумное - доплыть до умывальника и сунуть лицо под холодную воду. Я огляделся по сторонам; экспромтный людской хоровод скакал по балкону, группы празднующих кидались конфетти, а отдельные пары либо прятались по углам, либо спустились вниз, в зимний сад. Я ощутил себя покинутым посреди огромного холла, словно пустой графин из которого допили весь глинтвейн.
 Я поднялся, смахивая с волос порхающее конфетти, и нацелился к левой стороне холла, где можно было привести себя в порядок. В туалетной комнате витал запах сигар и крепкого коньяка. Я похлопал себя по щекам и зачерпнул ладонями холодную воду. Около минуты я так и стоял, поливая себя жидкой прохладой, а затем взял с полки ароматическую салфетку и насухо вытер рожу.
 Ну что ж, раз силы ненадолго вернулись, а менталитет просит простора, то и мертвый затанцует. Я быстрым шагом миновал большой холл и спустился на нижний этаж. Там брызжил карнавал, как брызжет переспелый апельсин: липко, сладко и вкусно. Я ввинтился в центр пляшущий массы и понял, что это некорректная ошибка. Слишком много алкоголя было влито в мой живой радиатор и под воздействием танца я, естественно, закипел. Охладится я решил проверенным способом.
 Из последних сил непослушные пальцы пытались втереть в виски хоть капельку бодрости. Состояние было пост-праздничное, хотя сам праздник только начинался. Несколько шагов по зеленоватому кафелю взбалтывают в желудке насыщенный обед и проталкивают к печени только что выпитое. В туалетной комнате слишком накурено, чтобы пытаться привести себя в чувство. Но я все равно подошел к типичному испан-скому зеркалу и безнадежно отослал взор на зеркальный потолок. На стереотипного Мюнхенского горожанина я похож довольно слабо, хотя по легенде обязан выглядеть как молодой солидный бюргер.
 Посмотрев на часы, я слегка удивился: четверть двенадцатого. Куда угробилось столько много времени я вспомнить не мог. Я вернулся в огромный холл и прохромал к барной стойке.
 - Эй, приятель, - окликнул я бармена, - сооруди мне чашечку кофе.
 Тот посмотрел на меня большими, как испанские кастаньеты глазами и только тупо улыбался. Я сообразил, что ляпнул на русском, но как это будет по-немецки вспомнить не мог. Зато я почувствовал правым ухом заметное оживление за стойкой. Из немногочисленной экспозиции на табуретах оторвалось одно тело и направилось прямиком ко мне.
 - Простите, Вы - русский, - зазвучал вопрос приятным голосом.
 Я повернулся и проглотил слюну. Безумно милая и молодая дама, улыбаясь исключительно нежно, дотрагивается до моего плеча.
 - Нет. Я просто так выгляжу, - отвечаю печально.
 - Боже, какой кайф! Я весь день пытаюсь найти хоть одного русского, - радуется незнакомка и присаживается рядом. - Вы один здесь?
 - Один. Хотя, теперь с Вами.
 - Нет, я имею в виду вообще: здесь, в Испании?
 - А Вам не кажется, что это неподходящий вопрос?
 - Вовсе нет. Чего здесь такого? Я прост рада, что встретила соотечественника за десять тысяч верст от России. Если Вам неприятно мое общество - скажите и я немедленно уйду.
 - Не обижайтесь, - смягчился я. - Просто в этой еб.. Испании я немного озверел. Отчасти из-за того, что путешествую в одиночку.
 - А, что Вас сюда занесло? Или Вы опять скажете, что я слишком любопытная?
 Вместо ответа я ухмыльнулся и переадресовался бармену. Тот вольготно стоял и непонимающе слушал нашу трескотню. Я ему показал на кофейный аппарат и под-нял два пальца. Тот сложил губы бантиком и отчалил.
 - А Вы-то сами что здесь делаете? - забрал я инициативу в свои руки.
 - Отдыхаю, как и Вы. А в свободное время я пресс-секретарь Российской женской сборной по синхронному плаванию. Наша команда здесь на сборах, но у них режим, и отпустили только администрацию немного поразвлечься. Удовлетворены? А Вы похоже – «новый русский», не знающий где бы еще встретить Новый Год?
 - Почти, - икаю я приглушенно, - я воплощаю в жизнь Завещание Петра Первого.
 В глазах собеседницы читается заинтересованность и какая-то особая женская искорка легкого флирта.
 - Что Вы имеете в виду?
 - Я имею в виду постоянную экспансию чужой территории. Сейчас – очередь Испании. Я – так сказать – завоевываю эти земли на благо Родины.
 «Парень-то совсем допился!» – именно так должна подумать моя собеседница. И, скорее всего, так и думает, потому что слишком долго в разговоре сквозит пауза. Я вижу, что девушка разглядывает грани своего бокала и тихо интересуюсь:
 - О чем Вы сейчас думаете?
 - О том, что если шампунь называется «ГОЛОВА И ПЛЕЧИ», то почему бы алкоголь-ный коктейль ни назвать «ПЕЧЕНЬ И ПОЧКИ».
 «Она явно умна, а поэтому опасна», - мигает мысль в моей голове. - «Взяла паузу и заговаривает мне зубы. Чего она хочет?»
 - Не сочтите меня за сумасшедшую, - прерывает она мою думу, - но надо было взять небольшой умственный тайм-аут, что бы понять – что за человек передо мной, легко знающий о завещании Петра I.
 - И какое у Вас сложилось впечатление?
 - Вы либо – литератор, либо – художник. Остальные нормальные люди вряд ли бы встречали Рождество в одиночестве. Вы не обиделись?
 - Нет. Потому что Вы угадали, - я кончиком пальца скурносил нос. - Я и в правду - литератор. Вернее – литературный переводчик.
 - В самом деле? Как интересно. И что же Вы переводите?
 - Сейчас - Лермонтова, - щуру я хитрые глаза.
 - Хм-м. И на какой язык?
 - На русский.
 - Как? Не поняла? На русский? А, пардон, с какого?
 - Тоже с русского.
 - Вы издеваетесь? - девушка выстрельнула вверх бровями.
 - Ничуть. Просто тот язык Лермонтова хронически устарел. Сейчас люди разго-варивают так, что это уже новый язык. Вот я и перевожу классику на современность.
 - И, что, за это платят? - новое удивление со стороны собеседницы.
 - Ну, не так, как Лермонтову. Вы бы стали платить за такие строчки:

15лет тому назад,
там, где сливаясь невпопад,
обнявшись словно братаны
две водянистые руки -
из Яузы – Москвы-реки.
И где усталый пешеход
минуя длинный поворот
в огромный дом мог видеть вход.
Но не горит уже над ним
рекламы благовонный дым
не слышны звуки в тишине
в слегка распахнутом окне.
Там был когда-то словно сон
кинотеатр «Иллюзион».

 - Вы часто ходили в «ИЛЛЮЗИОН»? - совершенно не так реагирует девушка на моё сочинительство, но потом все же сдается. - Вы знаете, а довольно неплохо. Я имею в виду стихи. И, как я понимаю, стихосложение - это не главная Ваша профессия, но считайте, что я Вам поверила.
 - А почему бы и нет? - взмутился я. - Я же Вам поверил.
 - Ну, тогда давайте выпьем за доверие. И, на минуточку, за знакомство. Согласны?
 - Трудно что-либо возразить. Я - Денис.
 - Вика, - представилась ценительница поэзии, отпивая из бокала. – Не хотите еще что-нибудь рассказать о себе?
 - Какое направление вас интересует? Социальный статус, банковский счет, сексу-альная ориентация, владение оружием?
 - Да все, что сочтете нужным.
 - В таком случае у меня осталось только одно, что я от вас скрыл, - я поднялся с табурета, сунул в карман пачку сигарет, и, собираясь уходить, мимоходом шепнул собеседнице: - Я читаю Горького в подлиннике.

 Очередной бокал вдал между ушей и прибавил той легкости с которой обычно прыгают с крыши. Мне было легко и беспощадно-наплевательски. Я парил на бес-цветных крыльях праздника и веселья, как те пузырьки шампанского, которые взле-тают вверх и кружатся возле носа, пока не лопнут игристыми молекулами. Мне было свободно и величественно, как обитателям Олимпа уверенно стоящим на вершине на сильном ветру. Мне было хорошо и спокойно, даже не смотря на то, что какая-та Рита забыла вчера у меня зажигалку. Или я у неё?