Ноль-тридцать три

 
 Был тихий зимний вечер. А может, ночь. В общем, часы показывали двенадцать, а уж тут пусть каждый считает как хочет. “Надо-поменять-то, надо-заме-нить-это”,-- простучали колёса о трамвайные рельсы прямо в голову. Левый поворот. Метров через сто, недалеко от дома, я остановился и вышел из машины. Наконец-то удалось выпрямить ноги, спину и рассеять внимание. Оглядевшись и вдохнув полной грудью, -- вот она, усталость,-- двинулся неверной походкой к магазину.
 Это было симпатичное заведение. Не только либеральными ценами, но и каким-то непонятным образом созданным уютом. Вроде не был он оригинален ни во внутренней планировке, ни в оборудовании, да и товары разложены те же и так же, как в любом круглосуточном продуктовом магазинчике. Наверно, это из-за контраста между чистеньким, светлым и аккуратным помещением и ветхим, обшарпанным двухэтажным домом, в первом этаже которого он размещался.
 Заходил я в него не часто, что называется по настроению.
 Пошаркав по зелёной пластиковой половице, толкнул стеклянную дверь и, войдя, остановился у прилавка. Продавщица поправляла перекошенные ценники на грустивших где-то вверху бутылках, и вытянулась так, что форменный халат с наивной простотой обтянул её стройную фигурку и совершенно беспардонно укоротился до мини.
 Я достал деньги:
 -- Пачку синего “Bond”, пожалуйста.
 Она подошла к прилавку, оказавшись ростом меньше, чем виделось, и стала сосредоточенно вскрывать непочатый блок. Симпатичное лицо девушки было не сильно, но очень продуманно подкрашено, недлинные русые волосы уложены в аккуратную причёску. В общем, была она весьма привлекательной, такой, каких в нашем годе множество.
 Положила на прилавок сигареты, чек, сдачу и, услышав от меня протокольное "спасибо", приклеила на лицо дежурную улыбку:
 -- Благодарим за покупку. Приходите ещё.
 В эти секунды я смотрел в её снизу вверх глядящие глаза и мне вдруг показалось, будто какое-то маленькое, беззащитное суетливое существо беспорядочно забегало внутри меня, где-то в районе грудной клетки, иногда выскакивая в затылок. И при этом бормотало:
 -- Ой. Ой-ой... Ой-ой-ой!..
 Это продолжалось мгновения. Я его быстренько поймал, отправил на место и
 распрощался с продавцом.
 На улице было пустынно, а с неба начал падать тихий крупный снег. Усевшись в машину, я почему-то медлил заводить мотор. “Вот ведь... -- подумал -- С чего это я адреналина хапнул? Вроде уже не двадцать давно ”. Для обретения полного равновесия пришлось рассудить здраво: “Итак... Смысла в этом никакого. Тащиться знакомиться глупо -- такие начала сюжетов любая смазливая продавщица имеет, как минимум, полно. А быть представителем масс, получающих, наверное, уже рефлекторно выдаваемые ответы -- не больно надо. Так что давай, дорогой, заводись -- и в гараж...”
 Есть замечательный способ избавления от назойливых мыслей: "снег плюс лопата". Но когда я разогнулся и отдышался, то убедился, что взгляд незнакомки не потускнел. Внутренний голос тут же гнусаво съехидничал: "А ты давай другое попробуй -- "палка плюс голова" -- хи-хи-хи!" Это правда, я это давно подметил: свежая шишка жестока в своем эгоизме, словно малое дитя -- пуп земли.
 Пока ставил автомобиль, через меня промаршировал беспорядочный строй размышлений и наконец, отойдя уже несколько шагов, я спросил себя вслух, громко и отчётливо:
 -- А оно тебе надо?
 И так же ответил:
 -- Не-а!
 Тут и пришло замечательное решение: прийти туда, критически, на грани цинизма рассмотреть даму (а недостатки в дамах, признаюсь, я узреть умею), потом купить ноль-тридцать три водки, и, как говорится, утро вечера мудренее. Сказано -- сделано. В магазине улыбнулся ей, сделал покупку да ушёл домой.
 
 * * *
 
 Тихо разделся, прокрался на кухню и, не торопясь, отправил по назначению первые сто, закусив салатом. Через пару минут тонус переутомления спал.
 Прислушался к себе, присмотрелся в себя и остался доволен -- вроде помогло. Кажется, утро и правда будет мудренее.
 Банка из холодильника поделилась со мной красавцем огурчиком, который с достоинством улёгся на салатной тарелке. И уж совсем, было, я убрал её на место, как вдруг услышал:
 -- Э-э-э... рассольчику, рассольчику забыл налить.
 В мгновение я превратился в баобаб, вот только ноги слегка ослабли. Так, держась одной рукой за распахнутую дверку, а другой за банку, не доплывшую до полки, простоял я в оцепенении, наверное, с полминуты и глядел то на бутылку, то на пустую рюмку в центре стола.
 “Не может быть,-- убеждал здравый смысл,-- со ста грамм даже завзятые ал-коголики не галлюцинируют, а я только пьяница, и то такой умеренный, что с натяжкой. Ну ладно... Вот бывают, например, миражи? - значит был звуковой мираж!”
 -- Мираж,-- произнёс я вполголоса и прислушался, будто ожидал эха. Тишина. Но как только банка оказалась на полке холодильника, зазвучал тот же некто :
 -- Мираж -- это французский военный самолёт, истребитель, а я рассолу хочу.
 Теперь я очухался быстрее. Наполнил рассолом чашку, а банку поставил под стол, внимательно осмотрев там всё, поскольку звук, как казалось, исходил оттуда. Ничего подозрительного. Выпил , насадил на вилку огурец и услышал:
 -- Рассолом запей, в конце-то концов!
 И тут пришла смутная бредовая догадка. Я глотнул рассол, встал из-за стола и очень медленно приблизил лицо к бутылке и навесил ухо прямо над голышком, прислушиваясь. Неожиданно оттуда дунуло так, что пришлось отпрянуть, а в глубине уха засвербило и зачесалось. Вслед же раздался противный, ехидный смешок.
 -- Что это ты себе позволяешь?! -- выдавил я, с выпученными глазами рухнув на табуретку. Здесь вторая доза дошла, и стало спокойнее и лучше.
 -- А что бы ты сделал, если бы незнакомый мужик подошёл и ухо к самым губам сунул?-- спросило это.
 -- Отошёл бы!.. Или... в ухо дал!
 -- Во-во! А у меня ноги-руки что ли есть?
 -- Ну ладно, а ты кто?
 -- Читай, там на этикетке всё написано.
 -- По честному? Ни разу говорящей водки не видел.
 -- Как это? Я одна везде и есть,-- не говорят же “ водок мало”,-- так что сто раз видел! Просто не всегда и не со всеми разговариваю, это да...
 -- Это значит мне вроде как честь оказана?
 -- Ду-у-ундук ты! Это значит только то, что тебе позарез надо было со мной поболтать.
 -- Да ну?
 -- Ну да. Видела, как ты на неё пялился: как папуас на мотоцикл!
 Только сейчас я сообразил, что незнакомка как-то уж и не вспоминалась.
 -- Можно ещё тебя налью?
 -- Валяй, наливай! В магазин в таком виде не попрёшься -- и отлично. Но толь
 ко не части и не помногу, а то всю выпьешь и хана: из живота-то не буду говорить -- знаешь, ведь, чем это кончается. Бывает, как начут пиво да вино на башку лить, как начнут жрать что ни попадя,-- ну и... ругнёшься вслух невзначай...
 Налил ещё грамм пятьдесят, выпил:
 -- А ты настоящая?
 -- Да-а-а! Вот левая -- та глухонемая.
 -- Ну ладно, и на том спасибо,-- глотнул рассолу, доел салат.-- А как думаешь, погода завтра какая будет?
 -- Прогноз смотрела: ослабление мороза, снег...
 -- Как это смотрела?
 -- А там напротив полки, в магазине, телевизор стоит.
 -- Да нет, чем смотрела?
 -- Послушай, юный анатом, не будь занудой !
 -- Хорошо, не буду. Тогда скажи, как хоть эту девчонку зовут?
 -- Юля. Ничего, да?
 -- Нормально. По крайней мере, с "Юля" у меня дурных ассоциаций не связано.
 -- Глаза мне у неё нравятся. Не оттого, что красивые, а что похоти злобной нет, да ведь и открыты - прямо в душу! И нет той исступлённой усталости, что у продавцов со стажем - прямо как профзаболевание.
 “Точно!,-- подумал я, -- за меня, змеюка, сформулировала. Чешет как по писаному!”.
 Собеседница продолжила:
 -- А ещё не обратил внимание? Движения у неё быстрые и точные, но плавные, без суеты. Признак характера путёвого -- сечёшь?
 -- У-гу... А ты что, за сваху сегодня?!
 -- Да больно на-а-адо! Сам первый начал. А у тебя всё равно шансов нет. Во-первых, её с работы и на работу давний ухажёр возит и, по-моему, у них взаимно; во-вторых, охранник магазинный терпеливо и хитро клинья подбивает; в-третьих, у тебя не сногсшибательная внешность; в-четвёртых...
 -- Хорош, флакон недопитый! Зануда. Циник.
 -- Не-а. Я -- реалистка.
 Странно, водкино откровение не повергло меня в уныние. Напротив, как-то полегчало, и всё вернулось на круги своя, стало так же как вчера, позавчера. Я заел очередную порцию остатками огурца и вздохнул, потянувшись:
 -- Ну спасибо. Мне от тебя полегчало. Знаешь, я в последнее время сам умудрялся с амурными темами справляться, а тут что-то здорово корябнуло...
 -- Взаимно: хоть пообщалась, а то сижу, молчу, скучища такая иногда!
 Я перелил остатки в рюмку и поднёс к губам:
 -- Ну что? Пью?
 -- Пей.
 -- Пока?
 -- Пока,-- донеслось оттуда.
 Когда закусывал сыром, показалось, что в животе кто-то недовольно вздохнул, и лишь сделав несколько крупных глотков рассола, почувствовал, как стало приятно, спокойно и хорошо. Добрался до кровати, разделся, не умываясь, устроился под одеялом и с младенческой улыбкой заснул сладким сном.
 
 
 * * *
 
 На следующее утро проснулся поздно, почти в обед -- бодрый и в хорошем настроении. Водка, видимо, и правда была настоящая и попала в меня в нужное время и в нужном количестве. После завтрака собрался и долго искал перчатки, пока не сообразил, что они, скорее всего, в машине. Взглянул на уличный термометр -- минус восемь -- и вышел.
 Солнышко играло со свежевыпавшим снегом, лизнув который, бродячая собака ярко заулыбалась. Дышалось легко и беззаботно.
 Вспомнил, что сигареты дома, но возвращаться было лень. В ближайшем “модуле” нормальная -- уставшая, грубая и вульгарно накрашенная -- магазинная тётка (даром что молодая да стройная, а тётка и есть) мне "отпустила". Я вышел и двинулся к гаражу.
 Но не успел сделать и нескольких шагов, как остановился на окрик:
 -- Молодой человек!
 Обернулся. Она, вчерашняя -- протягивала пару перчаток и глядела прямо в глаза:
 -- Вот, вы вчера в магазине оставили, а нас на время закрыли. На ремонт. Продавцы только дней через десять выйдут, а кто-нибудь из чужих вдруг унесёт? Я уж и решила с собой забрать. А там, на двери, для вас записка, чтобы позвонили...
 Того, маленького и суетливого, уже не было внутри. Он просто взял да и без спроса вырос до невероятных размеров.
 Губы расплылись в улыбке:
 -- Юля?
 -- Да.
 -- Очень приятно, Валерий. Спасибо большое.
 Рука моя с перчатками опустилась не до конца, как бы пытаясь быть ближе к девушке и обозначая, что разговор ещё не должен быть закончен.
 На лице ни один мускул по честному не выдал волнения, и дыхание не сбилось. Мысли же забились в угол и лежали там кучкой вермишели.
 Но улыбка моя залучилась, а голос преспокойно и просто произнёс:
 -- Знаете, у меня сегодня прекрасное настроение, а вы мне очень понравились. Ещё вчера. Это, конечно, не повод звать вас на ужин. В пиццерию. Но вот перчатки ... Примите приглашение как благодарность. Если нет, то просто представить не можете, как я огорчусь. Куда за вами подъехать? Сегодня. В шесть часов.
 Подумав, Юля ответила:
 -- Сегодня не получится, а вот завтра давайте здесь же, в семь. И ещё, я пиццу не очень люблю, но мы что-нибудь придумаем.
 Тело моё ответило чуть заметным поклоном:
 -- Тогда до завтра.
 -- Пока.
 Я повернулся и ровной походкой продолжил путь.
 
 * * *
 
 Вот так я и встретил свою любовь. Как оказалось, надолго, на годы. А может, и на всю жизнь...