Выкрутасы воображения

Борис Сибиряк
Зарисовка

Разогнавшись по неровной, тряской полосе аэропорта «Толмачёво», могучий аэробус «А-310» оторвался от земли и словно повис в воздухе. Стремительно уходя ввысь и пронзая едва различимые утренние облака, он, тем не менее, создавал у пассажиров иллюзию полного покоя, даже рёв моторов слегка притих, словно растворяясь в едва проклюнувшейся рассветной дымке.

В салоне дремали, шуршали газетами, кто-то тихо молился, а кто-то доставал ноутбук, готовясь коротать время просмотром нового диска с фильмами Фёдора Бондарчука. И тут правый двигатель гигантского двухмоторного лайнера не то, чтобы чихнул, но резко изменил на секунду тембр своего звучания, и самолёт чуть дёрнулся. Вздрогнув, пассажиры как по команде повернули головы направо, и тут же в динамиках послышалось беззаботное щебетание стюардессы: «Уважаемые пассажиры мы приветствуем вас на борту нашего воздушного судна…».

– Зубы заговаривает… – хмуро проворчал худосочный паренёк у окошка, отхлебнув пива из початой банки. Этот мальчишка до посадки в самолёт заметно волновался, ходил кругами, курил, и теперь, кажется, пытался заглушить пивом своё душевное смятение.

– Кстати, – наклонился к парню его грузный, потный сосед, – ты знаешь, вот оказывается, девяносто процентов катастроф происходит при взлёте и приземлении. Недавно точно такой же, как наш «А-310», сгорел вместе с пассажирами в Иркутске – долетел вроде нормально, а при посадке из-за ошибки пилота правый движок дал реверс, а левый – тягу, представляешь, какой возник крутящий момент…

– Чтоб вы все сдохли! – еле слышно произнесла старушка с соседнего ряда, доставая валидол.

– Да-а, – блаженно протянула её сверстница-соседка, – вот в поезде хоть сейчас я готова помереть, на земле ведь… А в самолёте так – нет! Страшно…

– Вам что поговорить больше не о чем? – зловеще прорычал сзади угрюмый верзила, – сидели бы дома и не воняли!

– Ну, Вы, гражданин, не очень-то… – неуверенно произнёс спортивного вида мужчина средних лет, сидящий сзади, – ругаться-то зачем?

Обернувшись, верзила выразительно посмотрел на спортсмена, тот увял, а двигатель снова издал неясный звук, и все опять вздрогнули. Девушка из динамика моментально отреагировала, приветливо предложив приготовиться к принятию прохладительных напитков.

Так продолжалось всю дорогу. Хотя после обеда стало спокойнее, все расслабились и немного повеселели. Даже парнишка с пивом, сделал вид, что задремал и перестал обращать внимание на гудение двигателей и некоторое волнение самолёта над Уральским хребтом.

К концу полёта народ привык к издевательским выходкам двигателя и кое-кто даже шутил по поводу очередного его чиха.

– Просим пристегнуть ремни безопасности, при посадке ожидается сильная болтанка из-за повышенной турбулентности в атмосфере! – радостно сообщил громкоговоритель.

– Я сейчас помру… – обречённо проронил худосочный паренёк у окошка, доставая очередную банку пива, а старушка с соседнего ряда снова полезла за валидолом.

– Надо спеть песню Высоцкого: «На братских могилах не ставят крестов…» – сладко жмурясь, как сытый кот, промурлыкал грузный мужчина.

– «Отче наш» лучше почитайте, – еле слышно прошептала сидящая впереди грустная девушка, и наступила тишина. Заложило уши, стало казаться, что самолёт снижается совершенно беззвучно. Как ни странно, приведя спинки кресел в вертикальное положение, большинство пассажиров задремало. Вскоре аэробус коснулся полосы, и в салоне раздались жидкие аплодисменты.

Паренёк раздумал умирать и растерянно хлопал глазами, похоже, не веря, что полёт завершился, причём без особой болтанки. Народ равнодушно одевался, собирал личные вещи.

«В следующий раз поеду в Москву на поезде», – подумал я, спускаясь по мокрому трапу в Домодедово. Начинался первый день моей служебной командировки.