Волны брызгали на корму, заливаясь своим шипящим смехом, веселясь под ветром и мелким дождём.
Тео держался за мачту обеими руками, точно желая попридержать качку на корабле. Бушприт мотал из стороны в сторону то рассекая волны, то взмывая к тучам. Где-то вверху прометнулась заблудшая в шторм белая, как душа утопленника, чайка и с истерическим криком скрылась в ветре и дождевой пыли. Тео крепко зажмурился, моля бога о прекращении шторма, но бог, видно, через тучи, вой ветра и гвалт дождя не услышал его мольбы, - чуда не произошло.
Волна выпрыгнула из-за кормы и с широким объятьем кинулась на Тео. Его и без того мокрые от дождя волосы налипли на лицо тёмными полосками, похожими на водоросли. В трюме по бочкам был разложен его двухдневный улов и кое-какие припасы. Умом Тео понимал, что нужно выкинуть пару бочек в море, чтобы тяжёлый корабль не опрокинулся на особенно крутой волне. Но сил у него не хватало, чтобы оторвать руки от мачты, подобраться к люку, начать работать.
Шторм с детства наводил на него ужас; каждый раз, выходя в море, Тео пытался определить, будет ли погода хорошей или справлялся об этом у более старших и опытных рыбаков. Но в этот раз он понадеялся на божью милость и пошёл рыбачить ясным утром два дня назад.
Тео поднял к небу лицо и выкрикнул: «Бог, где ты! Помоги же мне, что ты смотришь!». С неба сверзлась яркая молния, сделав тучи ещё чернее, чем они были.
- Проклятье, - застонал громко Тео. – Ты всю жизнь не смотришь на меня, ты никогда не делаешь так, как я прошу. Ты никогда не помогал мне. В прошлом году, помнишь, я просил у тебя послать мне женщину? Такую, чтоб стала хорошей хозяйкой, родила мне пару ребятишек, помнишь? И тогда же, помнишь, Харипп просил тебя о детях, мы вместе ходили в церковь в тот день? Конечно, помнишь, чёрт бы тебя побрал! И что? У Хариппа счастливая семья, а я до сих пор хожу бобылём, а мне скоро сорок! А в детстве, помнишь, мы с отцом ходили на несколько дней в море? Я прыгнул вслед за Атреем в воду. Я потонул тогда, если бы Атрей не нырнул за мной, как старший за младшим. Я наглотался воды, долго болел, до сих пор у меня кашель. У меня в жизни всё время несчастья! Я выхожу в море вместе с другими, столько же провожу за ловлей рыбы, в то же время возвращаюсь, но мой улов всегда в два раза меньше. Тебе что так трудно помочь мне в равной степени с другими?! И теперь. Я почти уверен, что Фесарион вернётся домой невредимым, а меня ты утопишь! За что я попал в твою немилость?
Вдали громыхнул гром и вслед за ним из туч посыпался крупный, как горох, дождь.
Тео заплакал.
- Батюшка всегда говорит «Бог милостив». Да уж, с кем угодно ты милостив, но только не со мной! Батюшка говорит «Терпи Тео, и воздастся тебе», да уж сколько можно терпеть?! Помирать уже можно, а я всё терплю. Долго мне ждать, скажи, пока ты смилостивишься и пошлёшь мне счастья?!
С мачты сорвалась верёвка и мокрый парус распустился на ветру, как помятый под колёсами цветок. Он убого затрепетал, стал трогать Тео за лицо, шлёпать по щекам. Прикосновения грубой ткани разозлили рыбака ещё больше.
- Что ты лезешь ко мне, проклятая тряпка! – он с силой дёрнул парус и порвал истрепавшуюся ткань. Восток начинал светлеть, но до рассвета было ещё много времени, да и кто знает, может, шторм не закончится и вовсе. Тео покрепче обнял мачту. – Погибну я здесь, точно. Ничего не помню в своей жизни счастливого. Что может быть счастливого в жизни рыбака, сына рыбака, внука рыбака? Мы всегда не доедали, уставали, как буйволы на пахоте. Одна радость могла бы быть у меня – семья, - да и той ты не дал мне.
Море вздрагивало, и в такт качке стонали скрепы где-то в глубине кормы, и стоны их были похожи на плач не рожденных Тео в счастливом браке младенцев.
- Что ты за бог такой? Может, если б мы продолжали верить в Посейдона, нам было бы больше счастья? Может, он помогал бы нам больше, чем ты? Что ты, и правда, можешь знать про рыбацкую долю, ты же и моря-то не видел, наверно, прожил всю жизнь в пустыне, да и сам был – сын плотника.
Тео стал говорить спокойнее. Должно быть, осознание собственной участи захлынуло его разум, как морская пена, и успокоило его. С запада дунул ветер, поднимая небольшое судёнышко на волнах, похожих на гигантские ладони, качающие лепесток. Эти нечеловеческие руки словно хотели повыше поднять кораблик, поближе к небу, чтобы Тео было удобнее беседовать с богом.
- Ты же видишь, как мне нелегко приходится одному. Сам я мало что могу, я человек застенчивый. К женщине так просто не подойду – не умею я с ними. У меня ведь одна надежда – на тебя, больше мне не на кого. Что тебе стоит, ты же всемогущий. Святой отец говорит, ты покойника оживил. А я-то всего прошу одну живую женщину, хозяйку. Ты же покойников оживлял, чего тебе стоит послать мне жену?
Буря затихала. Морю как будто надоело раскачиваться, и оно сбавляло высоту своих волн. Тео бормотал что-то невнятное, и голос его сливался с монотонным шумом дождя.
Красная заря, обещающая холодное утро, поднималась над горизонтом. Чайки лениво парили над водой, изредка бросаясь в мелкие волны за качающимися на них дохлыми рыбешками. На берегу было тихо, только шуршала галька, перекатываясь, мешаясь с бурой кашей водорослей.
Тео проснулся. На его лице розовел след от древесины мачты, к которой он прижимался щекой, пока спал. Намокшая одежда наполовину высохла на нем, наполовину замёрзла, и прикосновения её к телу были омерзительными и напоминали Тео пугающие истории об утопленниках, являющихся потерянным морякам. Затекшие мышцы нестерпимо ныли, по ногам побежала неприятная щекотная боль, а каждое прикосновение было похоже на зажим тисков.
Впереди виднелся остров. «Земля! - радостно подумал Тео. – Наконец-то бог послушал меня».
Но что-то смутило его, когда он всмотрелся в желтовато-бурую линию берега. На скале, повыше, над деревней, белела церковь, блестели её купола на солнце. С колокольни раздавался лаконичный бой. Никаких обычных церковных немного задорных, благовестных мелодий. Просто «бомм-бомм-бомм». Тео пронзила ужасная мысль – в деревне буйствовала эпидемия, и всем кораблям запрещалось входить в гавань. Набат возвещал о смертельной опасности, ждущей каждого, кто войдёт в эту деревню.
- О! – только и смог выкрикнуть Тео, не желая даже произносить названия того, к кому обращался он со своим воплем.
18/XII 2006г.