Арест

А Р Е С Т.


 Шли третьи сутки, как «Форика» «закрыли», и он считался , то есть относился к категории «задержанных». Задержать у нас могут кого угодно и за что угодно, и сплошь и рядом вообще ни за что, а просто потому, что парочке вчерашних деревенских ублюдков, сегодня нацепивших ментовскую форму и накачавших себя «горячительным», захотелось поиграть в «комиссара Катаньи», или просто показать свою власть и всемогущество в отместку за копившуюся чуть ли не с младенческих лет обиду за унижения и насмешки вчерашних одноклассников в школе, а затем сослуживцев в армии, как правило более успешных, привлекательных для противоположного пола и главное более сильных. Согласно экономической теории, компетентность и личностные качества персонала, на 90% зависят от уровня стимулирования ( а проще от зарплаты) и создается впечатление, что наше государство намеренно набирает на охрану своей законности самых последних тупиц, трусов и дегенератов.
 Так вот, «задержать» без всяких объяснений и каких бы то ни было согласований, Вас могут на 72 часа (или трое суток). Затем тебя должны либо «нагнать»*, либо взять у прокурора санкцию на твой арест и тем самым перевести тебя на бумаге из категории «задержанных» в категорию «арестованных», а в жизни из «отделовской»** «хаты» в следственную камеру ИВС (изолятор временного содержания)- новое название КПЗ (камера предварительного заключения), с абсолютно старым содержанием. Если юридическая сторона ареста намного тяжелее задержания, то чисто бытовая…. Задержанных в отличии от арестованных не кормят, не выдают матрасов (подушек и одеял), не разрешают читать и писать (кроме протоколов в кабинете следователя или оперативника), но самое страшное – не разрешают курить.

 После неожиданных даже для него самого «разборок» в деревенском клубе Гарипову Фариду (среди друзей просто «Форик»), корячилась*** 102-я или 103-я статья Уголовного кодекса – умышленное убийство и все (в том числе и он сам в первую очередь) понимали, что ни о каком «нагоне» не может быть и речи, но парадоксально – желанной сейчас санкции прокурора на арест, с последующим переводом его в категорию ЗЭКов, следственную камеру КПЗ и всеми вытекающими отсюда бытовыми «удобствами», до сих пор не было. Его не пугало это, следовавшее за арестом слово – ТЮРЬМА и вся та черная бездна, покрытая для человека незнакомого с «системой», плотной завесой бетонных заборов с часовыми на вышках и колючей проволокой с сигнализацией и окружённой благодаря своей непроницаемой таинственности ореолом пугающе-угрюмого романтизма. Почему тюрьма так сильно пугает нормального, законопослушного, среднестатистического человека? Откуда-то в голову приходит совсем невесёлое сравнение со смертью. Смерти ведь тоже боится абсолютное большинство людей, и пугает она именно своей неизвестностью. Так и тюрьма…. Пока человек не попал «сюда», пока не столкнулся непосредственно сам с «системой», пока она не протащила его через «шмоны»**** и унижения, грязь и смердяще – чадящую духоту камер СИЗО и КПЗ, где на одну «шконку»***** приходится по 3 человека , через беспредельно- безнаказное упивание ментов своей властью и бездействие законов, через подлость или просто равнодушие окружающих тебя людей. После того как проходишь горнило оценки тебя,

* «нагнать» - отпустить, выпустить, освободить
** «отделовской» «хаты»- камеры при отделении милиции.
*** «корячилась» - ожидалась, предполагалось, что по ней(по этой статье) будут судить.
**** «шмон» - обыск, либо личный досмотр
***** «шконка» - кровать

- 1 -
 такими же как ты сам ЗЭКами и занимая в первую очередь в соответствии с этой оценкой и только потом в соответствии с физической силой, образованием, собственной системой
 приоритетов и человеческих ценностей определенное место в здешней иерархии. Борьба за «место под солнцем» в этой иерархии из-за плотности населения, которая не снилась даже китайцам, обостряется тут до предела человеческой хитрости, изощренности и агрессивности. После всего этого через несколько недель или месяцев (в зависимости от адаптационных способностей) такая жизнь становится своеобразной нормой («здесь» очень расхожа поговорка, что человек такая «скотина», что ко всему привыкает.) и ты уже в зависимости от собственных стремлений и способностей либо умудряешься жить, стараясь пробиться наверх или просто «держаться не плаву»,либо существуешь, постепенно деградируя и скатываясь на самое дно, но слово ТЮРЬМА и всё то, что скрывается за этим ёмким понятием уже теряет для тебя свою пугающую неизвестность и таинственность.
 «Отучившись» один «семестр» (полгода) в университете под названием Сизо-1 города Казани в прошлом году, Форик уже не по наслышке был знаком с этим зарешеченным миром, потому что именно этот «первый курс» образования (именно образования а не обучения) ЗЭКа из нормального человека, довольно безобидно и благозвучно именуемый юристами – «следственный изолятор», зовется ЗЭКами «тюрьмой» и с самоуверенностью новичка, присущей наверное всем первокурсникам, он считал себя многоопытным ЗЭКом.
 «Шуба» - сплошные бугристые, бетонные нашлёпки на стенах вместо штукатурки (официально запрещенная, но практически нигде не замененная на нормальную штукатурку), созданная вероятно специально для подавления психики, для бывалого в подобных местах человека, служит объектом первоочередного и пристальнейшего исследования. Она как будь-то специально создана для «затаривания»* «бычков»**, спичек «шерпаков»*** и тому подобных мелочей, способных скрасить или облегчить томительные часы ожидания тебе, или тем кто придёт сюда после тебя.
 После очередного «обхода» по «шубе», Форик подвёл неутешительные результаты – два «бычка», о которых можно сказать: «Покури дружёк, я уж губы обжёг», но и их покурить не получится, так как нет ни спичек, ни «шерпака», ни бумаги для скрутки. Слабым утешением было то, что время должно быть уже к вечеру и через час-другой «мусора» должны будут выводить на «оправку», и тогда можно будет «стрельнуть» пару сигарет у сержанта или при хорошем раскладе быстренько подскочить к следственным «хатам», откуда могут «тусануть»**** и пачку сигарет. Но это хотя и недалёкое но будущее, а пока… Фарид подошёл к «роботу», прислушался…. Человек, знакомый с системой, знает, как обостряется восприятие любой информации извне, всеми органами чувств, как только он попадает в подобный «каменный мешок», будь то камера в вольном отделе милиции, карцер в тюрьме или изолятор в «зоне». Может быть отчасти именно этим, помимо сходства внешних условий объясняется то, что в любом регионе необъятного, как сама Россия ГУЛага подобное действо, несмотря на разность юридического статуса содержащихся в этих каменных мешках людей, ЗЭКи называют одним термином – «закрыли».
 Из «дежурки» послышался едва различимый шум голосов. Где-то на уровне подсознания, слуховой анализатор определил, что это не обычный монотонный разговор дежурного по телефону. Голоса звучали громче, но это было и не беззлобно-визгливое переругивание сержантов, потому что слова выговариваются настолько членораздельно


* «затарить» - спрятать.
** «бычок» - окурок.
*** «шерпак» - боковая часть коробка, о которую зажигают спички.
**** «тусануть» - передать.

- 2 -
(совершенно чуждо подобной «глухомани»), что некоторые из них можно разобрать даже через деревянный массив обитого железом «робота»* и толстую дверь «дежурки».
Поднявшаяся было для удара в робот рука, отозвалась болью во всём теле, напомнив Форику о его «задержании» два дня назад за околицей удмуртской деревни «Новая игра». То ли эта всепроникающая боль, то ли послышавшийся ему в едва различимом шуме голосов, голос прокурора Граховского района, который собственной персоной контролировал его наделавшее столько шума в этом заштатном районе дело, но Форик намного медленнее, чем поднимал, опустил руку, и напрягшись чуть ли ни физически, постарался весь обратиться в слух.
 Одиночество этих трёх дней, после его задержания, довольно часто прерывалось обычными в таких случаях вызовами то на мед. освидетельствование, то для «игры на пианино»**, фотографирование и прочее, ну и разумеется на допросы. При каждом таком вызове, Фарид допекал всех подряд, независимо от т ого, имеют они к этому отношение или нет, просьбами о переводе его в следственную камеру. Люди не имеющие к этому отношения либо просто пожимали плечами и отделывались словами суть которых в том, что они не имеют к этому никакого отношения, либо обещаниями передать его просьбу прокурору, но все они держались с ним чересчур настороженно и старались едва закончив свои обязанности, побыстрее и как будь-то бочком выскользнуть из этого кабинета, унося в памяти довольно непривлекательный, если не сказать пугающий (благодаря почти сплошному синяку, покрывающему после его «задержания» всё лицо) образ человека с клеймом «убийцы милиционера».

 Следователь прокуратуры Слава Перевозчиков, который непосредственно вел дело Гарипова Ф.С. по убийству сержанта милиции Мещерякова – молодой лет 32-х мужчина с самой что ни на есть заурядной внешностью о которой через пять минут после окончания разговора едва ли можно было что-то вспомнить, с типичным удмуртским акцентом и такой же типичной туповатостью, вел допросы с какой – то отчаянной нахрапистостью за которой подобно зайцам из популярной песенки от страха косящих трынь-траву, пытался скрыть всё тот - же страх. Несмотря на эту нахрапистость, они никак не мог взять инициативу ведения допроса в свои руки. После капитана Егорова – начальника следственного отдела Кировского района города Казани – этого зубра уголовного розыска с внешностью школьного учителя литературы, который вел дело Форика по прошлой судимости, этот колхозный «Пинкертон» был даже не школьником, а скорее даже воспитанником детского сада. Форик предугадывал все уловки и вопросы, которыми пытался потчивать его Перевозчиков и отвечал на них не давая не только закончить, а зачастую даже начать задавать эти вопросы и постоянно переводил допросы к интересующим его вопросам. Два дня назад, когда он только что познакомился с «Пинкертоном» и первый допрос плавно двигался к своему логическому завершению, Фарид первый раз задал этот вопрос интересующий его сейчас в первую очередь:
 -- Когда меня переведут в следственную камеру?,
Перевозчиков сделал вид, что не расслышал вопроса и в ответ (лучшая защита – нападение) задал ничего не значащий вопрос:
 -- Так кто выносил оружие из дома перед вашим отъездом?
Фарид подождал несколько секунд, дождался, когда «Пинкертон» закончит писать, и поднимет свои маленькие, бегающие глазки и наклонившись к столу, как бы надвинулся на тщедушного следака своим пропорционально-массивным телом слицом профессионального боксёра, только что закончившего поединок:
 

* «робот»- дверь камеры.
** «игра на пианино» - снятие отпечатков пальцев

- 3 -
-- Слушай, Слава – он сделал паузу, как бы раздумывая – согласно статье 51 УК Российской федерации, я могу вообще не давать никаких показаний и кстати этот
протокол тоже могу не подписывать без всяких процессуальных для мены последствий. – глаза «Пинкертона» удивленно округлились, тело заметно качнулось в сторону противоположную от этого «боксёра», который между тем продолжал, - конечно, на твое й зарплате это непосредственно не отразится, но вот успешное продвижение тобой этого дела, явно притормозит, поэтому давай не будем сворачивать друг другу кровь…., так когда, говоришь, меня в следственную переведут?
Перевозчикову ну ни как не улыбалась перспектива противостояния с этим превосходящим его по всем статьям «рыцарем ножа и топора». Сначала он еще пытался привести пару-тройку сколь-нибудь правдоподобных аргументов, первым из которых была переполненность следственных камер, затем отказ прокурора дать санкцию из-за недостатка доказательств, но наткнувшись на элементарную, но железную логику Форика, его знание ситуации в ИВС и уголовно-процессуального законодательства, разносящее хлипкие аргументы «Пинкертона» в пух и прах, понёс уже совсем какую-то околесицу, как невыучивший урок школьник, перескакивающий с пятого на десятое.
 Так и не добившись за 2-е суток перевода в следственную камеру, Фарид «доставал» дежурных тем, что постоянно «ломился»* в «робот», рискуя оказаться на «ласточке»**, но то ли его «тяжеловесная» 102-я статья УК, то ли то, что причиной его «кипиша»*** было требование прокурора, а скорее всего и то и другое, спасали его от этого «удовольствия».


 Через несколько минут необычайного оживления, голоса в «дежурке» разом смолкли и сверхнапряжение слухового аппарата Форика было вознаграждено шумом приближающихся к «хате» шагов, но не волььяжно шаркающих сержантских, а торопливо чётких и уверенных шагов дежурного офицера, что только укрепило догадку Форика о высоком ранге «гостя» в «дежурке» и что «гость» этот «заказал» именно его.
 Клацанье засова, поворот ключа, скрипящий стон «робота» и звук удара, предваряемый звоном растягивающейся цепи, ограничивающей открытие двери не больше чем на сорок сантиметров сливаются в 3-4 секундный лязг, вслед за которым следуют слова, воспринимаемые, как и всё здесь со смешанным чувством страха перед неизвестностью и надеждой:
 -- Гарипов!, на выход!
 За те несколько мгновений, пока открывался «робот», Форик успел принять лежачее положение на нарах и сейчас таращил на дежурного заспанно-удивлённые глаза.
 -- С вещами? – спросил он и стал тяжело подниматься, опираясь на руку,нацепив на лицо мученическую гримасу боли и всем своим видом изображая тяжело-больного человека, что впрочем было недалеко от истины и он не особо напрягал своё на удивление хорошо развитое, как у большинства ЗЭКов актёрское мастерство.
 -- Гарипов, кончай концерт. На беседу к прокурору.
Все те несколько минут по пути к следственному кабинету в сопрговождении дежурного капитана, Фарид лихорадочно перебирал в своей голове аргументы, все «pro» и «contra», ибо хорошо усвоил вычитанную некогда у Карнеги фразу, которую считал истинной: «Перед тем, как встретиться с нужным мне человеком, лучше два часа про
шагать возле его двери, чем войти в его кабинет не имея совершенно чёткого


* «ломиться» - громко стучать
 ** «ласточка» - издевательство, когда связывают за спиной руки и ноги притянутые друг к другу. Применяется для успокоения особенно буйных задержанных
*** «кипиш» - буйства

- 4 –
 представления, что я скажу ему и что он по всей вероятности мне ответит.
У Форика сейчас не было двух часов, но до этого он двое суток готовился к этому разговору и это лихорадочное жонглирование аргументами было лишь последним штрихом. Когда он открывал уже хорошо знакомую дверь следственного кабинета, у него был готов не общий план, а чётко прорисованная до мельчайших подробностей картина предстоящего разговора.
 Переступив порог кабинета,Фарид наткнулся на холодно-испытывающий взгляд серо- голубых, как и у него самого, глаз, взирающих из- за очков в массивной роговой оправе. За столом сидел мужчина лет пятидесяти в хорошо подогнанном и отглаженном прокурорском мундире с петлицами старшего советника юстиции с платиново- седой шевелюрой зачёсанной назад, как на пачке чая «Седой граф». Весь вид его представлял выгодный контраст со всеми, кого Фарид успел увидеть в этом захолустье.
 -- Добрый день, - Фарид решил разом преодолеть психологический барьер, как при купании в хорошо знакомом водоёме не пробуя воду рукой или ногой, а ныряя с разбегу преодолевая температурный режим между водой и телом.
 -- Здравствуйте, Гарипов, садитесь – сказал прокурор грудным, негромким, но звучным голосом, указывая через стол на старый стул, с вытертый разве что не до дыр тряпичной седушкой.
 -- Я вот по какому поводу просил Вас придти, - начал Форик, намеренно употребив это «просил придти», вместо «вызывал» или «требовал» - меня ведь задержали в ночь с девятого на десятое сентября, значит сегодня ночью истечёт трое суток с момента задержания… - он сделал 2-х секундную паузу, давая возможность переварить услышанное, или при желании, вставить замечание по поводу услышанного, но прокурор молчал и Форик не затягивая паузу до неудобной, продолжал. – Я бы не хотел тревожить ночью ни дежурного, ни Вас, что бы Вы мне ночью санкцию выписывали, а то ведь согласно УПК, они должны будут отпустить меня ночью. Так что Вы уж выпишите мне арест и пусть меня в следственную переведут.
 Обоим было понятно, что никто не собирается отпускать его ни сегодня ночью, ни в ближайшие несколько лет, но сам факт прихода прокурора говорил о том, что им не безразлично, насколько гладко пройдёт это его слишком «громкое» для этого «колхоза» дело в суде.
 -- Вы знаете, Гарипов, что Мещеряков работал в КПЗ и со многими подследственными у него были слишком хорошие отношения. – парировал прокурор его «подачу», пытаясь заставить его защищаться и ошибочно приняв согласный кивок головы и потуплено- растерянный взгляд, как отказ от дальнейшей борьбы. Стараясь развить успех, он продолжал практически без паузы – и у Вас с ними из-за этого могут быть серьёзные конфликты.
 По этому аргументу прокурора, который он уже неоднократно слышал от Перевозчикова и от дежурных «ментов», правда в намного более вольной и угрожающей трактовке, Форик даже несколько разочарованно понял, что эта «партия» им уже выиграна и просчитывал стоит ли ставить прокурора в тупик выражением типа «Ну и что я теперь до суда «задержанным» буду?», но памятуя о японской поговорке «кто мягко ступает, тот далеко пойдёт», решил пойти по более миролюбивому пути.
 -- Мне кажется, что Вы не совсем верно информированы, - сказал он давая понять, что знает положение в КПЗ вообще и отношение ЗЭКов к его «терпиле» в частности, - и никто и подследственных конфликтовать со мной не будет. – он сделал слегка заметное ударение «со мной» - Тем более из-за сотрудника милиции. – он знал это на все 100%, как из предыдущего опыта Казанского СИЗО, так и из короткого разговора с «Калганом» - местным «строгачём», приехавшим с «Базисной 13». Через «пику» «робота» следственной «хаты», во время оправки, «Калган» ясно дал понять «Форику», что «терпила» его был


- 5 –
ещё той сволочью, и угрозы конфликтов с ЗЭКами из-за него это всё «понты» «мусорские».
 В разговоре с прокурором Фарид намеренно не выходил за пределы нормативной лексики, как бы давая ему фору и продолжая играть на поле соперника. Ещё пару «ударов»- аргументов противника в мундире он парировал легко, но без обидной показухи, и когда прокурор произнёс следующий вопрос – утверждение:
 -- У нас даже нет пока достаточных доказательств для ареста, - и хотя Форик знал, что это «туфта» для первоклассников, понял, что прокурор внутренне сдался и пытается сейчас лишь добиться приемлемых условий для капитуляции.
 -- Я подпишу все протоколы написанные следователем с моих слов, - не торгуясь подвёл черту Форик, как бы сводя всю игру к ничьей. От неожиданности строгие черты лица прокурора даже как будь-то разгладились, - если вы мне дадите слово, что меня сегодня же переведут в следственную камеру КПЗ.
 В кабинете повисла пауза. Прокурор внутренне очень довольный таким поворотом событий, как бы раздумывая потирал переносицу, двигая при этом свои очки с оправой «Директор».
 -- Хорошо, я дам санкцию на Ваш арест, - снисходительно сказал он и со стороны могло показаться, что у него был какой-то выбор. Он нажал кнопку вызова на стене возле его стула – Перевозчикова ко мне – сказал он тут же появившемуся сержанту и видимор вспомнив, где находится, добавил, - в следственный кабинет.
 -- Понял – обронил сержант не по уставу исчезая за дверью.
 В кабинете повисло напряженное молчание. Первым не выдержал прокурор.
 -- Как же вас так угораздило…, из такой семьи, студент мед. института, и …
 Появившийся на пороге кабинета «Пинкертон» с чёрной папкой под мышкой, освободил Фарида от ответа на этот больной, неприятный и не дававшийему самому покоя вопрос, поиски ответа на который займут не одну бессонную ночь: «Как же так?...»
 -- Разрешите? – и не дожидаясь ответа, следователь прошёл к столу положив на него свою папку. По поводу содержимого папки у «Форика» не было ни малейших сомнений.
 -- Так Слава – обратился к нему прокурор вставая – принесите протоколы допросов…
 -- А у меня всё с собой – выпалил «Пинкертон» перебивая начальника и припечатывая ладонью свою папку. Он видимо ожидал начальственной похвалы за расторопность, но прокурор поморщился как от зубной боли и нахмурил брови.
 -- Хорошо, сейчас подпишите протоколы, а потом с «санкцией» ко мне на подпись. – сказал он голосом не предвещавшим ничего хорошего Перевозчикову, а Фарид едва сдержал улыбку и от наблюдения сцены этого «доморощенного театра» и от того, что наконец-то добился перевода в «человеческие условия».
 Подпись протоколов заняла не более десяти минут. Фарид подписывал их почти не читая, лишь поверхностно пробегая последние строчки и чернез 15 минут уже собирал более чем скромные пожитки пока ещё в «отделовской» «хате», а ещё через полчаса, после короткой «мелодии» открываемого «робота», раздалось долгожданное:
 -- Гарипов на выход! С вещами….

 «Форик» был по прежнему один, но это была уже следственная «хата» - крохотная, четырех местная, всего на метр длиннее железных двухярусных «шконок», приваренных к железным пятакам вмурованным в «шубу»противоположных стен и оставляющих между собой проход по которому человек гораздо более скромных габаритов едва ли мог пройти прямо. Фариду же приходилось протискиваться почти боком. На первый взгляд (благодаря ещё более тусклому чем в «отделе» освещению), «хата» была ещё мрачнее отделовской, но эта мрачность не могла обмануть намётанный глаз, который сразу заметил и многочисленные «жирные» «бычки» торчащие из «шубы» и прокопчённый эллипс на стене в изголовье одной из «шконок» и стоящую тут же прокопчённую кружку. Всё это и некоторые другие мелочи он отметил при первом же взгляде поверх скрутки,

- 6 -

 выданного в кладовке, грязного, тощего матраса с подушкой и оборванного по краям
одеяла. Фарид бросил матрас на «шконку» у стены напротив прокопчённой. Тут же оторвал «тарочку»* от торчащей за шконкой газеты, распотрошил три «жирных» «бычка» и торопливо смастерив самокрутку, смачно затянулся. По самым скромным прикидкам благодаря «затаренным»** в «шубе» «бычкам» в ближайшие 2-3 дня табачный кризис ему не грозил, а дальше … Заглядывать в будущее ему не хотелось, да «здесь» и не принято заглядывать далеко вперёд – прожили день и хорошо, или как там у «бессмертного» О. Хаяма:
 «Не оплакивай смертный вчерашних потерь
 Дел сегодняшних завтрашней меркой не мерь
 Ни былой ни грядущей минуте не верь
 Верь минуте текущей, будь счастлив теперь.»
 Раздались три довольно сильных удара в стену через равные интервалы времени – вызывают соседи. Фарид подошёл к роботу, приложил ухо к «пике»*** с выбитым стеклом.
 --Ой-ёй, соседи!, кого закрыли? – он узнал голос «Калгана»
 -- Да это меня из отделовской «хаты» «тусанули»****, - не сомневаясь, что «Калган» узнает его голос, крикнеул «Форик» в «пику»
 -- Ну наконец-то, а то совсем они тебя в «отделе» «заморозили».Как там у тебя «положение»?
 Во всех «зонах» и тюрьмах, КПЗ и «крытых» под этим словом «положение» в первую очередь понимают наличие или отсутствиекурева и чая и уж только потом всё остальное.
 -- Курить пока есть, вот с чаем - беда ответил «Форик» давая понять, что не первый день в «системе»
 -- Ну ладно, сейчас уже «оправка» - жди.
 -- Слышь, «Калган», загони «порожнячёк»*****, да «пастик» по возможности.
 -- Сделаем, жди. Пойдём пока, а то «бандяк»****** не успею упаковать
 Действительно минут через десять – пятнадцать раздался лязг открывающихся роботов «отделовских хат», торопливые шаги «задержанных» в коридоре и журчание воды в умывальнике туалета находившегося прямо напротив камеры Фарида. Наступилаочередь КПЗ. Фарида вывели первым : «видимо «Калган» подсуетился» - подумал он и быстро справив физиологические потребности, тщательно вымыл руки, голову, шею, предварительно обнажённый в камере торс, в последнюю очередь ноги и набрав воды в полуторалитровую эмалированную кастрюлю выданную специально под воду в каптёрке вместе с алюминиевой кружкой ложкой и миской – «шлёмкой», поспешил в камеру. В следующую минуту коридор наполнился шумом голосов. Воткрытую «пику» Форик посчитал – четверо, если не «малолетки»,то уж точно первоходы*******. Весёлое возбуждение, повышенные, немного визгливые интонации, придавали им сходство с

*«тарочка» - прямоугольный клочок газеты для скручивания «самокрутки»
** «затарить» - спрятать
*** «пика» - глазок в тюремных дверях
**** «тусанули» - перевели
***** «порожняк» -чистый листок бумаги
****** «бандяк» - туго свёрнутый свёрток с чаем, куревом и пр. сворачивается, что бы было удобно прятать в складках одежды и передавать в «пику» и другие небольшие отверстия.
******* «первоходы» - люди впервые попавшие в «систему» и содержащиеся как правило отдельно от неоднократно судимых, но в КПЗ в силу отсутствия возможностей содержаться все вместе.

- 7 –
ребятнёй на речке, среди которых начальственно- снисходительным тоном, неторопливой походкой и «перстаками»* почти на всех пальцах, подобно воспитателю или пионервожатому, выделялся «строгач» - «Калган». Из двери в конце коридора, ведущей в «дежурку», послышался телефонный звонок и через несколько секунд голос дежурного:
 -- Гриша, иди быстро – твоя звонит.
 Тут же послышались удаляющиеся в сторону «дежурки» шаги Гриши – старшего сержанта лет сорока пяти, которого наверное до самой старости никто не будет называть иначе как «Гриша». Не успели смолкнуть его шаги, как «Калган» метнулся к роботу второй хаты.
 -- Форик
 -- Ну…
 --Держи!
В пике появился конец «бандяка» в форме колбасы диаметром около 4-х сантиметров – точно по размеру «пики». Быстро, но осторожно, чтобы не порвать оболочку из целлофана, щедро перемотанную для надёжности нитками Фарид затягивал оказавшийся довольно длинным «груз». Когда все примерно шестьдесят сантиметров «колбасы» были в камере, Фарид, за год вольной жизни отвыкший от подобного рода операций и потому немного взволнованный, выдохнул в «пику».
 -- Всё, «дома»**, благодарю.
 -- Да брось ты,не за что.- послышался обычный у ЗЭКов ответ на слова благодарности – Сразу не вари, через полчаса проверка, унюхают – «шмонать»*** будут.- и в этом «шмонать будут» вместо короткого и хотя уместного, но немного обидного - «отметут»****и в том, как был упакован «груз», чувстваволось, что «Калган» да-а-а-а-леко не новичок в «системе» - ну ладно, не болей, если что, «шуми» - бросил он вместо прощания в ответ на приближающиеся со стороны «дежурки» стук форменных ботинок.

 Выждав минут двадцать после того, как прошла проверка «спецконтингента» принимающей сменой «ментов» и затихли голоса в «дежурке», Фарид достал «затаренный» наскоро в одеяло «бандяк» и наскоро размотав нитки, стал аккуратно разворачивать целлофан. Внутри было насыпано около двухсот грамм мелкогранулированной «индюхи»*****, семь шоколадных конфет «Кара-кум» и с десяток сигарет «с каблучком» (с фильтром). «Космос» Моршанск» - прочитал он поднеся одну из сигарет поближе к глазам.
 -- Индюха, «Космос», шоколад – неплохо для такой «дыры», - вслух подумал Форик, но особенно он порадовался пяти двойным листам из школьной тетради в клетку и авторучке с полным стержнем..
 Наполнив водой «чифирбак» - прокопчённую «хозяйку»******, он установил её над щелью, образованную «шконкой» и основанием прокопченного эллипса на стене. Насыпал на листок «замутку»*******и оторвал от одеяла «дровину» - полосу шириной сантиметров десять-двенадцать. Оценивающе осмотрел её: «Должно


* «перстак» - татуировка в виде перстня на пальце.
** «дома» - в камере.
*** «шмонать» - обыскивать
**** «отметут» - отберут
***** «индюха» - индийский чай
****** «хозяйка» - казённая алюминиевая кружка
******* «замутка» - доза чая - заварка для чифира

- 8 –
 хватить» и чиркнув спичкой, запалил один конец «полена», одновременно сворачивая его в трубу и поднося пламя импровизированного факела ко дну «чифир бака».
 Ни затёкшие от неудобной позы ноги, ни дым наполняющий камеру не могли отвлечь его сосредоточенного внимания. Лишь на мгновение, когда вода начала бурчать, он, держа одной рукой факел, другой ссыпал приготовленную «замутку» в «чифир бак». Через несколько минут отяжелевшая от пропитавшей воды «шапка» чая начала «дышать», выстреливая на поверхность струйки пара, которые перебивая даже плотную завесу дыма, наполнившего камеру, щекотали ноздри дразнящим ароматом.
«Ну теперь ещё пару раз перевернуть» вспоминал как на «практических занятиях по варке чифира» в казанском «университете» пенящийся кипяток пробивался сквозь «шапку» чая наружу и в тот момент, когда уже почти готовый, бурлящий чифир готов был сбежать за край кружки, факел быстро убирали на несколько секунд «роняя» «шапку» помешиванием «весла» - ложки. Затем факелом снова «поднималась» и «переворачивалась» «шапка» и после 2-3 таких циклов процесс варки чифира закончен. Мастерство здесь заключается в том, чтобы регулированием интенсивности горения, по возможности меньше надымить и сжечь меньше «дров».
 Накрыв готовый чифир, чтобы дать ему немного настоятся, Фарид критически осмотрел «дымовую завесу» в камере, невольно сравнивая процесс варки чифира с плаванием: «Без тренировки конечно результаты много хуже, но раз научившись плавать, уже не разучишься». Погоняв с минуту дым остатками одеяла в сторону отдушину над дверью, больше для отчистки совести чем воздуха, он уселся на расстеленный на «шконке» матрас и пару раз «тусанув»* настоявшийся чифир стал пить сравнимый по горечи с раствором анальгина обжигающую, ароматную жидкость, отливая небольшие порции из «чифир бака» в другую «хозяйку», что бы хоть немного остудить и в нарушение ЗЭКовской традиции, предписывающей пить чифир без сладкого, откусывая крохотные кусочки от конфеты. Допив эту лошадиную для одного дозу (такой «чифир бак» обычно пьётся на трёх-четырёх человек), Фарид разжевал оставшуюся половину конфеты, закурил «Космос» и откинувшись на прислоненную к «шубе» подушку, прикрыл глаза. Вместе с волной какого-то внутреннего тепла, разливающейся по всему телу, из него постепенно уходила и боль ментовских побоев и холодно – голодная неустроенность отделовской хаты и напряжение последних трёх дней и безотчётный страх перед безрадостной перспективой. Он даже сам удивился этой охватившей его эйфории. Сколько раз ему ещё предстоит испытать это чувство почти полной удовлетворённости и умиротворённости при кажущихся «вольным людям незначительных изменениях материально-пищевых и/или бытовых условий. Сколько раз ещё в тюрьме, зоне, многочисленных БУРах**, изоляторах, «разморозившихся» после очередной жестокой «замрозки»*** услышит он грустную, расхожую у ЗЭКов шутку: «И менты не козлы, и прокурор не пи…рас, и срок правильно дали».
 Волна тепла неторопливо поднималась и когда подобно морскому приливу достигла головы, у Фарида захватило дух от чёткости и ясности возникающих в ней мыслей и воспоминаний. Перед мысленным взором проплывали родители, старшая сестра, родительский дом, дача в посёлке Луговой, Эльвира… Всё виделось в мельчайших подробностях но окрашено было не холодной тоской, как несколько часов назад, а какой-то тёплой грустью, подобно воспоминаниям о давно минувшем и невозвратном детстве. Форик открыл глаза. Видения исчезли вместе с воспоминаниями. Перед ним

* «тусовать» - переливать из одной кружки в другую и обратно.
** «БУР» - барак усиленного режима
*** «заморозка» - длительное отсутствие поступления в камеру чая, курева, вольных продуктов питания.

- 9 -

была железная «шконка» на фоне прокопчённой шубы. То ли из-за рассеявшегося дыма, то ли под действием кофеина, глаза его, как и воспоминания передавали по зрительным нервам в мозг безрадостную картину с поражающей чёткостью мельчайших подробностей. И вдруг откуда – то, как будь – то свыше в такт стучащему
в голове пульсу, ему послышались рифмованные строчки. Фарид попытался было вспомнить, где читал или слышал их, но вдруг его осенило – НИГДЕ И НИКОГДА. Тогда он первый раз познал и понял, что такое вдохновение. Он схватил ручку, «порожняк» и стал лихорадочно записывать, время от времени закрывая глаза и сосредотачиваясь на этом внутреннем глоссе:

«Загоралась зорька, за запреткой где-то.
Не грусти «бродяга», что уходит лето
Нам с тобой на зоне жить не как попало
На тюремных «шконках» лет ещё не мало.

Пусть на воле где-то – кабаков веселье
Пацаны поднимут тост за нас, поверь мне
А пока баланду и чернухи ломоть
Нам с тобой братишка долго ещё лопать.

Так давай дружище чифирок замутим
И пока о воле вспоминать не будем.
Соскобли-ка лучше с чифир бака копоть
Нам с тобой по зоне долго ещё топать.»


























- 10 -